Не бойтесь зайти слишком далеко, потому что истина ещё дальше. М. Пруст
Боль врачует боль. Д. Катон
Драко стоял, опёршись на раковину туалетной комнаты на седьмом этаже Хогвартса, и радовался, что не приходится разглядывать себя в зеркале. Кроме небольшого витражного окна, в этом старом, подёрнутом по углам паутиной помещении не было ничего, что бы отразило презрение на бледном лице. Расплывавшийся в кусочках разноцветного стекла образ напоминал такие же нечёткие, сумбурно перемешанные в голове мысли, и те растворялись в приливах ненависти, словно ингредиенты в кипящем зелье. Драко наслаждался тем, что не видит толком не просто себя, но и кроваво-алые, только ему заметные «грязные» отметины: на губах, на шее... — везде, где касалась Грейнджер. И эти улики уже не сжечь, не смыть, не уничтожить с помощью магии, потому что они отпечатались в мозгу, как клеймо на коже. Драко лихорадочно тёр ладони в попытке избавиться от ощущений, словно руки обладали телесной памятью. Он лапал Грейнджер. Ласкал её между ног. Влажную. Возбуждённую. Неприступную — вот влип! По самые уши. Или, если точнее, яйца!.. Он целовался так же отчаянно, как и сопротивлялся развратным фантазиям несколько часов назад. Он наверняка тронулся, потому что дышал её удовольствием, как последний псих. Он пропитался её трепетом, отбросив сотни табу. Может, причина в огневиски? Или сказался недотрах?.. Стоя у раковины, Драко ненавидел себя. Но ещё больше — Грейнджер. Потому что это она во всём виновата. В принесённых во имя свободы жертвах. В том, что он кричит и плачет в кошмарах. В том, что бесконечная борьба с собой разрывает на части. И отказаться от мести — не для Малфоя. Это равносильно самоуничтожению. Гадкому унижению. Поражению. Грейнджер виновата во всём. И в том, что чуть не произошло, — тоже. Спрашивается, зачем он так напился? Какого дракла отправил злополучное письмо? Что за непростительная слабость — желание трахнуть грязнокровку? Какая-то насмешка члена над чистокровным разумом. Тупая похоть. И что в итоге? «Нет». Грейнджер отказала ему — Малфою! Использовала, как наивного мальчишку, ради удовольствия: стонала — твою мать! — дрожала в его руках, кончала и кусалась, хотела — ещё как хотела! — и… прогнала. «Вот сука! — руки до боли стиснули края раковины. — Почему? Что за херня?!» Драко вгляделся в нечёткое отражение на витражном стекле, мысленно добавляя изображению резкости. Такое искажённое, но вполне правдивое восприятие себя: Красавец — ничего не скажешь! В глазах — злобные искры, лицо — сплошной нерв. Ещё пара капель гнева — и станешь похож на василиска, жаждущего убить. Себя. Грязнокровку. Реддла. Точнее, то, что он сейчас. Ну хоть кого-то!.. Лишь бы отпустило. Палочка взметнулась в воздух. Хлоп! Это погиб мелкий отвратительный паук, ползавший по паутине в поисках добычи. Убийство не помогло. Злость не отступала. Губы всё ещё горели от поцелуев. И если бы только это!.. Чувствовался вкус Грейнджер: раздражающий и возбуждающий, терпкий и тонкий. Почти первозданный. Он вызывал дикое желание погрузиться в него языком. Членом. Опять языком. Вновь членом. Провести пальцем по её припухшим губам, блестящим в полутьме комнаты. «Вот дерьмо!..» Ещё немного — и дойдёт до онанизма в общественном туалете. Хотелось смыть с себя всю эту порнографическую блажь. Выплюнуть. Уничтожить. Драко снял пиджак и отшвырнул его на соседнюю раковину. Открыл воду. Умылся. Прополоскал рот. Трижды. Стёр холодные капли с лица. Отбросил мокрые пряди со лба. Оттянул воротник. Расстегнул пару пуговиц... Уже помогало. Но слабо. Казалось, лёгким не хватало воздуха. Так душно, что мозг скоро начнёт вопить из самосохранения, лишь бы достучаться до своего хозяина: «Эй, ты увяз по самые-самые!..» «Без тебя знаю!» Нет уж!.. Драко распахнул окно: выветрить Грейнджер из протрезвевшего сознания. Вообще, что за дурь на него нашла? Он снова и снова старался отогнать воспоминания, ощущения отзывчивых губ и языка, нежной кожи и неприкрытого желания. Ночной воздух ласкал лицо и приятно холодил кожу под мокрыми волосами. Уменьшал сердцебиение. Заглушал чувство неудовлетворённости. Всё, что случилось, — не важно. Грейнджер лишь ещё одна шлюха, пусть и не требующая за свои ласки денег. Которую удовлетворил Малфой. Абсолютно бесплатно. Из снисхождения к её пагубным пристрастиям: в лице недоступного, распущенного, чистокровного волшебника. Преступника. Упивающегося смертью. И чужой слабостью. Важнее другое... Чёртова сумка валялась внутри, и это значило только одно: придётся подождать, пока Грейнджер уйдёт. Остаётся лишь надеяться, что гриффиндорская натура и обида пересилят свойственное всезнайке нездоровое любопытство. Реддл не обрадуется подобным «гостям», а заткнуть рот правильной заучке — задачка почти невыполнимая. Оргазмом такую не задобришь, лапшу на уши не навешаешь, а идея прикинуться, что ни при чём… отдаёт слабоумием. Малфой — идиот? Нет. Тогда отчего он ждал, что деревянная Грейнджер забудет о своих огромных, размером со взрывопотама, тараканах в башке? О пропасти между ними?.. О Поттере? А всё из-за его треклятого подарка!.. Грёбаный герой! Теперь, когда приступ ревности отступил, представить себе до мозга костей благородного выкормыша Дамблдора, наставляющего рога рыжей дурочке, не получалось. Если Грейнджер и размякла под властью разбушевавшихся гормонов, то это совсем не значит, что полудоступному, героическому до тошноты полукровке однажды перепало и он нацеплял-таки себе заноз на золотой член. Драко ухмыльнулся. Он-то слышал, как стонет гриффиндорская скромница. Ночные откровения у мадам Помфри могут совсем ничего не значить, кроме игр разума с подавленными плотскими желаниями. Как ни крути, но тяжело признаться себе, что и здесь проиграл. Поттер хочет Грейнджер? Возможно. Уизел? Это на роже написано. «А ты, Малфой?» — мысленно спросил Драко и опять ухмыльнулся. Он сам чуть не трахнул зануду всея Хогвартс. За спиной у тупых приятелей. Вот картина маслом-то вышла, отправься недоумки искать Грейнджер! Застали бы её с широко раздвинутыми ногами… голую… тяжело дышащую… «И тебя — придурок! — со спущенными штанами. Сдохли бы от злости и ревности, увидев, что бревно не такое уж бревно… С тем, кого хочет». А чего она хочет?.. На самом-то деле. Гриффиндорская выскочка, определённо, что-то задумала. Она без своих спасительных планов жить не умеет! И эта дура ловит его на старый, как мир, крючок — на член. Развлекается, мерзавка! Она хочет его, себя не обманешь, но всё равно не даёт. «Так за каким хреном?!..» ...наглеет. Дёргает за нервы, словно он — лопух. Нудит. Выпендривается. Брыкается. Целует и злится. Обнажается и отталкивает. Выдумывает нелепые отмазки. И с каких пор Грейнджер так... испорчена? Она же не Малфой. Только эта девчонка просчиталась, решив сделать из наследника древнего рода наивного озабоченного простачка. И как минимум одного не учла: Малфоям не отказывают. Не безнаказанно. И не дважды. Уж они-то умеют играть в жестокие игры. Со смаком. Хитро. Расчётливо. «Не когда ты такой пьяный», — в памяти всплыл дрожащий голос. То есть, если бы не огневиски… Прощай, ложная стыдливость и моральные принципы? Отдалась бы? «Чёрт!» Сама мысль об этом всё ещё сводила с ума. И тем, что, казалось, Грейнджер с ним — настоящая. Ведь её тело не лжёт... В отличие от самой Грейнджер. Да, сегодня это был бы откровенный, долгий, не приправленный показным лицемерием трах! Даже правила дали маленькую, но трещину. Драко позволил бы их сердцам биться как одно... пусть и в объятиях ненависти. Он забыл бы о мести. О демонах, жаждущих расплаты... Только Грейнджер упустила свой шанс. «Сейчас или никогда», — Драко предупреждал. Но она сделала свой выбор. Как Малфой — свой: ткнуть правильную зануду в собственное дерьмо. В её бессилие перед чистокровным волшебником. Она решила поиграть с огнём? С Драко Малфоем? Видимо, думает, что он какой-то... ...не плохой? Или он струхнёт? Ну это вряд ли. Драко принял неприятную истину и не станет дальше мучиться: влеченье его не убьёт. Он не агнец, он и это переживёт... Вот только объяснит это непонятное «нет». Пополам с «да». Очень отдающее вредностью. Зачем она вокруг него трётся? Из чувства долбанутой вины? Чего ей неймётся? Ответ где-то близко. И за каким хреном эта выскочка, забыв о собственной шкуре, втайне от всех сунулась в Чёрное озеро посреди ночи? Как только Драко поймёт, что затеяла любительница лезть не в своё дело... Он вдоволь насладится не только взаимной ненавистью, но и превосходством над тупой, самоуверенной дурой. Наиграется с ней. Натешится. Причинит боль. Потому что умеет это лучше всего. Он ведь хотел... Хочет. И влечение ничего не меняет! Ничего.* * *
