***
Гуляя рука об руку с Кортни по Стратфорду, я не уставала поражаться тем необыкновенным отличиям Англии от каких-либо других государств. Люди здесь отличались от тех, что я привыкла видеть на улицах в Миннеаполисе или Сиэтле, они никуда не спешили, просто шли, будто бы гуляя, вовсе не надеясь куда-либо прийти. Забавный акцент британского английского еще больше располагал этих людей, делая их еще дружелюбнее. Возможно, так далеко не во всех районах Объединенного Королевства, но здесь, в этом небольшом поселении Стратфород-На-Эйвоне, улыбки жителей, казалось, гораздо шире и искренней, чем где бы то ни было. Оставалось так же только с открытым ртом оглядываться вслед иногда проезжающим прямо по мостовой прокаточным экипажам с кучерами, пришедшими, будто из далекой древности, и запряженными лошадьми. Сам стук копыт этих больших и необычайно красивых животных, от которых веяло силой и благородством, таившимся на дне темных живых глаз, и скрип рессор навевал какие-то мысли о старой Англии времен Шекспира. Не очень счастливых и благополучных, но бесконечно романтичных. Река Эйвон, казалось, опутывала весь город своими широкими темно-синими "венами", по которым изредка скользили, наконец, появившиеся речные домики, чьи хозяева, выходя на маленькую палубу своих строений, с интересом оглядывали город и делали фотографии, пока жители с таким же интересом оглядывали прибывших в город. Наверное, Стратфорд - настоящая мечта для какого-нибудь художника-пейзажиста. Эта мысль пришла ко мне во время исследования одной из улиц города, куда мы, смеясь, забежали, прячась от налетевших голубей, пытавшихся схватить последние крошки рассыпанного на дороге хлеба. В этом городе каким-то удивительным образом сочеталась явная старина, присутствующая в миниатюрных домиках, как будто из сказок, которые рассказывают детям на ночь, средневековых строениях или их остатках, в толстых ветвистых деревьях с густой кроной, отбрасывающей тень на землю; и современная жизнь, которую представляют собой жители города и проезжающие машины. Это не казалось диким, напротив, было ощущение, будто бы нас - современных людей и некоторые наши изобретения - перенесли в средние века. Купив себе мороженого в небольшом ларьке у улыбчивого средних лет мужчины, мы направились вдоль по набережной, вымощенной темно-серым камнем. Из-за такой дороги мне пришлось придерживать качающуюся на каблуках Кортни под локоть, но все же, шли мы довольно медленно, постоянно падая друг на друга, хоть и стоя на ногах, и смеясь от этого. Вода в реке совсем рядом с нами чуть шла рябью из-за легкого ветра, а от темно-зеленых листьев, падавших вниз, по спокойному темно-синему атласу шли постепенно разрастающиеся круги. Стратфорд был полон разнообразных красок и цветов, не слишком ярких, скорее приглушенных, но очень гармонирующих друг с другом. Все привычные цвета казались тут на тон темнее, были тяжелее. Густая листва на деревьях, которые рождали шум своими листьями, трепещущими от завывающего ветра, что заставлял прохожих сильнее держаться за свои сумки и шарфы, была темной и гораздо более глубоко цвета, чем это обычно бывает. Темно-серый камень мостовой казался мокрым, хотя на него не попадало и капли. Вода была глубже, ветер сильнее и холоднее, воздух свежее, чувства острее. Говорят: можно увидеть Париж и умереть. В таком случае, можно попасть в Стратфорд и опьянеть. Опьянеть его энергией и неявной силой, скрытой в природе и ее проявлениях. Может, дело в том, что Британские острова объединяют в себя еще и Ирландию и ее непокорных людей - любителей повеселиться и выпить, а может, в чем-то другом, но я, еще не выпив не капли, а только выкурив два косяка, была готова кружиться на этой каменной мостовой до упада, держа за руки Лав, чьи сладкие духи, казалось, теперь