Двух вещей хочет настоящий мужчина: опасностей и игры. Именно поэтому ему нужна женщина — как самая опасная игрушка. Ф. Ницше
— Кто? — брезгливо переспросил Волдеморт, разглядывая измученное лицо собеседника. Тот показался слишком бледным даже для Малфоя. От страха? «Нет, — ответил сам себе Реддл, сквозь отвращение пытаясь отделить его обречённость от чувства вины. — Этот мальчишка когда-нибудь повзрослеет?!» Драко чувствовал, как по виску скатывается капля пота, и здоровая рука, как бы между прочим, потёрла левую щёку. Метка, а точнее, то, что от неё осталось, напоминала о себе болью. Не такой нестерпимой, как несколько минут назад, но держать лицо удавалось с трудом. Неизвестно, что вдруг может выкинуть Реддл, поэтому этот секрет сейчас хотелось сохранить сильнее грязного имени. Драко ждал приговора, но пока Тёмный Лорд унижал лишь немигающим режущим взглядом, когда-то внушавшим страх не одному волшебнику. Эта горькая пилюля, застрявшая в горле, ощущалась почти физически. Вытянутые вперёд костлявые пальцы Реддла застыли в ожидании ответа. — Не прикидывайся глухим! — копируя пренебрежительную манеру, с вызовом протянул Драко. Малфои сами выбирают степень унижения. — Ты всё прекрасно слышал. Сидя на коленях на холодном полу, он спрятал раненую руку в карман. Кровь, тёмно-красным ручьём стекающая по коже, могла привлечь ненужное внимание. Под рубашкой основательно жгло и пульсировало. В голове царило смятение, и ощущение собственной слабости сдавливало виски. Худшее время для откровений представить сложно. На перила присел ворон. Издал гортанное «крух» и уставился на Драко круглыми чёрными глазами. Мало ему змеиных? Он взмахнул рукой, стараясь согнать пернатого свидетеля, но тот и не собирался уступать чужой воле — просто отпрыгнул в сторону. Драко оставил попытки. Ворон — умная птица. Не поддаётся приручению и всегда стремится улететь от своего хозяина. Зато он, Малфой, как ненормальный испытывает судьбу снова и снова. Искать спасение от преступного влечения у Волдеморта отдаёт отчаянием. Но отца здесь нет. Он существует в своём безумном мире, наверняка забыв о прежних ценностях. О семье. О власти. И где гарантия, что подобный шаг оправдается? Реддл может послать прочь, так и не открыв рецепт антидота, а интуиция подсказывала: тема сыворотки правды до сих пор не закрыта. Кроме того, Драко нужен палач для тупого необоснованного желания. И Тёмный Лорд — лучший из них. — Кто-то чересчур возбуждён? — язвительно поинтересовался Реддл. — Нервы сдают? Нет, щенок, произнеси имя ещё раз, потому что я так хочу. — Повторять дважды не входило в условие сделки. Будь последователен, Том, — эта сторона Тёмного Лорда, настроенная гнобить, сейчас подходила как никогда, но не становиться же куклой. — Теперь ты знаешь имя. И я — не попугай, чтобы устраивать представления «на бис» ради твоего удовольствия! — Ты перечишь... мне? — Реддл обнажил зубы. — Кажется, кто-то забыл, что разговаривает с сильнейшим из волшебников! — Ты мне ничего не сделаешь, — уверенно, едва усмехаясь, заявил Драко. — Не можешь. И это сводит тебя с ума. Да, Том? — Малфой намеренно сделал ударение на последнем слове. — Оскорблять. Доставать. Издеваться — вот твой максимум. Наслаждайся! Только дай мне антидот. — А если я откажусь? — протянул Реддл, поглаживая ладонью свою лысую голову. — Тёмный Лорд не нарушает обещаний. Никогда, — Малфой пустил в ход особые приёмы убеждения. — Это верно, — Волдеморт сверкнул змеиными глазами. — Но не тогда, когда ему нагло лгут! Драко опешил. Ему не верили? Он говорил чистую правду, а ему не верили?! Реддл скалился: — И запомни на будущее: не важно, жив я или мёртв, обмануть меня не получится. Ты не Нарцисса. Да и мозгов не хватит. Тем более у такого бездаря. Чистокровного, но бесполезного. Слабака! Драко чуть дрогнул рукой, мысленно тыкая Лорда в кровавую метку. — Видел бы ты себя со стороны... — насмешливым тоном продолжал Реддл. — На кого ты похож? Лицо вспотевшее, бледное, глаза бегают, рука трясётся... Жалкий до отвращения! А в нелепых попытках сыграть с плохими картами — вдвойне. — Но я не лгал, — апатично настаивал Драко. Он