Morgenstern

Автограф-сессии, концерты и интервью лились неисчерпаемым потоком и приносили закономерное, хотя и привычное для гастролей, раздражение. Правило учителя и недалёкого ученика начинало действовать – людей хотелось видеть всё реже. Белфаст, Дублин, Глазго, Эдинбург, Лондон, Люксембург, а теперь и Манчестер стали свидетелями нового шоу. Сколько людей вернулось домой, находясь в шаге от немого восхищения, которое навязало им происходящее? Сколько народу ушло недовольными? Были ли те, кто остался совершенно равнодушен? Вопросы, которые всегда преследовали Рихарда. Они оставались без ответа даже тогда, когда он собственными глазами видел забитые до отказа сначала клубы, а потом арены, скандирующих фанатов, позднее хвалебные и восхищённые отзывы в Интернете. Всё казалось обманом и порождало больную смесь из чувства недоверия и желания большего, в глубине которой и родился Рихард Цвен Круспе – человек-совершенство, создание всегда готовое доказать, что лучше никого нет и не будет. Разумеется, рьяные старания создать видимость идеала наложили свой отпечаток на повадках, манерах и поведении, превратив некогда резковатого и прямолинейного борца в осторожного, предприимчивого и хитрого основателя легендарной группы, наделённого агрессивной и небрежной грацией, а также колоссальным самомнением, которыми он не стеснялся пользоваться.

***

Рихард старательно выводил какую-то попсовую мелодию, стучась в дверь одного из номеров. Все нормальные и работающие люди в Манчестере уже давно спали, однако Круспе это не волновало. Дверь слегка приоткрылась, показав сонную мордашку Эрики. – Рихард, ты? Что-то случилось? – в полудрёме промямлила она, пытаясь сфокусировать взгляд на лице соло-гитариста. – Собирайся, мы пойдём гулять, – приказал мужчина, оттесняя девушку и входя внутрь номера. – Что? – до Эрики не сразу дошёл смысл сказанного. – Сегодня на концерте тебя контузило новыми спецэффектами? Сейчас два часа ночи. – Гулять можно в любое время суток. Даже ночное. Особенно когда кое-кто панически боится людей, – снисходительно пояснил Круспе, вальяжно устроившись в кресле и внимательно рассматривая Эрику, на которой красовались только майка и трусы. – Слишком много одежды, на мой взгляд. Но придётся одеться. На улице прохладно. Девушка спохватилась и, покраснев, укрылась в спальне. – Кто сказал, что я пойду куда-то? – донеслось из комнаты. – Я сказал, – тоном, не терпящим возражений, кинул Рихард. – А если я закричу? – снова показалась Эрика, но уже при джинсах. – Кричи, – равнодушно пожал плечами соло-гитарист, зная, что она побоится сделать опрометчивый шаг. Раньше закричала бы, не теперь. – Ты вломился сюда и хочешь меня куда-то утащить. И это не в первый раз, – бушевала девушка негромко, кидая на него укоряющие взгляды. – В Лондоне, когда вас повели в Музей пыток, ты предложил отдать меня в качестве одного из экспонатов, в Белфасте копался в гримёрке настолько долго, что меня не успели отвезти в гостиницу, и мне пришлось идти с вами на пивную фабрику. В Глазго сказал Эму, что видел меня с книгами Маркеса, от которых он без ума, отчего Фиалик потащил меня на вечеринку после концерта и весь вечер рассказывал про его творчество. Было интересно, но неуместно. Зачем этот цирк? – Зачем? – повторил Рихард и преувеличенно задумчиво посмотрел на потолок. – Сколько стоит поездка на такси в Манчестере? – Боже, – Эрика понурила голову. – У меня нет выбора? – Нет, – коротко ответил мужчина, бесстрастно посмотрев ей в глаза. – Иди одеваться. Обещаю, мы никого не повстречаем. – Этого я тоже боюсь, – тихо призналась девушка, отворачиваясь и направляясь приводить себя в порядок. Круспе усмехнулся. Он несильно вдавался в мотивы и порывы своих поступков. Захотел сделать – сделал. С оглядкой, взвесив все «за» и «против», уточнив детали, но делал. Сегодня Рихард не хотел спать, и кто-то должен мучиться вместе с ним: одному было неинтересно. – Я готова, – пробурчала Эрика, покидая спальню и выжидающе вглядываясь в лицо соло-гитариста. – Хорошо, – кивнул Круспе и легко поднялся на ноги. – Дамы вперёд. Дружественным жестом он открыл перед ней входную дверь и, выйдя в коридор, осмотрелся, встретив тишину и покой. – Куда мы едем? – в такси терпение девушки лопнуло. – Секрет, – ответил быстро Рихард, не переставая смотреть в окно. – Я не поняла, что ты сказал водителю, акцент мешал, как он тебя понял? – продолжала допытываться Эрика, задумчиво прищурившись. – Как будто что-то жевал, а не говорил. – Я хорошо говорю по-английски, – иронично проронил Круспе, задетый замечанием, и повернулся к девушке. – Посмотрел! – удовлетворённо улыбнулась она. – Так куда мы