сопутствуют мне везде. После прогулки мы, как это и ожидаемо, отправились в местное кафе на набережной, по которой к нему и шли. Оно располагалось в аккуратном двухэтажном домике из абсолютно белых досок, поперек которых вертикальными тонкими полосами шли черные доски, образующие контраст с общим видом и плавно уходящие под терракотовую черепичную крышу с толстыми кирпичными трубами. Проблемы нас встретили на входе, и явились они в виде молодого улыбчивого официанта, который заявил, что со своим - мороженым, которое еще присутствовало - нельзя и предложил покончить с ним снаружи. Я готова была последовать этому совету, если бы не Кортни, которая готова была превратить это маленькое замечание в настоящий скандал. Каждое предложение, которое только начинал молодой официант, находившийся в смятении от такой реакции посетительницы, как и оборачивающиеся на Лав люди в кафе, тут же обрывалось от очередной тирады Кортни о ее правах и о том, что она "будет делать то, что захочет, а всякие официанты не должны даже нос совать в эти дела". Наверное, со стороны это выглядело очень даже грубо по отношению к несчастному парню, но в то же время, меня одолевало какое-то восхищение. Слова Кортни выходили из нее быстро, как автоматная очередь и иногда, становилось невозможным даже понять их смысл, хотя это и не требовалось. Ее целью было добиться своего, и она это делала, так как спорить с тем, кого не понимаешь, просто бесполезно. Она словно ураган, и ты, глядя на это, хочешь только одного, чтобы тебя как можно глубже и скорее затянуло в эту воронку, которая наверняка покалечит или даже убьет, но оно будет того стоить. Я хотела, чтоб это бедствие поглотило и меня. Вот он - ураган, который принес меня, как героиню "Волшебник из страны Оз", из тихого Миннеаполиса в Изумрудный Город, познакомил с его жителями, проучил и приласкал, указал на дорогу из желтого кирпича. Кортни - мой ураган... Сказав последнее слово, Кортни, гордо подняв голову, прошла к свободному столику, сопровождаемая тишиной, наступившей после устроенного ею скандала. Сев за стул напротив меня, женщина открыла меню, одновременно доедая свое мороженое, пока я, как влюбленный подросток, глядела на нее, подперев рукой щеку. В голове проскальзывает мысль относительно того, как же повезло Курту с его находкой в виде Кортни. С ней, наверное, даже ссориться круто. За своими размышлениями я даже не замечаю, что голова чуть съезжает с руки, и понимаю это только когда вижу красно-белую клетчатую скатерть недалеко от себя. - Так, я придумала, - объявила Лав, опуская меню и открывая свое довольное выбором лицо. Я тут же сдавленно всхлипываю от сдерживаемого, но все равно вырывающегося смеха, замечая оставшееся на ее подбородке мороженое розоватого цвета. Женщина удивленно приподнимает брови, наблюдая за моим весельем. Я, переминаясь на смех, из-за чего посетители уже во второй раз на нас оборачиваются, указываю ей на проблему. Лав пару раз пытается вытереть остатки мороженного, но каждый раз промахивается. Успокоившись от смеха, я, тем не менее, не сдерживая лукавой улыбки, которая уже не в первый раз проскальзывает на моем лице за сегодняшний день, чуть приподнимаюсь и, перегнувшись через круглый аккуратный стол с маленькой вазочкой для цветов посередине, дотрагиваюсь пальцем до ее подбородка, смазывая розоватый след. Решив, окончательно отпустить остатки разума, я с деловитым видом, будто дегустируя вино, облизываю испачканный в мороженом палец, прищуривая глаза, чтобы "прочувствовать букет". Кортни, в это время, начинает беззвучно смеяться, вздрагивая всем телом и, наконец, даже лицо ладонями закрывает, кладя голову на стол, когда подходит официант. - Добрый вечер, сэр, - с деланной важность, протягивая слова, начинаю я, развалившись на