Morgenstern

Ничего не изменилось. Эмоциональную, общительную и временами острую на язык Эрику слово подменили. То, что поначалу все приняли за стеснение или мучительное осваивание в суматошном и непривычном мире разъездов, оказалось неотделимым от самой девушки стремлением к отрешённости. Они успели посетить несколько стран и городов, но её поведение оставалось таким же, как в первый день гастролей. Эрика исправно выполняла свою работу, однако после концертов и в свободное время под всяческими предлогами и отговорками запиралась у себя в номере или уходила гулять одна, избегая всех, особенно участников группы. Когда предстоял переезд автобусом или самолётом, то она обращалась к книгам и делала вид, что не замечает, когда к ней обращаются или отвечала сухо и односложно. Рихард иногда замечал, что она не поглощена чтением, а просто рассеянно смотрит перед собой, задумавшись о чём-то. С Эрикой пытались поговорить и выяснить, что произошло, но она судорожно, избегая смотреть в глаза, уверяла, что всё хорошо, изображая подобие довольной улыбки, вызывающей прилив жалости к неубедительности её лжи. Через некоторое время старания вывести девушку на чистую воду сошли на нет, лишь Тилль ещё как-то пытался добиться от неё прежней живости, рассказывая про новые стихи или травя байки о прошлых гастролях. Рихарду приходилось наблюдать за всем этим молча: он ничего не мог сделать, ни привлекая к своему поведению пристального внимания, однако в нём всё больше росло желание схватить девушку, встряхнуть как следует и, наконец, задать интересующий вопрос: «Что с тобой случилось? Почему ты такая?» Дух недоговорённости витал в воздухе, оставляя после себя неприятную горечь. Между тем гастрольный поезд ворвался в Париж вместе с тёплой и солнечной весной. Здесь всю команду ждала двухдневная передышка, с концертами, разумеется. А далее следовал вылет на Туманный Альбион. Провести один день без сборов было подлинным счастьем. Ещё на совете группы было принято решение провести свободное время по отдельности, немного отдохнуть друг от друга. Тур подходил к этапу, когда накопленная усталость могла вылиться в ссоры и перепалки на пустом месте. И обидеть бы захотелось того, кто ближе всего, то есть неповинного одногруппника. Каждый наметил себе маршрут, и Рихард, не задумываясь, проложил свой за одной юной особой, которая опять предпочла отсидеться подальше от музыкантов. В утро заселения в гостиницу «Риц» Круспе, успев лишь закинуть вещи в номер, сразу уселся в фойе с самым безмятежным видом и лениво пролистывал журнал, абсолютно не вдаваясь в его содержание. Он выжидал. Всё его внимание было обращено на выходящих. Первыми покинули отель Пауль, Шнайдер и Оливер. Чуть погодя Тилль последовал их примеру. Флаке немного задержался, но, в конце концов, явил улицам Парижа свою персону. На Рихарда никто из них не обратил внимания: он устроился таким образом, чтобы его видели только входящие. Оставалось гадать – польстится ли Эрика красотами столицы Франции или снова сыграет в затворницу. «Ты ведёшь себя как подросток», – вновь услышал Круспе весёлый шёпот девушки и вспомнил, как её забавляла ситуация с прятками в доме соло-гитариста. Сейчас Рихард сам не мог не улыбаться произошедшему. Он очень хотел поговорить об этом с Эрикой, посмеяться вместе с ней, подколоть по поводу «не жарковато ли в горящем платье?», рассказать какую-нибудь ерунду, чтобы заставить её возмущённо вспыхнуть или скептически сощурить светло-карие глаза. Однако для этого нужно было каким-то образом подобраться к девушке и вырвать из лап неведомого зверя, пожиравшего её изнутри. Круспе даже не знал, из-за чего она стала такой, и есть ли в этом его вина. Вдруг случившееся между