Не вижу тебя

Я провожу все время в одной комнате. И это даже совсем не страшно, и не навевает тоску. Первые четыре дня я даже с кровати встать не мог, а теперь вот всю спальню облазил и запомнил. Да, кстати, я снова считаю дни. Неплохо, а? Северус, моя заботливая тьма, почти от меня не отходит. Мы разговариваем, кажется, обо всем на свете. Забавно, что именно из-за этих бесед, я вспомнил то, что ускользало от моего разума так долго. Мы, кстати, так и не выяснили, когда именно я ослеп. Это слово — слепота — больше меня совсем не пугает. Я что-нибудь придумаю. Теперь, когда из моего рта, из провалов моих глаз не несет мертвечиной, не взрываются дьявольским хохотом мысли, все стало намного проще. Я так долго тонул, что уже потерял надежду, даже легкие не горели. Я откашливаю воду и чувствую, как Северус косится на меня из-за своей книги. Страницы тихонько шуршат, она закрывается с негромким хлопком. Эти взгляды меня не раздражают и не пугают. Он смотрит мне в лицо, дыхание приближается, шелестят, почти вибрируют, нити волос. Я поднимаю руку, и острые скалы скул пытаются изрезать мне пальцы. Тьма задумчиво хмыкает и в тысячный раз гладит меня по голове своими длинными шелушащимися пальцами. Он снова рассказывает о волшебстве, о той древней прекрасной магии, которая держит меня в живых, о зельях и чарах, о Мерлине и Основателях, о кентаврах и русалках, о гоблинах и великанах, о темных тварях и еще более темных волшебниках. Он говорит о мире, о прекрасном огромном мире, и его голос обрушивается на меня, словно штормовые волны. Но этот океан даже в гневе не страшен. В нем живет Великий Змей, и прячется Атлантида. В этот океан мне не страшно прыгнуть и не вынырнуть, я знаю, что теперь, если что-нибудь случится, я буду не один. Голос Северуса уже скрипит, когда я обнимаю его за талию, сидя на своем стуле у окна. Щебетание птиц похоже на песни таинственных и жестоких сидхе, и мы вместе слушаем их седые мотивы и забытые слова. В саду цветет сирень, Северус как всегда пахнет полынью и огнем, а еще магией. Вскоре он осторожно сжимает мое плечо, давая знак подниматься, и остается у окна, пока я не улягусь в постели, сбив одеяло и подушки в гнездо. Он не трясется надо мной, просто внимательно приглядывается, всегда готовый вмешаться. Штора тихо колышется, и в тот самый момент, когда Северус задвигает ее, не закрывая окна, безо всяких просьб, я понимаю, что люблю его. Кажется, это чувство занимает все пространство в моей грудной клетке, выдавливая оттуда всякие глупости навроде сердца, легких и остатков горечи. Внутри что-то сжимается и колет, как недовольный рыжий ежонок. Я жмурюсь пару раз и говорю своим прежним звонким, как перестук мусорных баков с утра, голосом:  — Спасибо, — хотя сказать мне хочется совсем другое.  — Не за что, Гарри. Спокойной ночи, — дверь закрывается. Тьме тоже совсем непривычно и страшно. Смерть где-то в глубине сверкает яростно-голубыми болотными огнями и хохочет. Уж у него-то таких проблем не было никогда.