***
На палубу бака выкатили две большие пушки и к лафетам их длинными цепями приковали обоих пиратов. Они стояли прямо, а жерла заряженных орудий упирались им в спины. Уже от одних приготовлений к казни Элизабет стало плохо, но капитаны держались стойко, так что оставалось только соответствовать. Пиратку просто швырнули на палубу между пушками, где она и осталась сидеть, прислонившись к лафету одной из них, тихо дрожа от холода и стараясь не смотреть на мутное пятно заходящего солнца. Наконец, вымучивать из себя «гордое молчание» стало невыносимо, и Элизабет в сердцах пнула Джека по ноге. - Я, конечно, понимаю, что настало время для последних признаний… - проворчал Воробей. – Но что-то они у тебя слишком пылкие… - Ты бы мог сразу нам все рассказать! – запоздало излила свой гнев пиратка. - Ну, тогда вы не стали бы мне помогать украсть артефакт… - непонятно, чего в признании Джека было больше – искренности или наглости. - Его можно было вообще не красть! - Есть на свете много вещей, которые можно было бы вообще не… - Воробей покосился на Элизабет и взгляд ее быстро отбил желание отшучиваться. – Понимаешь, когда я попал на остров, из моего положения было два выхода – договориться или пойти на корм рыбам. Мне пришлось пообещать… - Ну, конечно, – с привычным сарказмом вмешался Барбосса. – Ты еще скажи, что в жизни не нарушал своих обещаний. Просто ты планировал избавиться от меня чужими руками, Воробей. Но, как всегда, только глубже увяз в неприятностях. Джек натянуто ухмыльнулся: - Странно слышать насмешку от того, кто увяз в этой навозной яме ничуть не меньше меня! - Я хотя бы не сам для себя ее выкопал! Элизабет тихо застонала. - Вы двое, в присутствии друг друга можете делать что-нибудь, кроме как постоянно между собой собачиться? - Извини, Элизабет… - Джек якобы виновато поерзал на месте. – Но когда я волнуюсь, мне необходимо кому-то действовать на нервы – это меня… успокаивает. - А работать в команде и подумать, как нам выбраться отсюда – не вариант? – уже устало возмутилась пиратка, чувствуя, что на очередную вдохновляющую речь ее сейчас явно не хватит. - Еще раз работать в команде с ним? – надменно фыркнул Барбосса. – Да пусть меня лучше вздернут на рее. - Да! – горячо поддержал Джек. – Пусть лучше его вздернут на рее. Элизабет стукнулась головой о ступицу пушечного колеса. - Не судьба, – раздраженно выпалила она. – Меньше чем через час вас обоих пустят на фейерверк! И мне придется на это смотреть, а самое… - тут Элизабет зло шмыгнула носом, загоняя обратно бросившиеся в глаза слезы. Нет, пиратки не плачут. – Самое поганое, что я так и не извинилась перед Уиллом за то, что усомнилась в нем. Вечные спорщики, как по команде, умолкли... Высказалась, называется. Как ей вообще на ум пришло начать жаловаться, да кому? Этим пиратам? Элизабет вызывающе сверкнула глазами: ну, давайте, мол, съязвите, оба вы в этом профессионалы! Но Гектор деликатно проигнорировал сей всплеск дамских эмоций, а Джек, хоть и не скрыл удивления, улыбнулся вовсе не насмешливо. Элизабет смущенно поежилась и слегка потеплела сердцем… Может быть, море и было единственной любовью капитана Джека Воробья, но все же существовала на свете одна женщина, которой удалой пират позволял гораздо больше, чем десяткам прочих. Никогда не претендовавший зваться благородным, Джек молча простил этой женщине ее предательство и свою смерть в пасти кракена... да что там - даже целый сожженный склад превосходного ямайского рома! Эта наглая особа не раз сбивала с курса стрелку его компаса и первой бросила ему в лицо сногсшибательное откровение о том, что он, Воробей, оказывается, добряк! И самое странное, что в ее присутствии Джек, как по волшебству, и порой против собственного желания, начинал этой характеристике соответствовать! - Эй, - Джек дернул усом, одновременно подмигивая и подбадривающе ухмыляясь. - Мне кажется, рано еще вешать нос ниже ватерлинии. Ты же не думаешь, что у капитана Джека Воробья не осталось больше козырей в рукаве? Около минуты Джек грелся в лучах пристального внимания, а потом возмутился: - А разве сейчас не время спросить: о, боже, Джек! Какую гениальную идею ты изобрел на сей раз?! Барбосса на секунду задумался: - Ты отдал им не ту раковину, так? Воробей угрюмо на него покосился. - Вот за что не люблю тебя, Гектор, так за твое умение подленько испоганить людям момент триумфа... - Ничего триумфального не вижу. Как ты собираешься это использовать? - Пока что - выиграть время. Думаю, этот приятный сюрприз я преподнесу Опенгеймеру и его мелкой «подружке» ближе к ночи… - Правильно! - вдохновилась Элизабет. - А потом Уилл нас спасет. Он обещал прийти, а он всегда держит свое слово. - Да-а, - не без некой ревности протянул Воробей. - Именно поэтому ему никогда не стать великим пиратом. - Ну, не знаю, не знаю, - недоверчиво проворчал Барбосса. - Дело твое, Джек. Это ведь на твоей шкуре Опенгеймер будет отсчитывать каждую выигранную минуту. - Интересно, и отчего ж ты такой злыдень? - заметно приуныв, вздохнул Воробей.***