убеждал как мог. Бить себя кулаком в грудь никто не собирался — это один из признаков лжи. Волдеморт мерзко расхохотался. Этот звук, как и раньше, вызвал безотчётный холодок по коже. И крайнее раздражение, словно кто-то царапал вилкой по пустой тарелке. — Да что ты?! — Реддл издал ещё один короткий смешок. — Тогда я — Альбус Дамблдор. Пытаешься убедить меня в том, что такой мелкий трус, как ты, взял и пошёл против воли папочки и мамочки? Против законов чистокровного рода? Против вековых традиций своей семьи? То есть ты помешался настолько, что преодолел привитую Люциусом брезгливость? Опозорился перед Нарциссой? Драко впитывал слова, как губка, надеясь удержать их в голове. И, главное, даже не в штанах — в сердце. Чтобы ни за что и никогда не пустить в него Грейнджер. — То есть это ты, — не унимался Тёмный Лорд, — мечтаешь спариться с грязнокровкой, а не она, будто сука во время течки, спит и видит, как бы хоть на каплю приблизиться к твоей чистокровности? — ноздри нервно раздулись. Рот с отвращением растянулся. — Малфой, Малфой... Я ещё не сошёл с ума, чтобы верить в откровенный бред! Придумал бы что-нибудь более правдоподобное. Драко всё ждал, во что выльется их договор. — Хотя... — Реддл вдруг снисходительно улыбнулся, — это не было бы так забавно. Нагло, весьма смело для тебя, но очень забавно. И знаешь что?.. — он демонстративно выдержал паузу, наблюдая за немного потерянным Малфоем. — Подобная выходка заслуживает поощрения! Драко мало что понимал в происходящем, но не доказывать же с пеной у рта, что упал ниже некуда. Остатки самоуважения мешали. — Какого? — уточнил он. — Антидота, конечно. Малфой наморщил лоб: «Что происходит, химера его возьми?» Но не отказываться же! — Некоторые ингредиенты стоят недёшево, только это не проблема, так? — Волдеморт перешёл на шипение: — Зелье не сможет нейтрализовать сыворотку полностью, но даст шанс взять ситуацию под контроль. Ослабит воздействие. И дальше всё зависит от воли, которой у тебя, по сути, книзл наплакал. — Не смей! — на эмоциях выпалил Драко. Но Реддл проигнорировал оскорбительное указание, словно не расслышал: — Запоминай, болван. Дважды повторять я не стану, — нелестное заявление отдавало дежавю. — Молодые листья камфоры... плоды розарии... хвосты саламандры... Драко крепче сжал палочку, выписывая в воздухе туманные буквы. Потом, выучив, он развеет их, словно дым. Реддл, без единого комментария, диктовал рецепт монотонно и медленно. А сам наблюдал за Малфоем. Мальчишка глубоко разочаровал. Нет, то, что он — величайший Тёмный Лорд — сумел провести щенка, неудивительно... Просто прежний интерес угас. Как и надежда, что из маменькиного сынка вырастет что-то стоящее. А то, что однажды принял за рост, — всего лишь падение. На самое дно. Вполне предсказуемо. Немного скучно, но и безумно радостно. Если Малфой хочет опуститься до такой степени — вперёд! Никто не станет останавливать. Уж точно не Тёмный Лорд. Пусть испачкается и пропитается грязью насквозь. Затолкает её в себя хоть по самую глотку! Главное, Люциус проклянёт сына. Нарцисса не простит. Те, кого зовут друзьями, отвернутся. И всё из-за одной ошибки, имя которой даже про себя противно произнести. Малфой — раб собственных эмоций. Какая драма... Но лучше всего, если сопляк увязнет по самые уши и наплодит целый выводок полукровных детишек. Не мысль — предел мечтаний. Ворон каркнул, то ли предупреждая мальчишку, то ли поддерживая Волдеморта. Потому что тот внутренне ликовал. Да, он презирал грязнокровок. Но куда больше — Малфоев. Его смерть должна и будет оплачена. Драко.* * *