Драко обнаружил свою сумку на полу недалеко от входа. Так вот что полетело вслед! Грейнджер разозлилась не на шутку — и это… ...прекрасно. Малфой звучно выдохнул, словно собирался с духом, взмахом палочки запечатал дверь, снял запирающее с ценной и опасной поклажи и рванул застёжку. «Люмос». — Реддл, — негромко позвал Драко, направив светящуюся палочку внутрь, прямо в безбровое лицо. — Надо поговорить, — он водрузил Волдеморта на один из столов. — Тёмный Лорд или, в худшем случае, сэр, — высокомерно поправил тот, лениво демонстрируя глазки-щёлочки. В полумраке, при свете волшебной палочки они казались краснее обычного. — Мы с тобой не приятели. С чего ты взял, что я настроен вести беседу посреди ночи, змеёныш? Швыряешь меня словно бесполезную вещь и надеешься, я всё проглочу? Убирайся! — Придётся потерпеть, Том, — Драко скривил рот, присаживаясь на соседний стол. Он сам будет выбирать, как обращаться к Тому-кого-нельзя-было-называть. Сам! — Я же тебя терплю. Выслушиваю нотации… — Донимаешь тонкостями легилименции, — язвительно перебил Реддл. — Я устал от твоей бездарности, Малфой. Верни меня на место и сам ищи способы, ослабляющие мысленный барьер. Тебя же, щенка, никто не боится! Я — не исключение. — Речь пойдёт не о легилименции, — стараясь сохранять спокойствие, уточнил Драко. Торг не закончен. — Мне нужна информация. Реддл оскалился. — Так посиди с книжечками! Забей свою пустую голову хоть чем-то, кроме страхов и тайных желаний. Избавься от дурацкого чувства вины и родственных связей. Вот тогда... — Мне сейчас плевать на твоё мнение, — сквозь зубы процедил Драко, чуть склонившись к собеседнику. — Давай, ты же любишь ткнуть меня носом в родовую тупость! В идиотизм. В непроходимую глупость. В то, что я неудачник. Что ты знаешь в сотни раз больше меня... Но это ведь касается только чёрной магии. В остальном ничто не мешает мне сомневаться. — Заткнись, болван! — зашипел Реддл. — Я был лучшим за всю тысячелетнюю историю Хогвартса! А ты... жалкое, — как первый плевок, — безмозглое, — второй… — существо! Даже не маг! — на «десерт». — Высказался? — Драко понимал, что Тёмный Лорд ответит на вопрос. Просто цену себе набивает, ведь он слизеринец. Как бы то ни было, Малфой и беседы с ним — единственный способ скрасить существование. — А теперь просвети, что есть такого в Чёрном озере, что дешевле достать самому? Это, без сомнения, нечто не совсем правильное. Весьма ценное! Скорее всего, редкое. Какая-нибудь незначительная штуковина... Иначе я бы заметил. — Да ты под носом и бревна не увидишь, Малфой, — Реддл не смотрел, а почти прожигал дыру в мозгу своими противными глазами. С садистским удовольствием. — Это вопрос из программы пятого курса. Речь может идти только о русалочьих слезах. — И для каких зелий они необходимы? — теперь глаза Драко загорелись нездоровым огнём. Всё-таки Волдеморт далеко не бесполезен! — Их всего три, неуч, — Реддл говорил монотонно, словно читал с листа. — Первое — зелье доверчивости. Это когда... — Я помню, — прервал лекцию Малфой. Не настолько память отшибло! — Веришь, как идиот, всему, что слышишь. Второе? — придётся выслушать весь список. Представить себе, зачем Грейнджер подобное, при должной фантазии нетрудно. — Отворотное зелье. Очень сложное в изготовлении и, главное, никаких гарантий, — подходило и оно. И это добавляло проблем. — А третье? — Драко поинтересовался по инерции. Реддлу уже самому стало любопытно, к чему этот допрос, поэтому он продолжил: — Не обязательный ингредиент, но многое упрощает. Это сыворотка правды. А зачем тебе понадобилось?.. Драко не дал договорить — взмахом палочки наложил «Силенцио». А потом, не сказав даже «спасибо», отправил Реддла с искажённым от недовольства лицом в сумку. Дальше придётся разбираться самому.* * *
Гарри назначил первые отборочные на четверг. Если с кандидатурами охотников было более или менее ясно, равно как и с вратарём, то с загонщиками наблюдался полный штиль. Кто может играть не хуже близнецов Уизли, представить сложно, если вспомнить последние отборочные несколько лет назад, когда противная Амбридж запретила участвовать Фреду и Джорджу. И проще с тех пор не стало. Увидев претендентов, Гарри занервничал: «Не густо...» И кого оставить в итоге, задачка не легче экзаменов на ЖАБА. Из трёх кандидатов устраивал только один — Ричи Кут. Не слишком крепкий по телосложению, но достаточно меткий. Насколько Гарри запомнилось. Остальные два, Эндрю Керк и Джек Слоупер, пробуждали тщательно скрываемое разочарование. Надежда, что среди претендентов появится Джимми Пикс, способный запросто сбить с метлы, не оправдалась. На трибунах народу наблюдалось немного. С десяток первокурсников. Пара зевак. С дюжину друзей и недругов. Невилл шептался с Ханной, которая то и дело порывалась сбежать и даже не смотрела на поле, больше — в тетрадь по травологии. Аббот с ней практически не расставалась, при каждом удобном случае одолевая своего благоверного очередным сверхнасущным вопросом. Томас и Финниган оживлённо спорили, обсуждая предстоящие отборочные, очевидно, выдвигая версии относительно того, кому дадут отставку в первую очередь, а кому — ни за что. Умиротворённая Луна устроилась выше остальных, наверное, привыкая к месту комментатора: Макгонагалл пошла ей навстречу и Захарию Смиту вопреки. Но теперь Гарри не представлял, во что выльется первый же матч. Лишь бы не в лекции по редким невидимым созданиям, так некстати поразившим игроков Гриффиндора. В случае поражения такая версия событий не исключалась. Рядом с Луной сидела Фоссет и со спокойным лицом слушала тихую речь подруги, между делом разглядывая кандидатов. Несколько слизеринцев, развалившихся в последних рядах, раздражали, но без них подобное мероприятие потеряло бы свой особый шарм, не заинтересуйся ближайшие соперники игроками гриффиндорской сборной. Студенты змеиного факультета ядовито хихикали, отпускали шуточки, выкрикивали советы, предлагая Поттеру заранее сдаться, потому что с такими увальнями пора открыть в Хогвартсе Зал несмываемого позора и прямо сейчас развесить по стенам колдографии. Ясно кого... Ведь даже у пуффендуйцев игроки меньше похожи на инферналов. Рон, стоявший позади Гарри, регулярно порывался зарядить на трибуну бладжером, на что Джинни только заявляла, что лучше побить этих уродцев на поле. Пусть исходят желчью, прикусят свой ядовитый язык и в результате угодят прямо в покои мадам Помфри. Единственное, что удивляло Гарри, — отсутствие среди зрителей Гермионы. Рон и Джинни тоже поискали её глазами, но квиддич, в их понимании, никак не мог соперничать с жаждой знаний. Кандидаты выстроились в ряд и ждали, когда