***
Елка переливалась теплым светом гирлянд, праздничная кружевная скатерть миссис Хадсон уже заняла свое законное место на столе в гостиной, в воздухе переплетались ни с чем несравнимые запахи рождественского ужина. Приятный тембр Эллы Фицджеральд из динамиков музыкального центра завораживал своим звучанием, но Уотсон не замечал волшебства вокруг. Джон стоял у окна, разглядывая заснеженную улицу. Мимо дома быстрым шагом проходили припозднившиеся лондонцы, все реже проезжали автомобили. Уотсон старался не смотреть на часы, и не встречаться взглядом с обеспокоенной миссис Хадсон. До полуночи оставалось три часа, а Шерлок так и не появился. Любой темный внедорожник, показавшийся перед окнами, заставлял сердце Джона биться с удвоенной частотой. Джон никогда не старался контролировать Шерлока, когда тот уезжал в поместье под присмотром охраны. Но сегодня Джон волновался. Что случилось с мамой Шерлока? Почему он не взял его с собой в поместье? Неприятное тянущее чувство в груди не отпускало последние несколько часов. Два посланных сообщения остались без ответа. Джон раз за разом пытался дозвониться до Шерлока, надеясь услышать родной голос, но на другом конце сухое сообщение оператора оповещало о том, что абонент недоступен. Воображение быстро нарисовало несколько страшных картин... авария, снайпер... Если бы дело было только в тяжелом состоянии матери, Шерлок никогда бы не выключил телефон, скорее наоборот... Телефон Диммока отвечал длинными гудками, но трубку не брали. Джон сорвался. — Миссис Хадсон, — Уотсон схватил теплую куртку, — я за Шерлоком, мы скоро будем... — Но Джон... как же... — миссис Хадсон изо всех сил старалась не выдать своей тревоги, но получалось из рук вон плохо. — Накрывайте на стол и ни о чем не волнуйтесь, — Джон подошел к пожилой женщине и поцеловал в щеку. — Все будет хорошо.***
Машину, на которой Джон возил Шерлока, беспрепятственно впустили на территорию поместья. Морозный воздух обжег лицо и растрепал волосы Уотсона в тот момент, когда он вышел из теплого салона. Мужчина поднялся к входной двери, которая тут же распахнулась. Он ожидал увидеть обеспокоенного Роберта, расстроенного Шерлока или рассерженного неожиданным вторжением Диммока, но дверь открыл один из телохранителей старшего Холмса и кивком попросил следовать за ним. Сначала Джон решил, что они направляются в гостиную, но когда они миновали центральные комнаты и проследовали в библиотеку, сердце пропустило один удар. Он понял, что было не так. Тишина. Абсолютная, идеальная тишина в огромном доме в канун Рождества. Это немыслимо. Ни возбужденных голосов прислуги, накрывающей на стол, ни запахов готовящейся еды, ни тихой музыки, которая всегда звучала в гостиной, даже когда миссис Холмс нездоровилось. О том, что дом обитаем, говорило лишь слабое освещение в прихожей и гостиной. Идущий впереди мужчина коротко постучал в дверь , услышав «войдите», пропустил Джона вперед и закрыл дверь, оставшись в коридоре. Джон огляделся. Библиотека. Здесь он был только один раз, в ту неделю после ранения, что прожил в поместье. Тут всегда царила атмосфера спокойствия и безмятежности, что присуща всем библиотекам, будь они общественными или частными. Это место было также и кабинетом Майкрофта в те дни, когда он жил в поместье. Сейчас старший Холмс сидел за столом, такой же, как и всегда, — подтянутый, в хорошо сшитом костюме с идеальной стрижкой и, казалось, — не заметил появления Уотсона, даже не повернул голову при его появлении, продолжая смотреть на огонь в камине. — Мистер Холмс, могу я узнать, что происходит? От Шерлока не было никаких вестей целый день. Как здоровье миссис Холмс? Надеюсь, ей лучше? Уотсон осекся, увидев прямой и жесткий взгляд Майкрофта, когда тот повернулся к нему. Серые глаза смотрели холодно, губы сжимались в тонкую линию. В тот момент, когда Джон был готов задать очередной вопрос, Майкрофт Холмс достал из верхнего ящика стола конверт и положил его на стол перед телохранителем. Руки Джона не дрожали только благодаря огромному усилию, которое он сделал над собой. В голове билась одна единственная мысль: похищение. Шерлок в руках ублюдков, которые прислали фотографии, на которых... Джон почти задохнулся. Даже если это так, он не должен показать, что это для него значит. Открыв конверт, Уотсон увидел чек, и даже не разглядел сумму, его затопило облегчение, но тут же пришло осознание того, что сейчас произошло. Майкрофт подтвердил догадку, сухо бросив: — Вы правильно поняли: в ваших услугах больше не нуждаются. Джон онемел. Он понял, что это конец всему. В голове теснилось множество вопросов, но язык не повиновался, чтобы их озвучить. В голове, как пульс, билось одно: «Я больше его не увижу. Никогда». Уотсон поднял глаза от чека и, удивляясь своему, словно чужому, голосу произнес: — Я могу попрощаться? — Нет, — последовал незамедлительный ответ, и Джон заметил, как Холмс сжал подрагивающими пальцами подлокотники кресла. — Отлично! Тогда я найду его сам, — Джон машинально запихнул конверт с чеком в карман и направился к двери с твердым намереньем обыскать весь дом от подвала до чердака, но в спину прозвучало убийственное: — Вы не найдете его, Уотсон. Вы никогда больше его не увидите. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы никогда не встретились. Джон резко развернулся. Происходящее злило до зубовного скрежета, в висках появилась пульсирующая боль. — Почему? — единственное, что он смог из себя выдавить, через сжатые зубы, вплотную подходя к хозяину дома. Майкрофт молча достал из ящика стола еще один белый конверт, размером побольше, и положил его перед побледневшим Джоном. Судя по размеру конверта — фотографии... Он оказался прав — две довольно четких фотографии. На первом снимке — ранее утро около месяца назад, когда они завтракали в любимом кафе Шерлока. Джон впомнил тот самый момент, когда его руки накрыли замершие пальцы любимого, согревая, а Шерлок смотрел на него и выглядел слишком счастливым, слишком... влюбленным. Именно это и запечатлел фотограф. Второй снимок был худшего качества, но не менее информативным. Шерлок, вцепившийся в куртку Уотсона мертвой хваткой, практически целующий телохранителя на пороге Бейкер-стрит. Джона накрыло воспоминание о том дне. Они поссорились из-за очередной выходки Шерлока, и Джон, вызвав на помощь людей Диммока, ушел практически на весь день. Когда вернулся, Шерлок, которого охрана не выпускала из дома, несколько часов ждал его возвращения, сидя прямо на ступеньках в прихожей, и буквально сбил с ног страстными извинениями. Лучшего компромата подобрать было невозможно. Надо было это признать. Чувства Шерлока здесь были как на ладони и говорили они больше, чем самое откровенное видео. Джон чувствовал, как пристально изучает его реакцию Майкрофт Холмс. Уотсон поднял глаза, и его словно обдало волной боли и отчаянья, старший Холмс действительно переживал за брата и готов был защищать от любых невзгод. От всего... даже от жизни. О чем он думал, рассматривая эти фото? Ну конечно. Джон задохнулся от осознания того, что сейчас чувствует Майкрофт: его брата бессовестно соблазнили и использовали. Какой еще вывод мог сделать любящий старший брат, привыкший во всем контролировать младшего? Он не верит во взаимность со стороны Джона, винит себя в том, что их непозволительная близость стала возможна. Джон не знал, почему так неторопливо вложил снимки обратно в конверт и прижал к груди, не знал, почему молча выложил из наплечной кобуры оружие и положил на стол. Он лишь знал, что должен уйти прямо сейчас, чтобы не начать оправдываться, говорить о том, что было только между ним и Шерлоком. И он ушел, развернувшись по-военному и прикрыв за собой дверь. Молча прошел мимо замершего соляным столпом телохранителя, мимо плохо освещенных украшенных к Рождеству пустых комнат. В застывшей тишине его шаги звучали слишком громко, но Джон не обращал на это внимание, его взгляд совершенно случайно зацепился за портрет темноволосого мальчика, висящий на стене. Уотсон на минуту замер, стараясь удержать возникшую иллюзию, но это не помогло. Он слышал, как по коридору катится детский смех. Голос еще другой... чистый и звонкий, а не глубокий и бархатистый. Еще мгновение и наваждение исчезло... пришла боль. Джон все так же стискивал в руке конверт, покидая дом. Он пересек лужайку и, оказавшись за воротами поместья, пошел пешком в сторону оживленной трассы. Крупные хлопья снега кружили в воздухе, холодный ветер забирался под одежду. Джон бережно спрятал конверт во внутренний карман куртки и, набросив капюшон на голову, продолжил путь. «А на что ты надеялся, капитан Уотсон? Думал, это продлится вечно? Ты прекрасно знал, как Майкрофт Холмс отреагирует, если узнает правду. Твой лимит счастья исчерпан. Будь благодарен судьбе за те редкие минуты рядом с Шерлоком и радуйся тому, что остался жив».***
