***
Джон боялся пропустить нужный поворот в темноте, но красная точка путеводной звездой мерцала на экране уже садившегося ноутбука, не давая усомниться в правильности выбранного направления. Вот и поворот, про который говорил управляющий, а далее — довольно широкая тропа. Сердце Джона пропустило удар, а затем забилось с новой силой. Темно-синий седан был здесь, а значит, здесь был и Шерлок. Уотсон мысленно расцеловал Роберта в обе щеки, заглушил мотор, вооружился фонариком и, проверив пистолет, шагнул из теплого салона в темноту. Чистое небо глубокого бархатисто-синего цвета было усыпано звездами, высоко стоял месяц, довольно сносно освещавший окрестности. Даже без фонарика Джон вряд ли бы заблудился. В траве стрекотали цикады, в густых ветвях перекликались ночные птицы, легкий прохладный ветерок шевелил кроны деревьев. Посторонних шумов слышно не было — лишь приглушенный гул автомобильной магистрали вдали. Джон шел и шел вперед, пока деревья перед ним не расступились, открывая мужчине удивительный по своей красоте пейзаж. Небольшое, но очень живописное озеро с довольно крутыми берегами, поросшими можжевельником и стройными высокими соснами, что смотрелись сказочными исполинами в лунном свете. В воздухе разливался тот самый непередаваемый аромат ночного леса, который производит неизгладимое впечатление на каждого жителя мегаполиса. О присутствии человека здесь напоминали лишь старые примитивные качели — деревянное сиденье на толстом канате, закрепленном на мощной ветке столетней сосны. Если бы не тревога, терзавшая Уотсона, он бы нашел эту картину поистине впечатляющей. — Зачем ты пришел? Джон вздрогнул от неожиданности и обернулся. — Шерлок… ты меня напугал... — Зачем. Ты. Пришел. Джон разглядел тонкий силуэт, что отделился от сосны, стоящей в нескольких метрах от песчаного обрыва. Голос был тихим и таким безжизненным, что у Джона защемило в груди. Он сделал шаг навстречу. — Стой где стоишь. — Шерлок... — Ты хотел уйти. Так почему ты здесь? Пожалел глупого мальчишку или просто выполняешь свою работу? — голос Холмса, ставший нарочито саркастичным, дрогнул и сорвался. Джон скрипнул зубами и, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони, сделал еще один шаг вперед, замечая, что голос юноши дрожит не только от переживаний... Шерлок был в одной тонкой шелковой рубашке, в которой так бездумно выбежал из квартиры, а теперь стоял на пронизывающем октябрьском ветру. Джон выругался и, воспользовавшись замешательством Шерлока, в два шага преодолел разделявшее их расстояние. Сорвав с себя куртку, он укутал в неё сопротивляющегося парня и притянул к себе, словно сковал стальным обручем теплых объятий, прижимая кудрявую голову юноши к своему плечу. Мужчина почувствовал, как напряженное до предела тело вдруг расслабилось в его руках. Шерлока затрясло словно в лихорадке, из горла вырвался судорожный вздох, зубы выстукивали чечетку. Юноша очень замерз и был на грани нервного срыва. Надо было срочно что-то делать, и Уотсон сделал то, что показалось ему единственно правильным в это мгновение. Не говоря ни слова, Джон заставил Шерлока, спрятавшего лицо у него на груди, поднять голову. Если раньше мужчина считал глаза Холмса своеобразными и даже в чем-то уникальными, то сейчас в них плескался бушующий океан цвета грозового неба из эмоций, чувств, переживаний, в котором запросто можно утонуть. Эти глаза подозрительно блестели... Все потом, сейчас главное успокоить, обезопасить, увести отсюда. Эти невозможные, искусанные в кровь губы так близко, сжатые в тонкую полоску, они дрожат. Джон провел по ним указательным пальцем, а потом накрыл своими, стараясь действовать осторожно, чтобы не спугнуть, а лишь поделиться теплом и