Шанс на Альбион

— Она что-то задумала, — отрезал Мерлин, едва дождавшись, чтобы Моргана вышла за дверь королевских покоев. Гвен поднялась ему навстречу и посредством жестов спросила, не стоило ли говорить тише? Мерлин отмахнулся. Ему было тошно, что он позволил Моргане столь долго пробыть наедине с Гвен. И так или иначе, Мерлин никогда не умел и не намеревался скрывать от ведьмы свои подозрения на ее счет. — Ты считаешь? Я думаю, у нее сейчас есть и другие заботы. — Гвен усмехнулась. — Поверь бывшей королеве Камелота. Она не имела ввиду никакого укора, разумеется, но Мерлина все равно кольнуло. — Это все ненадолго, обещаю. — Дело совсем не в этом. Сейчас, по крайней мере. Я просто говорю, что объединить управление королевством и создание коварных планов не так-то легко. — Очевидно, увидев, в какой мере он внимал ее словам, Гвен со вздохом уселась за стол. — Мерлин, ради всего святого, она даже позволяет нам видеться. Он только принялся ходить из стороны в сторону и покачивать головой. — Неважно. Я знаю, если Моргана что-то планирует, и сейчас как раз один из таких моментов. — У меня волосы дыбом, когда ты так говоришь. — О, я остановлю ее, — пробормотал Мерлин почти вне всякого сомнения. — Я имела ввиду, когда ты говоришь, будто знаешь Моргану лучше всех на свете. — «Что?». Он непонимающе посмотрел на нее. Гвен постаралась улыбнуться, но вскоре бросила бесполезные попытки. — И то, что это скорее всего правда, лишь ухудшает положение. *** Она должна была догадаться, что Мерлин никогда не поступает так, как ему следовало бы. Любому другому показалось бы очевидным: королева заперлась в кабинете, следовательно не беспокоить, если только не жаждешь проститься с жизнью в самое ближайшее время. Любому, кроме этой пародии на великого волшебника, который мало того, что вломился к ней без стука и со словами «Утречка, как вижу, не занята, надо поболтать», так еще и на часа два раньше, чем она планировала. — Так быстро наговорились? — поинтересовалась Моргана и, поразмыслив, оставила подпись на доносе, который из-за Мерлина не успела прочесть. Тот же без всяких угрызений совести — будто у него она когда-то была — рассеялся на кресле перед ее (Артуровским) рабочим столом и сказал: — Просто вы-то говорили так долго. Вот тебе и кажется. — Он посмотрел на свои скрещенные в замок пальцы и снова на нее. В его глазах был камень. — О чем вы говорили, Моргана? «Какое трогательное беспокойство». Моргана оскалилась, все еще притворяясь, что занимается документами. — Девчачьи штучки. Тебе будет скучно. Он дернул бровью. — Проверь. «Не стал бы, — лихорадочно, нервно улыбнулась про себя Моргана. — Не посмел бы». — Я очень желала бы, — отчетливо произнесла она и подняла глаза, — чтобы мне было, что сказать. Он удерживал ее взгляд, но только какие-то секунды. Затем он собрался уходить. — Ты не помнишь, — прошептала Моргана. Не помнил! Мерлин сел обратно. — Нет. Я все помню. — Он наклонился к ней, оперевшись руками о стол, и заявил: — Возможно, даже лучше, чем ты. «Я бы не рассчитывала». Моргана часто заставляла себя вспоминать Мерлина, пока была с Моргаузой. И с Эйтузой тоже — что ей оставалось? Других тоже, без сомнения, но этого… отравителя чаще всех. Кроме, разве что, Утера. Это позволяло ей обрубить нелепые нити, связывающие ее с Камелотом когда-то. Гвен, рыдающая над телом убитого отца; Артур, ни слова не говоривший против воли своего, к сожалению, живого отца; Утер, который покупал ей красивые платья, казнил тысячи, который кинул ее в темницу на всю ночь. А также Мерлин и его лживые речи — лживые в квадрате, как выяснилось, — его кивок в знак подтверждения, что он убивает ее в здравом уме и твердой памяти, его руки, не пускавшие ее на волю, пока