Школьные годы чудесные

      Поморщившись, девятиклассник только помотал головой, будто не понимая вопроса. Зрачки парня были расширены до предела, а на щеке красовалась свежая царапина, которую он, казалось, не замечал вовсе. Мэд грубо отпихнул руку сероволосого, заставив опустить фонарь в землю.       – В лицо ему не свети. Вихлянцев, – Мэддисон медленно подошёл к девятикласснику, словно тот мог ускакать обратно в лес, как испуганный оленёнок, – успокойся и объясни мне, что произошло.       – Нужно идти! – внезапно ожил Руслан, потянув Илью за рукав куртки. – Нельзя останавливаться. Мы можем не успеть! Пойдём, скорее, – Мэддисон не только не сдвинулся с места, но ещё и схватил парня за руку, прощупывая линию пульса. Сердце девятиклассника билось так быстро, что он просто не успевал считать удары.       – Ну и чего ты тормозишь? Если он говорит, что надо идти, то идём, – вступился за Вихлянцева Вальдемар, нетерпеливо перекидывающий фонарик из одной руки в другую. Всю дорогу от лагеря они с Ильёй молчали, а когда он попытался ненавязчиво поинтересоваться о Руслане, парень неожиданно разозлился, велев ему держаться от девятиклассника подальше. Сероволосый не понимал мотивов Мэддисона, который то чморил Руслана, то защищал его, но это живое препятствие конкретно тормозило его игру, и потому неимоверно раздражало.       – Разбежался. Ебать, да он и двух шагов сейчас не пройдёт, судя по тому, как его лихорадит. Вихлянцев, лишние пару минут ничего не изменят, а чёткое описание ситуации поможет нам гораздо больше, – перехватив Руслана обеими руками за плечи и чуть сжав их, уверенно произнёс Илья. Вихлянцев прикрыл глаза, стараясь сосредоточиться, и постарался как можно короче описать случившееся:       – Наш фонарик разрядился и я говорил ему, что лучше будет подождать до утра, но мы всё-таки пошли дальше. И я должен был, конечно же, идти первым, и тогда такого бы не случилось, потому что я бы смотрел под ноги, но было так темно и кусты загородили овраг... Стас сказал, что у него сломана нога, да ещё и сотрясение мозга. А я боялся идти за помощью, грёбанный трус, но сейчас это не важно, потому что нужно быстрее отвезти его в больницу, иначе будет хуже, гораздо-гораздо хуже, – уровень адреналина в крови начинал постепенно спадать и парень с ужасом понимал, что тело становиться ватным, а мысли – вялыми, его непреодолимо клонит в сон. Впившись ногтями в ладони и поёжившись от холода, который становился всё ощутимее, он почувствовал, как чужие ладони исчезают с плеч, а через секунду их сменяет что-то большое и тёплое. Мэд, всё это время внимательно слушавший его, молча укутал Вихлянцева своей курткой.       – Говорил же, блять, что всё это добром не кончится, – в его куртке Руслан выглядел ещё меньше и беспомощней, чем обычно. Мэддисона одолевала странная злость – на идиота-Даню, из-за которого всё началось, на Голополосова, который так неудачно подобрал напарников для поисков, и на себя, за то, что спасение Давыдова не казалось ему первостепенной задачей. Мир внезапно сошёлся клином на человеке, стоящем перед ним, и на желании во что бы то ни стало защитить его от всего, что только могло с ним приключиться.       Видимо, Вихлянцев каким-то образом уловил волну его эмоций, или силы просто окончательно оставили его, и девятиклассник ткнулся лбом в плечо Мэддисона, сделав крошечный шажок вперёд. Не раздумывая ни секунды, Илья обхватил его рукой чуть выше талии, стараясь не спугнуть и одновременно удержать секундное доверие, установившееся между ними. Он бы никогда не решился на такое сам, но здесь, ночью, посреди леса, всё казалось правильным и абсолютно естественным. Дыхание Руслана, который, видимо, сам ещё толком не понимал, что делает, щекотало ему шею, от чего волосы на голове становились дыбом, а ритм собственного сердцебиения сбивался, пускаясь в сумасшедшую пляску по венам.       – Не помешаем? – слышится за спиной насмешливый голос Голополосова, и Вихлянцев мгновенно отстраняется, ещё больше заворачиваясь в чужую куртку, будто это могло его спрятать. Только сейчас Илья замечает сероволосого, всё это время молча стоявшего в стороне, несчастный фонарик, который тот просто разломил пополам, сжав слишком сильно, и группу парней, вышедшую из лесной чащи.       – Всё-таки нашли, – игнорируя вопрос, ухмыляется Мэддисон, глядя на заметное пополнение в поисковой паре Юры и Макса. Трое девятиклассников тащились позади, понуро опустив головы, время от времени подгоняемые матом Хованского, а Даня со скорбным выражением лица держится за красное, словно помидор, ухо.       – Естественно. То, что никакого бункера нет, они поняли, кажется, довольно быстро. Уму непостижимо, но кто-то из этих уебанов догадался идти по реке, чтобы не потеряться. Правда, шли они в противоположную от лагеря сторону, но не суть, – Максу было откровенно смешно, в отличие от парней, которых в лагере ждала неминуемая расправа от Виктора Васильевича. Впрочем, улыбка с лица одиннадцатиклассника сошла уже через пару мгновений, как только он осознал несоответствие в количестве стоящих перед ним товарищей.       – Почему вас только трое? – предательски-сиплым голосом поинтересовался Голополосов, всё ещё оглядываясь в поисках светлой макушки.       – Потому что пиздец, видимо, только начинается, – первым догадался Юра, присвистнув.       Максим медленно вдохнул воздух. Спрятал в карманы руки, которые заметно тряслись, и проговорил, чеканя каждое слово:       – Где, вашу же мать, Давыдов? – Руслан отчётливо понимает, что ответа ждут именно от него. Голополосову он рассказал то же, что и парням, но гораздо короче – времени на пустую болтовню катастрофически не хватает. Максим слушал внимательно и задал только один вопрос, дослушав рассказ девятиклассника:       – Значит, Стас лежит сейчас где-то в сыром овраге и медленно замерзает без возможности двигаться. Так какого же, – одиннадцетиклассник бросается вперёд так быстро, что Вихлянцев не успевает среагировать и оказывается схваченным за грудки, – хера ты сейчас не с ним?!       – Я пошёл за помощью! – пытается возразить Руслан, слабо веря в то, что его будут слушать.       – Руки убери. Не хватало нам сейчас ещё больше его напугать, чтобы он вообще не смог показать нам дорогу, – здраво рассуждает Илья, зная, что утихомирить взбешённого одиннадцатиклассника можно только так.       – Да… Да, – Макс отпускает Вихлянцева, нарезая вокруг него круги, словно загнанный зверь, – прости, я грёбанный мудак. Веди нас. Руслан согласно кивает, ведь сил удивляться уже не остаётся и они с Голополосовым шагают в темноту первыми. Одиннадцатиклассник иногда обгоняет его, угадывая по сломанным веткам и следам на влажной почве, куда идти. Вихлянцев думает про себя, что в этом они с Давыдовым очень похожи – вечная спешка, которая в большинстве случаев помогает лишь в очередной раз наломать дров. И друг от друга эти двое тоже бегут, словно от огня, но жить без этой отчаянной эстафеты уже вряд ли смогут.       Сердце Макса колотится где-то в районе желудка, отдаваясь глухим набатом в висках. Лес перед глазами плывёт, то теряя очертания, то обретая потрясающую детализированность. Тихий голос Вихлянцева помогает ему не путать направление, но собственная интуиция тоже работает почти безошибочно, словно красная нить между ним и Стасом, натянутая сейчас, как струна. Он не должен был позволять своему свету исчезать из поля зрения, обязан был находиться рядом, будь Стас хоть сто раз смертельно обижен на него. Страх, горьким комом подступая к горлу, не даёт нормально дышать, но одиннадцатиклассник с упорством и грацией носорога проламывается сквозь лес, не давая себе поблажек.       