Morgenstern

      — Ты придумал, что будешь делать в кадре? — не унимался Пауль, ёрзая в кресле гримёра и доставая каждого вопросами о предстоящих съёмках. — Я подойду к ней, возьму за руку, поглажу её нежную кожу, потом гляну на свою шершавую пятерню и зарычу от зависти.       В тот же миг ритм-гитарист издал неиндефицированный звук, от которого Рихарду и остальным участникам группы захотелось спрятаться куда подальше или послать Пауля в том же направлении.       — Мучить будешь девушку, а не нас, — пригрозил из соседнего кресла загримированный Тилль, угрожающе зыркнув на Ландерса глазами, которые из-за тёмного макияжа казались почти прозрачными.       — В роль входишь? — парировал Пауль, едва сдерживаемый опытными руками терпеливых гримёров.       Сейчас небольшая комната, в которой разворачивалось действо преображения, была заполнена до отказа. Вешалки со всевозможными костюмами и дополнениями к ним; столики, заваленные различными баночками, пузырьками и тюбиками; реквизит, сверкающий разными оттенками и пугающий неосведомлённых; пара гитар, сиротливо покоящихся в кофре в самом углу — всё это было залито режущим искусственным светом, сочащимся с потолка. Между всем этим творческим безумием скользили тени персонала в лице гримёров, но главными героями хаоса были сами музыканты, которые приняли свой сценический вид.       Флаке после обработки стал непонятного песочного оттенка и, казалось, уменьшился в размерах. На нём было трико телесного цвета, в котором смотрелся, точно иссушенный на солнце.       Шнайдер, напротив, весь был увешан всяческим хламом. На его костюме в безобразии теснились монетки, различные блестящие побрякушки, цепи, парочка черепов и куриная лапка, окровавленная тряпица и несколько изящных ножей. В глазах барабанщика были красные линзы, которые делали его взгляд более зверскими, а голову украшал венок из денег.       Пауль «потемнел от зависти». Абсолютно весь он был чёрным, руки его были искусно обезображены и покрыты пузырями и жуткими гематомами. Даже зубы «исчезли». Лишь глаза двумя белоснежными точками — благодаря линзам — выделялись на лице, придавая пугающий нездоровый вид.       Тиллю снова предстояло гулять с голым торсом, демонстрируя своё могучее телосложение, что весьма подходило для Гнева. По мере возможности его покрыли белилами, и теперь он, словно приведение, наматывал круги по площадке.       Самым забавным существом оказался Оливер, которому пришлось всё-таки приделать бутафорское брюшко, но только его. Это высокое создание с длинными тощими руками и ногами, обременённое гигантским животом смотрелось и комично, и трагично, облачённое в забрызганную кетчупом и горчицей больничную сорочку.       Разумеется, счастливый билет вытянул именно Рихард. Похоти по статусу нужно было быть притягательной и желанной. Поэтому соло-гитарист превратился в невыносимо аккуратное и ухоженное создание: уложенная волосок к волоску шевелюра; бронзовое тело, укутанное в шёлковый чёрный смокинг, подведённые сверкающие глаза. Круспе знал, что лучше него роль не исполнит никто. Дело оставалось за малым: девчонка должна была подыграть ему в лучшем виде.       Когда вся фрик-братия выстроилась перед режиссёром, Зоран причмокнул от удовольствия.       — Вы только гляньте на себя, — сказал он довольно, — тут бревном стоять можно, всё ясно будет. Но мы так не делаем, верно, провокаторы?       Все, окинув друг друга взглядом, заулыбались. Начало было положено. Здесь, на съёмочной площадке, среди кучи приборов и устройств, рождался новый виток их истории.       — Однако нам нужен секретный ингредиент. Я нашёл вам изюминку, — продолжил Бихач. — Эрика, родная, выйди к нам.       Из-за декорации, которая должна была имитировать лабиринт, выложенный черным кирпичом, вынырнула молодая девушка. Встав около режиссёра, она настороженно посмотрела на участников группы.       Рихард сразу отметил, что для возгордившейся красотки можно было найти кого-то с внешностью пороскошней, но раз Зоран выбрал её, значит, она того стоила, да и прелести Эрики это не отменяло. Будучи одного роста с Паулем, она обладала тонкой талией, однако вернее было бы назвать её тощей. Чёрное бархатное платье под старый лад лишь подчёркивало данный факт. Бледное лицо с крупными чертами напоминало о минувших эпохах и портретах Вермеера и Гейнсборо, а светло-карие глаза в контрасте с цветом кожи казались ещё уютнее и теплее. Длинные прямые каштановые волосы блестели в свете софитов. Да, в девчонке была какая-то вневременная притягательность, но она бы уместнее смотрелась не среди махин небоскрёбов и скопления стальных монстров автомобилей, а где-нибудь в поместье некого барона, облачённая в шелка и вытанцовывающая полонез.       Как всегда, первым влез здороваться Пауль.       — Приятно познакомиться, я Зависть, — улыбнулся он Эрике всеми тридцатью двумя «исчезнувшими» зубами.       — Взаимно, — легко присела в реверансе девушка и расслабленно повела плечами.       Она волновалась.       — Так, сорванцы, знакомиться далее будем по ходу съёмок. Скажу только, что эта миледи подобрана под стать вам, — хлопнул в ладоши Зоран. — Флаке, ты первый.       