едем? – Секрет, – невозмутимо сказал соло-гитарист, понимая, что долго он не выдержит. – Долго туда ехать? – Нет. – Куда недолго ехать? – Секрет. – Просто скажи, куда едем. – Эрика, – предупреждающе протянул Рихард. – Ты в опасности. – С самого первого дня, – заворожённо прикрыла глаза девушка. – Пока везло. Так куда едем? Ответом стала остановка. Такси достигло пункта назначения. Улица, неприлично ярко освещённая фонарями, не блистала разнообразием: с одной её стороны теснились жилые дома, а с другой вырастала высокая кирпичная стена с узкой стальной калиткой. Вдруг калитка приглашающе распахнулась, чуть скрипнув. Рихард ободряюще подтолкнул Эрику вперёд, немного задержавшись, чтобы отдать пожилому охраннику несколько аккуратно сложенных купюр. Тот лишь кивнул, спрятал деньги в нагрудный карман униформы и вернул калитку в исходное положение. За стеной свет фонарей становился приглушённей, уступая место полумраку, запутавшемуся в кронах деревьев. – Где мы? – выдохнула почти испуганно девушка. – В ботаническом саду Манчестера, – пояснил Рихард, прислушиваясь к удаляющимся шагам охранника. – Тишина и полное уединение. Как раз для расшатанных нервов. Разглядев под ногами едва заметную дорожку, он не спеша двинулся вперёд, выбрав направление наугад. Эрика поспешила за ним. – Расшатанных? – спросила она осторожно, вглядываясь в лицо Круспе. – Люди некоторых профессий и склада ума всегда ходят по тонкой линии, отделяющей их от безумия, – признался соло-гитарист, снисходительно посмотрев на девушку. – Больше похоже на слова Тилля, – улыбнулась она. – Мы вместе долгие годы. За это время многое переняли друг у друга. Несмотря на некоторые разногласия, которые порой вспыхивают и проверяют нашу дружбу, мы всегда идём рука об руку, – задумчиво произнёс Рихард, смотря перед собой. – Одна команда, единый организм, – понимающе кивнула Эрика. Постепенно деревья расступались, давая волю небольшим кустарникам, которые не в состоянии были удержать лунный свет, заливавший землю. В отдалении показалось сфера оранжереи, жемчужиной сверкавшая посреди садов парка. – У тебя никогда такого не было? – спросил Круспе, залюбовавшись игрой серебристого света в прядках девушки. Он хотел говорить. Просто общаться. Не спорить, не отстаивать свою точку зрения, не выяснять отношения, а всего лишь делиться чем-то и что-то получать взамен. Забытая потребность выговориться перед кем-то ещё, кроме друзей и журналистов. Одни и так всё знали, а вторые вытягивали силой, не спрашивая о желаниях. – Нет, – честно ответила Эрика, рассеянно проведя рукой по молодой листве одного из кустарников. – Но я почти ощущаю это, когда выхожу на сцену. Все поглощены делом, увлечены одной страстью, выполняют общую задачу, как детали механизма. Странное чувство… – ... непередаваемое и ничем незаменимое, – продолжил её мысль Рихард. – Да, – энергично кивнула девушка, радуясь, что её поняли. – Тогда не бегай от нас, – посоветовал соло-гитарист. – Не могу, – замялась Эрика, виновато взглянув на него. – Рано или поздно тебе придётся рассказать, в чём причина, – предупредил Круспе. – Я расскажу, – пообещала девушка, твёрдо выдержав пристальный взгляд лид-гитариста. Некоторое время они шли молча, думая каждый о своём. Эрика успевала с интересом разглядывать окружающие кусты, травы и растения. Особо понравившиеся из них она умудрялась и пощупать, наконец найдя что-то остролистое и спешно отдёрнув руку от куста, негромко выругавшись. – Сильно? – осталось только уточнить Рихарду. – Нет, – скривившись, ответила Эрика, слизывая кровь с пальца. – Покажи, – приказал он. Девушка послушно протянула руку, и соло-гитарист внимательно осмотрел аккуратный порез, который быстро спрятала сочащаяся кровь. – Жить будешь, но руки ледяные, никуда не годится, – почти с неохотой выпуская её ладонь, проговорил Круспе. – В оранжерее должно быть тепло. Пойдём. И он решительно повёл Эрику к стеклянному сооружению, которое ни днём, ни ночью не переставало светиться пронзительным электрическим светом, обманывая редкие и породистые цветы, заставляя их цвести. Как и ожидалось, в оранжерее было тепло, если не сказать душно. Обоняние тут же защекотали приторные ароматы всевозможных сортов цветов, раскинувшихся радужной, пёстрой рекой. Где-то капала вода. – Совсем как на концерте, – подвела итог Эрика. – Только пахнет приятней. И она аккуратно пошла вдоль зарослей, усвоив урок и не прикасаясь к растениям, лишь склоняясь над некоторыми и вдыхая благоухания. Рихард к красотам оранжереи оставался равнодушен. Ему были безразличны изыски природы. Не встречая людей и других преград, они бродили по крытому саду с добрых