Life through Hole

"I been starin', I been starin' into space Always tired, not a smile, such a waste I don't wanna, I don't wanna know I can't tell you, I just have to go Bring me something, bring me something I can use Well here's one thing, but it's not the one I choose I can't help it, hope you show up soon I can't help it, I'm countin' on you Can you tell me, can you tell me what went wrong Guess I shoulda seen it comin' all along Gotta fight it, I gotta be strong Gotta be something, can't let it drag on and on Of all the people, of all the people to let me down Of all the people, of all the people, why now Save me, save me! Save me, save me!" Дорогая (зачеркнуто). Дешевая (зачеркнуто несколько раз). Спящая Белоснежка, пишу тебе из своей заснеженной покосившейся лачуги в далеких и недоступных краях. Мне кажется, что океанские ветры, воющие и стонущие от своей тяжелой участи скитальцев, разрушат последние стены, разорвут в клочья, созданное руками человека, а также и самого человека. Они унесут его в небесную высь там, где балом правит пробирающий до самых костей норд-ост. Мы все, находящиеся здесь, в этой темной и ничтожно маленькой комнатке, будто запертые психопатом-доктором типа Йозефа Менгеле*, что без сомнения наблюдает за нашим сумасшествием, ожидая, когда мы дойдем до той точки, что будем с упоением пожирать плоть друг друга, упиваясь этим ощущением чужой крови в себе. Ночами я вижу, как блестят его глаза в темноте. Этот блеск похож на сияние серебряного скальпеля, которым он распарывал белочное тело своих пациентов в Освенциме**. Я ожидаю момента, когда смогу увидеть этот блеск совсем рядом, прямо перед своими глазами, и это не может не вселять ужас... За все это время мы уже успели несколько раз дать концерты, и каждый раз, видя все это снова и снова, я испытываю совершенно обновленные и противоположные друг другу чувства. Страх. Он неизлечим и жизненно необходим для некоторых людей, чтобы те могли помнить о себе и своем месте в достаточной степени много. Помнишь, я говорил про то, что человек жалок в своем страхе и стремлении пресмыкаться лишь бы остаться в живых, чтобы и дальше вести полную поклонения жизнь перед точно такими, как и он сам? Не все мои слова были притворством. Во многих своих стремлениях человек в действительности жалок, но страх испытывают все, и он может быть вызван совершенно разными причинами. Чего боишься ты? Я боюсь звука салюта, а еще момента, когда зал на нашем концерте внезапно освещается, лишь на долю секунды, но этого хватает, чтобы запомнить навсегда. В полной темноте, когда она настолько плотна, что кажется, будто бы ты утонул, опустился на самое дно Марианской впадины, где пропадает вся видимость и все звуки, ты можешь только чувствовать что-то, что скрыто под толщей воды, таящееся там, запертое на века. И в этой абсолютной пропасти сознания вдруг мелькает проблеск, кроткий, но чрезвычайно яркий. Сначала я не придавал этому значения, но лишь потом стал обращать внимание на то, что освещает эта вспышка. Я на самом дне Земли, в пропасти своего сознания, сдавленный сверху непомерной тяжестью воды, что грозит расщепить все мои органы, отправляя их кровавые ошметки по океану на съедение хищным рыбам - моим сородичам***. Я чувствую чем-то, что нельзя объяснить с точки зрения анатомии или физиологии, это похоже на что-то типа шестого чувства, я чувствую какую-то надвигающуюся опасность, которая таится, скрытая тьмой. Она не двигается, ничего не делает, но я чувствую ее, она рядом. Инстинкты заставляют, вглядываясь в густую мглу, замереть точно в направлении этой опасности. Напряженное ожидание, и вот мелькает яркая вспышка, разрежающая темноту скальпелем Листона, отчего в стороны летят алые брызги, будто разрезали плоть, и я вижу что-то, будто запечатляя в памяти этот момент. Перекошенные лица, похожие на маски монстров, кроющихся далеко в безднах, на них лежит печать обожания и мучения одновременно, а белый свет только усиливает это ощущение полной бесконтрольности их действий. Их глаза состоят из одних лишь ярко-белых белков с сетью ветвистых капилляров. Рты раскрыты в необъяснимых оскалах, кажется, это просто улыбки. Руки, словно сломанные под невообразимыми углами ветви деревьев, тянутся вверх, пытаясь ухватить тебя. Но вот свет гаснет, и я вижу лишь, как темнота передо мной качается, взрываясь свистящими и полностью нечеловеческими воплями, будто песнь из Преисподней. Я теряю остаток кислорода, который стремительно покидает мои легкие и, превращаясь в круглых серебристых медуз, взмывает вверх вместе с дымчатыми вьющимися столбами алого цвета, обрывая последнюю мою возможность вдохнуть... Стыд и удивление. Я стыжусь того, что отчасти сам виноват в таких жутких превращениях. Я могу встретить самых обыкновенных людей на улицах. Людей с приветливыми улыбками и красивыми лицами, которые, смущаясь, просят поставить совершенно бессмысленную закорючку