Первую игру на Кубок запланировали на начало ноября. В назначенный день матч со Слизерином волновал Гарри сильнее обычного. Джинни даже заявила, что он становится похожим на Вуда, и вчерашние расспросы у Гермионы на тему, можно ли наколдовать приличную погоду, только подтверждали это. За завтраком Гарри уже в третий раз попросил свою девушку по возможности подстраховать одну сумасшедшую загонщицу, которая на последней тренировке опять свалилась с метлы, на что обе только фыркнули, а Джинни одарила ещё и недовольным взглядом. Из ревности или нет — понять сложно. Рон, уплетая за двоих, пригрозил другу, что если тот не прекратит бесцельно разглядывать до сих пор пустую тарелку, то он запихнёт еду прямо ему в глотку, потому как для настоящего мужчины именно завтрак определяет весь день. А если капитан бухнется в голодный обморок, то этому порадуются лишь слизеринцы и, наверное... Пивз. Его заплесневелым хлебом не корми, дай поглумиться над студентами. Гарри, через силу пережёвывая тост, вдруг пожалел, что сходил на тренировку ближайших соперников только пару раз. Но тогда этого хватило, чтобы решить: стратегия Монтегю понятна лишь самому Монтегю. Он постоянно менял местами игроков, что вызывало сомнения в его компетентности у всего змеиного факультета. Правда, Симус выдвинул идею, что остальных участников чемпионата пытаются просто дезинформировать, но убедиться в этом можно лишь во время матча. Невилл невесёлым голосом пожелал команде удачи. — Хочешь сказать, — поинтересовалась Гермиона, протягивая руку за круассаном, — ты не пойдёшь на игру? — Нет, — пробурчал Лонгботтом, поглядывая на соседний стол, — я обещал Ханне составить компанию. — Поздравляю, — саркастически заметил Рон, — ты выиграл в лотерею наказаний: чистить судна в лазарете без магии, — он присвистнул. — Гадкое занятие. — Это ты по старой памяти заявляешь? — съехидничала Парвати. — Взыскание заработал не он, а Ханна. Невиллу крупно влетит, если он только рискнёт взмахнуть волшебной палочкой. — Так вот и напомни об этом Аббот, — огрызнулся Рон и кивнул в сторону пуффендуйского стола. — Она ещё легко отделалась — отработки в течение месяца без выходных... Главный староста прикидывал в уме, соразмерна ли провинность расплате. — А могли бы и должности лишить, — важно изрёк Рон. — Видно, Макгонагалл была в прекрасном расположении духа. Ведь устроить по пьяни схватку с Полумной... Говорят, их обеих отчитали по полной, хотя я не понял, Лавгуд-то за что?! Она только защищалась. А теперь вместо неё первый матч будет комментировать Смит. — Джинни, — всплеснула руками Парвати, — он же тебя ненавидит! Гарри еле выносит. — Пусть только брякнет что-то не то, и это его вынесут из кабины! — громко заявил Рон, очевидно, надеясь, что Захария услышит предупреждение. — Вот гадство! Следил бы ты лучше за своей подругой, Невилл. Судя по тому, сколько Аббот проторчала в кабинете, её заставили перечитать устав и трансфигурировали в нечто неодушевлённое — на десерт! Сдобная булочка приземлилась на тарелку Рона, но он почти сразу решил, что этого мало, и подхватил вторую. — Макгонагалл точно не выставила её за дверь в виде табуретки, а? — поинтересовался он у насупленного Лонгботтома, но тот проигнорировал вопрос и покраснел, чувствуя себя виноватым в произошедшем. Не отлучись тогда за подарком!.. — Это невозможно, — нравоучительно констатировала Гермиона, пряча яблоко в карман мантии. — Если б ты не болтал на последней Трансфигурации, то не говорил бы таких глупостей. Волшебника, эльфа, гоблина и прочих нетленных созданий, владеющих магией, нельзя трансфигурировать в неживое, кроме как по собственной воле. Это шестой закон Гампа. Интересно, а Хестер — его родственница? — Гермиона машинально коснулась кулона и задержала руку. — Кто? — переспросил Рон. — Неважно, — Гермиона отмахнулась. — В любом случае, Ханне жутко повезло, ведь это она напала первой. День рождения это, конечно, прекрасно, но должность обязывает. Скорее всего, Макгонагалл её просто пожалела. Вообще последнее время она в хорошем настроении, вы заметили? Я знаю, потому что когда я попросила разрешения задержаться в библ... — А может, она влюбилась? — округлив глаза, перебила Парвати, смело выдвигая собственную теорию. — Сколько можно вдовствовать?! — Не говори глупостей, — усмехнулся Рон, дотягиваясь до кувшина с соком. — Если такое и произойдёт, то, значит, Слизнорт опоил Макгонагалл Амортенцией, не меньше. Только ему это надо? — и посмотрел на друга, ища поддержки. А тот запихивал в себя завтрак и косился в окно за профессорским столом, как будто там можно было увидеть что-то, кроме тумана. Да, погода убивала Гарри. Не буквально. Первый матч за Кубок, а в