полчаса. Метания прекратились вместе с радостным и удивлённым вскриком Эрики. – Ты увидела Санта Клауса? – буднично спросил Круспе, маявшийся от скуки. – Эрика! – восхищённо ответила девушка, возбуждённо сверкая глазами. – Приятно познакомиться, Рихард, ты знаешь, – пытаясь понять шутку, ответил соло-гитарист. – Да нет, – отмахнулась Эрика, – это цветы эрики. И она показала на ряды высоких раскидистых растеньиц с длинными узкими листиками и гроздьями колокольчиков: красными, розовыми, белыми, жёлтыми и оранжевыми. – Моя мама их очень любила. Она разводила их на продажу. У неё были лучшие цветы во всей округе, – гордо сказала девушка. – К ней приезжали из Берлина, чтобы купить рассаду. Меня назвали в честь этих цветов. – Занятно, – протянул Круспе, улыбнувшись. Детское воодушевление, которое обуяло Эрику, не могло не вызвать улыбку, но что-то в её словах было не так. – Любила? Взгляд девушки потух, и Рихард пожалел о сказанном. Эрика бережно взяла гроздь красных колокольчиков в руки. – Мама жива, – запнувшись, проговорила она, смотря куда-то сквозь Круспе, – но больше не выращивает цветы. Она больна. Серьёзно больна. – Прости, я не хотел, – извинился соло-гитарист, чувствуя себя последним негодяем. – Ничего страшного, ты не знал, – успокоила его Эрика и нашла в себе силы улыбнуться. – Если бы здесь была моя мама, то она бы как-нибудь пошутила. Никогда она не подавала виду, что что-то не так. Всегда шутит и смеётся над нами с папой. Представляешь, из носа торчит трубка, рядом стоит баллон с кислородом, а она рассказывает весёлую историю. И тебе действительно смешно, но не знаешь, как себя вести: смеяться стыдно, а не смеяться невозможно. Девушка прервалась и вопросительно посмотрела на Рихарда, словно очнувшись от сна. От её взгляда ему стало не по себе. Впервые он видел её такой недосягаемой. Эрика будто была где-то далеко, там, возле матери, снова разрываемая противоречиями. – Иногда я не выдерживаю. Она чувствует это, приходит ко мне и говорит: «Милая, о чём плакать? Если бы люди рыдали каждый раз, когда вспоминали, что смертны, мир бы давно утонул в слезах», – она шумно выдохнула. – Рихард, какая же сила духа нужна, чтобы так говорить в её состоянии? Нужно было что-то ответить, Круспе прекрасно понимал, что Эрика откровенна с ним и честна как никогда. В такой момент он должен был отвечать тем же и взвешивать каждое слово. Наверняка он знал одно: как Эрика восхищалась силой духа матери, так он восхищался внутренней силой девушки. Многие ли люди могли в подобных обстоятельствах видеть мир вокруг, не угнетая его красок? – Эрика, – девушка вскинула голову и доверчиво посмотрела ему в глаза. Рихард немного растерялся, но, собравшись, продолжил. – Знай, ты достойная дочь достойной матери и действительно подобна утренней звезде. Продолжаешь сиять, когда другие гаснут. – Правда? – с надеждой спросила она, словно пытаясь поверить в услышанное. – Да, – просто ответил Круспе. – Спасибо, – прошептала Эрика. Мгновение, ещё мгновение. Сердце успело пропустить несколько ударов, но они продолжали стоять, глядя друг другу в глаза. Никто не желал прерывать прозрачную связь, протянувшуюся от светло-карих глаз к серо-голубым. Движение, и всё закончится. Первым не выдержал Рихард. Обхватив лицо девушки руками, он нежно поцеловал её, стараясь вложить в поцелуй всё преклонение и восхищение. Эрика прильнула к нему, словно ища защиты от окружающего пространства, и положила руки ему на грудь. Музыкант не замечал ничего вокруг. Он чувствовал едва уловимый привкус мяты на её губах, запах духов, которые казались совсем родными. Улавливал, как Эрика задыхается от возбуждения и чувствовал то же самое. Руки скользнули на талию и судорожно прижали хрупкое тело ближе, заявляя свои права на него. Если бы кто-нибудь сейчас потревожил бы их, Круспе убил бы несчастного. Хватая ртом воздух, они одновременно прервали поцелуй. Эрика, обхватив руками шею гитариста, повисла на нём, а Рихард не спешил отпускать девушку. – Нам пора возвращаться, – с нескрываемым сожалением едва слышно произнесла Эрика. – Что правда, то правда, – согласился соло-гитарист, глядя, как сквозь стекло оранжереи пробиваются лучи восходящего солнца, перебивая электрический свет. – Приятная вышла прогулка, – сказала девушка, озорно посмотрев на Рихарда. – Более чем, – он, наконец, выпустил Эрику из объятий и невозмутимо продолжил, – свежий воздух полезен для организма. – А растения вредны, – девушка показала Круспе пораненный палец. – Ты уже придумала, как объяснишь? – поинтересовался лид-гитарист. – Скажу, что поранилась о страницу книги Маркеса, – успокоила его Эрика. – На самом интересном месте.