она билась и умирала. У нее был два года (и еще один, но тогда они планировали революцию… более активно), чтобы не делать ничего, кроме, как вспоминать, вспоминать, вспоминать без конца. — Ты неправ. — Она покачала головой. — Эмрис. Ты часто бываешь неправ. — Я припоминаю, ты говорила, что не винишь меня в том, кем стала. Что это был твой выбор. — Не я выбирала, чтобы ты лгал мне. Не я выбирала, чтобы ты травил меня. Он оттолкнулся от стола, от нее, и Моргана, будто на ниточке, вскочила за ним следом. Ее охватил гнев. — Ты сделал это, Эмрис, — продолжала говорить она. — Ты убил меня — прежнюю меня. Добрую и милую меня. Ты исполнил пророчество еще тогда, не так ли? Убийца. Предатель. — Ее голос сорвался. — Лжец. Она почти шептала. Почти ему в лицо. — Да. — Он не дрогнул. Его глаза застыли на ней. — Я тебя убил. В следующий миг они набросились друг на друга, как дикие саксы. Она царапала ему голову и прижимала ту к своей груди, он покрывал губами ее шею и ключицы, пока они пробирались к кровати. Там он отодрал ее от себя, она врезалась спиной о что-то, палку, столб, рассмеялась, начала развязывать шнуровку, чувствуя себя на грани всего. Но поздно: одежда сама слетела с нее. Моргана, голая, оскалилась и посмотрела вверх. Его глаза еще сияли магией, пальцы дрожали, да и сам. Болен, вот, как он, оказывается, болен!.. Одной рукой она принялась расшнуровывать ему бриджи, другую тут же запустила внутрь. Дернувшись, он перехватил ее запястье. Моргана изогнула бровь. И сделала она это медленнее, чем что-либо в тот вечер. — И с радостью, — произнес Эмрис, его кадык подпрыгнул, — сделаю это (убью тебя) снова. — Жаль, скоро ты забудешь, что такое радость, — прошипела Моргана зло, но руку не убрала. А вот он да. После чего они обменялись грязными улыбками. И схлестнулись вновь. *** «Итак. Она явно что-то планирует», — заключил Мерлин, когда отдышался. — Не знаю, заметил ли ты, — просветила его Моргана, перевернувшись на живот. Плечи ее слегка вздымались, — но это покои Артура, а значит… Его передернуло. — Не начинай. С приходом ночи ливень за окном набирал обороты; вода била мостовую все быстрее, сильнее и грубее. На коже Морганы начали появляться мурашки, как заметил Мерлин. Его собственные руки уже некоторое время представляли собой плоть, обросшую камнями. — Как пожелаешь, — оскалилась Моргана между тем, пока молния освещала ее черные волосы. — И уходи уже. С этим Мерлин не был намерен спорить. Также, как он не был намерен оставаться в одной кровати с Морганой дольше необходимого. — Знаешь, — говорил он, одеваясь, — тут всегда дождь, когда ты заявляешься обратно. — Неужто? — Каждый раз. Может, природа подает знак всем нам. — И правда. Показывает кое-кому, что я только очищаю этот город ото всякой грязи. Он недоверчиво покачал головой. — Если хочешь доказать мне, что ты хорошая королева… — Доказать? Тебе? — Она переиграла. Слишком много удивленности и злобы, а иначе он бы поверил. И тут же забыл. — К чему бы мне? Мерлин пожал плечами. Он не хотел завираться подобно ей. — Не знаю. Ты мне скажи. — Убирайся, — процедила Моргана, и на миг ему почудилось, что она запустит в него кубком, как Артур когда-то, но она не сделала ничего такого. С чего бы? Мерлин дернул головой, прогоняя болезненные ассоциации, и отвернулся к выходу. — Стой! Он сделал, как она велела. Он был жалок. — Да? — Где Эйтуза? Не беспокойство ли он услышал в ее голосе? Мерлин склонил голову набок, как бы не понимая, о чем весь шум, и произнес: — Улетела, должно быть. Он следил за каждым ее движением. Вот Моргана свесила ноги с кровати, накинула халат на голое тело и вот подошла к нему. Резво и в то же время осторожно. Не то что ее обычная самоуверенная походка. Мерлин