***
Оторвавшись от членов группы, оставшихся что-то бурно обсуждать у дверей в помещение аэропорта, неспешно прохожу вперед, направляясь к кассам, где находится моя мама, стоящая у окошка, и брат рядом с ней. Остановившись в паре шагах от женщины, опускаю голову, с мягкой улыбкой вслушиваясь в ее негромкий голос, просящий билет на ближайший рейс до Миннеаполиса. Вот и все, короткая, по моей же собственной вине, встреча с родными подходит к концу. Подняв глаза от начищенного пола зала ожидания аэропорта, встречаюсь взглядом с Джейсоном, случайно перехватившим его. Брат тут же поспешно улыбается, хотя за этой улыбкой ему с трудом удается скрыть какую-то печаль или тревогу. Покачав головой, без слов подбадривая его не падать духом, подхожу к парню и обнимаю его за плечи, ощутимо пихая в бок, отчего он несколько болезненно охает, но все же улыбается по-настоящему, а не чтобы скрыть реальные чувства. Отвернувшись от касс и убрав полученные билеты в сумку на плече, мать с умиленной улыбкой смотрит на своих детей, то есть на нас. Что-то проскальзывает в ее взгляде, что предупреждает о подступающих слезах, поэтому я, со смехом закатив глаза, отпускаю Джейсона и подхожу ближе к матери. - Ты только с нами к трапу не ходи, а то я совсем с ума сойду, - уже чуть дрожащим голосом причитает Джэнет, крепко обнимая меня руками за шею, - ты только позвони, и я приеду, только позвони. Я лишь молча выслушиваю ее всхлипывания за своей спиной, ощущая, будто она снова, как в первый раз, отпускает меня в Сиэтл, только сейчас все несколько наоборот, и это я пришла провожать ее. - Увидимся еще, - повторяю я в который раз за сегодняшний день, чуть отстраняясь от матери, в чьих глазах уже явно заметны слезы. Женщина, сжимая губы, чтобы унять их дрожь, перемещает ладони на мои щеки, глядя прямо в глаза. - Будь осторожна, Кристен, прошу тебя, будь осторожна, - несколько раз повторяет мать, будто пытаясь вбить мне в голову это "правило". Конечно, я прекрасно понимаю, что она имеет в виду, особенно после знакомства с моими новыми друзьями и устоями их жизни. Мне остается только кивать, думая про себя, что она слишком сильно волнуется из-за каких-то глупостей. С этим надо будет что-то делать. - Ну, а ты, - отойдя от отпустившей меня из крепких объятий матери, возвращаюсь к стоящему рядом Джейсону и чуть взлохмачиваю его короткие волосы на макушке, - пытайся не потерять это рвение к искусству, приеду как-нибудь, будем учиться, - брат с улыбкой кивает, не говоря ничего в ответ, - передавайте там привет Мэтту и Йоахиму. Скажите, что у меня все круто, - последний раз обняв на прощание мать и брата, провожаю их удаляющиеся в сторону выхода к посадке на самолет фигуры. Простояв так несколько минут, оборачиваюсь через плечо на оставшихся у входных дверей в зал ожидания Эрика, Патти и Кортни, чьи громкие и смеющиеся голоса раздаются на весь огромный зал, хотя слова, ими произносимые, разобрать довольно трудно. Тихо усмехнувшись, решительно поворачиваюсь обратно, направляясь к своим друзьям. Следующим пунктом после погружения в такси с уже сложенными в багажнике вещами стала Бирмингемская ярмарка с разнообразными сувенирами и прочими мелочами, которых каждый из группы планировал накупить в подарок тем, кто в этом городе не был. Развалы разнообразных товаров, начинавшихся от традиционных магнитиков и тарелок с изображением города и кончавшихся прочими безделушками, имеющими не очень явное отношение к самому Бирмингему, были просто огромны. Прилавки, разбитые прямо на брусчатой поверхности набережной, тянулись вдоль всего берега какой-то реки, чье название было неизвестно. Повсюду, перекрывая крики чаек, доносились голоса торговцев, чья речь, подчас иностранная, не была понятна покупателям, проходившим мимо прилавков. Без особого интереса ходя мимо расстеленных на столах мелочей типа каких-то этнических бус, колец, кожаных браслетов, фигурок из дерева и таких же деревянных шкатулок, я умудрилась в толпе чуть не потерять членов своей группы в лице ускакавших куда-то Кортни и Патти. Таким образом, захватив Эрландсона, который до этого рассматривал какие-то кружки с изображением Биг Бена, пришлось искать пропавших без вести девушек, бегая по всему рынку. Нашлись они в одном из редких шатров, также находившихся на набережной