Life through Hole

I'm gonna do with what you think If you ever think at all Bi-polar opposites attract All of a sudden my water broke I love you for what I am not I do not want what I have got A blanket acne'ed with ciggarette burns Second-rate third degree burns What is wrong with me What do I think of me? Nirvana - "Radio Friendly Unit Shifter" (также было написано под впечатлением от песни "Love is Blindness" Джека Уайта) Слушая, как собственные шаги глухо отдаются от асфальтированной дорожки, Кристен, сверяясь с бумажкой, на которой неровным почерком был накорябан адрес, не спеша шла по тихому бульвару Лэйк Вашингтон. Было уже около семи часов вечера. Большое, густо-рыжего цвета солнце с нечеткими краями медленно сползало к линии горизонта, оставляя после себя размазанный по розоватому небу золотистый шлейф облаков. Девушка обернулась назад. В зазоре между домами виднелся маленький темно-синий кусочек огромного озера, на котором от легкого ветра появилась окрашенная розоватым светом рябь. Абсолютный покой раннего вечера не нарушал никакой посторонний шум, кроме еле слышного перешептывания скудной листвы на деревьях. Теплый ветер, несший с собой морской мягкий запах, ласково трепал черные пряди, что выбились из полу растрепавшегося хвоста и щекотали бледную кожу. Кристен медленно и глубоко вдохнула вечерний воздух, пропуская его через легкие, давая им насытиться полностью этим молчаливым покоем. Послышался негромкий крик чайки, пролетевшей в небе над портом. Птица, легко паря в воздухе, кружила над озером. Кристен, еще раз глубоко вдохнув, медленно распростерла руки в разные стороны и закрыла глаза. Легкий ветер тут же мягко дохнул на нее, пробираясь, казалось, даже через кожу. Он давал ощущение полной легкости и невесомости. Как это легко - представить себя парящей высоко в небе птицей, и как сложно потом осознавать, что это было лишь воображением, которое вряд ли когда-либо станет реальностью. Человеку не дано летать. Он наделен незаурядным разумом, который, постоянно работая, и тянет его к Земле... Выдохнув, Пфафф оторвала завороженные и полные сонными мыслями зеленые глаза от сползающего к горизонту светила и продолжила свой путь по бульвару. Впереди простиралась уходящая далеко дорога с растущими по бокам деревьями, что отбрасывали светлые тени на залитый мягким рыжим светом тротуар. Машин не было, поэтому девушка, не опасаясь, шла прямо по, так называемой, проезжей части. Ею овладевало ощущение полного спокойствия и сонливости - очень странное чувство для такого города. Впервые за все время своего пребывания в городе она чувствовала себя столь умиротворенно. Что ж, похоже, этот Изумрудный Город полон загадок. В тот момент Кристен не хотелось думать ни о том, куда и зачем она идет, ни о том, что в том месте будет - вообще ни о чем думать не хотелось. Просто идти вперед по дороге, надеясь, что она никогда не кончится. Не терять то чувство, окутавшее с ног до головы, но эти мысли все же посещали, так как уже буквально через пару-тройку метров показалась верхушка двухэтажного дома из темно-красного и серого кирпича. Как бы ни прискорбно это было, но из этого спокойного и тихого мира ей вскоре предстоит уйти и попасть в мир праздника, который с ее настроением на тот момент никак не вязался. Здоровенные ворота странного вида были открыты для все новых гостей. Рядом с ними стояло внушительное количество машин. Казалось, весь город съехался на День Рождения молодого гранж-музыканта. Пройдя по уже знакомой дорожке в засаженным разнообразными растениями дворе девушка, запрыгнув на крыльцо, еще раз оглянулась на садящееся солнце, что, будто под ажурным кружевом, было скрыто за переплетенными ветвями деревьев, казавшихся абсолютно черными на его фоне. Нажав указательным пальцем на звонок, Кристен принялась ждать хозяев дома. Через пару секунд из-за двери, откуда доносилось обилие радостных голосов, шума и возни, послышались шаги, а затем скрежет замочной скважины. - С Днем... - не договорив, Пфафф запнулась, увидев перед собой совершенно незнакомого человека. Дверь открыл молодой