улыбнулся, чем, вероятно, разозлил ведьму не на шутку. — Так зови ее, Повелитель, — прошипела Моргана и по-ребячески поджала губы, — драконов. Отчего не зовешь? Он шагнул вперед, и теперь молнии то и дело освещали уже их обоих, а вокруг была сплошная темень. — Зачем? Она умница, найдет, где переждать непогоду. Или это ты боишься… Он резко оборвал себя. — Продолжай, — сказала побелевшая Моргана. — Что застыл? Давай же. — Моргана. Моргана! — Он шагнул вперед, но она отступила назад. Будто не спорили они, а игрались. — Прости. У него раньше не поворачивался язык сказать ей этого. Может, из-за того, что Мерлин не считал себя виновным в той степени, в которой это представлялось ей. Или в той степени, в какой должен бы. — Простить! За что же? — поинтересовалась Моргана натянутым голосом. Кроме ливня, казалось, жизнь присмирела вокруг, и Мерлин решил, что ее слышали все в Камелоте и за его пределами. И саксы в замке, и рыцари под ним, и Гвен, и Мордред, и Артур за многие мили отсюда, в безопасности, насколько уж осел мог быть в безопасности хоть когда-либо и где-либо. — Я не должен был говорить. Этого. Гром заглушил начало того, что она ответила. Конец был таков: — Как если бы ты мог представить мою участь. Два года во тьме, Эмрис, ты знаешь, какого это? Они зашли слишком далеко. — Моргана, не надо. — Не надо. — Она изменилась в лице. — Им я говорила тоже самое. Машинально Мерлин потянулся к ней, не как соперник, враг или старый друг, а как человек к человеку. Он должен был догадаться, что от человека в Моргане Пендрагон осталось не так много. — Не тронь меня! — завизжала она, чем послала ему в голову одну полусерьезную мысль. «Почему бы и нет», — решил Мерлин и смутно припомнил, что эти слова обычно отделяли хаос от чуть меньшего хаоса, который представляла из себя его жизнь. Впрочем, с Морганой меньший хаос почти навсегда ушел в прошлое, так что… — Мне остаться? — спросил Мерлин. — Что? — воскликнула она, будто пытаясь показать всеми конечностями, какими располагала, до чего эта идея нелепа и смешна и насколько она считает его сумасшедшим. «Да, я тоже удивлен». — Так остаться? — терпеливо поинтересовался он вновь. Моргана вся скривилась. — Нет. Я уже тебе говорила, — она вытаращила на него глаза, — убирайся. — Отлично, — улыбнулся Мерлин и наощупь сел в первое попавшееся кресло. — Вот я и убрался. Краска возвратилась на лицо Морганы, и ведьма снова стала страшной. Не то что бы ей шло, но это явно лучше того, что было раньше. — Не шути со мной, — сказала Моргана. — Так прогони меня, — предложил Мерлин, — если так боишься. — Я не боюсь никого. Тем более, тебя. И показательно скинув под ноги халат, Моргана отвернулась, прошла через всю комнату и залезла на кровать. — Сладких снов, — пожелала она зло и накинула на голое тело одеяло. — Тебе тоже. «Это всегда было так легко или я стал слишком хорош?» Он — притворяясь спящим и мучительно пытаясь взаправду не отключиться — выждал, пока она не уснула, подошел к Артуровскому (ее) рабочему столу, под свет молний пролистал бумаги, на секунду замер, а после вернул все, как было, и, не долго думая, улегся к Моргане на кровать. Во сне она вся как-то сжалась, ее ресницы затрепетали. Даже в темноте он мог видеть это. Мерлин закрыл глаза, пытаясь успокоиться. Он еще не решил, задушит ее или нет. *** В последний раз, когда они виделись, он был принцем, она принцессой, и они были обручены. Прошли годы, они оба поумнели, возмужали и стали зваться «Величеством». Но что-то не менялось. Елена все еще была прекрасной наездницей. — Лучше тебя, ты хотел сказать, — поддела она его, когда они достигли места назначения, то есть, холма, с вершины которого открывался вид на войска Елены и саксонские легионы далеко внизу. Артур