ними наложило отпечаток? Данная версия была одной из самых правдоподобных для соло-гитариста и, пожалуй, самой неприятной. От безрадостных мыслей отвлёк женский силуэт, проскользнувший в фойе. Именно проскользнувший: Эрика внимательно осмотрелась по сторонам, заставив Рихарда вжаться в кресло и уткнуться в журнал, и только после этого, убедившись, что знакомых в холле нет, проследовала на выход. На Вандомской площади, встречающей поутру первых туристов, действительно было немноголюдно. Рихард легко отыскал девушку, застывшую у Вандомской колонны. Немного постояв у памятника, она вполне уверенно направилась к набережной Сены. Круспе старался держаться подальше, чтобы в случае неожиданной смены курса легко укрыться в одном из многочисленных переулков. Однако очень скоро здания расступились, и взору предстал господин Париж, город на Сене. Лазурное небо падало здесь на старинные дома, которые соседствовали с вечнозелёными парками, а солнце играло в закованной в камень реке; пространство вокруг чуть подрагивало от гудков машин и мотоциклов, а также гула речных трамваев, лениво ползущих по волнам. Откуда-то робко доносилось пение птиц, а воздух был пропитан запахом свежей выпечки. Вдали виднелся вороной, затуманенный утренней дымкой, шпиль Эйфелевой башни. Рихард неожиданно понял, что ни разу не был в Париже по-настоящему, он никогда не замечал всего этого, слишком был занят. Эрика, по-видимому, собиралась взглянуть именно на Эйфелеву башню. Постояв немного у перил и кивнув каким-то своим мыслям, она бодро зашагала по набережной. Круспе решительно двинулся следом. Идти пришлось долго: город очаровал девушку, и Рихард с радостью и некоторой долей досады понял, что с ней всё в порядке, когда она одна. Иногда она останавливалась и провожала восторженным взглядом речной трамвай, едва успевая крутить головой, чтобы ничего не пропустить. Когда на пути встречались мосты, она непременно доходила до его центра, несколько минут следила за волнующейся водной гладью и дарила ей монетку. Частенько Рихард замечал, что Эрике улыбались некоторые из прохожих – и туристы, и горожане, а она игриво махала им рукой в ответ. Если те что-то ей говорили, она, независимо от сказанного, приветливо говорила: «Danke» и звонко смеялась, видя непонимание на их лицах. Это была та по-детски беззаботная Эрика, которую соло-гитарист знал. Ему стоило всё большего труда держаться на расстоянии, в тени деревьев, чтобы не подойти к ней и не устроить трёпку за балаган, устроенный на виду у группы и конкретно у него. Прогулка приближалась к пункту назначения. Из расплывчатого силуэта, скрытого домами, башня превратилась в тёмную изящную громаду, венчавшую Марсово поле. Народу стало больше, и Рихард почти вплотную подошёл к девушке, уже не боясь быть разоблачённым. Где, как не у символа Франции, выяснять отношения? Он дал ей время, чтобы подготовиться к встрече, правда, Эрика о ней пока не знала. Она опустилась на одну из лавок на проспекте Пьер Лоти, сложила руки на её спинке и положила на них голову, прикрыв на минуту глаза и наслаждаясь тёплым ветерком. Лишь после маленькой передышки она снова открыла их и благоговейно посмотрела на памятник архитектуры, уходящий в небо. А Рихард, подавив последнее раздражение и невесть откуда взявшееся волнение, наконец подошёл к девушке. – Могу я присесть? – вежливо поинтересовался он, заслонив собой башню. Увидев его, девушка испуганно вздрогнула, а в глазах сверкнула паника. – Что ты здесь делаешь? – прошептала она оторопело. Безмятежное настроение как ветром сдуло. Эрика напряглась и села прямо, как примерная школьница. – У меня встречный вопрос – что ты делаешь? – поинтересовался Рихард, опережая справедливые