капитан решит, что тянуть время больше не имеет смысла. — Хорошо, — негромко заявил Гарри, — я обязан закончить отборочные до ужина, — и вдруг заметил, как вытянулось лицо у Керка. Будто в первый раз привидение увидел. Слоупер ткнул локтем Кута и что-то шепнул. За спиной раздалось протяжное «Э-э-э» Рона, но Гарри, не успев обернуться, почти сразу почувствовал, что его задели плечом, и на глазах изумлённого героя к остальным претендентам присоединилась… Гермиона. — Извини, я опоздала, — произнесла она. — Нужно было кое-что закончить, — сознаваться, что два часа потратила на приготовление зелья, абсолютно не хотелось. Первый этап завершён, осталось ещё два. Гарри невольно сморгнул. Такого он и представить себе не мог: лучшую подругу в форме гриффиндорской сборной и метлой в руке. — Ты… что... кх… — откашлялся он и, приблизившись, спросил: — Пишешь для местной газеты? — нововведение вполне могло заинтересовать Гермиону. — Представь себе, нет. Я собираюсь пробоваться наравне с другими. С квоффлом мне не справиться, а вот с бладжером — не сомневаюсь. Бита — вполне магловская вещь. — А как же метла? — Гарри имел в виду далеко не лётные качества, но прозвучало именно так. — А у нас, ведьм, мётлы в крови, — попыталась пошутить Гермиона. — А моя довольно приличная, разве нет? — Но ты же… — недоумевал Рон. Переглянулся с Джинни. — Ненавидишь летать. Высота тебя пугает. — С каких пор ты стал экспертом по моим фобиям? — не глядя на бывшего парня, сердитым тоном выдала Гермиона и сильнее сжала метлу. — Ненавижу я далеко не летать! Намёк в голосе был очевидным. То есть — «тебя»! Примирение, без сомнения, оттягивалось. Хотя они уже начали разговаривать, а это очевидный прогресс. На трибунах раздалось слизеринское улюлюканье. — Ты уверена? — переспросил Гарри. Предчувствие беды не оставляло, а с лучшей подругой явно было что-то не так. Теперь её слова, сказанные той ночью, приобретали более чёткие очертания. — Мне нужно зарядить в тебя бладжером, чтобы ты поверил? — Гермиона угрожающе размахнулась битой, заставив Керка отскочить в сторону, хотя в этом не было особой необходимости. Гарри вздохнул: такой игрок в команде совсем некстати. Малфой и Забини, сидящие в последнем ряду немного в стороне от однокурсников, устали молча следить за происходящим. — И почему меня это не удивляет, — произнёс Драко и вытащил палочку, намереваясь попробовать пробить защиту гриффиндорской выскочки. Мало ли... Может, когда она сконцентрируется на игре, мысленный барьер ослабнет. — У Грейнджер очередная ломка: требуется свежая порция всеобщего внимания. Жди нового представления! Блейз одобрительно кивнул. На поле ехидное замечание никто не услышал. — Это твоя вина, Рон, — высказалась Джинни недовольным голосом. — У Гермионы жажда самоутверждения. — Знаю я, что у неё за жажда, — проворчал он. — Очкастая такая. — Рон! — одёрнула сестра. — Что ты... — и замолчала. Искры между Гарри и Гермионой видят не только Аббот и Патил? Ещё и собственный брат?! — Забудь, — он поспешил сменить тему, но оказалось поздно. Ревность Джинни поднялась огромной волной, стараясь затопить сознание. Колола. Нашёптывала. Издевалась. — Нет уж, договаривай, — сквозь зубы процедила сестра, не сводя с брата блестящих нездоровым огнём светло-карих глаз. — Ну скоро уже? — заныл Эндрю Керк, переминаясь с ноги на ногу. Гермиона улыбнулась Гарри, пытаясь убедить придирчивого капитана, что она в своём уме, потому что казалось, что именно подобная мысль кружит в героической голове. — Правила следующие, — чуть отступив и собравшись, заявил он. — Играем без охотников и вратаря. Все взмывают в воздух на счёт «три». Ваша главная задача — не попасть под удар бладжера и сбросить противника с метлы всеми разрешёнными способами. Джинни и... Но тут Рон ткнул Поттера, отвлекая внимание, и отрицательно покачал головой, давая понять, что не участвует. — В общем, — сориентировался Гарри, — она поможет мне проследить, чтобы в случае падения вы приземлились мягко, без травм. Последнее слово остаётся за мной, как за капитаном. Всё ясно? Претенденты кивнули. — Тогда один. Два. Тр... — Гарри не успел договорить, а Гермиона уже взмыла в воздух. За ней — остальные, не желавшие давать Грейнджер фору. На трибунах засвистели слизеринцы, в конце выкрикнув, что кое-кто не умеет считать до трёх и рвётся свалиться побыстрее. Отборочная игра началась — капитан команды выпустил бладжер. Первокурсники охнули. Зеваки сосредоточились. Гриффиндорцы напряглись. Гарри, крепко сжимая палочку, ненадолго задержал взгляд на трибуне: от слизеринцев можно ожидать какой-нибудь выходки. Но, как ни странно, Малфой выглядел серьёзным. Ни тебе ухмылок, ни гадких комментариев. Высокомерное лицо — и не более. Неужели повзрослел? Думать об этом не время. И не место. Потому что... О, Мерлинова борода!.. Гарри не один раз видел Гермиону на метле. Не часто, но всё-таки... Однако сейчас готов был поклясться, что лицезрел подобное впервые. Похоже, лучшая подруга проштудировала в режиме спринтера десяток книжек по квиддичу и теперь решила попрактиковаться прямо на отборочных, пренебрегая всякой осторожностью. Выходило не слишком неуклюже и, определённо, опасно. Она почти вертикально взмывала вверх, камнем падала вниз, выписывала в воздухе петли. Разворачивалась так резко, что казалось, вот-вот свалится с метлы. Махала битой небезупречно, но зато уклонялась блестяще и если уж попадала по бладжеру, удары получались довольно хорошими. И поэтому одного из кандидатов — Слоупера — Гермиона смогла сбросить с метлы в первые же десять минут. Тот был в ярости: довольно больно получить мячом даже по «мягкому» месту. Джек пребывал в ужасе! В припадке гнева размахнулся битой, не удержал её и зарядил той прям в спину Рона. Уизли взвыл и выругался, пригрозив Слоуперу клешнеподами в ушибленную задницу. Слизеринцы катались со смеху и кривлялись, предрекая другим кандидатам не менее приятное фиаско. Гарри почему-то забеспокоился, на всякий случай отправил пострадавшего к мадам Помфри и остановил игру. — Ты в порядке? — спросил он у подлетевшей Гермионы. — А разве я что-то нарушила? — поинтересовалась она, тяжело дыша. — Это не игра на кубок, не стоит лихачеством заниматься. Просто скинь Керка с метлы, хорошо? — Гермиона кивнула и посмотрела на Рона в поисках одобрения. Но тот, взволнованный, лишь покрутил указательным пальцем у виска, намекая, что она свихнулась. За что и удостоился угрожающего замаха битой. Рон посмотрел на трибуну — но Сандра отвела взгляд, вытащив на свет рыжеподобных «тараканов»: — Да ну тебя! — их владелец отмахнулся от Гермионы и направился в сторону болельщиков. — И тебя, Гарри, тоже! Последний не понял, ему-то с чего досталось?! Кто-то опять не в духе... Джинни тоже не первый день ходила задумчивая, даже не улыбалась. Так по-детски, но так очаровательно! Вела себя отстранённо. Недоговаривала. Что же с ними со всеми происходит? Гарри проводил друга взглядом и дал команду продолжать, повторно выпустив бладжер. — Сандра, — Рон, не присаживаясь, потянул её за рукав мантии. — Какого чёрта ты меня избегаешь? — голос перешёл в утробный рык. — Разве? — покосилась на него Фоссет, внешне оценивая угрозу скандала. — Тебе показалось. — Не стоит по каждому поводу повышать тон, Рон, — спокойно вставила Луна. — Люди так не разговаривают. — Вот не лезь, а? — огрызнулся тот. Последняя фраза его задела. Он что, не человек?! Лавгуд, будто не расслышав реплики, с мечтательным лицом поднялась с лавки: — Пожалуй, мне лучше уйти. У кого-то в голове завелись злобные мозгошмыги. — Очень разумно, — Рон жестом поторопил Луну. — Так не похоже на тебя! — обмен «любезностями» состоялся. — Рон, перестань! — громко выпалила Сандра. — Зачем ты опять начинаешь? — от злости тот сжимал и разжимал кулаки. — Начинаешь что? — язвительно поинтересовался он. — Грубишь, что же ещё!.. Луна, останься, пожалуйста, — Фоссет поднялась, ища в присутствии подруги хоть какое-то спасение от прилюдных объяснений с Роном. — Отборочные ещё не закончились. Ты же хотела посмотреть. — Хотела… Но я догадываюсь, кого оставит Гарри. За ужином расскажешь, хорошо? — Лавгуд вприпрыжку спустилась по ступенькам. Обернулась и добавила: — Скажи ему… И мозгошмыгов поубавится. Рон зарычал: — Скажи что? — вопросы добивали «разнообразием» даже его. — Какого дракла происходит, Сандра? Не играй со мной в обидки. Ненавижу это! — Я и не думала, — в синих глазах было что-то, не дававшее отпустить её без объяснений. — Наоборот, я всё понимаю. И не сержусь. — Не сердишься на что? — Рон клещами вцепился в её плечо. Увидел, как Фоссет поморщилась, и ослабил хватку. — Объясни, Мерлиновы подштанники, что я сделал-то! — он скучал по Сандре как минимум в одном смысле. И если пламя раздувается от ветра, то потребность в близости — от первого секса. Теперь не выдержала Аббот. Обернулась, поднялась и объявила пытающемуся остановить её Невиллу: — Нет! Не хватало мне ещё присутствовать при любовных разборках Уизли. Вечером дежурство. И эссе нужно дописать. Я пойду. — Смотри, Ханна, — ехидно выкрикнул Рон, — не спускай глаз с первокурсников. Гляди, опять Макгонагалл увешает тебя лаврами. Иди, проверь свою Стеббинс, вдруг залезла к Филчу! — Заткнись, ради Мерлина! — парировала Аббот. — Я не Гермиона. Долго терпеть не стану. — Рон, попридержи коней, хорошо? — Невилл пристально посмотрел на разгорячившегося Уизли. — Остынь. Он по-прежнему злился, но кивнул: — Сандра, хватить водить меня за нос! После выходных ты бегаешь от меня… Давай начистоту. — Даже если бегаю, это мои проблемы, — Фоссет опустила взгляд. — А я думал, ты — моя девушка, — Рон приподнял её лицо за подбородок. Сандра не выдержала, негодование вырвалось наружу, и она тихо взвыла: — Ой, перестань! Я не собираюсь быть запасным вариантом. Я видела тебя тем утром... В воскресенье. В совятне. Я ждала Луну снаружи, но ты пронёсся, как шальной, и даже не заметил меня. И я не идиотка, чтобы не понимать, кому предназначались цветы! — И что? — недоумевал Рон. — Это преступление? — Я не удивлена, — Сандра с трудом отцепила крепкую руку от своего плеча. — Я ведь наивная жертва Хупера... Рон натянуто улыбнулся, констатируя про себя, что в морду Джеффри уже получил. — Я спала с Малфоем... — не умолкала Сандра. Теперь Рон покраснел. Этот пока не получил. — Я легкомысленная особа, которую стыдится даже собственная мать! Я влезла между тобой и Гер... — Фоссет замолчала, не договорив, и сморгнула подступающие слёзы. — Я мешаю тебе. — Замолчи, — прошипел Рон. — От обиды ты играешь в странную игру в благородство и чёрт знает во что! Мне не нравится. Цветы — не то, что ты подумала! — его ревновали. Это льстило и возбуждало. — Да?! Так это ещё одно проявление показной ненависти? — брови взлетели вверх от возмущения. Сандра развернулась и поспешила вниз по лестнице. — Стой, глупая, — Рон обогнал Фоссет на одну ступеньку, чтобы уменьшить разницу в росте. — Я попрощался с Гермионой. Я. С ней. Так. Попрощался! Я. Тебя. Не стыжусь. Этого достаточно? — Нет! — на эмоциях выкрикнула Сандра. Она сама не ожидала, что ей будет так больно от вида жёлтых фрезий. — Тогда — так! — Рон сгрёб её в охапку. И поцеловал. При всех. Под свист и смешки слизеринцев. На глазах друзей и недругов. Равнодушных и не очень. Не легко и невинно, а будто он с ней наедине. Целовал и убеждал себя — неслышно и сбивчиво: «Ты… моя… девушка. Пусть знают… все». Финниган от восхищения даже рот приоткрыл. Свой парень! Чего с девушками разговаривать? Объяснять надо. Доступно… — Эй, Драко, — Блейз ткнул того локтем. — Это не твоя бывшая целуется с рыжим? — Мне по хер, — уставившись на противоположную трибуну с бесстрастным лицом, ответил Малфой. — А я думал... — Я же сказал: мне по хер, — холодно перебил Драко и указал на поле. — Тут цирк куда интереснее. Знаешь, лучше бы сбили заучку! — Колдовать будем? — лукаво предложил Блейз и потянулся за палочкой. — Не-а. Я знаю способ поинтереснее, — Драко поднёс палочку к горлу, усиливая собственный голос, и протяжно проговорил: — Эй, Ке-ерк, если хо-очешь завали-ить Грейнджер, заходи со спины. Говорят, это её сла-абое место. Слизеринцы громко засмеялись. Но не прошло и минуты, как летящий на огромной скорости бладжер просвистел прямо над головой Малфоя. Даже волосы воздушной волной подняло. Кто запустил, ясно с первого взгляда — улыбается, нахалка! — Обалдела, Грейнджер?! — закричал Драко. Ничего, он тоже умеет ответить. — Хотя за правду всегда страдают... Керк, осторожно, подружка Поттера кусается! Эндрю воспринял совет по-своему, потому как уже заходил в «хвост» и рассчитывал, очевидно, столкнуть её с метлы. Разозлённая выходкой Малфоя Гермиона устремилась вдогонку за бладжером. Бешеный разворот на полном ходу, взмах битой и — удар! — Керк попал на линию огня. Попытался уклониться, не удержался на древке и повис на метле в нескольких футах над землёй. Бладжер, словно бумеранг, описал дугу и направился прямо в сторону Гермионы. Но она была готова — ещё замах, и твёрдый мяч спикировал в сторону Малфоя. В этот раз он пролетел рядом с ухом. — Промахнулась! — победно заявил Драко и взмахнул палочкой. — Ваддивази!* — Пожалела, — выкрикнула Гермиона, уклоняясь от летящего на неё бладжера. — Малфой, я тебе поколдую! — пригрозил Гарри, заметив, как мяч резко сменил траекторию. — Финита! Приклею твои штаны к лавке, никакой магией не оторвёшь! — Поттер, следи лучше за своей задницей! — парировал Драко и посмотрел на зависшую в воздухе Грейнджер. «Вот зараза!» — Малфой и злился, и хотел вгрызться в эти расплывшиеся в самодовольной улыбке губы зубами. До крови. Чтоб знала, как выкаблучиваться. Тем временем Керк успел забраться на метлу, но биту всё-таки выронил. Гарри, поражённый такой настойчивостью, смотрел то на раскрасневшуюся и странно ведущую себя Гермиону, то на Эндрю, пытающегося подцепить с земли биту, и молчал. У бедняги-Керка ничего не получалось, да ещё бладжер грозил угодить в него в любую минуту, потому что Кут уж точно не промахнётся. Мяч вот-вот нагонит. Но тут Джинни не выдержала, взмахнула палочкой и, удивив абсолютно всех, вмешалась: — Все свободны. Отбор закончен. Загонщики — Грейнджер и Кут, — растерянные игроки замерли в воздухе и уставились на капитана. Он, к неудовольствию Керка, кивнул. — Пошли со мной, Гарри, — она потянула его к раздевалкам. Малфой наклонился к Блейзу: — Найди Грэхэма и передай, что я буду ждать его после ужина у Чёрного озера. За час до отбоя. — А почему не сам? — Забини не любил поручений. — Буду тебе должен, — Драко оглядел пустеющие трибуны. — Я посижу здесь, мне нужно кое-что обдумать.* * *