стуле, - мне и моей возлюбленной требуется сделать заказ, - продолжаю я, взяв меню в руки и стараясь не рассмеяться от вытянувшейся из-за моих слов физиономии официанта. Назвав ему целую кучу всякой всячины, половины из которой я даже в глаза-то не видела, я снова возвращаюсь к разглядыванию сидящей напротив женщины. Я рассматриваю ее лицо, останавливаясь на отведенных в сторону ушедшего официанта глазах, полных ярко-красных губах, шее с едва проступающими ключицами у ее основания. Занятая своими мыслями, даже не замечаю, как официант, по-прежнему косясь на меня и Лав с подозрением, приносит все мною заказанное и сгружает на стол. Переведя внимание на заказ и отошедшего вновь официанта, я удивленно обегаю глазами разнообразные тарелки с какими-то блюдами на них и фрукты странной формы, которые были принесены в плетеной корзинке. Кортни без промедлений наливает в свой бокал заказанного вина, после чего тут же отпивает пару глотков. На меня вдруг нападает невероятная скука из-за необходимость сидеть и уподобляться целой куче жующих, запертых в одном хоть и красивом помещении. Переведя взгляд с беззаботно болтающей о своем молодой и довольно привлекательной пары недалеко от нас, останавливаю его на квадрате окна, на подоконнике которого располагаются какие-то фиолетовые цветы. Их почти не различить из-за виднеющегося через окно лилового неба. Резко повернувшись обратно к Лав, я тут же перехватываю ее руку, потянувшуюся к одной из тарелок на столе, на что женщина удивленно переводит глаза на меня. Снова наклонившись к ней через стол, тихо, но слышимо произношу свой внезапный план: - На счет три хватаем все, что хватаемо и бежим, как от святой инквизиции, - отодвинувшись, я вижу, что на лице женщины все еще отражается непонимание, но она, тем не менее, кивает, как бы невзначай опуская руки под стол. Я наощупь, не глядя, достаю из кармана пиджака несколько смятых бумажек, надеясь, что этого хватит хотя бы на половину заказа, после чего замираю, с беззвучным смехом глядя в глаза Лав и мысленно приготавливаясь. Одними губами прошептав "три", тут же, как и стучащая каблуками Кортни, вскакиваю с места, хватая пару заказанных бутылок в одну руку, а другой цепляясь за ладонь Лав. Конечно, этот шумный пирует не остался незамеченным ни посетителями, ни персоналом, поэтому, сообразив, что дело пахнет жаренным, со всей силы тяну на себя замешкавшуюся со своей сумкой женщину, и припускаю вперед, случайно уронив бокал, стоявший на краю столика привлекательной молодой пары. Из-за возгласов, что доносятся вслед и негодующих голосов посетителей, я еще сильнее задыхаюсь от смеха и бега, таща за собой Кортни. Чуть не вылетев с лестницы, на которую выходит дверь, я резко торможу и сворачиваю влево, быстро спускаясь вниз, пока ноги не касаются каменной мостовой. Не дожидаясь чего-либо, сворачиваю вправо, убегая с балластом в виде тяжело дышащей Кортни вперед по набережной, из-за чего голуби разлетаются в разные стороны, будто намереваясь налететь на голову и заклевать до смерти. Стараясь не вдыхать перья, летящие от их шумно хлопающих крыльев, и не очень задевать идущих навстречу людей, забегаю еще дальше и сворачиваю там, где через реку перекинут отходящий от набережной небольшой каменный мост. За ним переулок между стоящими друг около друга темно-серыми домами, куда я и ныряю, надеясь, что Лав все еще сзади, а не дегустирует воду в реке. Силы отпускают ровно тогда, когда, чуть не выронив бутылки с вином, я опираюсь о стену, отпуская руку тяжело дышащей Кортни, чьи волосы растрепались, а щеки зарумянились от быстрого бега.***