обвинения в слежке, и устроился рядом. – Со мной всё в порядке. Просто устала, переволновалась, я ведь не привыкла к такому, – начала рассеяно мямлить девушка, тщательно рассматривая газон. – Эрика, хватит, – устало оборвал её соло-гитарист. Больше лжи он не любил только неправдоподобную ложь. – Что происходит? На секунду она перевела на него затравленный взгляд, и Рихард почувствовал прилив жалости к измотанной неведомой силой девушке. Всё-таки он был повинен в её странном поведении, и понимание неприятно щёлкнуло где-то внутри. – Эрика, я… – Круспе просто хотел дотронуться до неё и хоть как-то подбодрить или успокоить, но её реакция заставила его забыть приготовленные слова. – Нет! – девушка подскочила с лавки, словно ошпаренная, вынудив группу туристов неодобрительно покоситься в их сторону. – Не тронь меня! Ни ты! Ни твои друзья! Не приближайтесь ко мне! Всё бы ничего, но эти слова она выпалила не с угрозой, а с мольбой, блуждая испуганным взглядом по прохожим, словно стараясь кого-то отыскать. Не дожидаясь от Рихарда ответа, она торопливо пошла в сторону временного дома. – Не трогать, – угрюмо проговорил Круспе, зная, что правила существуют, чтобы их нарушать. Легко поднявшись на ноги, он быстро догнал Эрику и взял под локоть, заставив ту зашипеть от боли – хватка была железной. – Удивительно, что ты умудряешься изобразить подобие актёрской игры на сцене, – с непроницаемым лицом сказал соло-гитарист, обжигая девушку ледяным взглядом. – Когда дело доходит до вранья, ты абсолютно бездарна. – Актёрская игра – обман по обоюдному согласию. Это не ложь, причиняющая вред и ломающая жизни, а всего лишь примерка маски на пару часов. Потом Гамлет уходит. Остаётся человек со своими проблемами и трагедиями, – торопливо ответила Эрика, и соло-гитарист отметил, что в её голосе послышались первые злобные нотки. – Прошу, отпусти меня. – Только когда узнаю, в чём дело, – категорично отрезал Рихард, мрачно рассматривая побледневшее лицо девушки. Какое-то время Эрика молчала, нервно оглядываясь по сторонам. Некоторые туристы стали узнавать Круспе, пока ограничиваясь восхищёнными приветствиями. Увидев это, девушка впилась в него беспокойным взглядом. – Пожалуйста, давай уйдём туда, где мало людей, – жалобно прошептала она. Её глаза предательски покраснели. – Мы в центре Парижа. Где здесь мало людей? – насмешливо спросил соло-гитарист, теряясь от своего бессилия. Он не понимал её. Его почти пугали наполненные отчаянием глаза, попытки всячески избежать взглядов прохожих и убежать подальше от него. Круспе не мог добраться до сути беды, и это начинало злить, больно ударив по его привыкшей улавливать нюансы и мелкие детали натуре. – Значит, прогулка окончена, – приказал Рихард и потянул обмякшую Эрику к набережной Бранли, но не для того, чтобы наслаждаться погодой и новыми красотами, а чтобы просто поймать такси. В пути оба хранили молчание. Эрика, внимательно смотря в окно, вынашивала призрачную мечту, что Рихард отпустит её с миром, прекратив допросы, а Круспе, уверовав в правильность действий, не намерен был отступать. – К тебе или ко мне? – спокойно уточнил соло-гитарист, когда вдали стал вырисовываться тускло-зелёный наконечник Вандомской колонны. – Что? – растерянно вжалась в сиденье девушка. – Вопросы так и остались вопросами, и они требуют ответов, – спокойно пояснил Рихард, ободряюще улыбнувшись, – и я не отстану. Я очень упёртый, до занудства. Смирись. – Знаю, – вздохнула Эрика, и впервые за долгое время расслабленно повела плечами в компании кого-то из группы. – За тобой остаётся право выбора. Либо ты сама пойдёшь, либо я понесу тебя, – с тенью угрозы продолжил Круспе. – Но после этого моё настроение будет оставлять желать