спешился. Он уже вовсю просчитывал возможные исходы боя. — Мне было жаль услышать о твоем отце, — сказала Елена спустя какое-то время. Она стояла у него за спиной и кормила лошадей яблоками, привезенными с собой из города. Артур мог только гадать, сколько раз ей приходилось смотреть на эти нескончаемые орды — и свои, и чужие — и не понимать, что делать. Елена никогда не должна была становиться королевой: Годвин дал жизнь двум сыновьям, помимо дочери, но те умерли на войне, а она осталась, чтобы ее продолжить. — Люди видели его тираном, но для моей семьи он был хорошим другом и никем больше. Кинув последний взгляд на палатку, где должно было собираться сакское командование, Артур вернулся к своей спутнице. — И я сожалею о твоей потере, — сказал он настолько неторопливо, насколько мог. — Лорд Годвин был достойным человеком. — Еще каким, — подтвердила Елена. Она вскинула на него глаза и, поколебавшись, добавила: — Должно быть, это тяжело. Я слышала, точнее ходят слухи, что леди Моргана… — Она захватила Камелот. Это правда. Елена печально и мудро улыбнулась. — О, нет, Артур, это я знаю. Все знают. Я хотела узнать, действительно ли она дочь Утера? Артур нахмурился. — Она не любит, когда ее так называют, — наконец признал он. — Зачем тебе это? Елена совершенно не по-королевски пожала плечами. — Было бы легче, если б она лгала. — Почему? Так или иначе, прав у меня больше. Но Елена только качала головой. — Артур. Подумай. Кто правит сейчас Альбионом? — Ты, Королева Аннис, королева Митиан, королева Вивьян… — Он остановился, его верхняя губа чуть дернулась. — Я понял. — Женская коалиция была бы предпочтительнее для некоторых из нас. — Митиан не предала бы меня. — И что более важно, не пошла бы на сговор с Морганой. Я слышала, что случилось с нею и королем Родором. Это бесчеловечно. — А ты? — Да? — Что сделала бы ты? — То, что бы было лучше для народа. Я готова сто раз прославиться клятвопреступницей, если этим смогу помочь моим людям. — Она удержала его взгляд, будучи дочерью своего отца. Артур другого и не ожидал. — Ты хочешь, чтобы я помогла тебе вернуть Камелот. Я готова пойти на это. Но в обмен ты вернешь моим землям свободу от тех варваров. Хороших полководцев сейчас не найти. Я хочу, чтобы ты вел мою армию в бой. Победишь — и ту же самую армию поведешь против леди Морганы. Идет? При такой постановке вопроса какое право имел Артур колебаться? В конце концов, они пришли сюда за помощью, и без помощи король Камелота уйти не мог. Так что он не колебался. *** То — да по сути дела, и любое другое — утро Мордред надеялся начать по-другому, но особенно не удивился, поймав Эмриса в постели Морганы. Стоило это предвидеть. Мерлин просто не мог не красть у него самое дорогое. — Моргана, — сказал Мордред настолько спокойно, насколько позволяла его выдержка. Ведьма проснулась и обвела пространство вокруг себя мечтательными глазами. Мерлин продолжал непоколебимо спать, даже несмотря на то что Моргана убрала руку с его груди без всякой ожидаемой нежности. Мордред сморщил губы. — Что такое? — спросила у него Моргана излишне взвинченно. — В городе беспорядки, миледи, — доложил он, как хороший солдат. — Саксы ведут себя чересчур нагло, и горожанам это не нравится. — Так пусть терпят, — пожала обнаженным плечом Моргана. — Некоторые маги, — осторожно начал Мордред, — высказали идею, что было бы… правильно, если бы теперь на кострах горели немаги. Возможно, говорить об этом Моргане не входило в число его самых блестящих затей. — Я сама бы не придумала умнее, — оскалилась Моргана, встав с постели. Одежды на ней не было. Мордред отвел глаза. — Неужели? А звучит, будто прямиком из твоих уст, — сострил пробудившийся Мерлин. Мордреду показалось, что