смуглый мужчина с темными, вьющимися волосами до плеч. - Ты кто? - спросил он. "Может, не тот дом?" - но, оглянувшись на участок, девушка еще раз удостоверилась, что это именно тот самый дом, в котором она побывала днем ранее. - Я Кристен... Пфафф, - уточнила девушка через пару секунд. Мужчина приподнял густые, темные брови, и его лицо просветлело. - Так чего ж ты сразу не сказала, проходи, - человек открыл дверь, пропуская девушку внутрь. До ее ушей сразу донесся звук большого оживления, какой-то музыки, а в нос ударил резкий запах какого-то алкоголя. - Я Майкл Де Витт, но можно просто Кали, - представился смуглый мужчина, когда Кристен стянула с себя куртку, думая куда ее положить. Верхняя одежда, оставленная пришедшими, просто лежала в углу, видимо, на чем-то, но этого чего-то видно не было. - Кали? - удивленно обернулась Пфафф. Мужчина кивнул. - Я няня Фрэнсис Бин, - пояснил он, - ты проходи, там уже почти все собрались, - с этими словами, Кали удалился в комнату, откуда доносились голоса и прочие звуки. Несмело, обняв себя за плечи, войдя в гостиную, Кристен не сразу узнала ее. Диваны и прочая мебель куда-то исчезли, зато посреди комнаты стоял длинный стол с разнообразной провизией и алкоголем. - Ох, ну наконец-то! - от неожиданности девушка чуть было не подпрыгнула и тут же обернулась, - я уж думала, не придешь! - перед глазами Кристен оказалась Кортни Лав в коротком ярко-красном платье. В руке она держала бокал с чем-то похожим по виду на шампанское. Выжженные кудри обрамляли ее напудренное лицо с ярко выделенными губами и глазами. Рядом с женщиной Пфафф заметила другую даму. Это была высокая худая женщина средних лет с длинными светло-русыми волосами, поседевшими на макушке. Она мягко улыбалась, отчего около серых глаз появлялись длинные морщинки. - Я еще не совсем хорошо знакома с городом, - ответила Кристен, в который раз поражаясь, пусть и достигнутой с помощью косметики, но все же величественной красоте Лав. - Ничего страшного, - произнесла женщина в черном платье рядом с Кортни, - меня зовут Розмэри Кэрролл. - Это наш с Куртом общий друг и адвокат, - вставила Лав. - Кристен Пфафф, приятно познакомиться. - Мне тоже, дорогая, и, знаешь, - доверительно наклонившись к Кристен, женщина добавила, вызвав улыбку на лице Пфафф, - девушкам нужно немножко опаздывать, это нормально. Я сама недавно пришла, - снова приняв привычное положение, она добавила, нарочито громко обращаясь куда-то в пространство, - кста-а-ати, я до сих пор не видела нашего дорогого именинника, где же он прячется, этот чертяга? Надо бы поискать, - отхлебнув из бокала, женщина подмигнула Кристен и отправилась на поиски пропажи. Кристен с улыбкой проводила Розмэри взглядом и повернулась к Кортни, что тоже смотрела ей вслед, но как-то пространно. - Интересная женщина. - Да, - согласилась Лав, не поворачиваясь, - она во многом нам помогла... - пару минут она продолжала молча смотреть в направлении, в котором ушла Кэрролл, вызывая тем самым удивление со стороны Кристен. - Да... - снова повторила женщина, но, тут же повернувшись с улыбкой на ярких губах, прощебетала, - ладно, развлекайся! - и, постукивая высокими каблуками, скрылась в толпе. Снова оставшись одна, Кристен принялась, прислонившись к стене, разглядываться разномастную толпу присутствующих, среди которых она не видела ни одного знакомого лица. Люди с улыбками на лицах о чем-то беседовали, смеялись, хлопали друг друга по плечам и пили. Блуждающий взгляд Кристен упал на стоящую в противоположном конце комнаты высокую фигуру Кэрролл, рядом с которой виднелась темная макушка. Розмэри, тыкая указательным пальцем в грудь удивленного Кобейна, будто пытаясь что-то объяснить, с "грозным" лицом говорила о чем-то. Видно было, что это лишь шутливая грозность и уже через пару секунд женщина ласково улыбнулась и потрепала парня по длинным волосам. Тот как-то полу натянуто улыбнулся ей в ответ, произнеся что-то. "Кажется, кто-то не рад," - промелькнуло в голове Пфафф. Забившись в уголок на подоконнике большого окна, словно мышь, от одиночества и некоторого смущения