- Луна покоится среди лавин атласных, Но, в долгий обморок меж них погружена..*** э-э, - протягиваю я, косясь на засмеявшуюся Кортни. На этом моя память относительно данного стихотворения заканчивается, и, отпив из горла бутылки из темно-зеленого стекла, я тоже смеюсь из-за своих потрясающих познаний в мире поэзии. Наш смех постепенно стихает, снова уступая место доносящимся, будто издалека, звукам вечереющего Стратфорда. С такой позиции, а именно с крыши девятиэтажного дома, куда я с трудом, но уговорила забраться Кортни, пообещав обратно взять такси, еще не представлялось увидеть город. Сейчас же можно разглядеть даже самые дальние его закоулки, но в гораздо более маленьком размере, хотя от этого город не теряет своей живости и даже какой-то искренности. Все строения и здания оказались скрытыми, как под легкой вуалью, опустившейся на город тенью из-за полностью затянувшегося лиловым цветом неба со светло-сиреневыми и розоватыми у горизонта, который обозначала тонкая золотисто-желтая закатная полоска, облаками. Более высокие здания на фоне лиловых сумерек неба кажутся плотными тенями, отбрасываемыми какими-то неровными вытянутыми предметами. Я даже оборачиваюсь назад, чтобы убедиться, что это настоящие строения, а не тени от предметов за моей спиной. Взгляд задерживается на лилово-сиреневом над головой и синеющим с противоположной горизонту стороны небе, что, будто куполом, накрыло небольшой городок в графстве Уорикшир. Если долго смотреть на небо, то понимаешь, что оно гораздо дальше, выше и недоступнее, чем может показаться. Гораздо более близкими кажутся сиреневые облака с какими-то розоватыми тонкими, словно дымок от сигареты, прожилками. Можно подумать, что до них-то как раз и можно дотронуться, они представляются объемными и тяжелыми, в отличие от непомерно далекого неба. Кажется, где-то там, далеко, за гранью этого купола, этого воздушного шара вокруг Земли, действительно существуют далекие звезды и рисунки других галактик, млечного пути. Это кажется далеким, но реальным. Таким недоступным и от этого еще более очаровательным. Снова отхлебнув из бутылки, но не оторвав взгляд от матово-лилового, как будто дымчатого, неба, я в очередной раз задумываюсь о каких-то важных, но слишком призрачных вещах, которые в данный момент мозг воспринимать не способен. Почему-то в голову приходит мысль о том, что в такой день неплохо и умереть. Прямо здесь и сейчас, глядя на этот вечер, этот город, закончить свой жизненный путь, думая о прекрасном и вечном, ведь вечер вечен, он всегда наступает, что бы не случилось. Какой бы ни был яркий и полный на события день, мягкий и спокойный вечер наступит, как наступает и смерть. Отсрочки у нее не попросишь, но можешь обхитрить, приблизив ее сам. Тряхнув головой, пытаюсь отогнать из головы эти мысли и опускаю голову вниз, снова обращая взгляд на потемневший городок. - Да-а, - я оборачиваюсь на голос сидящей рядом Кортни, которая, склонив голову на левое плечо и откинув туфли в сторону, покачивает перед глазами красноватую жидкость в бутылке, - за мной еще так не ухаживали, - под конец в ее голосе проскальзывает усмешка, и женщина оборачивает взгляд на меня, подмигивая. Я лишь лениво усмехаюсь, чуть зажмурив глаза. - Даже Курт? - она на пару мгновений задумывается, вытягивая губы трубочкой. - Ну, это было давно и очень недолгий отрезок времени, - под конец фразы Лав снова смеется, а я лишь с улыбкой качаю головой, после чего отставляю бутылку рядом с собой, а сама ложусь на бок, кладя голову на ноги Кортни. Женщина принимается перебирать мои обрезанные в некоторых местах волосы, что-то напевая себе под нос. Я крепко стискиваю зубы и сжимаю в пальцах края платья Лав, стараясь отогнать неприятные мысли, вызванные упоминанием в нашем разговоре Кобейна. Отчего-то я чувствую довольно ощутимую вину перед ним за то, что он сейчас там один, пока я веселюсь и наслаждаюсь обществом Кортни, пока мне хорошо без него, и я даже не хочу, чтобы он сейчас появлялся здесь и портил эту атмосферу, отношения между мной и Лав, мои чувства и ощущения. Из-за этого я чувствую себя очень виноватой, так как он был рядом, когда мне это требовалось, а я не только далеко, но еще и не хочу вспоминать о нем. Я начинаю ерзать, прижимаясь головой покрепче к коленям женщины, а свои ноги подтягиваю к животу. Лав понимает этот жест немного не так и, подумав, что я, возможно, заигрываю с ней, нагибается чуть вниз, убирая с моего лба челку и что-то тихо говоря себе под нос.***