воздухе, кажется, кто-то пролил молоко. Стоит взмыть повыше, и не разглядишь даже кончик метлы, не то что снитч! — Туман рассеется, — утешила Гермиона, вставая из-за стола. — Увидимся через час в раздевалке, мне надо кое-что повторить, — и, помахав книгой о квиддиче прям перед носом друга, заспешила к выходу. Гарри, обратив внимание на слизеринский стол, уловил, что Малфой проводил Гермиону взглядом. «Как бы хорёк чего на поле не выкинул...» Тот заметил слежку, однако не стушевался, а как ни в чём не бывало кичливо выкрикнул: — Что, Поттер, струсил пускать в команду того, кто шлёпается с метлы при виде бладжера? Квиддич — игра для настоящих волшебников, — и осмотрительно прибавил: — А не зубрилок! Рон на эмоциях со всей силы запустил в Драко недоеденной булкой. — Мистер Уизли, — строго выпалила Макгонагалл, отрываясь от разговора с Дамблдором, — вы хотите оставить команду без вратаря? Ещё одна подобная выходка, и я вам это обещаю! — никому не стоило испытывать её терпение. — Пронесло, — выдохнул Гарри и рывком усадил Рона на скамью. — Держи себя в руках, чёрт возьми! — но понимал, что для заколдованного друга это совсем непросто. — А ты ешь! — пробубнил Рон, вернувшись к завтраку. — Надеюсь, Гермиона врежет прямо по этой заносчивой слизеринской заднице! Поттер пожал плечами. Ещё недавно казалось, что лучшая подруга и квиддич несовместимы по определению. И, возможно, у нового злодея были свои причины сделать её такой. Выйдя на поле вместе с остальными игроками, Гарри отметил, что туман стал не таким густым, но видимость оставляла желать лучшего. Маленький золотой шарик первым заметит тот, кто окажется более везучим. И собранным, конечно. Плохо, что поединок с Блейзом в дуэльном клубе больше указывал на обратное. Ох, если б не навязчивая идея как бы случайно скинуть с плеча сумку Малфоя, которая так и маячила в ярде от Гарри, то, может, и не подставился бы, как первокурсник. Слизеринцы не должны выиграть хотя бы потому, что... не должны! Гермиона, обнаружив некоторое замешательство Гарри, попыталась хоть как-то его подбодрить, но только приоткрыла рот, как капитан команды заговорил сам: — Так... Надо собраться, — было сказано скорее себе, чем остальным, — и играть в полную силу. Слаженно. Никаких финтов в силе Робина Хигги, Гермиона! — она нехотя, но кивнула. — И не поддаваться на провокации. Всем. Рон, тебя это вдвойне касается, без обид! Тот скривил физиономию. Гарри ещё раз обвёл взглядом поле — кольца слабо, но просматривались. Однако скоро форма станет влажной. Ноябрьский холод достанет до костей... Память воскресила матч на кубок Хогвартса несколько лет назад, и Гарри даже поискал глазами дементоров. Машинально. Туман — не страшнее ливня и шквального ветра. Прорвутся! Капитан набрал в легкие воздуха, и: — В любом случае, при такой погоде не нам одним (а точнее — мне) придётся нелегко. Слизеринцы не летучие мыши! Рон непонимающе захлопал глазами. — Они используют слух вместо зрения, — как смогла, более доступно пояснила Гермиона. Крепче сжала метлу, звучно выдохнула и подумала, что там, на другом конце поля, стоит Малфой и мечтает, наверное, прищучить ненавистный факультет. И кем бы ни назначил его Монтегю, сделает для этого всё, невзирая на правила. Хотя... За двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь. А на поле их сейчас трое. И сложно предположить, ненависть к кому пересилит. Но ведь победа важнее, чем личные амбиции! Только с Малфоем теория не всегда работала. Преподаватели сидели на своих привычных местах. Захария Смит, довольный словно павлин, расположился в комментаторской будке, а рядом устроилась Луна. Скрывая грусть, она осторожно помахала игрокам в алой форме, но на приветливый жест ответил только Дин Томас. До начала матча оставались считанные минуты. — За сборную Слизерина, — Захария, что и неудивительно, начал с противника, — играют лучшие студенты факультета. Спешу заметить, что в этом сезоне у команды новый вратарь, который принял семейную эстафету отца — Стив Лоэлот. Пожелаем же ему удачного дебюта и поприветствуем Корвина Харпера. Он уже выступал в роли ловца и доказал, что может составить