среди прилавков. Лав всерьез заинтересовалась покупкой каких-нибудь напоминающих об этом туре вещей. Остальным же, не особенно заинтересованным в этой беготне по какому-то занюханному шатру с непонятной продукцией внутри, оставалось лишь сидеть, наблюдая за бегающей от продавца к продавцу Кортни. За время ожидания Эрик успел рассказать мне о самом первом туре группы, прошедшем, мягко говоря, не в лучшем виде, чего не скажешь об этом. Заключительный концерт был отыгран вчера уже после полудня, когда народ был достаточно разогрет предыдущими еще менее известными группами. Это выступление не было лучшим за все время тура в Стратфорде, но все же запомнилось хотя бы тем, что это был конечный аккорд нашего первого тура. Это означало лишь то, что теперь мы действительно группа и не только из-за самого тура. Как-то, когда я сидела в номере Эрландсона и Лав, ожидая последнюю из душа, Эрик, качая на руках Фрэнсис, обмолвился, что, по его мнению, группа стала настоящей группой совсем недавно, намекая на мой приход. Это можно было бы принять за обыкновенное подлизывание с его стороны, но все же, уже даже несмотря на мою отчего-то появившуюся уверенность в его искренности в некоторые моменты, я и сама начала замечать некоторые изменения. Кортни перестала, по крайней мере, не так часто, относиться к участникам своей группы, как к чему-то разумеющемуся. Она стала давать голос и другим, дала право высказывать свое мнение. Сначала ей и самой это тяжело давалось, что было заметно, как и удивившимся такому повороту музыкантам. За время тура отношения в группе изменились, мы стали больше похожи на настоящую крепкую, или почти, команду, о которой как-то раз столько твердила Кортни. Было ли все дело в принявших неожиданный поворот отношениях между мной и Лав, не знаю, но хоть какую-то, возможно малую, долю это имело значение. Помимо изменившегося отношения Кортни к своим товарищам по группе, так же изменилось и мое собственное отношение к этим же товарищам. В Патти я стала видеть очень мудрую девушку, верную подругу, пусть не для меня, но для других ее хороших друзей, рассудительного и серьезного человека, который точно понимает, что будет лучше для всех, хотя эти предположения вслух далеко не всегда высказывает. Эрик так же открылся с другой стороны. Оказалось, что на некоторые темы он мог быть очень хорошим собеседником и другом. У него были какие-то свои определенные слабости и промахи, но у кого их нет. Мне удалось сблизиться с каждым из группы, в особенности с Кортни. В действительности это оказалось довольно странным чувством, в котором намешано так много всего, что невозможно даже разобрать этот вихрь. Единственным, что все равно не давало покоя при таком раскладе, так это то, что, возможно, в связи со всем этим моя дружба с Куртом могла подойти к концу. Может, это было просто чем-то мгновенным и промежуточным, недолгим, чем-то, что помогло мне обосноваться в Сиэтле, прижиться, но тогда я все же была не такой, как сейчас. До сих пор я могу в точности вспомнить тот взгляд, которым он одарил меня в последний вечер, когда я видела его. Я спросила: изменилась ли я за прошедшее время. Кобейн отшутился. Ясно, что да, но что это значит именно для него и меня? Может ли случиться так, что он снова разочаровался в очередном человеке, которому доверился, предложив дружбу. Провалила ли я эту странную миссию? Я чуть не закашливаюсь обжигающей горло жидкостью, когда на стул рядом со мной неожиданно приземляется Кортни. Вынырнув из своих размышлений, как будто из-под толщи воды на поверхность, обнаруживаю себя в небольшом открытом летнем баре, в который мы заскочили перед отправкой в аэропорт. - Неплохой запах, как думаешь? - с этими словами, увлеченная рассматриванием купленной небольшой коробочки с духами внутри Кортни протягивает мне свою правую руку запястьем вверх, предлагая прочувствовать аромат. Пару мгновений безразлично смотрю на кожу ее запястья, на котором видны дорожки бледно-голубых вен, после чего, отставив на стойку, у которой сижу, стакан с горячим глинтвейном, придвигаюсь к Лав, сидящей напротив. Прикрыв глаза, утыкаюсь носом в ее плечо, вдыхая запах духов, исходящий от ее шеи, и чувствуя щекочущие кожу щек пряди ее волос. - Не хочу в Сиэтл, - отодвигаясь обратно, глухо произношу