В гостиницу мы возвращаемся уже за полночь, медленно передвигая заплетающимися ногами и спотыкаясь на каждом шагу, из-за чего тишину первого этажа гостиницы оглашает до неприличия громкий пьяный смех. С большим трудом вписавшись в дверной проем и чуть не повалившись с маленькой ступеньки на входе в помещение гостиницы, так как Кортни, взяв одну туфлю в руку, идет в другой на правой ноге, мы все же продвигаемся внутрь, снова смеясь, как чокнутые или просто пьяные. Шутливо отдав честь сидящим на чемоданах у ресепшена трем мужчинам в панамках, я, чуть не споткнувшись и не полетев к красному ковру, скрывающему пол, пытаюсь восстановить контакт с качающимся пространством вокруг меня, предметы в котором как будто двоятся в глазах или даже троятся. Снова встав кое-как на ноги и найдя руку Кортни, приобнимаю ее за плечи, с наслаждением вдыхая сладкий запах от ее духов, из-за чего женщина пьяно смеется, косящими глазами наблюдая, как я, словно слепой котенок, утыкаюсь носом в ее теплое мягкое плечо. До лестницы мы доходим все так же вповалку, но там приходится разделиться, чтобы, держась за перила, как скалолазы за прикрепленные к выступам на скалах веревки, подняться наверх на гнущихся и разъезжающихся в разные стороны ногах. С переменным успехом мне, следуя за маячащим перед глазами белым размытым пятном платья Кортни, удается взбираться наверх, иногда останавливаясь, чтобы снова вернуться нормальную видимость. Кажется, я еще не настолько пьяна, чтобы ползти до номера на бровях, но уже достаточно выпила, чтобы качаться из стороны в сторону и несколько туго, но соображать. На последней ступеньке Лав вдруг спотыкается и, случайно двинув ногами по моим, роняет на пол и меня, правда, я приземляюсь на спину Кортни. Женщина начинает смеяться, из-за чего я чуть съезжаю по наклонной ее тела, растянувшегося на ступеньках, а взгляд мужчины за стойкой администратора на секунду метается от газеты на лестницу. Кое-как поднявшись, я снова хватаю Кортни за ладонь, а она для большей опоры обхватывает мою руку своими, чуть повисая на мне. Женщина направляется прямо, но я останавливаюсь у двери номера, который сняла моя мама и брат. - Я сейчас, - заплетающимся языком проговариваю я, на что женщина кивает и, кинув что-то про Фрэнсис, направляется, держась за стену, к себе. Проходя мимо холла, она машет кому-то рукой, невнятно вскрикивая: "Привет, мамуль." Пронаблюдав за этим, я, опираясь о дверной проем, толкаю дверь ногой, из-за чего та отлетает в стену, а мне остается только шикать на нее, стараясь не упасть лицом на пол. - О! - произношу я, видя удивленные физиономии Джейсонов, сидящих на кровати в одинаковых позах и глядящих на меня. Спустя пару секунд моих отчаянных морганий они объединяются в одного. - А ты чего не спишь? - с плохо получающейся сердитостью, которую портит мое опьянение, громко шиплю я, покачиваясь, но по-прежнему держась за дверной проем. - Что с тобой? - удивленно спрашивает брат, оглядывая меня. Я хмыкаю, одновременно с этим икая. - Да ничего... Какого хе.. фига ты не спишь? - снова повторяю я, подавляя икание, - ну-ка быстро спать, времени уже много, - снова громко шиплю я, а в глазах снова начинает двоиться. Пробормотав себе под нос какую-то непонятную мне самой комбинацию слов, я с силой