он-то глаз не опускал, а смотрел прямо. Как обычно. — Ну спасибо, — улыбнулась себе, а не ему Моргана и набросила на себя халат. — Мордред, пошли за Сифой. — Как же беспорядки? — спросил он. — Я разберусь с этим, когда буду одета соответствующе. Или ты предлагаешь?.. — Нет, — оборвал ее Мордред. Эмрис усмехнулся, все еще не делая попыток встать с кровати. — Я позову ее. С саксами и магами она так и не разобралась, зато провела полдня с королевой Артура. Чем был обусловлен такой интерес, Мордред не знал и гадать не собирался. Пока его не заставили кое-что предположить. — Она собирается убить ее, да? — перехватил его в одном из коридоров Эмрис. Мордред остановился. — Прошу прощения? — Ты знаешь, о чем я, Мордред, — проскрежетал Мерлин. — Собирается или нет? — Понятия не имею, о чем ты, Эмрис. А теперь отпусти меня. Пальцы Мерлина сжались только сильнее на его предплечье, так что Мордреду захотелось прикусить губу. Он этого не сделал, разумеется. Он был рыцарем — в один из периодов своей жизни. — Королева Гвиневра, жена Артура, — нетерпеливо пояснил Эмрис. — Моргана собирается убить ее? Такого Мордред не ждал. — Что? Нет. Нет. С чего ты взял? Мерлин отстранился. Он казался разочарованным. — Ты не знаешь. Настал черед Мордреда останавливать его. — С чего ты взял? — вкрадчиво поинтересовался друид. Эмрис прищурился, взглянул на их переплетенные руки, с презрением поджал губы и проговорил: — Я видел указ. О казни Гвен. — Мерлин встретился с ним глазами, и Мордред ощутил, как по всему его телу проскользил могильный холод. — На столе Морганы. — Он подписан? — Нет. И не будет, если прекратишь мешать мне. Мерлин сделал пяти широких шагов по направлению к покоям Морганы, и Мордред принял решение. — Стой! — И Эмрис замер, всем своим видом показывая, что ненадолго. — Я готов помочь. — Помочь. Почему? — Считай меня исчадием ада сколько тебе угодно, Эмрис, но я уже говорил: королева Гвиневра — единственная, кто спас меня и после не разочаровал. — «Еще успеет, я думаю, но пока нет». — К тому же, это для ее блага. Мерлин нахмурился. Он явно занимался разговором лишь частично. — Я говорил о Моргане, — пояснил Мордред. Этого было недостаточно. Эмрису всегда чего-то от него не хватало. Верности ли, а может открытости? Теперь это уже неважно, но когда-то за ответ Мордред готов был продать душу, так ему хотелось… нравиться. Сейчас же он знал, что спросит Эмрис еще до того, как услышал слова. — А как же. — Пауза. — Кара? — Если образцы чести поступают так, как Артур с ней, — «и со мной», — тогда на долю таких, как ты и я, выпадают рыцарственные поступки. Кто-то же должен их совершать, тебе не кажется? В другое время Эмрис бы начал спор. Сейчас он кивнул. *** Характерно, что он и Мордред, даже — для разнообразия — согласившись работать вместе, не испытывали особого желания, как бы это сказать, работать вместе. Около десяти минут они лениво просидели в покоях друида, молчали и размышляли. Впрочем, Мерлин мог говорить только про себя. О Мордреде он предпочитал не то, что не вспоминать, даже не смотреть в его сторону. Он знал, что предатель никуда не ушел, и этого вполне себе хватало. Гвен и Моргана беспокоили его куда сильнее. Почему сейчас, почему не злорадствовала или не пыталась нормально скрыть, раз на то пошло? Боги, чтобы он сейчас не отдал за присутствие Гаюса! Но это было эгоистично и глупо: он сам же помог наставнику бежать в ночь, когда они захватили Камелот. Раненый Персиваль должен был остаться, но Гаюс, каким бы старым он не казался, знал магию и мог защитить себя получше многих. Мерлин надеялся только, что он уже добрался до Эалдора и предупредил мать. Моргана не сделает ничего, если он не спровоцирует, да и тогда он сомневался, что дошло бы