я, чувствуя себя уже достаточно сонной, чтобы тут же провалиться в какое-нибудь мягкое сновидение, что унесет меня куда-нибудь для отдыха от ярких красок мира. - Да брось, у нас еще все впереди, - я усмехаюсь над заверениями Кортни и снова делаю пару глотков из стакана с глинтвейном, осушая его. Взгляд замирает на стоящем вдалеке дереве, чьи очертания, слабо освещенные маленькими фонариками на входе в бар, видны через пустое пространство, где у обычных заведений такого типа бывает четвертая стена. - Потанцуй со мной, - тихо произношу я, снова не зная точно: вслух ли это было сказано или нет. Перевожу взгляд на удивленно приподнявшую брови Кортни. Кажется, сказала все же вслух. - Тут же нет музыки. - Плевать, - я спрыгиваю с высокого стула, на котором сидела пару секунд назад, и, относительно твердо встав на ноги, в ожидании смотрю на сидящую Кортни, - пойдем, последний танец перед тем, как все кончится, - я все же не могу скрыть невеселой усмешки, появившейся на губах. Женщина качает головой на мои слова, прикрывая глаза, но все же спрыгивает, подавая мне руку. - Ты слишком все утрируешь, - замечает Лав, обходя меня сзади. - Это ненамеренно, - я снова усмехаюсь без единого смешка на лице или в голосе и, держа Кортни за руку, выхожу с ней на середину небольшого почти полностью пустого бара с маленькими огоньками, какие бывают на рождественской елке, под потолком. Не тратя время на такие глупости, как обмен любезностями и прочее, подхожу ближе к Кортни и, взяв одну ее руку, чтобы переложить ее себе на плечи, обнимаю ее своими руками за талию, скрытую под гладкой, будто шелковой тканью, короткого "кукольного" платья красного цвета. Положив голову на ее плечо, начинаю чуть покачиваться из стороны в сторону, как и Лав, чьи руки начали почти неощутимо перебирать мои волосы. Никакой эйфории от вновь образовавшейся близости между нами я не чувствую, лишь какую-то неявную тоску из-за все той же неопределенности, с которой снова придется столкнуться. Многие твердят, что нужно жить только настоящим моментом, но ведь мысли, накопившиеся за все время их подавления, нельзя просто исключить, они все равно упрямо лезут в голову, не позволяя думать ни о чем другом. - Мне иногда кажется, - тихо начинаю я, чуть отстраняясь от Кортни, но лишь для того, чтобы увидеть ее лицо, - что существует какой-то шкаф. - Шкаф? - с едва заметным смешком переспрашивает Лав, следя чуть улыбающимися глазами за моей рукой, осторожно убирающей пряди волос с ее лба. - Да, ты в него все откладываешь какие-то дела, мысли, страхи, думая, что разберешь это потом. Но когда-нибудь настает момент, и все накопившееся в нем сваливается на тебя, накрывая собой, как лавиной, что не разгребешь, - снова утыкаюсь носом в плечо Лав, крепче сжимая обвитые вокруг ее талии руки, чтобы чувствовать тепло ее тела более явно. Женщина по-прежнему молчит, покачиваясь в такт мне и какой-то несуществующей мелодии, которую даже нельзя расслышать. - Поэтому я не хочу возвращаться обратно...***
Свет в салоне самолета, летящего рейсом Бирмингем\Сиэтл, приглушен, так что можно разглядеть лишь очертания пассажиров, полулежащих под выданными стюардессами одеялами на своих сидениях. Гул работающего двигателя самолета разбавляют тихие перешептывания внутри. Чувствуя сильную сонливость, я все же не могу уснуть и, переведя взгляд от темного иллюминатора, в который я вглядывалась на протяжении часа, разглядывая кажущиеся ближе и ярче звезды и освещенные серебристым дымчатым светом пушистые облака почти черного цвета, обращаю внимание на сидящую рядом Лав. Женщина увлеченно издает какие-то негромкие звуки, играя с неспящей Фрэнсис на своих коленях, которую слегка поднимает за ноги, вызывая у той заливистый детский смех. Продолжая полуприкрытыми глазами наблюдать за занятием Кортни, я уже мысленно представляю и выстраиваю картинку Сиэтла, который мне предстоит увидеть всего через три-четыре часа. В голову лезет только изображение низкого, будто нависшего над серым городом неба, через которое едва, но все же проглядывают лучи солнца, падающие на здания города и скользящие по вершине Спейс-Нидл. Не самая подходящая картинка для грядущего сна, но, тем не менее, мозг останавливается именно на ней, прежде чем отключается, отправляя меня в долгожданный сон...