отталкиваюсь от дверного проема и чуть было не заваливаюсь на спину, но вовремя впечатываюсь спиной во что-то мягкое, а женские руки оказываются на моих ребрах, помогая развернуться, что я делаю довольно быстро, но тут же отскакиваю назад и ударяюсь затылком об угол открытой двери. - Твою мать! То есть... - еще раз оглядев с укором смотрящую на меня маму, поправляюсь я, - мою мать.. в смысле, забудь, - я уже собираюсь отойти куда подальше, так как говорить с мамой в таком состоянии нет смысла, но она останавливает меня, взяв за запястье, правда, тут же отпускает, когда я, покачнувшись, останавливаюсь. - Что с тобой такое? - Да чего вы пристали-то.. ну перебрал человек, что уж помирать теперь всем, - сама себе под нос бормочу я, глядя вбок и бочком отходя в правую сторону, надеясь уйти в свой номер, хотя до него еще метра три. - Ты знаешь, сколько времени? - снова с укором спрашивает мама. Я останавливаюсь, выпрямляюсь и, серьезно глядя ей в глаза, надеясь, что меня это спасет от дополнительных вопросов, отвечаю: - Время пить чай, - после чего со всех сил припускаю в сторону своего номера, чуть не завалившись, но вовремя задержавшись у стены и сбив какую-то коляску с бельем. - Ой! Пардон, - тронув за плечо вышедшую из номера, у двери которого стояла коляска, пухлую горничную с румяными щеками, произношу я, снова икая. - Ничего страшного, - мило улыбнувшись, отвечает она, а я поворачиваюсь назад, тут же натыкаясь на рассмеявшуюся моей испуганной от неожиданности физиономии Лав. Женщина что-то крикливо бормочет про пьянку и лесбиянок, таща меня за руку в мой же номер. Опершись лбом о дверь, я пару минут вожусь с ключами, пытаясь открыть дверь, хотя вскоре доходит, что она не закрыта и, сообщив об этом Лав, я, подавляя новый приступ смеха, нажимаю на ручку и, забыв, что вес полностью перемещен на дверь, буквально впадаю в номер, встречясь с полом и больно ударяясь о твердую поверхность животом и коленями. Подняв голову и переглянувшись с замершей у дверного проема Лав, которая с пьяной улыбкой смотрит на присутствующих внутри людей, я перевожу взгляд на сидящую на своей кровати Шемель и некую полноватую женщину с седыми короткими волосами. Этот немой диалог продолжается ровно до того момента, когда Кортни, отлепившись от стены, проходит к моей кровати, где все такой же беспорядок, на пути повторяя уже сказанную ранее, видимо, моей маме фразу: - Привет, мамуля номер два, - с этими словами, она отпивает из бутылки и падает на живот, утопая в ворохе подушек и одеял. Патти, сдвинув брови, переводит взгляд с нее на меня и вскакивает с кровати, после чего, подойдя, хватает меня за руки, поднимая с пола, и приближает свое лицо к моему, со злостью выговаривая: - Я же говорила, что приедет моя мама. Вам обязательно было заявиться, как с Октоберфеста? - я чуть прикрываю глаза, сглатывая, чтобы снова не икнуть, а потом, чуть качнувшись вперед, осторожно отцепляю руку Патти от своего плеча. - Мы из кафе, это раз, - я поднимаю указательный палец, качая головой в подтверждение своих слов, - и мы развеивали скуку, это два, - вместо следующего пальца я поднимаю я поднимаю указательный палец, но уже на левой руке и придвигаю это к лицу Патти, чтоб она видела, так как, мне кажется, будто она меня не понимает, поэтому и стоит с таким грозным лицом, - и мы пришли с готовой песней, это три! - на последнем слове, которое я выделяю чуть громче, я резко сталкиваю боком кулаки с оттопыренными вверх указательными пальцами, из-за чего Патти вздрагивает и отшатывается из-за неожиданности, а я без препятствий могу пройти к кровати, где уже возлагает Лав, задрав вверх зад, едва прикрытый подолом платья. Кое-как доковыляв до кровати и чудом не ударяясь об угол, я начинаю потрошить одеяло, выныривая оттуда уже с гитарой, пока