до чего-то подобного, но с другой стороны Мерлин еще как собирался провоцировать Моргану, и было бы легче сделать это, зная, что те, кого он любит, не смогут попасть к ней в лапы. «Быть может, — мелькнула безумная мысль, — Гаюс найдет Артура и все объяснит». Иногда ему казалось, что всю свою жизнь он не хотел ничего так сильно, как того, чтобы Артур понял. — Не хочешь ничего сказать? — спросил Мордред, показывая, что до благостного ухода еще очень и очень далеко. Мерлин прикрыл глаза. — Тебе нет. — Черт возьми, Мерлин, — взбесился было Мордред, но тут в дверь постучались, и они оба замерли, навострив уши. Мерлин бросил многозначительный взгляд на друида. Тот понял не сразу. — Войдите, — сказал он наконец. Когда дверь отворила Сифа и при виде их испуганно замерла на пороге, Мерлин не мог ничего с собой поделать: он переглянулся с Мордредом. И в полнейшем синхроне они встали ей навстречу. *** Мерлин сказал, что придумывать сложный и заковыристый план времени не было, и поэтому ему придется импровизировать. А ей подыгрывать. Он сказал, что верит, что она справится. Он сказал, что от этого зависят жизни очень хороших людей и что она может быть кем-то большим, нежели прислугой ведьмы, которая однажды убьет ее, неминуемо убьет. Сифа кивала, смотрела на него глазами-блюдцами и пыталась вспомнить слова отца. Никто не может заставить тебя бояться, так он говорил. Наверное, она запомнила неправильно. Ведь саму-то Сифу напугать мог кто угодно. Или это просто она одна была такой трусихой. И изменницей. Постоянной. «Ты возможно помнишь, что я был добр к тебе, Сифа», — сказал Мерлин. «Я никогда не желал тебе ничего плохого». «Ты… хороший человек, да? Не хочешь по-настоящему ничьей смерти? Ответь мне.» Сир Мордред не произнес ни слова за этот маленький односторонний разговор, но его присутствие говорила само за себя. Если даже он, первый рыцарь и фаворит, предал Моргану, должно быть, все совсем плохо. Нужно предупредить Алвара. «Иди к Моргане, веди себя, как обычно. Я приду позже». И он пришел. Заявился, пока Сифа расчесывала госпоже волосы, и тут же перенял все ведьминское внимание на себя. Даже не стараясь, кажется. Просто слово за слово, и вот они уже плевались злыми словами, улыбались друг на друга и так явно наслаждались каждым мигом, что Сифе становится не по себе. «С ними обоими что-то не то, — решила она и вдруг вспомнила, где и зачем находится она сама. — На нас тут всех будто нашло помутнение». — Ты правда думал, что я не разгадаю твой маленький трусливый план, Эмрис? — проворковала Моргана, останавливая перебранку чуть ли не на корню. Она то посматривала себе на руки и усмехалась, то вскидывала на Мерлина жадные заинтересованные взгляды. Сифа начала молиться. Мерлин наклонился к Моргане, как нечего делать, будто она не могла разорвать его одним словом или казнить или подчинить своей воле, ничего, и поинтересовался: — А ты разгадала? «О боже, о боже, о боже». Моргана фыркнула, без церемоний взяла его за руку и заставила раскрыть кулак. Прежде, чем Сифа успела все хорошенько рассмотреть, ведьма буквально выдрала что-то сверкающее из ладони Мерлина и отбросила в сторону. Дризк! «Ключи», — поняла Сифа апатично. — Нахален, как и всегда, — расхохоталась Моргана. — А раньше ты позволял себе такое только с Артуром, не со мной. Значит ли это, что я перешла на новый уровень в твоих глазах? Он продолжал смотреть на нее. Признаков беспокойства или вины не выказывал. — Ты выбрал хороший день, — похвалила Моргана, поразмышляв. — Хотел ключи? Освободить могучего сира Персиваля и остальных? Ничего этого ты не получишь. Но я предоставлю тебе кое-что, — она взяла его под руку и потащила к выходу, — более занимательное. Ты будешь в восторге, Эмрис. Сифа