Life through Hole

Disappointment, Oh, you shouldn't have done, You couldn't have done, You wouldn't the things you did then. And I could have been happy. What a piteous thing, A hideous thing, Was tainted by the rest. - The Cranberries – "Dissapointment". Делаю один глоток из бутылки виски, взятой из мини-бара, не отрывая при этом взгляда от чуть помятого листа бумаги перед собой. На его верхнем краю виднеются лишь два сильно перечеркнутых слова, о смысле которых догадаться уже нельзя, даже если очень хорошо вглядываться. Сглотнув обжигающую горло жидкость с каким-то странным привкусом, далеким от вкуса настоящего виски, отставляю бутылку в сторону, не заботясь о том, что она легко может упасть с края кровати и облить одеяло, на котором я лежу на животе. Сфокусировав чуть затуманенный алкоголем взгляд на листке бумаги, замираю, просто продолжая тупо пялиться в него. Все сегодняшнее утро я ходила с четкой мыслью, что должна написать Кобейну письмо, если он "так чем-то занят", что даже не может разговаривать. За весь день голову посетили тысячи разнообразных словосочетаний и фраз, которые я могла бы использовать, но почему-то, когда дело дошло непосредственно до самого написания, все мысли разлетелись, словно их и не было. Снова взяв в правую руку карандаш, чей грифель уже два раза обламывался, я задумчиво стучу им по поверхности листа, думая, как начать и о чем вообще писать. За эту неделю с лишним произошло достаточно, чтобы сейчас я не сидела с пустой от идей и мыслей головой, но почему-то особенного желания рассказывать об этом не возникает. Не знаю почему, но за все время этих писем друг к другу, коих было и не очень много, сложилась своего рода традиция: ни я, ни Кобейн никогда о том, что было написано, не говорили. Снова шумно выдохнув вверх, опускаю голову вниз, накрывая ее руками. Созданная мною темнота навевает какую-то сонливость и слабость. Завтра нас ждет заключительный концерт, но, кажется, я уже выбиваюсь из сил, хотя дело, возможно, далеко не в самих выступлениях. Резко встав с кровати, из-за чего голова чуть-чуть закружилась, а бутылка едва не свалилась, прохожу к углу комнаты, слегка пошатываясь, и беру оттуда гитару. Сев на пол в том же углу у окна, кладу инструмент себе на ноги и, не имея ни одной мысли в голове, расставляю пальцы левой руки по струнам просто наугад. Второй рукой начинаю перебирать струны, извлекая из них не совсем связные звуки. Наверное, впервые за всю неделю я чувствую такую слабость, правда, не очень понимаю, чем она вызвана. Сейчас хочется какого-то покоя, тишины, чего-то теплого. Например, вечный комплект: свитер, какао, камин. Раньше такие желания одолевали меня преимущественно зимой. На секунду замираю, но все равно продолжаю пальцами правой руки перебирать струны, не меняя аккорда. Чуть подумав, закрываю глаза, представляя себе где-нибудь не здесь, не в номере Стратфордской гостиницы. - Знаешь, - тихо произношу я, представляя, будто рядом сидит кто-то, но я его не вижу, потому что не поворачиваю голову, а вовсе не из-за того, что его нет, - я даже не представляю, как выглядит зима в Сиэтле, - говорю первое, что приходит в голову, - все времена года чем-то похожи друг на друга, а зима одна сильно отличается. Может, там и снега нет... В голову приходят мысли о том, как часто в детстве и не только я любила зимние вечера. Как нравилось залезать на подоконник по вечерам, наступавшим рано, и наблюдать, сидя в темной комнате, за тем, как черном фоне сверху вниз, иногда кружась и меняя направление, падают белые снежные хлопья. Земля медленно покрывается тонким и очень хрупким снежным слоем, который похож на пепел из-за своей чрезвычайной хрупкости. Бывало, вместо того, чтобы спать по ночам, я вставала с постели, садилась на подоконник и. глядя за падающим снегом, возводила руки, представляя, что я сама управляю движением снежинок. Я поворачивала руку и, казалось, слушаясь меня, множество снежных хлопьев вдруг замедляло свое падение, меняло направление или ускорялось. При этом можно было бы поверить, будто я обладаю силой