такими масштабами происходящего Кристен решила хорошенько выпить. Время шло. Количество алкоголя в организме Кристен увеличивалось, и становилось даже весело. За все это время Пфафф успела поболтать с Розмэри, которая поведала, что считает Кобейна чуть ли не своим сыном, познакомиться с Кристом, увидев которого Лав не очень одобрительно улыбнулась. Кульминация всего празднования пришлась на тот момент, когда с радостными песнями "Happy Birthday to You" Кали, под всеобщий восторг, вынес внушительных размеров торт с двадцати шестью, как успела подсчитать Пфафф, свечками. Неловко и слегка скованно улыбаясь, музыкант задул огоньки, после чего Кортни подарила своему супругу страстный поцелуй, чуть не повалив с ног последнего. После этого своеобразного ритуала и внезапного исчезновения самого виновника торжества, вечеринка приняла неожиданный поворот. Алкоголь начал литься буквально рекой в глотки не соображающих гостей. Танцы, ставшие смелее, постепенно переходили на столы и прочую мебель. В душном и ставшим спертым воздухе летали какие-то перья, оседая на раскрасневшиеся, пьяные и покрытые потом лица. Под какую-то невнятную музыку в этом алкогольном вихре кружились и покачивались тела, сплетались вместе и дарили друг другу поцелуи. Все это было похоже на театр теней. Кристен, все также сидя в уголке и чувствуя, что в голове не хватает кислорода, не могла различить среди покачивающейся, как штормовые волны, толпы ни единого лица. Она видела только яркие пятна платьев, чьи-то выжженные волосы, дрыгающиеся части тела, ноги, обтянутые чулками на подтяжках, бутылки и бокалы в руках. Все это превращалось в какой-то чокнутый, химический водоворот. Перестав сжимать руками виски, Кристен нетвердой походкой, пошатываясь и держась за стены, вышла в почему-то открытую нараспашку входную дверь. Свежий ветер тут же ударил в лицо, охлаждая и успокаивая. Снаружи дома было очень тихо, несмотря на все то ненормальное веселье, творившееся в его стенах. Закрыв глаза, Пфафф раскинула руки в стороны, блаженно впитывая каждой клеточкой свежий и не чем не загрязненный воздух. Будто заново попав в тот другой мир, откуда она пришла в дом Кобейнов, девушка стояла, не двигаясь, боясь спугнуть это хрупкое, вновь появившееся чувство спокойствия. Кристен медленно раскрыла глаза. Перед взором предстало почти полностью скрытое за переплетениями ветвей ярко-оранжевое солнце, что еще не успело уйти за горизонт. Жаль, теперь Пфафф не могла видеть это великолепие, ничем не скрытое. Блуждающий по двору взгляд упал на небольшой серый домишко, располагавшийся рядом с домом. Кристен заинтересованно повернулась к нему лицом, пытаясь лучше разглядеть. Небольшая комната, что располагалась прямо над гаражом, представляя собой второй этаж строения. Перед большими стеклянными дверями с белыми рамами, на некотором расстоянии от них, находились такие же белые перила балкона. Дом выглядел не очень жизнерадостно, наверное, по большей части из-за своей унылой расцветки, внушавшей тоску, но чем-то притягивал взгляд. Мягкий и теплый, рыжеватый свет от заходящего солнца неравномерно стелился по тусклой стене строения, будто соскальзывая с нее. Сделав два несмелых шага вперед, девушка оглянулась, чтобы убедиться, что никого не волнует ее занятие. Во дворе никого не было, кроме двух обжимающихся людей в самом углу ворот, но им до Пфафф дела точно не было. Но тут Кристен заметила чью-то еле виднеющуюся макушку из-за угла крыши дома, в котором полным ходом шло веселье. Девушка спрыгнула с крыльца на землю и, немного отойдя, смогла разглядеть сгорбленную фигуру, сидящую на парапете. Лицо человека была наполовину скрыто за упавшей длинной челкой, и Кристен пришлось поднапрячь свое зрение, чтобы понять, кто это. "Кобейн," - пронеслось в голове. Вместе с этой мыслью появилось жгучее желание оказаться рядом с этим человеком, просто посидеть и посмотреть на закат. Почему-то с первых же минут знакомства девушке казалось, что этому человеку она может доверять все то, чего не доверяет даже себе. Его, как ей показалось в первый день знакомства, окутывала