нежностью. Юноша в его руках напрягся, но Уотсон, по-прежнему крепко прижимая его к своей груди, сказал прямо в приоткрывшиеся ему навстречу губы: — Поедем домой, я совсем замерз. Рука Джона переместилась по холодной спине Холмса на талию, поддерживая, даря желанное тепло. Шерлок, чуть поколебавшись, крепко обнял своего телохранителя за плечи. Юноша и мужчина в молчании дошли до автомобилей. Уотсон помог подопечному устроиться на переднем сидении джипа, сам сел на водительское место и быстро отослал Диммоку сообщение с одним единственным словом. Шерлок старался не смотреть на Джона, разглядывал свои замерзшие руки и продолжал кутаться в теплую куртку телохранителя. — Думаю, сегодняшнее происшествие не осталось незамеченным Диммоком и его людьми, и в данный момент твой старший брат уже читает подробный отчет о неподобающем разговоре между клиентом и его телохранителем. — Не волнуйся. Все жучки в нашей квартире я уже давно перепрограммировал, и тебе нечего опасаться. Джон ошеломлено посмотрел на юношу, а затем мягко улыбнулся. — Шерлок, все, что я наговорил этим вечером... Это было... неправильно, — Джон поднял глаза и перехватив холодную узкую ладонь, легко пожал, а потом поднес к губам, согревая своим дыханием. — Я не хотел тебя обидеть, просто та легкость, с которой ты заговорил о любви меня... ошарашила. Это было так неожиданно. Пойми... — Я люблю тебя, Джон... Я готов повторять это, пока ты меня не услышишь. — Тебе только так кажется, — Джон напрягся, но руку юноши не выпустил. — Пойми, любовь - это что-то эфемерное... Она заставляет исчезнуть жалость, она затмевает все вокруг, кроме человека, который тебе дорог. Любовь… — Уотсон замолчал на доли секунды, словно решая продолжать ли этот странный монолог, — это прислушиваться к шуму за дверью — его ли это шаги на лестнице... Когда наблюдаешь, как любимый человек ест, а сам не можешь сделать и глотка, когда не можешь уснуть, если его нет рядом. Любовь — это принятие всех недостатков любимого, какими бы они ни были. Понимаешь?.. Любовь — это... — Когда кто-то хочет убить его, а ты закрываешь его своим телом? — Шерлок...***
Автомобиль мягко катил по практически пустой в этот час трассе; неспешное движение убаюкало юношу. Шерлок не заметил, как уснул. Напряжение последних часов схлынуло, оставив после себя лишь усталость, головную боль и призрачную надежду. На заднем сидении Джон нашел тонкий плед, которым и укрыл свернувшегося в клубочек брюнета, стараясь не делать резких движений и даже дышать через раз. Джон был рад, что подопечный уснул и дал возможность спокойно подумать над тем, во что превратилась его собственная жизнь после встречи с этим неразумным мальчишкой с чистой душой, чутким сердцем и незаурядным умом. Джон окончательно запутался. Мужчина старался не смотреть на Шерлока, но не мог отвести глаз. Юноша сейчас походил на ангела: бледный, с припухшими губами, пушистыми ресницами и трогательно-беззащитной шеей. Темные кудри скрывали безупречный высокий лоб. Уставший, обиженный ребенок. Глупый мальчишка... И как Шерлока угораздило влюбиться в такую посредственность, как Джон Уотсон? Когда на притихшей Бейкер-Стрит припарковался черный джип, Диммок, стоявший у окна второго этажа, с облегчением выдохнул и, отправив сообщение Майкрофту Холмсу, спустился вниз. Увидев выходящих из машины хмурого молчаливого Джона и заспанного Шерлока, начальник охраны, раздавив в руках так и не прикуренную сигарету, не сказав ни слова, сел в машину и, громко хлопнув дверью, умчался прочь. Стараясь не смотреть друг на друга и держать дистанцию, телохранитель и его подопечный поднялись в квартиру. Оба молчали, словно боясь, что сказанное слово разобьет хрупкое взаимопонимание, установившееся между ними там, у ночного озера. Шерлок сбросил куртку Джона на кресло и подошел к окну. Уотсон хотел без лишних слов отправиться спать, но беспокойство за юношу заставило его нарушить неловкую тишину: — Шерлок, у нас был тяжелый день. Прошу тебя, иди спать. — Спокойной ночи, Джон, — голос Холмса был ровный, пустой, безэмоциональный. Джон поднялся наверх, пытаясь унять бешено бьющееся сердце, и не увидел, как его спину провожал взгляд, полный затаенной нежности.***