— А ты не могла бы не принимать решения за меня? — с укоризной произнёс Гарри, стоя на пороге пуффендуйской раздевалки. Почему Джинни решила поговорить здесь, сомнений не вызывало: в гриффиндорской сейчас торчали претенденты и возбуждённые болельщики. — Мне всё-таки кажется, что это я — капитан команды, — Поттер попытался поймать отрешённый взгляд, только — тщетно. Джинни разглядывала надпись на двери. — Так что случилось? Даже если забыть о том, что произошло на поле, ты странно себя ведёшь последнее время. — Да что ты говоришь! — тряхнув волосами, язвительно поинтересовалась Джинни и потянула за тяжёлую кованую ручку. — Что же такого произошло на поле? — передразнила она. — Разве я ошиблась с твоим выбором? Я так не думаю, — и решительно переступила через порог. Гарри — следом. Он прошёл мимо скамейки вглубь помещения до самого окна, приставил метлу к стене, развернулся и невольно вздрогнул: Джинни слишком громко захлопнула дверь. Вцепилась в древко метлы и, чуть приблизившись, обиженно заявила мало что понимающему Гарри: — Нам надо серьёзно поговорить. Немедленно. Тот в недоумении приподнял брови. Тон не предвещал ничего хорошего. — М-м-м, — промычал Гарри, пытаясь вспомнить хоть одну возможную причину для подобного поведения, и верный ответ в голову не приходил. Загадка похлеще крестражей. — О чём поговорить? — О ком, — уточнила Джинни, отставив, наконец, метлу и стягивая перчатки для квиддича. — О тебе. Я хочу знать, что происходит. — Я бы тоже хотел это знать, — пробубнил себе под нос Гарри. — Со мной всё в порядке, но чувствую, ты ведь не о том спросила. Отдалённые намёки и двусмысленные взгляды — не моя стихия, Джинни. Скажи прямо. Она довольно долго — целых пять секунд! — буравила своего парня глазами, стараясь заметить хоть какое-то понимание происходящего. Или чувство вины. И — ноль! Придётся действовать в лоб: — Что между тобой и Гермионой? — не вопрос — выстрел в сердце. — В каком смысле? — у Гарри округлились глаза. И, кажется, даже очки приподнялись над переносицей. От удивления. — Вот только не делай вид, что не догадываешься! — возмущённо выпалила Джинни, запустив в объект ревности перчаткой. Поттер перехватил. Реакция, как всегда, на высоте, а вот способность анализировать явно притупилась. — Но я действительно не понимаю... При чём тут Гермиона? — Ещё скажи, что не пялился, как заворожённый, стоило ей появиться с метлой в руке! Ха!.. Гарри шикнул, вскинув руку: — Гермиона и квиддич — тебя это не смутило? Да для неё полёт равносилен подвигу! — Не преувеличивай. Это всего лишь квиддич, а не миссия по спасению мира! Всегда рядом, всегда самая-самая... — Джинни! — серьёзно повысив голос, одёрнул Гарри. — Что ты... — продолжение фразы потерялось в ответном крике. — Я. Не. Слепая, — перебила она, устав от подозрений. — И чтоб ты знал, не я одна это замечаю! Она рывком выдернула из рук Гарри свою перчатку. Стиснула пальцами. Но не запустила. Хотя хотелось этого... Жутко! — Да что за «это»? — героя сложно сбить с толку, однако у его девушки всё получалось очень легко. В гневе она почему-то напомнила Молли — манерой говорить: — Далеко не невинные прикосновения... милые улыбочки... особые подарки... — Стоп. Стоп. Стоп, — Гарри жестом остановил поток претензий. — Вот сейчас ты меня вконец запутала! При чём тут кулон Блэков? Я что, сделал что-то нехорошее? Джинни, да что с тобой?! Отгадка о причинах разговора замаячила на задворках сознания, но разум всё ещё не мог смириться с очевидным. Ревность? Кого к кому? Ерунда какая-то!.. — А ты ещё не понял? — резкий поворот головы, словно собиралась уйти. Рыжие волосы рассыпались по плечам. И весьма соблазнительно... Но ревнивица не видела ничего, и даже блеск зелёных глаз показался проявлением первого чувства вины: как будто застукали на месте преступления. — Гарри, дело не в том, что ты подарил... Ты мне даже не сказал, что собираешься это сделать! — А это так важно? — недоумевал он. Почему девчонки придают подобным вещам так много значения? — Это просто подарок. Не более. — Вот именно, что для тебя это не важно. Для меня — да. Иногда мне кажется, что между вами двумя близости больше, чем между нами! На глаза Джинни навернулись слёзы. Но она не заплачет. Ни за что! Хватит с неё и детских рыданий вперемешку с мечтами. — Какой близости? — Гарри почему-то покраснел. — Между мной и Гермионой ничего не было! Я вообще поражаюсь, что ты — именно ты — подняла эту тему. И говоришь глупости. — То есть я теперь ещё и глупая?! — Джинни набирала обороты, пряча за обидой свои ожидания: «Что так сложно сказать "Я люблю только тебя"? Хоть раз!» — она с трудом сглотнула густую слюну. — Может и так... — согласилась Джинни. — Но это не значит, что не хочешь, чтоб было! Или Гермиона не хочет, — неожиданно горькие мысли прозвучали вслух. Вдруг показалось, что та виновата не в меньшей степени. — О, Мерлин! Не переворачивай слова, Джинни! Перестань. Гермиона мне как сестра. — Так ли? А ты для неё? Может, поэтому она и бросила Рона. Ты — всему причина. Может, дал ей повод надеяться... — На что?! — возмутился Поттер. — Твоя ревность переходит все границы. Гарри не верилось: ему устроили сцену! Как в каком-то мыльном магловском сериале. Джинни — не Лаванда, что она себе там придумала? — Но это же... невозможно... — убеждал он. — Я не давал... — Ты уверен? Вместо того, чтобы обвинять меня в необоснованной ревности, лучше посмотри на наши отношения моими глазами. Я всегда инициатор близости, — Гарри приоткрыл рот, чтобы возразить. — Не спорь! Ну, хорошо... Почти всегда. Даже та ночь после дуэли во многом заслуга — о, мать моя волшебница! — Гермионы. Ты сиял, когда смотрел на неё во время битвы с Дамблдором! Какая же она... красивая... умная... смелая... — Но все смотрели, — нелепо оправдывался Поттер, поправляя немного сползшие очки. — Мне нет дела до всех! — Джинни схватила метлу, словно собиралась огреть ей кого-нибудь или улететь. — Я видела многое, Гарри! — опять подступили слёзы. — И я не удивлюсь, если цветы на день рождения — твоя работа. — Многое?.. — переспросил он. — Хватит. Я даже не собираюсь оправдываться в той ахинее, которую ты несёшь! — Гарри начинал злиться. — Да что ты?! Разве на днях вы не обнимались у камина? Мне повторить, что ты ей сказал? — Это другое! — возмутился Гарри, чувствуя неловкость. — Гермиона не в себе. Как и ты, впрочем, — последнюю фразу он произнёс гораздо тише. — Может, услышишь уже меня и скажешь... то, чего я так жду! Гарри растерялся: вот совсем не место и не время для подобных признаний. Не под давлением — точно. — Джинни, перестань. Просто... Это же очевидно! — единственное оправдание, которое пришло в голову. — Кому очевидно? Тебе? Что у вас с Роном за понятия такие?! — Какие ещё «такие»? — Гарри нервно сжал кулаки. Палочка врезалась в ладонь. Он отложил её на скамейку. — Нормальные понятия! Слова — это всего лишь слова. Главное, что внутри... Поступки красноречивее слов. И если ты этого не видишь... — он развёл руками. — То что? Договаривай! Я как раз не слышу, а вижу: ты воспринимаешь её боль ближе, чем собственную. Чем мою. Между прочим, однажды ты меня уже бросил... Я и теперь недостойна тебя, да? — Джинни снова отогнала слёзы и гордо вытянулась в струну. — А может, это ты — меня? — Ты хочешь поссориться? — сердито выпалил Гарри. — На пустом месте? Он приблизился. Не железный ведь. Обиженная, расстроенная, задетая в чувствах девушка. Его Джинни. Так хочется приласкать, показать, что она вбила в свою хорошенькую голову всякие глупости... — Мы уже ссоримся, Гарри, ты не заметил? — Джинни отступила, игнорируя очевидный порыв. Поцелуями проблему не решишь. — Что ты хочешь от меня, я не понимаю! — Правду, — выдохнула она. Сердце стучало как сумасшедшее. — О том, что у вас с Гермионой. Влечение? Любовь? Скажи... Гарри устало покачал головой: — Нет, — коротко и ясно. Она сама знает ответ. — Молчание — знак согласия, — Джинни чуть скривила рот и стала чем-то похожа на Рона. Покраснела. Озлобилась. — Думай, как хочешь. Не вижу смысла десятки раз повторять одно и то же. Я ни в чём не виноват перед тобой, ты ошиблась. — Ну конечно! Это же я близорука — не ты. Видел бы ты вас со стороны!.. О, Мерлин! — Мне надоел этот разговор, — отчеканил Гарри. — Ни. О. Чём. — А может, и я тебе надоела? — не этого Джинни ждала. Надеялась... Она знала, что хочет услышать, но никак не выходило. Не