Будто оберегая от нервного срыва, память наполняет его мысли чем-то светлым и солнечным, вытесняя мрачные мысли. Улыбка Давыдова – удивительная, не похожая ни на что другое, такая знакомая и такая неповторимая, что Макс жадно ловил её каждый раз, не в силах насмотреться. Стас улыбался не только губами, но и глазами, полными озорных искорок, а брови всегда изгибались под совершенно немыслимым углом, выражая все возможные оттенки эмоций. Его ужасно раздражало то, как легко Давыдов дарит свою улыбку всем без разбора, тогда как он может насладиться ею только во сне, да и то, если очень повезёт. Представить Стаса без улыбки было практически невозможно, будто они не существовали раздельно, и даже сейчас Максу казалось, что по окончанию сумасшедшей дороги их будет ждать Давыдов, целый, невредимый, и непременно улыбающийся во все тридцать два зуба. Мало ли, что могло показаться в темноте испуганному девятикласснику. С Давыдовым всё хорошо, а иначе быть просто не может.       Происходящее кажется уму нереальным ровно до того момента, когда Руслан предостерегающе выставляет вперёд руку.       – Здесь, – указывает он на кромку обрыва, устало опускаясь на землю. Не задумываясь, Голополосов первым начинает спуск вниз, наплевав на отставших товарищей. Спускаться по практически отвесному склону тяжело, но неплохая физическая подготовка помогает парню без особого труда преодолеть последнее препятствие, и вскоре он спрыгивает на землю, вытаскивая из кармана свой фонарик. Небольшое светлое пятно выхватывает из темноты камни, кусты и обломки деревьев, но никаких признаков присутствия ещё одного человека Макс не ощущает. На секунду его охватывает иррациональная паника, но почти тут же он замечает краем глаза шевеление совсем недалеко от себя.       – Давыдов, – облегчённо выдыхает парень, в два прыжка преодолев расстояние между ними, – ёбанный ты придурок.       – М-м-м, – послушно отзывается Стас, поворачивая голову на голос. Максим машинально отмечает ссадину на лбу и тёмные круги под глазами и только потом его взгляд падает на ненатурально вывернутую ногу Давыдова.       – Приехали, блять, – опускаясь рядом со Стасом на колени, бормочет Голополосов. – Так, иди-ка сюда. Будем смотреть, что можно сделать, – и добавляет, уже тише. – Ну как я тебя оставлю, блядское моё солнце.

*** POV Стас.

      Что ни говори, а смотреть на звёзды тоже надо уметь. Можно разглядывать далёкие светила в одиночестве, размышляя о смысле существования, или показывать знакомые созвездия любимому человеку, уютно примостившемуся рядом на непременно тёплом пледе, и вам, может быть, даже повезёт загадать желание на упавшую звезду. В общем-то, особых навыков тут не нужно, но если вы вдруг решили насладиться видом звёздного неба, предварительно скатившись на дно оврага в лесу и сломав ногу, то вы определённо делаете что-то не так. Серьёзно, ощущение не из приятных, говорю вам с высоты только что полученного опыта!       Даже думать не хочется о том, сколько проблем я в очередной раз принесу окружающим. Звёзды перед глазами расплываются, мерцая, как новогодние гирлянды, а веки наливаются свинцовой тяжестью, норовя закрыться и унести меня в мир сновидений. Заснуть не дают только самовнушение и нарастающая боль в районе ступни, хотя, конечно, без второго первое работало бы вряд ли.       Жаль, что болевой шок длится совсем недолго, ведь Руслану наверняка потребуется время, чтобы найти кого-нибудь, а потом их нужно будет ещё и привести сюда. Интересно, где он сейчас, и всё ли с ним хорошо? Несмотря на то, что Вихлянцев кажется себе трусом, я точно знаю, что положиться на него можно. Судя по пониманию, с которым он смотрит на наши с Голополосовым вечные препирательства, он единственный осознаёт истинную природу наших с ним непростых отношений, но делиться своими наблюдениями не собирается. А я, в принципе, не особо-то интересуюсь. Для того чтобы сложить в голове паззл из обрывков мыслей и эмоций, не хватает лишь крошечной детали, но к тому, что может оказаться на картине, я ещё не готов. Да и сомневаюсь, буду ли готов вообще когда-нибудь.       