за всем этим с закрытыми рукой глазами наблюдает Патти и сидящая на кровати мама-Шемель, которая с удивлением переводит серые глаза с морщинками вокруг них с меня и Кортни на свою дочь. - Во! - радостно объявляю я и шлепаю по ноге Лав, которая тут же вздрагивает, просыпаясь и садясь, отчаянно моргая при этом, - у Кортни была песня, в которой не хватало пару строк, - Лав с важным, но все же мало соображающим видом несколько раз быстро кивает, - мы ехали в такси и репетировали ее, - продолжаю я, смутно припоминая, как водитель подпевал нам и, казалось, находился тоже в не очень трезвом состоянии, а ехавший с нами случайный пассажир предлагал деньги лишь бы мы заткнулись. Но искусство не продается... Сидя в такси и подбирая какие-то слова к припеву в песне Кортни, я вдруг вспомнила об одной из своих собственных песен****, слова из припева которой, если чуть-чуть их изменить, неплохо ложились на эту песню. Озвучив свой вариант Лав, я напела эти строки, из-за чего несчастный пассажир снова чуть не повесился на своем же галстуке. Женщине этот вариант приглянулся и, заручившись моей помощью, она начала на весь салон орать песню, начиная петь тише только в припеве, который еще не запомнила до конца хорошо. Неожиданно легко вспомнив мелодию песни, я принялась тормошить засыпающую Лав, чтобы та хотя бы глаза открыла, хотя это и так случилось, стоило ей услышать знакомую мелодию вступления, согласно которому она тут же начала, наверное, на автомате довольно невнятно проговаривать слова, фальшивя чуть ли не на каждой ноте, хотя ни я, ни она этого не замечала. Я и сама, кажется, брала не те аккорды в некоторых местах или так увлекалась, что за дребезжанием струн не было слышно даже голоса Кортни. Ближе к припеву женщина вдруг оживилась и начала чуть покачиваться, по-прежнему обнимая подушку. - Now I've made my bed, I'll lie in it! - присоединяясь к Лав, довольно громко прокричала я, тоже тряся головой, но не упуская из вида Кортни и стараясь глядеть ей прямо в глаза. - I've made my bed, I'll die in it! - окончательно проснувшись, Кортни чуть придвигается ко мне, выкрикивая скрипучим голосом эти слова прямо мне в лицо, пока я проделываю то же самое чуть срывающимся голосом, одновременно сильно дергая струны, из-за чего пальцы начинают немного побаливать, а первая струна нещадно дребезжит. - I've made my bed, I'll lie in it, - зажмурившись одновременно с Лав, я уже понимаю, что мы даже не поем, а скорее орем, оглашая номер и, наверное, коридор, хотя на этот факт полностью наплевать. Я продолжаю трясти волосами в разные стороны, пока голова не начинает кружиться, а рядом со мной не доносится тонкий, но пронзительный звук. - I've made my bed, I'll die in it!!! - с одновременным с женщиной напротив выкриком я открываю глаза, видя ее лицо прямо перед собой, лишь в паре сантиметрах. Тяжело дыша и одновременно смеясь, я краем глаза замечаю торчащую струну, которая, видимо, порвалась с тем самым тонким звуком. Вдруг Лав совершенно неожиданно обвивает руками мою шею, но, не рассчитав силы, опрокидывает нас обеих и гитару на моих коленях на пол. Инструмент громко звякнул на этот пирует, после чего с тихим звоном затих. Чувствуя несильную, но ощутимую боль в виске, я чуть приоткрываю один глаза и замечаю, что Лав уже спит, лежа, как и я, туловищем на полу, а ногами на кровати. Я перекладываю правую руку на ее плечо и прежде, чем уподобиться Кортни, слышу откуда-то далеко голос Патти: - Может, перетащим их на улицу, пока они спят?.. *Вторая группа бывшей ритм-гитаристки The Runaways Джоан Джетт. (очень советую) **Miss World. ***Шарль Бодлер "Печаль Луны". ****Имеется в виду песня первой группы Кристен "Limited Edition". Алсо, мало известный, но все ж факт, что Крис "пожертвовала" эту строку для песни Кортни.