те слова казались обманом или признанием вины... — Обвинениями — да! — закричал Гарри. Его немного заносило, ситуация выходила из-под контроля. — Так оставайся один! — Джинни стиснула пальцами метлу и, обиженная, выскочила из двери. Вот теперь разговор действительно закончился. И в груди у Гарри заныло. Сдавило её, будто ржавым тугим ободом, до горящих ссадин. Броситься бы следом, но в ногах — слабость. Он присел на скамейку и запустил пальцы в непослушные волосы. Первая ссора с Джинни. Бредовая донельзя! И, главное, из-за чего? Точнее, из-за кого. Это что, у Уизли в крови — беспричинная ревность? Они с Гермионой просто друзья. Или нет? Мысли путались. Гарри снял очки и отложил в сторону. Стал тереть глаза, пытаясь оживить воспоминания. Взгляды Гермионы. Прикосновения. Слова… Неужели Джинни права насчёт неё? Да?.. Или нет?.. Но это чушь! И вдруг... Гарри почувствовал ледяную хватку. Сзади. Прямо на своей шее. Жуткий холод побежал по позвоночнику, к рукам и ногам, сковывая словно невидимыми цепями. Сознание меркло, правда, не сдавалось. Гарри попытался нащупать палочку, но тут же кто-то неизвестный столкнул его и прижал ослабшее тело к полу. Казалось, что-то невозможно тяжёлое сдавило живот. Всего лишь нога? Чья? Изображение расплывалось, только ломкий голос был узнаваем: — Привет, Поттер. Надо же, я здесь сижу, ломаю голову, как вскрыть чёртову волшебную карту или подобраться к тебе поближе, а тут герой собственной персоной... И подружка так кстати бросила тебя на растерзание. Похоже, само провидение на моей стороне. — Что?.. — прохрипел Гарри. — Тебе... — голос сорвался, а тело слабо выгнулось в попытке освободиться. Давление на живот усилилось, и Гарри сложно было сосредоточиться. Комната расплывалась, а потолок, казалось, вот-вот рухнет. — Нуж… — его горло сжали будто удавкой. — Нужно? — продолжили за Гарри. — Десерт. Самый вкусный. Самый сладкий, — его обнюхали словно добычу. — Пахнешь обалденно. Гораздо вкуснее, чем остальные. А уж как сопротивляешься!.. Дамблдор не зря тобой гордился. — Ты х…хочешь меня убить? — Гарри вцепился в ледяную руку, из последних сил стараясь оторвать её от шеи. Закашлялся. В ответ — язвительный смешок. — Что за идиот! Разве твои дружки мертвы? Нет. Я не люблю смерть. А если по правде, ненавижу. Она забирает самое дорогое у человека — жизнь. Всё остальное — мелочи, без которых можно протянуть добрых сто лет. Теперь слова смешивались с презрением: — У смерти мерзкое лицо. Она изуродовала мою мать. Твоих родителей. Многих... Смерть глупа, неразборчива и отнимает даже тех, кто этого не заслуживает! Расслабься, Поттер. Так будет намного проще. Я всё равно получу свою награду. Но самое забавное, ты потом об этом даже не вспомнишь. Страх наполнял его с щемящей скоростью, разрывая последние нити, связывающие с реальностью. Но Гарри беспокоился только о друзьях. Вот он, ответ — перед глазами. Нечёткий, слабый, но всё-таки… Гермиона гениальна. Только как не забыть? Как?! — Что ты с ними сде... — холод усилился. Сознание мутнело и мутнело, а Гарри цеплялся за его остатки, пока грубые иглы пронзали мозг. — Ты... Кто ты? — сейчас имя — пустой звук. Лёгкое пожатие плеч, словно говорящее «не знаю». — Не смерть, — успокаивающий и стеклянный голос. Надломленный и беспощадный. — Прости, у меня нет выбора. Ледяные слёзы закапали на пол, только Поттер этого уже не видел. Он, обессиленный, закатил глаза и, похоже, отключился. — Эй, герой, я даже скажу тебе, кто следующий, но сначала… — сизые губы приблизились к лицу Гарри и обожгли тихим и плачущим: — Спаси меня. Не мольба. Не просьба. Боль.* * *
— Ты искал меня, Малфой? — Грэхэм Монтегю, капитан слизеринской команды, улыбнулся, обнажив неровные зубы. Было больше похоже на оскал, чем на дружеское приветствие. Драко пнул прибрежный камешек в воду, обернулся и, невоспитанно сунув руки в карманы, саркастически выдал: — Нет, блин, я гоняю Забини из удовольствия! Грэхэм разглядывал Малфоя с видом министерского чиновника и всё ждал, что однокурсник закончит речь, но тот специально выдерживал паузу. Не хватало ещё кое-кому подумать, что наследник древней фамилии теперь на побегушках. — Так в чём проблема-то? — щурясь, будто от солнца, поинтересовался Монтегю и подмигнул: — Давай ближе к делу, меня Паркинсон ждёт. — Рассказывай!.. — усмехнулся Драко. — К Панси надо иметь подход, а у тебя слишком пошлые подкаты. Не стоит каждый раз демонстрировать, что ты хочешь с ней проделать. Не сработает! — Так замолви за меня словечко, — протянул Монтегю. — Это без меня. Давай лучше по существу. Я слышал, ты устроил негласный конкурс на место в факультетской команде. — Времена такие, — важно отрапортовал Грэхэм и, пнув первый попавшийся камень, радостно констатировал, что тот плюхнулся гораздо дальше малфоевского. — Собираешься доложить Слизнорту? Я буду всё отрицать! Ты давно исчерпал кредит доверия, — Монтегю противно хихикнул. — Заткнись! — зло выпалил Драко. — Сколько ты хочешь за место в сборной? — Ого! — Грэхэм с предвкушением мысленно потирал ладошки. — Вот это поворот! Но, знаешь ли, место ловца уже проплачено. Тебе придётся перебить цену, если ты метишь утереть нос Поттеру. Конечно, это будет стоить недёшево, ведь для ловца ты слишком высокий тип с низкой репутацией. Да и твои будущие промахи должны быть компенсированы с лихвой. Как моральный ущерб. — Мне не нужно место ловца, — Драко понял, что Монтегю пытается состегнуть побольше галлеонов. — Забудь о нём. Я заплачу более чем достаточно. — Тогда какое? — самодовольно оскалился Грэхэм. — Капитан в команде только один. Малфой приблизился. Монтегю невольно отступил, близость Пожирателя смерти рождала неосознанный страх. — Загонщика, — тихо ответил Драко. — И никаких вопросов. Иначе сделки не будет. Глаза Грэхэма вспыхнули, будто сотни галлеонов. — Тысячу. И договорились, — он понимал, что острый интерес Малфоя неспроста. А такая одержимость стоит денег. — Грабёж, — снисходительно разглядывая жадного Монтегю, возмутился Малфой. — С Гойла ты взял в пять раз меньше. — А цена для каждого своя, — осклабился скряга. — Пятьсот, с тебя и этого хватит. — Пятьсот и новая метла, — заметив одобрительный кивок, Грэхэм победно развернулся и поспешил к замку. На такой шикарный куш даже не рассчитывал. — Распустишь свой длинный язык, и я превращу твою жизнь в кошмар! — выкрикнул Малфой. По голосу было понятно — не блефует. — И выходка братьев Уизли покажется тебе цветочками! Драко прикидывал в голове варианты развития событий. Последний учебный год обещает стать нелёгким. Но увлекательным...* * *