эта атмосфера одухотворенности и мудрости. Все это было очень странным, но, не долго думая, пустив все на самотек под действием алкоголя, затуманившего мозг, Пфафф решила залезть туда же, только на полпути подумав, что музыкант, возможно, искал там уединения ото всех и всего. "О-о-о," - мысленно протянула Кристен, оказавшись на крыше с помощью ведущей туда лестницы сзади дома. Высота была довольно приличная, что не могло не встревожить девушку. Человек, сидящий на парапете, действительно, при ближайшем рассмотрении, оказался Кобейном. Музыкант сидел, притянув к ноги к груди и положив подбородок на колени. Он, почти не двигаясь, глядел вдаль суженными, неестественно голубыми глазами, только плечи слегка вздымались от дыхания. Осторожные шаги Кристен все же не остались незамеченными. Услышав постороннего, Кобейн медленно повернул голову вправо, где, замерев, стояла Кристен. - Не возражаешь? - слегка смутившись такого пристального взгляда, пробормотала Кристен, опустив глаза. Курт безразлично пожал плечами и отвернулся. - Валяй... Пфафф осторожно, стараясь не свалиться вниз, ведь лишний труп благочестивому семейству ни к чему, присела на парапет рядом с Кобейном и тут же замерла. Прямо перед глазами, вдали, в небе, превратившемся в кровавое месиво с более темными оттенками ставших почти черными облаков, садилось за горизонт солнце, что казалось абсолютно белым, ослепляющим. Такое безумно красивое в своем кошмарном и пугающем виде, оно четко отделяло линией горизонта, ставшей жирной черной полосой, свою алою обитель от потемневшей глади озера с легкой рябью, что отражала белоснежный блеск заходящей звезды. Черные облака, расползшиеся бесформенными тенями по всему небу, будто пытались догнать уходящее светило, становясь похожими на небрежные мазки. Потрясающее великолепие. Жуткое, но потрясающее... - Почему ты не со всеми? - тихим голосом поинтересовался Курт, не отрывая взгляда от, казалось, разразившегося прямо на небе апокалипсиса. - Они ждут не меня, - ответила Кристен, все еще находясь под впечатлением от заката. Она вдруг почувствовала себя богатейшим человеком на свете, ведь, никакие деньги не заменят такого зрелища, что бывает лишь раз и никогда не повторится в точности также, как раньше. Кобейн усмехнулся и отпил из бутылки, видимо, прихваченной им со стола. Пфафф перевела взгляд на своего невольного соседа. Лицо музыканта было напряжено, брови слегка сведены вместе, губы сжаты, а глаза, глядящие вдаль, сужены. Вся его фигура выдавала какое-то неудобство, будто что-то очень сильно волновало его, возможно, даже пугало, но не имело выхода. И, все же, вместе с этим что-то в этом человеке притягивало, что-то, чего нельзя было объяснить. Глядя на медленно ползущее по кровавому небу солнце, Кристен вновь почувствовала то странное умиротворение, что овладевало ею и также незаметно пропадало. И было по-настоящему тепло, как бывает вечером на море, даже не смотря некоторую неловкость, неопределенно повисшую в воздухе между двумя малознакомыми людьми. Едва касаясь своим плечом плеча Кобейна, Кристен могла определить частоту и глубину его дыхания, чувствуя, как плечи музыканта слегка поднимаются из-за вдохов. И дыхание это было спокойным, нечастым, но, казалось, каким-то тяжелым. Пфафф повернулась к Курту, но он по-прежнему молчаливо и сосредоточенно смотрел вдаль, позволяя девушке видеть только лишь его профиль. Легкий ветер шевелил темные пряди волос, задувая некоторые из них на лицо музыканта, но тот никак не реагировал. Вот, новый, более сильный, но все такой же теплый и мягкий, порыв ветра дохнул на сидящих на крыше людей. Кристен прикрыла глаза, всей грудью вдыхая не понятно откуда взявшийся терпкий запах душистых трав с диких полей, что окутывал и пленял собой. Вдруг, совсем рядом, сначала тихо, будто постепенно появляясь из тишины, послышался хриплый голос. - Может, выпьешь? - Пфафф обернулась на обращающегося к ней музыканта, что, наконец оторвав голубые глаза от горизонта, потряс бутылкой в своей руке. Почти на самом ее дне послышалось тихое бульканье еще оставшейся