на бумажке. (До сих пор удивляюсь, как никому из них не пришло в голову подделать подпись и оформить на меня кредит.. Это же чертова возможность!) Но потом тех же самых людей я вижу в толпе... Они совершенно иные, будто не люди, а оборотни с клыками и когтями, готовыми рвать кожу на тебе. Я сам виноват в том, чего боюсь. Но и удивление. Наверное, это самое прекрасное чувство - смотреть на мир с удивленными широко раскрытыми глазами, как это делают дети. Я пытаюсь уподобиться этим маленьким существам, но это часто не так-то легко дается. Но мое удивление и даже полное поражение приходит от силы музыки, повинуясь которой люди буквально становятся зомби, которые испустят последний вздох, если их отключить от этого "живительного аппарата". Какой силой нужно обладать, чтобы заставить многомиллионную толпу стать одним целым организмом, заставить ее повиноваться каждому звуку и ловить каждое твое действие. Мы все заложники.. Заложники искусства. И последнее - гордость. Может, это и грех, но я не собираюсь попадать к хорошим ребятам в туниках после смерти. Да и что грешного в том, чтобы быть довольным своими возможностями? Гораздо более грешным мне кажется то ханжество, с которым некоторые мировые звезды отрицают явный успех и талант с одной лишь целью - чтобы люди, слышащие это, беспрестанно убеждали их в обратном, заставляя этих самых звезд повышать свое самолюбие до невозможных размеров. Может, я тоже ханжа, но я, черт подери, что бы не было написано на священных скрижалях, горд достигнутым и не собираюсь останавливаться на этом. Я боюсь этого, но и горд этим, и пусть за эти слова Люцифер поимеет меня куда угодно, но от этих слов я отказаться не могу и не хочу. Странный коктейль чувств от одних лишь концертов, но ты, наверное, меня понимаешь, хотя вряд ли видела такой психоз прямо перед своим носом. Желаю испытать это хотя бы однажды, чтобы поразиться в самое сердце, но чтобы в последствии это не приелось или напугало. Моя лачуга скрипит и шатается, а жуткий смех из самых дальних уголков потаенных мест ее достигает своей критической громкости. Возможно, я пишу в последний раз, а на следующее утро (сейчас тут вечер) мое бездыханное анорексичное тело найдут растерзанным на берегу океана, омывающим его, слизывающим кровавые подтеки, принимающим их в себя. Я не хочу прощаться, поэтому просто скажу, что скоро, я думаю, мы увидимся, Белоснежка. P.S. будь осторожнее с гномами и яблоками. Кристен подняла расширенные от шока глаза от чуть мятого листа бумаги, что держала в руках. Спустя пару недель после отъезда Nirvana девушке пришло такое письмо с пометкой отправителя - "Kurdt Cobain". Удивление от такой весточки, будто с того света, только усилилось, когда Пфафф прочла первые строки. Вот уж, где смогла развернуться его фантазия и писательский талант. Все письмо сильно отдавало каким-то отрывком книги ужасов или записок из психбольницы. Но почему бы нет? Это ведь письмо - также своеобразный вид искусства, в котором перед тобой открыты все двери. Еще раз пробежавшись глазами по неровным и неаккуратным строчкам, в которых буквы плясали, меняя размер, будто под действием того самого норд-оста, и еще раз поразившись странной манере письма, при которой Кобейн, начиная разворачивать свою мысль об одном, тут же переключался на другое, зацепившись за какое-то словосочетание, Крис усмехнулась и, отложив письмо на кровать, достала бумагу из ящика, решив написать ответ, надеясь, что музыканты не уедут из Сан Франциско, когда письмо дойдет. Задумавшись, девушка еще раз глянула на начало письма и тут же закатила глаза, припоминая о странной мании Курта к разнообразным прозвищам. В голову пришла мысль, что нужно отплатить тем же. Помедлив пару секунд, вспоминая о каких-то деталях в поведении или внешности Кобейна, за которые можно зацепиться, Пфафф, взяв черную ручку, начала карябать на бумаге вступительные слова. Недорогой и нелюбимый Акела****, пишу тебе из тайной комнаты под домом... *Йозеф Менгеле или "ангел смерти" - врач-садист, который проводил эксперименты над людьми (по большей части без использования анестезии), особенно его привлекали близнецы, которых он сшивал и расшивал. Грезил мечтами о том, что благодаря его достижениям будут рождаться только голубоглазые люди, что и пытался привнести в жизнь вживлением разных веществЪ в глаза несчастных людей. По праву считается одним из кошмарных персонажей в истории злодеев. Горе от ума, короче. **Освенцим - комплекс немецких концлагерей или лагерей смерти. В одном из них и орудовал доктор. ***Рыбы-сородичи, тут имеется в виду, что знак, под которым родился Кобейн - рыбы. ****Акела - волк-одиночка, персонаж из "Книги джунглей" Редьярда Киплинга. Причем тут Акела, казалось бы? Просто, благодаря кое-кому (он/она знает) я действительно убедилась в славном эпитете "волчьи глаза", применимым к Кобе. Ну и алсо - слово "Акела" в переводе с хинди означает "одинокий"