дернулась, когда ключи сами по себе взлетели и скрылись в ящике комода, из которого, очевидно, и украл их Мерлин. Как бы то ни было. До такой магии — совершенно без усилий! — она скорее всего не дорастет никогда. Впрочем, это неважно. Ничего неважно. И все-таки Сифа не осмелилась пошевелиться, пока смех магов не затих в коридоре. *** Темница была такой же унылой, как он помнил. Правда, несколько менее опрятной, но оно и понятно. Тогда этим занималась королева Гвиневра. У королевы Морганы были, как видно, дела поважнее. Или она разделяла политику Артура. Тот однажды сказал, что пленники должны сразу и в полной мере осознать, куда попали. И чем это заслужили. Тех, кто не заслужил, Артур не сажал. Ни единого раза за все свое идиллическое правление. Никогда… прямо-таки. Мордред поджал губы в скромной улыбке и свернул вправо от смежных камер. Моргана, разумеется, не могла пристроить одного из первых рыцарей Артура рядом с остальной «швалью», как она изящно выразилась. Нет, его ведьма удостоила немного-немало камерой-одиночкой. Той самой, где когда-то сидел Мордред, будь она проклята. Или благословлена. Это с какой стороны посмотреть. — Здравствуй, Персиваль. Мордред с легким удивлением обнаружил, что дрожит. Почему бы? Боялся встретиться сглазу на глаз со старым братом по оружию? Убивать он таких не боялся. — Ты, — пробасил в ответ сэр Персиваль и, когда он распрямился — расширился — более подходящее слово — в своей камере, Мордред про себя порадовался, что их разделяла решетка. По сравнению с Персивалем он всегда казался букашкой. Теперь и подавно. — Назовешь предателем? — поинтересовался Мордред и проклял себя за дрогнувший голос. Со спокойным достоинством Персиваль оглядел его, вздернул бровь и сказал: — Нет. Немногословный рыцарь и тут не изменил ни себе, ни своему королю. — Я не хотел этого, — прорвало Мордреда. — Никто не должен был пострадать, но вы помешали нам. Артур не оставил мне выбора. Он вновь злился, хотя и решил давным-давно, что всей обиде должно уйти. Он умер, черт побери! Откуда взяться пресловутым чувствам, той же обиде, зависти? Их нет у мертвых, а он… он мертв. — Выбор есть всегда, малец. — Как занимательно тогда, что все мы избрали отречься друг от друга, — сказал Мордред так быстро, как мог, и вдруг услышал позади приглушенный нервный вздох. Девушка, Сифа, вне сомнения. Мордред чуть изогнул бровь. — Запаздываешь. Сифа. Его самого несколько поразило, как безразлично он сумел говорить. — Прости, простите. — Она несмело встала сбоку от него перед камерой. Мордред попытался взглянуть на нее так, чтобы она не заметила, но то было лишнее. Сифа уставилась в решетку, как набедокуривший ребенок, и смотрела только туда. — Что ты делаешь здесь? Ты не должен… — Я закончил. — Сэр Персиваль явно ничего не понимал. Стоило помочь. — Начинай. Я займусь королевой Гвиневрой. Персиваль помрачнел, шагнул вперед, так что его нос расплющился о прутья решетки, и едва не схватил Мордреда за грудки, но тот увернулся. Не очень изящно, скорее… неуклюже. И все равно то был не повод для этой… девушки смеяться над ним! Пусть на самом деле она только улыбнулась, а, ощутив его гнев, виновато выпучила глаза и прикусила губы, неважно. С некоторых пор Мордреду не нравилось, когда над ним смеялись. — Любая твоя глупость отразится на благополучии королевы, — сказал друид одному из тех, кто однажды по-товарищески смеялся над ним. Теперь сэру Персиваль смеяться было не удел. — Начинай, — повторил он девушке, не глядя в ее сторону, и удалился с тем достоинством, которое удалось сохранить. *** Королева Гвиневра ждала его. — Миледи, уверен, Мерлин просветил Вас обо всем? — спросил Мордред, когда она впустила его в покои и захлопнула дверь. — Он