жидкости. - О, нет! Спасибо, но во мне и так слишком много алкоголя, - ответила Кристен. Кобейна такой ответ, похоже, не устроил. - Да ладно, - как-то странно сверкнув глазами, он наклонил голову на бок, - а за меня? Праздник, все же... От такого, мягко говоря, странного предложения девушка на пару секунд замерла, широко раскрытыми глазами глядя на прячущего непонятную улыбку Кобейна. - Не бойся, с крыши не упадешь, я поймаю, - с некими мурлыкающими нотками в голосе заверил Курт. Еще пару секунд поразмыслив, девушка все же нерешительно кивнула, глядя на бутылку. - Ну-у-у, раз праздник... - приняв из рук музыканта сей предмет, Пфафф заглянула в горлышко, а потом перевела взгляд на Кобейна, который наблюдал за ней, подперев рукой щеку. - Что ж, наверное, я должна что-то сказать, - задумчиво предположила Кристен. - Пожалуй, - тихо прошелестел Курт. - Кхм, - прокашлявшись, она продолжила, - пить за здоровье будет слишком банально, так что я хочу выпить за... - девушка запнулась, - за твой голос, - Кобейн, услышав это, приподнял одну бровь, но в общем в лице не изменился. - Да, за голос, потому что именно благодаря ему, ты достиг таких высот, - Кристен не могла этого увидеть, но на лице Кобейна лишь на долю секунды промелькнула улыбка, тут же скрывшись за непонятным выражением лица. - Также, я хочу выпить за... - снова запнувшись, Пфафф принялась бегать глазами по телу музыканта, пытаясь найти за что еще можно выпить. Большие, черные глаза остановились на лежащей на колене худой руке с длинными пальцами, на одном из которых поблескивало кольцо. - За твои руки, - выдала Кристен, мотнув бутылкой в сторону парня так, что из нее полетели брызги, - ой! Ну так вот, за руки, потому что без них ты бы не смог играть на гитаре, а еще, - глаза Пфафф остановились на лице музыканта. "Лишь бы чего не ляпнуть," - подумала Кристен, оглядывая его лицо. Вот ее глаза встретились с двумя неестественно голубыми северными ледниками. "Будто осколок льда попал," - в ее голове сразу всплыл сюжет одной из любимых сказок детства. Только вот выражение этих глаз, как бы красивы они ни были, рождало неприятное беспокойство в душе, которое нельзя было объяснить. Одернув себя, Кристен продолжила. - За твои глаза. Я не буду объяснять почему, - предупредила девушка, - просто выпью. С Днем Рождения, - шепнула она, перед тем, как сделать пару глотков из бутылки. - Фу! - скривившись от обжигающей горло выпивки, Пфафф отдала бутылку Курту. Тот молча принял ее, но все еще продолжал глядеть на девушку. Кристен, начиная нервничать, сминала с пальцах край футболки и продолжала смотреть на кровавый закат, что расплывался над озером Вашингтон. "Что за дурацкая манера?!" - подумала Пфафф, припоминая Эрика, который также неотрывно глядел на нее и молчал. Только в случае с Эрландсоном тот взгляд больше походил на взгляд изголодавшегося мужчины, что впервые за долгие годы увидел девушку. Во взгляде же Кобейна было что-то совершенно другое, но и это абсолютно точно очень волновало. - Что? - лишний раз не поворачиваясь, спросила Кристен. Ответа не последовало, но музыкант отвернулся. Такое странное поведение настораживало и даже пугало. Глядя на кровавое небо, Пфафф пыталась понять, что именно так насторожило ее в простом предложении выпить. Почему она так колебалась? Может, из-за того, каким тоном и с каким взглядом это было произнесено? От человека с таким взглядом никогда не знаешь, чего ожидать. И, все же, стойкое чувство того, что именно этот человек, за здоровье которого она пила, собственноручно столкнет ее с крыши, не покидало девушку. "Что за чушь?!" - действительно чушь, но она вполне ожидаема... Просто так люди не смотрят. Да и что он может с ней сделать? Изнасиловать, убить? Это странное чувство, что пусть мужчин можно и любить, и дружить с ними, но всегда быть на чеку, быть готовой ко всему и суметь дать отпор, преследовало ее еще с того дня, когда она, будучи маленькой девочкой, случайно застала своего крестного с другой женщиной, которая не являлась его женой. А уж от мужчины, что был столь знаменит, можно было ожидать