Море бывает многоликим. Грозным или спокойным, ласковым или холодным. У моря тысячи оттенков. Только человеческая душа может вместить столько красок – да и то, не каждая. Море живое. Жизнь в нем пульсирует, льется по венам течений, летит дыханием ветра, поет шумом прибоя. Море, наверное, женского рода. Как капризная красавица, оно меняет свои наряды сто раз на дню, то в бешенстве разбивает корабли, то томно мурлычет у берега. Море ворует сердца отважных мужчин, и раз за разом зазывает в свои объятия, чтобы некоторые упокоились в них навеки. В этот раз море было… уютным. И немного усталым. Оно дышало ровно и глубоко, как дремлющий человек. Багровое крыло заката простерлось над водами пламенем догорающего очага. Волны играли бликами уходящего солнца, выносили их на своих хрустальных спинах и бросали на берег крапинками янтаря. Суетились в полосе прибоя мелкие крабики, сонно перебирали пальцами по струнам ветра широкие листья пальм. Неподалеку от берега журчал, исторгаясь из скалы, пенный родничок. У его каменистой чаши, утопив в воде подол потрепанного платья, и сидела темнокожая, темноокая женщина. В руках – а вернее, над ладонями – она держала круглую водяную сферу, внутри которой, словно в гадальном шаре, мелькали события и лица. - Любуешься забавами смертных, Калипсо? Тиа Дальма подняла голову и бросила равнодушный взгляд на высокую фигуру, застившую ей последний закатный свет. А затем как-то отрешенно улыбнулась. - Этьи души нье будут твоими, Аид, – акцент, как и это земное тело, въелись в нее, стали привычкой. Нимфа могла избавиться от них, но пока не испытывала в этом потребности. – Тебье не приковать их к граниту Тартара. Даже есльи они умрут. Грозовым шквалом в ночи и ветерком-бродягой над волнами - их души останутся с морем. - Время Старых Богов уходит, Калипсо, – тихим голосом отвечала тень. – Новая вера учит делить мир на черное и белое. Души пиратов ныне принадлежат мне. Тиа Дальма вернула прозрачную сферу водам источника и медленно покачала головой. Улыбка нимфы озарилась каким-то ностальгическим вдохновением. - Кем бы ты тепьерь ни звался, Аид, богом или дьяволом. Кто бы ни возложил на твои плечи долг мерить на весах добро и зло – всьегда найдутся бунтари, которых нье уместить в прокрустово ложе. Не небу, но и не аду предназначены их души. Те, кто выбрал своим богом морье и свободу – принадлежат мне. Тень усмехнулась, ширясь в пространстве и накрывая нимфу с головой. - Я тут не для того, чтобы спорить с тобой, морская ведьма. Но знай, если ты и на этот раз осмелишься вмешаться… - Ньет, – морской ветерок, крепчая, разметал волосы нимфы, когда та поднялась навстречу тени, и легким лукавством блеснули темные глаза Тиа Дальмы. – Время Старых Богов прошло. Льюди тепьерь сами решают свою судьбу. Я не стану вмешиваться. Они спасут себя и без моей помощи. Тень заколебалась на ветру. - Чем же? - Сердец отвагой. - Что ж… Это мы еще посмотрим.***
Абигель пристально вгляделась в лежащую на ее ладони красивую, но все же, слишком уж обычную ракушку, а затем перевела блеснувший тихой яростью взгляд на главаря Пробуждающих. - Как ты мог купиться на это, Опенгеймер?! Чернорясник взревел от злости и рванулся к Воробью: - Лучше тебе сей же час признаться, что ты блефуешь, иначе я тебя придушу собственными руками!!! - А вот с этим у нас неувязочка, – сияя доброжелательностью, улыбнулся Джек, на всякий случай подальше отстраняясь от перекошенного гневом лица чернорясника, насколько позволяло упирающееся в позвоночник дуло пушки. – Видишь ли, если не убьешь нас – не сможешь пробудить Саратан. А если убьешь – откуда уверенность, что Улумури не у туземцев и они снова не усыпят свой остров, и все ваши планы не пойдут прахом? Так что, решать, конечно, тебе, но я бы не советовал спешить. Опенгеймер схватил было Джека за грудки, но Абигель топнула ножкой. - Стой! Пожалуй, Воробью была куда приятнее ярость Опенгеймера, чем та ядовитая улыбочка, с которой девчушка приближалась к пирату. В такт ее шажкам, на тонком пояске позванивали ключи, замкнувшие оковы капитанов. Аби протянула маленькую ручку и пальчиком погладила тыльную сторону правой ладони пирата. Воробей, конечно, когда надо, неплохо владел эмоциями, но от этого жеста едва заметно вздрогнул. - В прошлый раз я ошибся немного, мистер Воробей, – тихо промурлыкала девочка. – Это клеймо ставят не на руку, а на лоб преступнику. Но не пугайтесь заранее, нет, я исправлять дело не буду… А вот… ваши приятели, кажется, еще не попадали в руки закона, дабы получить причитающуюся им метку? Не успела Элизабет сообразить, что еще за беда свалилась на нее, пальчик Абигель, с неотвратимостью пистолетного дула, направился ей в лоб. - Миссис Тернер, королева пиратов! Думаю, не стоит скромничать, скрывая от людей сей «почетный» титул? __________________________ Использованные в тексте специфические, "морские" термины: Ватерлиния – линия, где поверхность воды соприкасается с корпусом плавающего судна.