Вокруг стоит такая тишина, что мне начинает казаться, что лежу я тут уже целую вечность. Чтобы достать свой раздолбанный телефон, мне нужно всего-то слегка приподняться, но резкая боль в ноге делает простое действие почти невозможным. Упрямо изворачиваюсь, стараясь не взвыть от боли, хотя сейчас меня вряд ли кто-нибудь услышит. Внезапно накатившая волна страха шепчет из темноты сотней голосов, уверяя, что никто не придёт и не поможет мне, жалкому и неуклюжему, и я навсегда останусь здесь, в застывшей темноте предрассветного леса. Телефон падает на землю, а я зажимаю уши ладонями, в надежде скрыться от вездесущих голосов.       – Неправда! – то, что должно было быть громким криком, больше похоже на жалобный скулёж, совсем как в детстве, когда мне приходилось забиваться в самый дальний угол, чтобы не слышать насмешек и заверений в том, что никто не возьмёт такого нытика и слабака к себе домой. Я старался быть лучшим изо всех сил, и тогда, в детстве, это помогло, но сейчас побороть своё подсознание оказывается гораздо сложнее, чем устроить отчаянную драку «один против всех» в спальне приюта. К счастью, паника уходит с первым шорохом где-то наверху, а когда вслед за ним слышится голос Вихлянцева, я позволяю себе облегчённо прикрыть глаза. Голова кружится так, словно я всё это время безостановочно выписывал пируэты, а не валялся на земле в позе бревна, и сил подать знак кому-то, кто спустился ко мне, уже не хватает. В самом деле, пусть разбираются дальше сами, а я имею полное право отдохнуть на этом чудесном камне, который уже не кажется таким жёстким.       – Так, а ну не смей отключаться. Вот так больно? – только острое ощущение заставляет меня вслушаться в то, что бормочет некто, пришедший мне на помощь.       – А-а-ага, блин, конечно больно. Совсем офигел? – возмущённо пытаюсь сфокусировать взгляд на спасителе, но тут же жалею об этом, снова зажмуриваясь в надежде на то, что это как-то изменит ситуацию.       – Смотри-ка, какие мы слова, оказывается, знаем, – Максим тихо смеётся, но мою многострадальную ногу оставляет в покое. – А вы чего там застыли? Спускайтесь сюда все, кто в состоянии. Что? Нет, эти трое ёбнутых пусть остаются наверху. Вихлянцев, ты за старшего.       – С ними всё в порядке, да? – интересуюсь скорее для того, чтобы не пялиться на Голополосова молча. О том, как я вспылил и наорал на него сегодня днём, сейчас стыдно вспоминать. Всю жизнь придерживаться правила «отвечай добром на зло» и нарушить его именно в тот день, когда мне не обойтись без помощи окружающих? Могу, как говорится, умею и практикую. – Знаешь, что меня всегда в тебе удивляло? Поразительная способность беспокоиться о других тогда, когда ты сам в полной жопе, – Макс невозмутимо осматривает мой лоб, которым я основательно приложился при падении. Широкая ладонь поворачивает моё лицо, и серо-зелёные глаза в обрамлении пушистых тёмных ресниц оказываются прямо напротив моих. Казалось бы, краснеть после всего случившегося уже неуместно, но мой организм определённо так не думает. Конечно же, для полного счастья мне сейчас осталось только дать понять Голополосову, что он мне небезразличен! Раньше меня удивляли эти спонтанные всплески эмоций, и какое-то время я вполне серьёзно считал, что нужно просто завести нормальную девушку, чтобы они прекратились. Увы, романтические поползновения к представительницам прекрасного пола проваливались с оглушительным треском, и что ещё хуже, единственная попытка проделать то же самое с парнем тоже успехом не увенчалась. Все эти годы я был безнадёжно влюблён в человека, который возненавидел меня с первого взгляда, и который собирался уехать в другую страну, как только закончит школу. Я ещё не говорил о том, насколько удачлив? Так вот.       