всего. Пусть он и не вел себя, как самая настоящая звезда, но это напряжение не покидало Кристен. Подумать только, а еще взбираясь сюда, она думала, что этому человеку можно доверить абсолютно все. - Нет, ну ты глянь, - прошипел Кобейн, не понятно к кому обращаясь. Проследив за его взглядом, Пфафф увидела все еще страстно целующуюся парочку в углу сада. Кажется, кто-то перебрал... - Идиоты, - буркнул Кобейн. Всего лишь слово, но у Кристен появилось стойкое ощущение, что вот-вот произойдет что-то нехорошее, что наконец даст выход этому напряжению и затишью. В следующую секунду Курт с размаху и со всей силы кинул уже пустую бутылку в место, где целовалась парочка. Внушительных размеров бутылка попала точно в забор, с громким звуком разлетевшись на осколки всего в нескольких сантиметрах от голов людей. Они испуганно отпрыгнули, оторвавшись друг от друга, и принялись оглядываться. - Ты совсем сдурел?! - чувствуя, как часто бьется сердце, отдаваясь своим стуком в ушах, воскликнула Кристен, в шоке смотря на музыканта. Тот невозмутимо продолжал глядеть вперед, но уже на парочку, сжавшуюся в углу. Если бы бутылка попала на несколько сантиметров правее, то могла бы разбить мужчине голову, как минимум. - Подумаешь, - безразлично отозвался Курт, - двумя тварями меньше, какая потеря! "Тварями"? Пфафф в ужасе переводила взгляд с пары, которая поспешила уйти, на Кобейна. На лице последнего, к своему удивлению, она не заметила ни раскаяния, ни озабоченности своим поступком, ни даже возможного страха. Музыкант спокойно достал из кармана джинс пачку сигарет и также невозмутимо, слегка прищурив глаза, закурил, выпуская сизый дым в сторону противоположную Кристен. Кажется, в своем предположении об осколке льда, попавшем в глаз, она не ошиблась. Только, похоже, лед поразил не только глаза, но еще и сердце, если таковое имелось, конечно... По-прежнему слыша тот жуткий звук разбившегося стекла, Кристен почувствовала, как внутри закипает ужас и злость. - Как думаешь, Кристи, какое самое отвратительное существо, посланное в этот мир? - будничным тоном спросил Кобейн. Кристен все еще продолжала молча смотреть на его профиль на фоне кроваво-красного неба. Вместо ответа она еле слышно прошептала: - Что ты такое говоришь?.. - Я думаю, что человек, - пропустив ее слова мимо ушей, продолжил он, как если бы обсуждал погоду, - глупое, постоянно чего-то боящееся, примитивное, преклоняющееся и бесполезное. Пфафф замерла не в силах вымолвить ни слова. Она просто смотрела на Кобейна и не понимала, кого она перед собой видит. От того отчасти забавного парня, который убеждал ее обращаться к нему исключительно на "ты", не осталось и следа. Но такое просто не возможно... В этот момент внутри Кристен что-то оборвалось и вдребезги разлетелось совсем, как бутылка, брошенная этим... монстром. Курт отвернулся в бок, тихо посмеиваясь, словно душевнобольной, а затем, будто его внезапно что-то ужалило, распространяя свой яд по венам, он резко повернулся обратно к Кристен, быстро выдохнув дым в сторону. - Боишься меня? - с какими-то маниакальными интонациями произнес он не то хрипя, не то шипя, подавшись вперед. Кристен была не в силах даже отодвинуться, глядя в глаза, которые вдруг зажглись каким-то безумным синим огнем, будто в лихорадке, с жутко расширенными зрачками. Находясь всего в паре сантиметрах от лица девушки, Кобейн лихорадочно бегал глазами по ее лицу, изучая, ожидая реакции. - Боишься? - прошипел он с угрожающими нотками в хриплом голосе. На самом деле, Пфафф чувствовала, как по спине бегают мурашки, а что-то внутри начинает трястись от страха, но также, глядя на него, она понимала, что совершенно не знает, чего от него ждать. Собравшись, она бесстрашно подалась еще ближе и прошипела прямо ему в лицо так, что музыкант мог даже ощутить ее прерывистое от злости дыхание на своих губах. - Нет. - Лгунья, - прошипел он в ответ, отвернувшись обратно к, почти полностью ушедшему за горизонт белому диску солнца, - ты такой же человек! Люди трусливы, они боятся даже того, чего не знают. Им это вбили, а они слишком глупы, чтобы