— Джинни, а где Гарри? — поинтересовалась Гермиона, вскочив из-за стола, стоило той, наконец, появиться в общей гостиной. Беспокойство усилилось на уровне интуиции. — На ужин вы не пришли. В спальне его нет. — А я почём знаю, — неприятным голосом ответила Джинни и опустилась на диван, поджав под себя одну ногу. Идея погулять по Хогвартсу, не желая ни с кем встречаться, оказалась не самой блестящей. Остаться наедине со своими страхами — нелёгкое бремя. — Тебе нужен Гарри? Тогда иди и ищи! — Что с тобой? Вы поругались? — Гермиона подошла ближе и уставилась на явно обиженную подругу. — А я здесь при чём? Какая муха тебя укусила? — Лохматая такая. И преданная до героизма! — прищурившись, заявила Джинни. — Так... Предупреждаю, я не хочу сейчас с этим разбираться, — Гермиона суетливо огляделась, словно в гостиной лежало что-то важное, прежде чем спросить: — Где ты видела Гарри в последний раз? — В раздевалке Пуффендуя, — решив не скрывать, равнодушно произнесла Джинни, лениво выпрямилась и направилась к лестнице. — Беги — он, наверно, там ждёт не дождётся! — Я не понимаю... — Ой, какие все сегодня непонятливые, — от ревности проснулась бесцеремонность. — Интересно, это заразно? Саркастичный тон начинал раздражать Гермиону. — Ты идёшь? — поинтересовалась она у Джинни уже на выходе. Лучше будет разделиться, если Гарри там нет. — Нет, — та покачала головой, поднимаясь в спальню. — У него же есть ты!.. — Не нравятся мне твои намёки. Ладно, вернусь, потом поговорим, — и Гермиона, спрятав палочку в карман мантии, скрылась из виду. Джинни резко толкнула дверь спальни, огляделась в тусклом свете свечей и, поняв, что одна, упала на кровать прямо в одежде. «Дура! Какая же я дура!» — и почему-то расплакалась, как маленькая девочка, то ли от обиды и ревности, то ли от дикого желания верить Гарри. Верить его глазам и несмелым прикосновениям, словно порой он боялся спугнуть мгновения. Или сломать, будто хрупкую статуэтку. Сделать больно. Хотелось верить тому, как он вдыхает аромат рыжих волос после близости и гладит чуть дрожащие плечи. И ведь именно это так страшно вдруг потерять! До слёз. Которые катятся и катятся, обжигая веки. Щёки. Губы. Кажется, что вместе с горячими каплями исчезает злость, и остаётся лишь горечь на языке от высказанных подозрений. Джинни оторвала голову от подушки, присела и, бездумно оглядев спальню, заметила на тумбочке Гермионы злосчастные фрезии, измучившие своей красотой и ароматом. Такие же свежие, как и несколько дней назад. И дело не только в магии — в искренности. «От кого они? Ну не от Малфоя же!» — шутка на грани срыва. Нервная и нелепая. В подарке ощущалась любовь. Далеко не дружеская! Но Рон не стал бы... Не в его характере: не романтик. Что-то из магазина Джорджа — вполне, а это... Джинни вытерла руками слёзы. Хватит! Эх, стереть бы из памяти всё мучительное и вновь почувствовать себя счастливой. Пойти, найти Гарри, чтобы увидеть истину в зелёных глазах. Вот только надо успокоиться...* * *
Распахнув дверь вестибюля, Гермиона налетела на Малфоя. Впечаталась в его тело и отскочила по инерции, словно он оттолкнул. Если бы!.. На секунду растерялся, раскинул руки в стороны и вспыхнул тёмным огнём ненависти, опаляя им кожу. Внутренний мир Гермионы перевернулся: перед глазами — кошмар, одетый в слизеринскую форму, что следовал повсюду, как тень. Он — видение, каждый вечер заставляющее ворочаться в постели, отгоняя воспоминания о ласкающем шёпоте. О сумасшедшем удовольствии, скручивающем всё тело. Подчиняющем ему — Малфою. Когда нет ни мыслей, ни сомнений. Только чувства на грани, что ты пропадаешь... Не слышишь. Не видишь. Внутренне кричишь, разлетаясь на миллион осколков, потому что иначе не выдержишь. Стонешь каждой клеточкой и пытаешься удержать эти мгновения, потому как сладко до одурения! Как-то не по-земному легко. Когда не ощущаешь опоры — просто паришь, пока в неуловимый момент наслаждение не отступает, проясняя сознание. Но ты хочешь ещё... «Нет, ты не хочешь!» — Гермиона приказала себе это. Всё закончилось. Нет губ. Нет рук. Нет шёпота. Нет. Нет. Нет. Нет ничего, кроме «ненавижу». Одно такое сгорело в заброшенной комнате вместе с желанием пойти дальше. И узнать, каково это... Быть с Малфоем. Гермиона замерла, внезапно ощутив, как кулон Гарри врезается в кожу. Давит, словно весит в сто раз больше. Часть рода Блэков. Часть семьи Сириуса. И того, кто стоит и смотрит, словно хочет наказать за что-то. Даже себя. Почему они вечно сталкиваются, словно их притягивает неведомая сила? — Грейнджер, я же говорил, позаимствуй очки у чёртова Поттера, — преграждая дорогу, ухмыляясь, огрызнулся Драко. — Или снять их с него можно только трахаясь? Так для тебя это проблема? Не даёт? Издевается, змеёныш! — Нацепи хоть в три ряда, — глумился он, — победного кубка вам всё равно не видать. С такими-то прорехами с тыла! И не сверли меня глазами. Такие приёмы срабатывают на девочках. И не у девочек. Уже тянет сбежать? — Отойди, — чеканила Гермиона. — Не до тебя и твоих пошлостей! — главное, не поддаться искушению бросить вызов. Погрузиться в серые, затягивающие в темноту зрачков глаза и — не дай бог! — подумать о том, как они блестят, когда Малфой... в тебе. Поняв, что он и не собирается пропускать, Гермиона поднырнула под вытянутую руку и бросилась прочь. Что там крикнули вслед — не важно. Только — Гарри. Который спасёт от невозможной близости. Отвлечёт. Отогреет своим благородным сердцем. Но далеко убежать не вышло. — Стой, я сказал! Я с тобой не закончил, — громко и требовательно. Гермиона почувствовала, как Малфой схватил её под локоть и дёрнул на себя. Ударившись о его грудь, она с возмущением подняла глаза, мысленно выстраивая слова в короткие приказы самой себе: «Не смотри. Не трогай. Забудь. Не отпускай себя. Беги». Как же!.. — Это что такое было на отборочных, выскочка? — заносился он. — Ты решила мне врезать? Слушай, не советую злить меня... Иначе грёбаная бита окажется в совсем не положенном для этого месте! Поняла?! — Не угрожай мне, мерзавец! — оставить подобные гадости без ответа — немыслимо. — И во избежание травм следи за своим языком! — выпалила Гермиона, высвободившись и отступая к каменной колонне. Сердце учащённо забилось. Было необыкновенно приятно почувствовать даже такие грубые прикосновения. Малфой пробрался в сознание непозволительно глубоко. Своими губами. Руками. Поцелуями. Подаренным удовольствием. Так глубоко, что не хватало сил уйти прямо сейчас, когда серые глаза позволяли не прятать свои под тёмной повязкой. «Не смотри. Не смотри, чёрт!» — тело заныло. Драко отбрил: — На той неделе ты на мой язык не жаловалась. Недвусмысленные намёки распаляли воображение. Гермиона невольно задержала дыхание. Уж лучше бы снова пошлил, а не пробирался в мозг воспоминаниями, как хитрый противный полоз. — Наоборот... — Драко прищурился. — Ты не хотела, чтобы он замолкал. Пускала его в себя. Глубоко. Жадно. Мысленно прямо между ног. — Ничего такого не было, — откинув с лица волосы, перебила она, спасительно вцепившись взглядом в галстук, украшенный булавкой-змеёй с изумрудными глазками. Вот она — сущность Малфоя. Опасная и чужая. Испорченная и испытывающая нервы на прочность. Выдрать бы холодную, как его сердце, драгоценность и отбросить подальше, как никому не нужное напоминание о грехе. — Неужели? — спросил Драко, сунув руки в карманы, подальше от соблазна прижать Грейнджер посильнее и проверить, как далеко она позволит ему зайти в этой опасной игре. Нащупал палочку. — Значит, мне показалось, что ты дрожишь. Стонешь. Злишься, что именно я вытворяю с тобой такое... Целых два балла в волшебные часы Слизерина за собственное падение! А стоило лишь произнести... Малфой намеренно склонился ближе. Выдержал паузу. — Дай, — выдохнул прямо в полуоткрытые губы. — Мне повторить?.. Сколько раз?.. Не слишком приятный способ зарабатывать баллы, но какая разница, когда знаешь, кто и за что их раздаёт? Отдаёт себя за бесценок! Ради чего?! Драко заметил, как дрогнули губы, как с них сорвался рваный выдох. Что же будет с этой дурой, проникни он сейчас рукой под юбку. В трусы. Нагло. Без приглашения. Во сколько бы обошёлся трах пальцами прямо в разгорячённое тело, не боясь случайных свидетелей и дружков? Бросил бы распалённую, неудовлетворённую... И пусть онанирует, лёжа под гриффиндорским одеялом! — Замолчи, ты и этого не стоил! Гермиона злилась и горела. Она уже изучала полоски на галстуке, лишь бы не сталкиваться с проникающим внутрь взглядом. Но как же захотелось потянуть за тугой узел и скользнуть рукой под белоснежную рубашку, провести от груди к животу и понять, насколько горяча кожа Малфоя. Или она тоже, как у змеи — шершавая и сухая? Гладкая? Покрытая волосами? Захотелось проверить, как