Пока гримёры наводили последние приготовления к съёмкам Лоренца и Эрики, а оборудование распихивали по точкам под раскаты команд режиссёра, участники группы чинно восседали чуть в стороне, ожидая своей очереди.       — Она ничего, — подметил Шнайдер, следя за девушкой, которая кивала Зорону, дающему последние наставления.       — А ты ожидал увидеть монстра, — поддел Оливер ударника.       — Кто того Бихача знает, — серьёзно сказал Пауль, — «под стать вам» опасное описание.       — Да уж, никогда не знаешь, какой из твоих минусов обратят против тебя, — ударился, по своему обыкновению, философствовать Тилль.       — Успокоились бы вы, — насмешливо сказал Рихард, который всегда немного боялся съёмок, хоть никому никогда в этом не признавался. — Лучше продумайте свои роли.       — Опять за занудство, — прошипел Пауль беззлобно.       — Внимание! Камера! Мотор! — прогремел над площадкой голос ассистента.       Все взгляды обратились на главное действо. Рихард знал, как это делается, он научился заглядывать в суть. Через секунды в его воображении уже не было камер, которые окружали главных героев, не было людей персонала — была только история.       В лабиринте, в котором робко мерцал свет, оказалась девушка. Она была не в себе. В воображение музыканта долетали отзвуки музыки. Вот светло-карие глаза испуганно округлились, Эрика побежала. Она хваталась за стены, оглядывалась в панике, поднимала голову, но все её действия были тщетны — выхода не было, его не существовало, она в ловушке. Вдруг девушка неловко оступилась: кто-то цепко схватил её за ногу. Демон Уныния — такой маленький, невесомый, убогий и подавленный — крепко держал её, вальяжно развалившись посреди коридора, и не собирался отпускать. Испуганно вскрикнув, девушка рванулась и сумела освободиться, побежав дальше. Демон, досадливо свернувшись клубком, замер.       — Стоп! Снято! — ворвался в сознание Рихарда голос Зорана. — Пока хорошо, Эрика. Кристиан, она тебе ничего не оторвала?       На площадке вновь закипела жизнь. Гримёры и осветители, ассистенты и операторы закружились роями.       Флаке, Эрика, Шнайдер, а также неугомонный Пауль пошли к режиссёрскому пульту. Рихард не выдержал и подался за всей компанией, ему вдруг захотелось увидеть полученный результат. Картинка на экране ничуть не отличалась от той, что представлял себе сам гитарист. Наверное, сказывался опыт, однако, стоило признать, раньше таких точных образов не было.       Далее история продолжилась. Путь неизменно пролегал сквозь тёмный лабиринт, поэтому лицо Эрики озарило удивление, когда дорогу преградил аккуратный столик цвета слоновой кости, заваленный разной едой. Толстенький демон Чревоугодия услужливо отодвинул стул, приглашая гостью. Когда девушка уселась, Демон впился тощими руками в плечи жертвы и плотоядно обнюхал её, заставляя Эрику пугливо сжаться. Однако девушка скоро наскучила ему, и он потянул руку за чем-то, что очень походило на человеческие глаза, которые были отправлены в рот и с удовольствием съедены. Демон пытался угостить ими и девушку, но она лишь судорожно отворачивалась от лакомства. Расстроенный и разозлённый Чревоугодие, ненавистно сплюнув: «Ты ужасна!» попытался съесть и ухо Эрики, но она ловко пробежав по столу и разметав лакомства, вырвалась дальше во тьму коридора.       И снова команда «снято» и проверка материала.       И вновь тьма и страх. И опять встреча. Сначала в полумраке сверкнули красные глаза, а потом показался демон. Скупо блеснули различные побрякушки, хищно искривился рот, в предвкушении напряглось тело. Эрика попятилась от него, но сильные пальцы уже сомкнулись на её шее. Девушка пыталась оттолкнуть демона, но упёрлась ладонью прямо в гладкий прохладный череп, свисающий с костюма, и спешно, в панике, убрала руку. Алчность же положил глаз на прекрасные бусы Эрики, которые тут же сорвал с хрупкой шеи и принялся заворожённо рассматривать сверкающие прозрачные шарики. Воспользовавшись заминкой, девушка сорвала с шеи его руку, оттолкнула демона к стене и, задыхаясь, осела на пол. Однако Алчность не обращал на неё внимания, бережно покачивая бусы на ладони. Кое-как поднявшись на ноги и привалившись к стене, девушка устало побрела дальше.       Эрика не успела уйти далеко, когда врезалась в статую, перекрывавшую путь. Статуя обернулась новым демоном. Глаза его гневно сверкнули, а рот исказился в беззвучном боевом кличе. Медленно и угрожающе он двинулся к девушке. Ещё секунда, и демон Гнева, размахнувшись, со всей силы ударил Эрику, отлетевшую к стене и судорожно ухватившуюся за лицо.       На этом моменте Рихард вернулся в действительность и понял, что произошло что-то нехорошее. Тилль действительно ударил девушку — случайно, не рассчитав ни сил, ни дистанции.       На съёмочной площадке воцарилась гробовая тишина, даже музыку кто-то предусмотрительно выключил.       В эту секунду Круспе совершенно не к месту вспомнил времена, когда он занимался борьбой. Тогда, в одном из боёв, какой-то новичок, вместо того чтобы показать кровавую баню, просто нежно погладил его по щеке, вызвав приступ хохота у зрителей. И сейчас это воспоминание вырвалось у Рихарда нервным смешком, который в идеальной тишине прозвучал как отбойный молоток.