отличить, где правда, а где ложь. Слушая его полные липкой ненависти ко всему живому слова, Кристен чувствовала, как всякое уважение и восхищение этим человеком у нее пропадает. Остается только отвращение, злость и некоторая обида на саму себя за то, что так жестоко обманулась в нем. - Вот бы всю эту дрянь смыло или сожгло, просто уничтожило, - продолжал Курт, с явным отвращением оглядывая часть города, видневшуюся с крыши, - остались бы только животные, а все остальное, что умеет только портить и убивать больше бы никогда не рождалось. - А ты не человек?! - спросила Пфафф, позволяя голосу налиться ядом, не жалея. Кобейн повернулся к ней со своим жутким, бешенным взглядом. Странно усмехнувшись, он снова отвернулся, а затем, запустив в волосы руку, опять взглянул на девушку с тем же выражением лица, какое так настораживало ее вначале. - Человек, один из самых ужасных представителей этой расы, - произнес он. Казалось, парень совершенно не соображал, и дело было совсем не в алкоголе. Это было похоже на какое-то помутнение рассудка. Кобейн придвинулся ближе к девушке и, взяв ее руку, крепко прижал к своей груди. Кристен тут же попыталась вырваться, но музыкант держал сильно, прижимая ее ладонь к, как ни странно, теплой груди, в которой чувствовались удары. - Внутри меня все гниет, смердит и разлагается, - тихо произнес он, чуть ли не ей на ухо, щекоча дыханием кожу, - когда-нибудь вся эта желчь и мерзость, из которой я состою, выйдет и затопит все, сожжет дотла. Кристен крепко сжала зубы, превращая их в оскал, но если бы она этого не делала, то они бы непременно начали стучать. Объяснить это она не могла. Дело было не в страхе, не в злости, но было что-то, что не давало ей успокоиться. - Поэтому, Кристи, мы все должны сдохнуть, чтоб больше не было угрозы, - добавил он шепотом. Не желая пачкаться во всей этой мерзкой ненависти, которой он, казалось, был насквозь пропитан, девушка с силой дернула руку, прошипев: - Не прикасайся ко мне! Выдернув свою ладонь из его, девушка, ощущая, как внутри нее все клокочет, прижала руку к себе, готовая в любой момент обороняться. Кобейн, походя на бешенного волка, пронзил ее необычайным холодом голубых глаз с еле заметной жуткой и, отчасти одержимой, улыбкой. Он отвернулся к горизонту, будто добившись желаемого. Раскаленный до бела шар скрылся за черной линией горизонта, оставив после себя кровавые разводы, тянувшиеся на километры в стороны. Кристен тоже смотрела вперед, отмечая про себя, что такой закат идеально подходит под эту ситуацию, город и существо, сидящее рядом с ней. Пфафф всегда старалась видеть в людях только хорошее, не судить по первому впечатлению, не углубляясь, но в этом музыканте она не могла найти ничего хорошего, да и желание было не особенно большим. Он - Король, бесспорный Король и Духовное лицо Сиэтла, такой же погрязший во лжи, фальши, высокомерии, ненависти ко всему живому и пороке. Он был пороком, состоял из него, выдыхал ненависть, питался злостью и прочим негативом. Чудовище. Какая же глупость, что за этими, казалось бы, абсолютно чистыми и по-детски невинными глазами скрывалось такое. Не голубого цвета они должны быть, не цвета далекого неба, не цвета глубокого океана. Они должны быть густого, кроваво-красного цвета, беспросветного, показывающего настоящую его сущность. Цвета боли, цвета крови и падали, цвета этого заката. Король этого Бала Сатаны, его душа, отображающая все тайны Сиэтла. Самая подходящая личность, самое подходящее лицо, за чистой красотой и очарованием которого скрывается лик монстра. - Чтоб ты знал, - неожиданно для самой себя вдруг заговорила Кристен, привлекая внимание Кобейна. Они оба уже выдохлись, исчез, казалось бы, неиссякаемый запал Пфафф, пропала ненормальная одержимость Курта. - Человек, - продолжала она, - существо, наделенное чувствами и эмоциями, которые до сих пор не может объяснить ни один ученый. - Например? - Тяга к прекрасному, к искусству, - твердо ответила девушка, прожигая собеседника черными глазами. - Это лишь эгоизм, никто не хочешь быть забытым после смерти, исчезнуть