К счастью, моего конфуза Макс не замечает, или просто успешно делает вид, но я благодарен ему в любом случае. Остальные парни, преодолев спуск, тоже подходят к нам, и я с удивлением отмечаю, что Вихлянцев привёл всех, включая потерявшуюся троицу. А ведь прошло-то на самом деле чуть больше получаса! Надо будет поблагодарить его, когда всё закончится.       – Ну и угораздило же тебя, – озвучивает написанную у всех на лицах мысль Мэддисон, присаживаясь рядом.       – Бывало и похуже, – заставляю себя жизнерадостно улыбнуться. Не хочется ещё больше расстраивать ребят, которые и без того выглядят очень уставшими. Голополосов оценивающе оглядывает каждого из присутствующих, почему-то задержав взгляд на Вольфе, который скучающе ковыряет землю носом кроссовка.       – Снимай подтяжки, – единственный, кто не выглядит удивлённым заявлением Максима, это он сам.       – Чего? В смысле, зачем? – сероволосый удивлённо хватается за предмет одежды, с которым явно не готов расстаться. Ещё утром меня удивило, что в поход парень оделся так странно, но сейчас я начинал понимать замысел Макса.       – Ради морального удовольствия, блять! Перетяжку Стасу будем делать. Ещё ветки подходящие нужны, но это я уже сам как-нибудь. Ну, чего вылупился? Снимай!       Вальд выглядит таким несчастным, что мне бы даже стало жаль его, не будь предложенная идея так хороша. Если хорошенько зафиксировать ногу, то добраться до лагеря мне будет действительно значительно легче. Вскоре возле меня уже кипит работа: Вальдемар, матерясь, отстёгивает сложное крепление на джинсах, Макс в стороне подбирает ветки нужной длины, а Юра с Ильёй помогают мне сесть поудобнее. Интересно, а где это Мэддисон успел оставить свою куртку? Впрочем, сохранность чужой вещи быстро перестаёт меня волновать, когда Голополосов начинает шаманить импровизированную перетяжку. Действует он очень ловко, но больно мне от этого ничуть не меньше, и приходится прикусить губу, чтобы не стонать на весь лес, как в известном жанре немецкого кино.       – Готово. Ну-ка, попробуй встать. Да ёптыть, не сам же! Помогите ему кто-нибудь, вот так, – Мэддисон и Хованский подставляют мне плечи, и у меня вполне сносно получается стоять, опираясь на них. Наверное, в таком виде я даже смогу медленно идти, но вот то, как мы будем выбираться из оврага, я как-то слабо себе представляю и спешу озвучить свои опасения.       – А ты и не пойдёшь, – обескураживает меня Голополосов, присаживаясь на корточки. – Играл когда-нибудь в лошадку? Принцип примерно тот же.       – Да я сам доковыляю как-нибудь, наверное, – пытаюсь попятиться, но крепкий захват с обоих боков не позволяет. Ехать на Максе верхом! Да я лучше... Что «лучше» мне додумать не дают и Голополосов сам подхватывает меня, осторожно устроив у себя на спине и поднявшись в полный рост без каких-либо усилий.       – Сам ты уже находился, хватит на сегодня, – Макс коротко объясняет парням, что они должны подняться здесь и идти вдоль оврага, а мы пойдём понизу в поисках места, где он заканчивается, и мы сможем встретиться, чтобы вместе взять курс на лагерь. Мэддисон кивает, негласно перехватывая ответственность, и ребята растворяются в темноте, оставляя нас с Максом наедине.       – Ну что, погнали? – по голосу слышно, что парень улыбается, и я киваю, сомневаясь, что от меня требуется устное подтверждение. Какого чёрта он ведёт себя так, словно таскать своего худшего врага на спине это совершенно обычное, будничное дело? Я, конечно, стараюсь особо не ёрзать, но получается как-то не очень, особенно если учесть его руки почти у меня на заднице. Фонарик-налобник, закреплённый у Голополосова на голове, освещает нам путь, но судя по ощущениям, мои горящие уши тоже этому способствуют. От мерной ходьбы и спокойного тепла вплотную прижатого ко мне тела почти сразу начинает клонить в сон, и я упускаю момент, когда окончательно погружаюсь в объятия Морфея, уронив голову на плечо Максиму.

Конец POV.