лучшего. – Хорошо, я поняла тебя, – устало сказала девушка. – Пообещай, что ты оставишь меня в покое после. – Не могу обещать, – кинул Рихард, выходя из машины. Ни в холле, ни в лифте, ни в коридоре гостиницы они не встретили ни одного знакомого лица, что добавило Эрике уверенности, и она стала понемногу отходить от пришибленного состояния, в котором прибывала с момента, как повстречала Круспе. Не давая ей прошмыгнуть к своему номеру, соло-гитарист приветливо открыл двери своего, пропуская вперёд Эрику. – Не могу привыкнуть к подобной роскоши, – призналась девушка, робко присаживаясь на мягкий диван кремового цвета и обводя взглядом позолоченный барельеф стен, грузные бархатные шторы, начищенные старинные медные подсвечники и отполированную до блеска мебель из красного дерева. – Рано или поздно привыкаешь ко всему, - пожал плечами Рихард, прикуривая сигарету. – Теперь к делу. Во время гастролей важна здоровая атмосфера, царящая в коллективе. И есть люди, которые могут её нарушить, ведя себя странным образом. – Странным только для нескольких человек, – позволила себе искренне улыбнуться Эрика. – Остальных это не волнует. Их всё устраивает. – Я не остальные, – серьёзно проговорил Круспе, усаживаясь в шикарное кресло, больше напоминавшее трон. Сейчас они, сидя друг напротив друга, напоминали мирового судью и обречённого на страшный приговор заключённого, которому нечего было терять. Не было уловок, попыток отвлечь мучителя или что-то скрыть. – И что же тебя не устраивает? – спокойно спросила девушка, глядя на него снизу вверх. – Пока меня всё устраивает, – холодно ответил Рихард, смотря на неё сквозь облако сизого дыма. – Но стоит тебе выйти отсюда, как ты снова исчезнешь, превратишься в мумию и будешь избегать нас всеми силами. Он успел сказать «нас». Что-то не позволило ему говорить заветное и предпочтительное «меня». – Я лишь хочу знать, – продолжил он, чуть поддавшись вперёд. – Почему? – Помнишь, я сказала, что мы не можем знать, зачем нам протягивают руку, – Эрика тоже доверительно поддалась навстречу Рихарду, обняв себя за плечи. – Помочь хотят или схватить за шею покрепче? Круспе без тени сомнения кивнул, силясь припомнить слова, но несильно преуспев, почувствовав однако дежавю от сказанного девушкой. – Вот и я не могла знать, – выдохнула она обречённо, и из глаз покатились слёзы. – Не знала, что такое вообще бывает. Что это возможно. Она порывисто вздохнула, прикрыв лицо руками. Её тело сотрясалось от рыданий. Рихард не знал, что ему делать. Он растерялся и просто смотрел на мучения Эрики. Видимо, имело место быть что-то плохое. Совершенно плохое. Что-то, что заставляло его неунывающую бестию плакать. – Эрика, Эрика, – присел перед ней мужчина и осторожно отвёл её руки от лица. Он успел повидать немало женских слёз, но всегда знал их причину. В этот раз он был бессилен. – Успокойся, прошу. Девушка посмотрела на него заплаканными, опухшими глазами и попыталась отвернуться. – Я ужасна, не смотри, – умоляюще прохрипела она. – Да какая разница? – раздосадованно нахмурил брови Рихард и, поднявшись, прижал к себе вздрагивающую от рыданий Эрику. – Ты можешь не говорить, что случилось, если не хочешь. Но не будь наедине со своей бедой. Он успокаивающе гладил её по спине, стараясь справиться с собственными мыслями. Реакция и слёзы девушки выбили землю у него из-под ног. Что-то подсказывало соло-гитаристу, что их интрижка, которою он предполагал причиной странного поведения, и рядом не стояла с теми проблемами, что проверяли на прочность Эрику. Он совершенно не хотел видеть её разбитой и страдающей. – Не закрывайся от нас, что бы ни случилось, – приговаривал он тихо, зарывшись в её волосы. – Не закрывайся от меня.