бесследно, так что, когда кто-то говорит, что делает что-то ради других - это ложь, - равнодушно ответил Кобейн, вертя в пальцах новую сигарету, - это все? - Любовь! - не сдавалась Кристен. - Хах, вот уж не думал, но ладно. Это просто иллюзия, никакой любви нет. Это лишь инстинкт продолжения рода, лишь похоть - не более. - А как насчет материнской любви?! - сорвалась Кристен, пытаясь докричаться до него. - Не кричи, - он поморщился, - это тоже объяснимо. В ребенке присутствует большая часть его родителей и, глядя на него, они видят продолжение себя, что означает и любовь к себе же самим. Кристен нервно кусала губы, пытаясь сдержать себя от рвущихся наружу слез. Вот так, всего за пару слов он сумел разрушить все, во что она безоговорочно верила, о чем думала, что находила прекрасным. Нет уж, такого удовольствия она ему не доставит... - А дружба? Этого не может объяснит никто, так поразите меня, мистер Кобейн! - Ох, какая же ты наивная! - поразился музыкант, - нет никакой дружбы. Мы - люди - не можем выжить в одиночестве, поэтому ищем того, к кому можно было бы прибиться чисто из инстинкта самовыживания. Между людьми противоположного пола этого не существует вообще, это просто промежуточный этап перед, так называемой, "любовью". - Знаешь, - тут же повысив голос, сказала Кристен, поднимаясь, - мне пора. - Уже уходишь? - удивился Кобейн. - Да, завтра рано вставать, - убедительности в ее лжи не было ни грамма, но зачем скрывать очевидную неприязнь к человеку. - Ну бывай, - махнул рукой Курт, снова отворачиваясь к горизонту. Дрожа всем телом, чувствуя, как стучат зубы, будто в каком-то ознобе, а из глаз катятся слезы, девушка, не обращая на все это внимания, залетела в дом, чтобы забрать куртку. Закрыв глаза на пьяный кошмар творившийся внутри, Кристен выбежала во двор, на ходу натягивая вещь на себя. Прочь! Прочь! Прочь отсюда! Вслед донеслись голоса. - Кристен, ты куда? Что случилось? - голос принадлежал Патти. Обернувшись на ходу, Пфафф заметила еще и Эрика, пьяно шатавшегося за барабанщицей. - Я ухожу! - Что такое? Где вы с Куртом были? Он что-то сделал? - продолжала она допытываться до басистки, которая, зажав руками уши, лишь бы не слышать ненавистное имя, продолжала быстро идти вперед. Уже покинув участок Кобейнов, девушка обернулась. Музыкант по-прежнему сидел на крыше и глядел вдаль, будто являясь негласным покровителем всего того, что творилось в городе и в его собственном доме... Как вернулась домой, Крситен не помнила. Она знала лишь то, что, не разбирая дороги, шла вперед, закрывая уши руками и, как старая диснеевская Белоснежка в страшном лесу, шарахаясь от всего, что попадалось по пути. Придя домой, она тут же кинулась в ванную, пытаясь с помощью воды смыть с себя все те мерзкие, безжалостные слова, прикосновения и воспоминания о самой встрече с тем человеком или не совсем... Но, казалось, что и после двадцати минут под водой она все еще чувствовала и холод его рук, жутковатые удары в теплой груди, дыхание и присутствие помешанного человека, одержимого идеей уничтожения самой человеческой расы. Одержимого ненавистью, которая отравляла все живое вокруг него. Выйдя из душа, Кристен, не особенно понимая, что послужило основной причиной такой реакции, уже не стала сдерживаться и заплакала, мечась по квартире, не находя места. Ей было обидно, что она так ошиблась, доверилась. Ей было чертовски жаль Кортни, всех друзей и коллег, маленькую дочку - всех тех, кому приходится сталкиваться с этим кошмаром каждый день, а измученной жене еще и терпеть это двадцать четыре часа в сутки, умудряясь при этом делать вид, что все хорошо, любить. Несчастные поклонники, так безоговорочно верящие в своего кумира, так жестоко ошиблись в своей вере в того, кого нет... Решив, что сон и забытье - лучшее лекарство, Пфафф без сил упала на холодную кровать в своей затрапезной квартире. "А как же искусство? — Оно — болезнь. — А любовь? — Иллюзия. — А религия? — Распространенный суррогат веры."- Оскар Уайльд. "Портрет Дориана Грея" пы.сы. Ребята, все путем, Рикки не спятила, она так не думает, на самом деле)