      Чертыхнувшись, Макс в очередной раз обошёл корягу, о которую чудом не споткнулся. Всё тело ломило от усталости, ведь нести парня, который лишь чуть-чуть уступал ему в весе, оказалось совсем непросто. Благо, возиться Давыдов перестал около получаса назад и теперь уютно сопел ему в шею, от чего по телу Максима кочевали толпы мурашек. Оказалось, что Хованский отлично разбирается с компасом и легко может вывести их обратно к лагерю, так что его Голополосов отправил вперёд, искренне надеясь, что парень не страдает синдромом Сусанина. Следом за их со Стасом тандемом шли Мэддисон и Вихлянцев, и Макс усмехнулся, отметив, что последний так и не вернул «заклятому врагу» его куртку. «Юные диггеры» шли парами, как в детском саду, изредка сконфуженно поглядывая друг на друга полными отчаяния взглядами, а замыкал триумфальное шествие Вальдемар, всю дорогу что-то хмуро бормотавший себе под нос и подтягивающий норовившие оголить его задницу джинсы. Уже начинало светать, поэтому фонарики они выключили за ненадобностью, да и окрестности лагеря вскоре начал узнавать не только идущий впереди Юра.       – Мы уже пришли? – зашевелился Стас, зашипев от боли, о которой успел забыть.       – Почти. Охуенная вышла прогулочка, да? – скалится в ответ Голополосов, забывая, что наезднику его выражения лица не видно.       – Не ругайся, и без того тошно.       – И это ему-то тошно! Сам заставил всех переживать, а теперь жалуешься.       – Да кто переживал-то, – смущённо бормочет Давыдов, невольно утыкаясь носом в Максимово ухо.       – Я, например, – слишком свежи ещё в памяти Макса те сумасшедшие минуты, когда он нёсся по лесу в полном неведении, холодея от мысли о том, что может не успеть, и с самым дорогим на свете человеком случится что-то страшное и непоправимое. Он слишком устал для того, чтобы поддерживать маску ненависти, и позволяет настоящим эмоциям на миг просочиться в реальность. Стас за спиной вздрагивает, но, вопреки ожиданиям, молчит и прижимается к Максиму ещё сильнее. К несчастью, именно в этот момент Хованский радостным воплем оповещает их о том, что до лагеря они добрались без приключений.       – Раз, два, три, боже, что это с вами? Четыре, пять, шесть, Поперечный, мать твою, восемь, девять. Все в сборе, слава богу, – облегчённо вздыхает Виктор Васильевич, переключая внимание на Давыдова с Голополосовым. – Что произошло?       – Некогда трепаться, расскажем по дороге в город. Вы уже связались с водителем автобуса, как я просил? – осторожно сгружая Стаса на землю и отмечая полностью собранный лагерь, спрашивает Макс.       – Конечно-конечно, он ждёт нас на опушке. Сам же знаешь, можно выйти коротким путём, так что через пятнадцать минут уже будем там. Но как же?       – Сам понесу, – потягиваясь и настраиваясь на финишную прямую, отвечает на незаданный вопрос Голополосов, – пусть только вещи наши возьмут. И, да, кто-нибудь, пожертвуйте Вольфу ремень, а то нас с такой порнухой в город не пустят, – собравшиеся вокруг ребята смеются, рассеивая накопившееся напряжение, и только Вальдемар, краснея до кончиков ушей, злобно зыркает на них, возмущённо сдувая с глаз потерявшую за ночь форму чёлку.       Через пол часа автобус уже будет мчать в Москву, а героев ночных похождений заставят пересказать всё по нескольку раз, не пощадив даже Стаса, распластавшегося на заднем сидении. В больнице их будет ждать бригада врачей, которые, несомненно, удивятся находчивости подростков, и родители Стаса, от которых смущённому Максиму достанутся куча благодарностей и объятий. Но это всё будет после, а пока Руслан, вспомнив о чём-то, незаметно подойдёт к Илье и отдаст ему куртку, опустив взгляд в землю и тихо проговорив «Спасибо». Мэддисон, несмотря на недовольные вопли Хованского, задержит свою руку на его руке чуть дольше, чем положено, и так же тихо ответит, наклонившись к уху девятиклассника: «Всегда пожалуйста».