Шум ночного города практически стих. Слышен был лишь легкий шелест шин проезжающих автомобилей. Сквозь неплотно задернутые гардины пробивался желтый свет уличного фонаря, навевая ассоциации с луной над лесным озером. Джон принял душ, как мог самостоятельно сменил повязку и, упав на кровать, прикрыл глаза. Снизу не доносилось ни звука. Видимо, Шерлок действительно послушал его совета и лег. Нужно было уснуть, чтобы не терзали назойливые мысли о том, что жизнь его, еще недавно, вроде, вошедшая в колею, вновь несется под откос со скоростью потерявшего управление болида. Если отринуть все, кроме здравого смысла, то завтра он должен собрать сумку и навсегда исчезнуть из жизни человека по имени Шерлок Холмс. Так будет правильно, так будет честно по отношению к себе и по отношению к его старшему брату, человеку, который поверил в бывшего военного и предоставил шанс доказать, что он еще на что-то годен. Нужно порвать эти тонкие хрупкие нити, что связали их с Шерлоком, пока не стало слишком поздно, пока разум не уступил место чувствам. Но стоило Джону вспомнить выражение лица юноши там, в пронизанной лунным светом полутьме, как вся его решимость растаяла, как снег под мартовским солнцем. Воображение, на отсутствие которого Уотсон никогда не жаловался, тут же нарисовало ему маленького кудрявого мальчишку, в одиночестве сидящего на крутом берегу холодного озера и мечтающего о будущем, в котором он никогда не будет один. Сердце неприятно заныло. Что станет с Шерлоком, если он уйдет? Уотсон не сомневался, что этот мальчишка намного сильнее духом, чем кажется. Холмс переживет потерю, но какой ценой. Страх нового предательства будет преследовать его всю жизнь, и тогда юноша покроет кровоточащее сердце броней и станет холодным, замкнутым и безучастным. А может быть, пустится во все тяжкие и вновь станет одним из многих «прожигателей жизни». Нет... только не Шерлок.***
Уотсон встал и, натянув домашние брюки, спустился вниз. У двери в спальню подопечного Джона снова охватила неуверенность, а зануда-совесть зашептала что-то о совращении несовершеннолетних. Рука, поднятая, чтобы постучать, зависла в воздухе, когда заветная дверь резко и бесшумно распахнулась, являя застывшему от неожиданности Джону полностью одетого Шерлока с сигаретой в руке. Последним, что заметил Джон, было настежь открытое окно и развевающиеся от холодного ветра тонкие занавески. Сильные руки втащили его в комнату, дверь резко захлопнулась, глухим стуком оповещая о том, что назад дороги нет, а затем мир покачнулся и исчез. Остались только холодные пальцы на затылке Уотсона и нежные губы, с терпким ароматом табака и вишневой косточки, прижимающиеся к его теплым губам. Лишь одна глупая мысль удерживала на краю сознания: «Неужели губы мужчины могут быть такими восхитительно сладкими». Когда умелый язычок легкой лаской коснулся его верхней губы и нырнул в чуть приоткрытый рот, исследуя и подчиняя, Джон наконец открыл глаза и утонул в темных омутах блестевших от возбуждения глаз Шерлока. Эти удивительные глаза так близко. Юноша смотрел на мужчину так, словно боялся, что он сейчас исчезнет, рассыплется на миллионы мелких песчинок. Тонкие пальцы судорожно скользили по мускулистой спине, затем осторожно пробрались