быстро стучит у Малфоя сердце. Почувствовать его биение и убедиться именно так, что оно есть. Пусть злое, но откликающееся на близость. Способное чувствовать не только возбуждение. Сквозь которое Гермионе непросто лгать: — Ты — никто. Между нами ничего не было! Ведь ты причиняешь боль всем, кого коснёшься, — из уст сыпались отчаяние и обида. Сопротивляться притяжению очень сложно. — Потому что большего не умеешь! — почти шипение. — Ненавидишь меня? — не спросил, оглушил. Зачем опять поднимать эту тему? — Нет! — и снова ложь, но не доставлять же Малфою подобное удовольствие. — За что? Ничего же не было. Ни-че-го! — Повторяй это почаще. Чтобы и самой поверить, — тронув прядь распущенных волос, прошептал Драко, заставив Грейнджер плотно прижаться к колонне и вытянуться в струну. Потому что в следующее мгновение склонился к уху. Коснулся кожи дыханием. Узнал едва уловимый аромат. Заскользил кончиком носа по шее. — Ничего не было, — повторила Гермиона. — Ничего не будет. Всё одно сплошное ничего! Драко приказал себе думать. Первая и самая вероятная версия с Грейнджер — Отворотное. Например, в противовес аморальному заклятью, создающему особый, но кратковременный эффект. После секса он исчезает. Но откуда героине, не общающейся на досуге с Тёмным Лордом, знать о чём-то, кроме стандартной Амортенции, имитирующей возвышенное чувство? Однако зелье может помочь и от естественного полового влечения. Один нюанс — если оно настоящее, необходимы не только русалочьи слёзы, а ещё и нечто интимное... Чужое. Конечно, если ты преступник, то о тебе часто думают плохое, Драко не удивлён: — Ты так предсказуема, — заучка вся напряглась, и это... нравилось. — Почему это? — вопрос с подвохом. (Откуда Малфою знать?..) — Не надо меня недооценивать. — Считаешь, я заколдовал тебя, Грейнджер? — Ты? Меня?! — (он что, влез к ней в голову?) — А разве нет? — попытка спросить в лоб неразумна, но кто знает... Может, судьба решит иначе. Гермиона взволнованно подняла глаза. Сегодня во взгляде Малфоя нет теплоты. Только в его руке, которая вдруг проскользнула под мантию и легла на талию. Её тело помнило ласки. Отозвалось. Захотело, чтобы ладонь скользнула выше. Или... ниже. Хоть куда-то!.. А Драко... улыбался. Совсем легко. Так, что заметить почти невозможно. Как невозможно влезть ему в голову: «Интересно, если потрогать грудь, соски набухнут или встанут? Так... — он встряхнулся. — Не сегодня. Хватит того, что опять стоит. Вот херня!» Херня и справедливость. Ему захотелось прижать ладонь Грейнджер к своему паху. Обхватить её же пальцами член. Тереть и тереть его прямо через ткань, наплевав на ложную мораль. Драко готов был заставить смотреть, как он кончает, запрокинув голову и освобождаясь от развратных мыслей. Поэтому рука поймала руку Грейнджер и замерла, сжав хрупкие пальчики. Оба ненадолго застыли. Под искушением. Драко закрыл глаза. Нельзя. Не так. И только по правилам Малфоя. Взять её безликую. Хотящую. Ослабшую. Поддавшуюся человеческим порокам. Заполнить её собой. Оставить на коже свой запах. Себя — внутри. И пусть запомнит, что это признак того, что он владел Грейнджер. Имел её. Один раз. Нет, два. Три. Четыре. Пять! Он будет вколачиваться в неё, пока не достанет до самого грёбаного гриффиндорского сердца! Которое хочется разбить. Ранить. И это вполне осуществимо, ведь скованные моралью девушки не умеют отделять чувства от секса. Поэтому им просто причинить боль. Такую же невыносимую, как и в ночных кошмарах! Истина в них убийственна. Мучительно постоянна. Она преследует его горькой тенью. Зачем дементор вытащил это наружу? Страшное бессмертное существо, которое хочется придушить собственными руками и смотреть, как оно корчится в предсмертной агонии. Безмолвно молит о пощаде, однако пальцы только сильнее сдавливают горло, стараясь сломать чёрную шею. Но это невозможно. Как и происходящее. Здесь. Сейчас. «Ты извела меня, Грейнджер...» — внезапно навалившиеся, отчаянные, неподъёмные мысли отразились на бледном лице. И Гермиона уловила их — бессмертной душой. Тут же подступила жалость. И отчего-то желание. Почти неуправляемое. Прижаться к губам. Отогнать боль. Забыться вместе. Задрожать. Потянуло коснуться Малфоя. Там. Почувствовать эрекцию и проникнуться ею. Захотелось так сильно, что внизу живота что-то сжалось. Пришлось плотно сдвинуть ноги, будто от этого станет легче. «Интересно, какой у него член? — не размер волновал, а твёрдость. Очертания. Ощущения от прикосновений. Сердце зачастило. — Вот чёрт! Очнись, Гермиона». Она ударила по наглой руке, стискивающей пальцы всё сильнее и сильнее, скорее неосознанно, чем намеренно, и, стараясь говорить ровнее, произнесла: — Прекрати немедленно. — Я могу сказать тебе то же самое, Грейнджер. — В каком... — на выдохе. Сердце подпрыгнуло. Застучало в висках. — ...смысле? — Сама знаешь. Хотеть меня. — Самоуверенный индюк! — она толкнула Драко в грудь. Он опять едва-едва победно улыбнулся. — Кто тебе это сказал?! Твоё раздутое до неимоверных размеров эго? Я хочу... Гермиона выпалила первое, что пришло в голову: — Гарри! — да и напомнить про обвинения так и подмывало. Сейчас Малфой выйдет из себя, устроит сцену. Он ведь ревнует. Ревнует? Пусть ревнует! — Может быть, — спокойно и насмешливо. — Но меня — больше. Драко переступил, перекрывая беглянке дорогу. — Ты опять пил? — чуть прищурившись, спросила Гермиона. — Потому что это всё твои бредовые фантазии. Я тороплюсь, дай пройти! — она обогнула живую преграду. — Мои фантазии, значит? Ну как скажешь, лгунья, — типичный малфоевский смешок вдогонку взбесил. Она резко обернулась, выпалив: — Я скажу: пошёл к дракловой матери! — вот и грубости начались. А всё они — сдерживаемые порывы. Гермиона, не оборачиваясь, зашагала прочь, к раздевалкам. И вдруг услышала: — Грейнджер, у меня гладкое тело. Чтоб ты больше не мучилась сомнениями. «Вот чёрт! Ты — идиотка! Он влез тебе в голову». Захотелось провалиться от стыда. Но Гермиона просто ускорила шаг, чтобы удачливый легилимент не прочёл новую мысль: о том, что она — о, господи... — хочет его. Внутри. Абсолютно необъяснимо. И как ни ужасно в этом сознаваться, с той самой ночи желает этого как никогда раньше. И все попытки убедить себя в обратном — глупость. По какой-то причине их тянет друг к другу. Но, кажется, что стоит им оказаться слишком близко, они возненавидят ещё сильнее. За слабость, схожую с колдовством. — И тебе бы понравился мой член, — звуковой волной долетело до сознания. Обдало жаром от макушки до пяток. Гермиона зажмурилась. Худшего и представить нельзя. Надо закрыть свой разум. Навсегда.* * *
Гермиона распахнула дверь раздевалки. И заметила Гарри. Он лежал на спине, раскинувшись прямо на полу, расслабленный и очень бледный даже при свете факелов. Кажется, шевелил губами… Что с ним? Заболел? Обеспокоенная, Гермиона бросилась к другу, присела рядом на корточки и только теперь заметила под лавкой палочку и очки: одно стекло треснуло. Подняла их с пола и спрятала в карман мантии. Потрогала лоб. «Холодный». Судя по всему, Гарри просто спал. Он перевернулся на бок и что-то пробормотал во сне, похожее на «ми…». Гермиона положила руку ему на плечо и тихо позвала по имени — безрезультатно. Что-то было в юном лице странное. Трогательное. Измученное. Безрадостное. — Гарри, — прошептала Гермиона, гладя его по щеке. Он чуть приоткрыл глаза, почувствовав человеческое тепло и участие. И прикосновения девушки... нежные… любящие... — Ты-ы, — проронил Гарри, стискивая рукой ласковую ладонь. Притянул к губам и поцеловал. Прямо в полусогнутые пальцы. Ещё. И ещё... ____________________________ *Ваддивази — заставляет предмет лететь в противника.