покорять стихию, могла творить волшебство. Возможно, наступит зима, и я снова смогу в этом убедиться. Если в Сиэтле есть снег... Резко оборвав мелодию, откидываю гитару в сторону, на что та, разрывая тишину, громко звенит. Снова запрыгнув на кровать, из-за чего стоящая на краю бутылка, расплескивая по внутренней стороне своих стенок жидкость, зашаталась с тихим стуком, сажусь на колени и кладу листок на подогнутые под себя ноги. Может ли опустошение появиться от переизбытка эмоций? Кажется, да. В моей голове нет ни одной мысли, пока я пишу это тебе. Весь день они сновали, словно рой мух, но сейчас я чувствую лишь какую-то пустоту и усталость. Кажется, словно мои эмоции и силы - это какие-то мешочки, спрятанные глубоко внутри, как в недоступной никому клетке. На каждом из них написано определенное название: радость, энергия, жизнелюбие, беспечность... Мог ли кто-то прокрасться в эту клетку, пока я потеряла бдительность? Стащить те мешочки с положительными эмоциями и моими силами, оставив только "грусть", "замешательство", "страх." Рука с карандашом вдруг замирает над листом, когда глаза останавливаются на какой-то мокрой точке на середине бумаги. Неуверенно поднеся руку к щеке, провожу по коже пальцами. На их концах чувствуется влага. Мне остается только раздраженно выдыхать от этой обнаружившейся детали. Шмыгнув носом, я покрепче перехватываю карандаш. Мне так хочется чего-нибудь теплого, что может заполнить это странное пустое место внутри. Здесь нет камина, нет тепла родного дома, никто, наверное, не сможет обнять так, чтобы уже одним этим жестом унесло все мысли, оставляя только покой. Здесь даже нет животных, котов, в чей мех можно было бы запустить руки и получить такой заряд сил. Здесь нет котов. Звучит смешно. В Сиэтле я тоже мало их видела, но тогда я не так сильно в этом нуждалась, как сейчас. Грифель карандаша ломается и, крошась, откатывается с листка на одеяло. Раздраженно выдохнув, тянусь к тумбочке и, взяв оттуда лежащий на деревянной поверхности складной нож, вытаскиваю его лезвие, после чего, перехватив левой рукой карандаш, правой начинаю срезать с него деревянную стружку, чтобы высвободить грифель. Деревянные обрезки отлетают куда-то в сторону, бесшумно приземляясь на пол. Проверив остроту карандаша, снова ложусь на кровать животом. Знаешь, вчера я не хотела, чтобы ты появлялся в ближайшее время, но теперь понимаю, что мне тебя не хватает. Не знаю почему. Сейчас многое изменилось, как мне кажется. Изменились мы, изменились окружающие, изменилась жизнь и.. Я просто хочу сказать, что мне не хватает тебя, твоего голоса и глаз, я просто.. теряюсь, путаюсь. - А вот и моя любимая напарница! - явно пьяный голос со стороны отлетевшей в сторону двери врывается в мои мысли и тихое, пропитанное раздумьями, пространство темной комнаты. В дверном проеме я вижу смущенно и натянуто улыбающегося Джейсона и приобнимающую его за плечи Кортни, в другой руке у которой замечаю бутылку из темно-зеленого стекла. - А мы пришли на обучение, - проговаривает Лав и вталкивает в номер моего брата, а сама закрывает дверь. - Обучение? - переспрашиваю я, словно только что проснувшись и еще мало соображая в происходящем. - Твой братишка задумал стать вторым Джимми Пейджем, - со смехом продолжает Кортни, пока я стараюсь быстро убрать под подушку свое недоконченное письмо. Джейсон, пройдя к кровати, с извиняющимся выражением лица присаживается на ее край, в то время как Лав, не отрываясь от своей бутылки, делая из нее большие глотки, буквально падает на спину, из-за чего матрас протяжно скрипит. - Хорошо, а я тут при чем? – интересуюсь я у брата, пока лежащая рядом женщина с заинтересованным видом вертит мою левую руку в своих. - Ты у нас гитарист, - вместо Джейсона отвечает Лав, икнув из-за выпитого алкоголя. - Я басист, - поправляю я, оборачиваясь к сонной и слегка косящей глазами Кортни. - Да без разницы, тем более, у тебя есть музыкальное образование, а значит, ты можешь учить. Лишние гитаристы никому не помешают, - на последнем предложении женщина поворачивает голову в