упоминал вашу затею. Мордред весьма надеялся, что его голос не предавал неловкости, какую он ощущал, потому как ее голос источал всю глубину презрения, которую, должно быть, ощущала она. — И Вы идете? «Если она откажется теперь, будет неловко». — О да. — Гвиневра накинула на голову капюшон и подступила ближе к нему. Всю ее фигуру укрывал простой черный плащ. Очаровательно. — Где же сам Мерлин? — Отвлекает Моргану. — Вы не назвали ее королевой, — указала Гвиневра. Мордред был уверен, что эти надменные интонации она переняла ни у кого иного, как у Морганы. — Вас тоже, — соврал Мордред. — Закройте глаза. — Зачем это? — Магия, — сухо прокомментировал он. И, как бы удивительно это ни было, она подчинилась. *** — Скажи, что просто хочешь добить меня, Моргана, и разойдемся, — предложил Мерлин. — Кстати, твое веселье меня беспокоит, знаешь. «Немного». Он ныл и дерзил, прекрасно зная, что ее это ни в коем случае не остановило бы. Чего-чего, а вот упрямства верховным жрицам не занимать. Ни одной из тех, кого он встречал, во всяком случае. Упрямства и безумия, как он выяснил — хотя скорее в очередной раз убедился, — когда Моргана наконец затащила его в тронный зал. — Там алтарь, Моргана, — раздельно проговорил он и отдернул от нее руку, как от гадюки. — И на нем человек. Ты… Она только оскалилась в своей насквозь лживой «милой улыбке» и поманила его за собой. — О, не бойся. Подойди ближе. У него не имелось иного выхода, кроме как последовать за ней к центру зала, где раньше стоял круглый стол, а теперь — Моргана, зачем — алтарь. Он узнал жертву. Белая, точно мертвая, она лежала на спине с открытыми глазами, из которых текли мелкие слезы, а посреди ее платья, на животе, разверзлась черно-красная рана. Он узнал и рог Гедрефа* у подножия. — Эйра. — Девушка не дернулась, но слезы захлестали сильнее. — Она еще жива? Одна богиня знает, какую темную магию могла использовать Моргана. — Едва, — хмыкнула ведьма. Ликующая улыбка так и билась на ее губы. — Тебе придется помочь бедняжке. «Помочь? Я помогаю, ведь так? Всегда. И всем. Если должен или могу. Вот для чего мне была дана магия, вот почему я тот, кто я есть. Чтобы помогал. Помогал». — Зачем? — спросил Эмрис и посмотрел на Моргану. Та впечатленно подняла брови. «Она и правда наслаждается этим». — Потому что твоему другу Гвейну она нравилась, — пропела Моргана. — Потому что можешь. Потому что она невинна, а ты хочешь казаться добряком. «Будь ты проклята». «Если тебе она так нужна, почему сама не поможешь?» — мог бы спросить он. «Если так не хочешь, чтобы она умерла, зачем закалывать ее изначально?» — и это он мог бы спросить. «В чем твоя цель, Моргана, где злобный план?» — и об этом тоже можно было поинтересоваться, но он не стал. Зачем? Эйра втерлась в доверие к Гвейну, лгала напропалую и разбила ему сердце. Эйра выдавала Моргане секретную информацию, чем приблизила Камлан. Эйра была предателем. Прямо как он… сам. Тот, кто втерся в доверие к Артуру, Моргане, Гвен, Гвейну и остальным, лгал напропалую и разбил сердце по крайней мере двоим из них. Тот, кто помешал друидам бежать и тем самым вызвал Камлан. С каких пор этот человек мог решать, кто достоин спасения, а кто нет? Раньше он позволял Килгарре судить об этом. Теперь Килгарры нет, и он должен слушать себя. Но с другой стороны: он никогда не делал, как велел дракон. Мерлин встал на колени перед алтарем, положил ладони на живот девушки и, прикрыв глаза, начал читать заклятье. Моргана сбоку от него чуть не захлопала в ладоши и не завизжала. Он так и не додумался до причины ее радости. А потом Эйра дернулась, как будто ее кто ударил, села и повернула к нему склоненную набок голову с желтыми глазищами. — Здравствуй, мальчик, — сказала Моргауза.