Маленькая серая квартира на окраине города встретила Джона привычной тишиной, нарушаемой лишь монотонной капелью из плохо завинченного кухонного крана. Хозяйка квартиры с удивлением узнала в хорошо одетом мужчине того угрюмого военного с мутным пустым взглядом, что вернул ей ключи несколько месяцев назад. К счастью, его бывшая квартира пустовала, так что, обговорив условия аренды, Джон въехал в знакомые безликие апартаменты. Уотсон испытывал полное ощущение дежавю. Стены давили, невеселые мысли не давали уснуть, преследовало стойкое желание перейти улицу и зайти в паб, что манил, соблазнительно бликуя неоновой вывеской. Джон держался. В течении недели он нашел работу. Тупое монотонное пребывание на посту охраны одного из торговых центров с рабочим графиком сутки через двое, хоть как-то отвлекало от воспоминаний. Ночами Джон проваливался в сновидения, как в черную дыру. Сон не приносил ни отдыха, ни даже забвения. Серые пески Афганистана сменились черным мокрым асфальтом, рассыпающимся на мелкие кусочки от срикошетивших пуль. В реалистичных кошмарах Уотсон вновь проживал тот памятный вечер у бассейна. Черный джип, темные спутанные кудри, испуганные серые глаза на бледном лице, тонкие пальцы в ярко красной крови и такой родной, испуганный голос, повторяющий его имя. Проснувшись среди ночи от собственного крика, Джон вставал с постели и устраивался в продавленном кресле, уставившись в темнеющий проем окна невидящим взглядом, сжимая в руках большую кружку с дрянным кофе. Уотсон ненавидел эти ночные бдения. Время, когда воспоминания, подобно голодным волкам, вгрызались в душу, впивались острыми когтями прямо в сердце. Джон вспоминал, как появился на Бейкер-стрит тем ранним рождественским утром, после разговора с Майкрофтом Холмсом, обернувшимся катастрофой. Миссис Хадсон спала в их гостиной, укрывшись пледом, прямо перед бормочущим телевизором. На празднично накрытом столе стояли нетронутые блюда. Она ждала своих мальчиков до последнего, пока её не сморил сон. Уотсон понимал, что не имел права так поступать с миссис Хадсон — оставлять её одну в рождественскую ночь — но он ничего не мог с собой поделать. Он всю ночь бродил по ярко освещенным улицам, то и дело сталкиваясь с оживленными компаниями молодых людей или влюбленными парочками, нежно обнимающимися на фоне искрящихся праздничных огней. В четыре часа утра, стоя в гостиной на Бейкер-стрит, совершенно разбитый, продрогший и уставший, Джон смотрел на пустующее кресло Шерлока и чувствовал тошноту и необыкновенную пустоту внутри. В тот миг он вдруг осознал, что вернулся домой, туда, где был впервые по-настоящему счастлив, туда, где все напоминало о Шерлоке, которого — Джон был в этом уверен — он никогда больше не увидит. Проснувшаяся миссис Хадсон, только взглянув на квартиранта, тут же все поняла, позволила Джону налить ей чашечку чая и просто посидела рядом в гостиной на холодном кожаном диване, не задавая вопросов, лишь тяжело вздыхая и бросая понимающе-проникновенные взгляды на Джона. Она все знала — давно, если не с самого начала, — и бережно хранила их тайну. Уотсон был уверен, что старая няня не опустилась бы до слежки за своим любимым мальчиком. Джон решил, что должен покинуть Бейкер-стрит как можно быстрее. Сумка была собрана на автомате, и следующие полчаса Уотсон просто сидел в комнате Шерлока, скользя невидящим взглядом по вещам, что были связаны с его... любимым — наедине с самим собою Джон наконец признал это. Мужчина подошел к их кровати и бережно положил на подушку небольшую темно-синюю коробочку, перевязанную серебристой лентой, а рядом сложенный вчетверо лист бумаги. Нежно проведя рукой по небрежно брошенному на стул шелковому халату, Джон подхватил сумку и решительно спустился вниз. Миссис Хадсон так стиснула Уотсона в объятиях, что он испытал прилив сыновней любви к этой хрупкой на вид, но такой сильной женщине. Нырнув в спасительную тесноту кэба, Джон обернулся, миссис Хадсон продолжала стоять на ветру, кутаясь в шаль, смаргивая с ресниц то ли слезы, то ли тающие снежинки. Еще глоток уже холодного кофе, и Джон, прикрыв глаза, вспоминал первую встречу с Майкрофтом Холмсом. Пренебрежительный взгляд, сухой кивок, внезапное нападение незнакомца и молниеносная реакция Джона. Крепкое рукопожатие старшего Холмса и... неожиданное появление Шерлока. Последний разговор с Майкрофтом вспоминался с гнетущим, непроходящим чувством вины. Этот лощеный финансист поверил ему, человеку с алкогольной зависимостью, с далеко не безупречным прошлым, доверил самое дорогое — родного брата, а в ответ получил лишь обман и ни одного вразумительного объяснения. Уотсон был уверен — только любовь к Шерлоку удержала старшего брата от расправы над человеком, игравшим, по его мнению, чувствами младшего брата. Далекий звук полицейской сирены выдернул Джона из воспоминаний. Утро вступало в свои права, притупляя душевную боль, до тех пор пока на столицу вновь не опустится ночь. «Где ты сейчас, Шерлок?»