сторону молчаливо засевшего на краю кровати Джейсона и подмигивает ему. Я пару минут молчу, переводя взгляд с Лав на брата, после чего сосредотачиваю внимание на последнем. - Ты же хотел занимать спортом, - напоминаю я, имея в виду его давние мечты о карьере баскетболиста. Брат пожимает плечами. - Ну, одно другому не мешает.. Но я могу зайти позже, если ты сейчас не можешь, - поспешно прибавляет парень, уже приподнимаясь с кровати, но я останавливаю его, схватив за руку. Покосившись на Кортни, ловлю ее усмехающийся взгляд, который она тут же прячет, снова переворачиваясь на спину. Ее план оказался не так уж и сложен. Только мотивы могут оказаться самыми разными, начиная от желания изменить мнение моих родственников о ней и оканчивая просто дружеским участием, что и не так вероятно. Кажется, видя мои разногласия и отчужденность от родных, женщина решила специально свести меня с ними поближе таким незаметным приемом, как обучение Джейсона игре на гитаре. Остается только догадываться о том, как же она узнала о его желании заниматься этим... Совершенно забыв о письме для Курта, следующие пару часов я с энтузиазмом принимаю участие в обучении брата, в котором принимает участие и сама Кортни. Эта женщина снова занимает все мое внимание, даже когда я пытаюсь показать пару аккордов Джейсу, увлеченно наблюдающему за процессом. В течение этого времени, постоянно передавая инструмент друг другу, мы уже забыли, что основной идеей было обучение моего брата. Сосредотачиваясь уже на том, как, по мнению каждой из нас, должна звучать рассматриваемая та или иная песня, мы уже занимались полностью друг другом, а Джейсона оставили в качестве стороннего наблюдателя, сказав, что это тоже очень важный момент в обучении, без которого практика невозможна. К единому мнению относительно исполнения песни мы прейти не могли, но, тем не менее, все эти небольшие перепалки затевались лишь смеха ради. Все мои мысли о какой-то опустошенности или одиночестве отошли на второй план, хоть и исчезли совсем. С появлением Кортни я снова начала чувствовать какой-то подъем, но, как я стала замечать и раньше, он лишь умело прикрывал действительность, не заполняя ту пустоту, не наделяя силами, просто создавал видимость счастья, которой все же тоже не хватало. Хотя бы временная видимость, которая заставляет забыть о каких-то других проблемах, но после себя все равно оставляет ничтожно мало. Но это нужно, чтобы создать хотя бы иллюзию, если изменить что-то полностью не представляется возможным... Свет снова погас, и все звуки стихли. Устав, Джейсон отправился спать, последовав примеру Кортни, не справившейся с отзывающей ее в крепкий сон алкогольной дымки. Переведя глаза в темноте на лежащее рядом тело Кортни в недлинном белом платье, приподнимаю край одеяла, накрывая им ее оголенные ноги. Осторожно поднимаюсь с кровати, стараясь не разбудить женщину и, обойдя предмет мебели вокруг, слегка задерживаюсь у той стороны, с которой видно сонное лицо Лав. Простояв так несколько минут, разглядывая лицо женщины, чуть наклоняюсь вниз и убираю пару прядей с ее лица. Почувствовав прикосновение к себе, Кортни чуть заворочалась, что-то сонно бормоча себе под нос. Выйдя из номера, бросаю взгляд на сопящую на моей кровати Лав, на лицо которой на секунду попадает тусклая полоска света из коридора, после чего аккуратно закрываю дверь, стараясь не потревожить сон женщины. Свет в коридоре, как и всегда в это время, чуть приглушен, поэтому до двери номера мамы и брата я дохожу, иногда придерживаясь рукой за стену. Войдя так же тихо, как вор в чью-нибудь чужую квартиру, тихо прикрываю входную дверь и, разглядев едва светлеющий квадрат одной из кроватей, прохожу к нему. На фоне белой наволочки выделяются рыжевато-бронзовым пятном волнистые волосы матери, которая, закутавшись в одеяло по самый подбородок, спит почти на краю. Немного помедлив, ложусь рядом с ней на пустующей стороне кровати и, устроившись, перекладываю ее руку себе на плечи, крепко сжимая и чувствуя тепло ее тела, согретого постелью. Нужен перерыв, просто перерыв...