под футболку, и Уотсон понял, что пора перехватывать инициативу, потому как более чем красноречивая реакция на действия юноши уже давно дала ему понять, что слова и разум уже не имеют над ним никакой власти. — Тише, тише... я здесь, — прошептал Джон в то короткое мгновение, когда головокружительный поцелуй был прерван и губы Шерлока переместились на его шею, кружа, невесомо лаская. В ответ юноша застонал и еще крепче прижал к себе Уотсона, стягивая с него такую ненужную сейчас футболку и уже более страстно целуя, стараясь не задевать раненное плечо, пробуя на вкус теплую загорелую кожу, спускаясь все ниже к дорожке волос, убегающей в просторные домашние брюки, которые нестерпимо хотелось стянуть вместе с бельем. Руки Шерлока уже скользнули под резинку, как вдруг он был остановлен и резким движением поднят на ноги для жадного, тягучего и сладкого, как ранний мед, поцелуя. Напрягшийся было Холмс расслабился, позволяя мужчине вести. — Шер... лок... Нужно закрыть окно, — Джон понимал, что самые простые фразы даются ему с огромным трудом, а от нарастающего желания подкашиваются ноги. Холмс глухо застонал и, преодолев расстояние до окна, закрыл тяжелые створки. В ту же минуту он был прижат к подоконнику. Руки Уотсона обвили хрупкие плечи и стянули с желанного тела прохладный шелк рубашки, заменив его горячими поцелуями между так по-детски выпирающих лопаток. Поднимаясь все выше, одна рука ласкала изящную шею и темные кудри, в то время как вторая подбиралась к пряжке ремня. Одно движение и джинсы нашли временное пристанище на паркете, а рука телохранителя требовательно сжала сквозь тонкий хлопок уже полностью возбужденный член юноши. Шерлок рвано выдохнул и, развернувшись лицом к своему мучителю, опустился на колени. Холмс помог Джону избавится от брюк и замер, любуясь открывшейся картиной. Полностью возбужденный член манил, завораживал первозданной красотой. Затем, словно выйдя из транса, Шерлок поднял на мужчину сияющие глаза, прося разрешения. Джон сглотнул, облизнув вмиг пересохшие губы, кивнул своему персональному наваждению и откинул голову назад, потому что боялся, что все закончится слишком быстро, если он будет смотреть на то, как эти чувственные губы дарят ласки, о которых еще несколько часов назад он не смел даже мечтать. Джон поплыл, огромными усилиями удерживая себя в реальности. Юноша для своих двадцати лет был слишком опытен, его горячий рот творил невообразимые вещи, то дразня, то яростно беря, то нежно отстраняясь, Шерлок искусно удерживал Уотсона на пике наслаждения. Сколько же их было?.. Ощутив укол жгучей ревности, Джон оттолкнул от себя кудрявую макушку и, игнорируя непонимание в расфокусированных от желания глазах, увлек своего уже любовника на кровать, которая приняла на себя тяжесть двух сплетенных, обнаженных тел с тихим скрипом. Уотсон яростно целовал припухшие губы, ощущая вкус предъякулянта, покусывал совершенные плечи, спускаясь вниз. Обвел языком ареолу чувствительного соска на гладкой безволосой груди цвета алебастра, прикусил второй, огладил узкие бедра, чувствуя, как откликается на ласку и трепещет под его руками юное тело. Чуть сильнее сжал вожделенные ягодицы, слизнул теплую каплю с красивого идеально ровного члена. Шерлок под ним задрожал, задыхаясь от переполняющих его эмоций, цепляясь за плечи, впиваясь ногтями в спину. Нетерпеливый стон вытолкнул Джона из блаженной нирваны, напоминая о том, что напряжение уже стало болезненным, а желание нестерпимым. Юноша, словно прочитав потаенные мысли Уотсона, простонал громко с требовательными нотками в умопомрачительно сексуальном голосе: — Только ты... Только ты, Джон. От этого голоса у хладнокровного бывшего военного окончательно снесло крышу: — Шерлок, ты уверен? — Под подушкой... — выдохнули развратно такие ангельские губы. «Ах ты стервец!» Щелчок крышки почти не слышен из-за шума крови в ушах. Страх причинить боль своей неопытностью покинул Джона, как только стройные ноги призывно раскинулись в стороны, а изящные ладони решительно потянули к самому сокровенному еще совсем недавно чужие, а теперь такие желанные теплые ладони. Несколько плавных движений, нужный угол, легкий поцелуй в нежный шелк юношеских бедер, и прикушенная до крови губа уже не помогла. Шерлок стонал в голос, насаживаясь на пальцы, дарящие яркое, как закатный отблеск, наслаждение. Джон не мог оторвать глаз от любимого лица и, кажется, дышал с юношей в унисон. — Пожалуйста… — выдохнул Холмс, вцепляясь в простыни мертвой хваткой. Уотсон на мгновение зажмурился, потому как видеть это перекошенное страстью, а оттого — еще более прекрасное лицо уже не было сил, и начал медленно входить в податливое тело. Шерлок скрестил лодыжки у него на пояснице, словно стараясь слиться с мужчиной в одно целое. Джон вошел на всю длину и, задержав дыхание, прислушался к давно забытым ощущениям, с восторгом осознавая,что все происходящее реально,сердце рвется из груди, а член скользит в горячем и влажном плену. Глаза напротив распахнулись, и хриплый умоляющий шепот заставил мужчину, забыв про осторожность, двигаться быстрее, резче, выходить полностью, чтобы через мгновение снова наполнить… погрузиться в пульсирующую манящую тесноту. Джон, исступленно целуя острые скулы, подрагивающие веки в опушении длинных ресниц, с восторгом отметил соленую сладость на языке и кончил с протяжным стоном. Шерлок сорвался следом, даже не прикоснувшись к себе. Оба тяжело дышали, но не делали попытки отстраниться. Джон невесомо целовал влажные ключицы, а Холмс перебирал светлую шевелюру еще подрагивающими после оргазма пальцами. Уотсон поднял голову и улыбнулся чуть виноватой, но счастливой улыбкой, как человек, который наконец нашел то, что так долго искал. Шерлок смотрел во все глаза, стараясь запечатлеть в памяти новую улыбку своего любимого, предназначенную только для него. Мужчина скатился с юноши и лег рядом. Шерлок потянулся, пребывая в блаженной истоме, и тело Уотсона тут же дало понять, что оно готово продолжить только что завершенное безобразие с новыми силами. «Кажется ты попал, капитан Уотсон», — пронеслось в голове у Джона, и он снова прильнул к губам юноши, как к целительному источнику, чуть не захлебнувшись от нежности. — Почему? — голос Шерлока был чуть слышен в ночной тиши. В ответ на вопросительный взгляд, юноша перекатился на бок, прижался к Уотсону всем телом и продолжил: — Почему с тобой все иначе? Мне никогда не было так хорошо. — М-м-м… — протянул задумчиво мужчина. — А ты не догадываешься? Шерлок лукаво улыбнулся: — Потому, что это любовь. — Шерлок... — И еще, я жуткий собственник, — юноша закинул ногу на бедро мужчины. — А потому хочу знать: кто такой Ник? Джон явно напрягся, но тут же расслабился, почувствовав ласкающую ладонь на своей груди. — Не сейчас Шерлок... не сейчас. Уотсон поцеловал юношу в переносицу, убрав со лба влажную прядь: — Мы идем в душ, и это не обсуждается, — в голосе Джона читалось веселье. — А потом — ляжем спать, потому что кое-кому рано утром на учебу. А завтра вечером состоится тематическая лекция о воздействии никотина на неокрепший юношеский организм. Шерлок недовольно скривился от нравоучительного тона, но безоговорочно последовал в душ за Уотсоном, любуясь своим обнаженным мужчиной и наслаждаясь теплом, которым веяло от его слов. — Я надеюсь, лекция будет проходить в моей спальне в горизонтальном положении? — произнес за спиной телохранителя завораживающе-чувственный баритон.