достойную конкуренцию, сменив на этом посту Драко Малфоя, который — о, гиппогриф меня укуси!.. — Смит выдержал театральную паузу, желая придать словам значимости, и вчитывался в лист пергамента глазами размером с галлеон. — Укуси-укуси, — вставил Ричи Кут и невольно щёлкнул зубами. — С лёгкой руки капитана команды и охотника Грэхэма Монтегю, — повышая тональность, продолжил Захария, — решил испробовать себя в роли загонщика, — (Гермиона напряглась. Ведь подозревала же!) — на пару с Грегори Гойлом, внушительные габариты которого грозят соперникам возможностью слететь-таки с метлы вслед за бладжером. — Пусть сначала попадёт! Дуболом, — прорычал под нос Рон, прервав подхалимский доклад Смита: — Гриффиндорцам противостоят гроза ворот: Марк Вэйси и Генри Ургхарт! Слизеринские трибуны восторженно загудели. Кое-кто из болельщиц даже взвизгнул. — Да-а, — протянул Смит, — соперникам сегодня придётся несладко. И заметьте, в команде — ни одной девчонки! Лавгуд с недовольством покосилась на комментатора. — Я просто констатирую факт, — Захария невинно пожал плечами. — А теперь взглянем на команду Гриффиндора — игроки как на подбор, — прозвучало довольно ехидно: — Охотник: Джинни Уизли — девушка Гарри Поттера. По трибунам прокатились радостные возгласы. Алые флаги взметнулись вверх. Симус, приложив палочку к горлу, зарычал, словно лев, почти заглушая толпу. — Вратарь: Рональд Уизли — давний друг Гарри Поттера, — который уже сам хотел прибить Смита, если тот ещё хоть раз произнесёт имя капитана не по теме. — И, наконец, внимание!.. Загонщик: Гермиона Грейнджер — лучшая подруга Гарри Поттера. Трибуны засвистели. С обеих сторон: и с зелёной, и с алой. Из кабины донёсся голос Луны, перехватившей инициативу у комментатора: — Которая в честной борьбе отвоевала своё место у остальных кандидатов. Лавгуд обернулась, но, заметив гневное лицо Макгонагалл, спешно замолчала и вернула волшебный микрофон Смиту. Сандра ободряюще подмигнула однокурснице и, усилив голос, выкрикнула: — Все знают, что талант к квиддичу у Уизли в крови! — Прекрасное утешение, когда нет никаких других! — громко парировал Блейз. — И ты, Фоссет, как никто должна об этом знать. Твой Уизел проигрывает одному из наших по всем статьям! — и кивнул головой в сторону Малфоя. Паркинсон хихикнула, понимая, что её дружок намекает не на дуэль. — Будешь утешать этим одного из ваших после игры, Забини! — спокойно выдала Фоссет и улыбнулась стоящему невдалеке Рону, надеясь вызвать ответную улыбку, потому как тот уже, похоже, зубами скрежетал. И никакие обещания устроить многочасовые изысканные ласки в обмен на проявленную сдержанность могут не помочь. — Способности Грейнджер, — игнорируя перепалки, вещал Захария, — мы скоро оценим воочию, если разглядим, конечно... Рон закипал, Гермиона нисколько не реагировала, а Малфой привычно ухмылялся на пару с Вэйси, пока язва-комментатор отрывался по полной: — Второй загонщик — Ричи Кут, хоть и некрепкий, но всё-таки способный попасть по мячу. Остальные охотники Гриффиндорской сборной — Джимми Пикс и Дин Томас, показавшие себя ранее довольно неплохо. Но не великолепно! И, наконец, ловец и капитан команды — совершенно непредвзятый Гарри Поттер, — сарказм искрился в каждой букве слова «совершенно». — Удастся ли ему привести свою команду к победе, посмотрим. Квиддич — жестокая игра, не признающая иных заслуг. — Мистер Смит, — сердито повысила голос Макгонагалл, — не увлекайтесь. Мисс Лавгуд сидит рядом с вами, поверьте, не для красоты. — Я убью Аббот, — проскрежетал Рон. — А ты, Гарри, подержишь Невилла. Уж лучше Лавгуд с мозгошмыгами, чем этот придурок Смит. Которому я, ей-Мерлин, подсыплю слабительного порошка, вот пусть только рискнёт вызваться в комментаторы на следующей игре! — Направь свою злость в нужное русло, — непривычно жёстко предупредил Гарри и, вцепившись в древко, взмыл в воздух. Трибуны скандировали: болельщики обеих команд пытались перекричать друг друга. Капитаны традиционно обменялись рукопожатиями, и мадам Трюк подняла руку. Гул уменьшился, и лишь тогда, сосчитав до трёх, судья подула в сигнальный свисток. Зрители устремили вверх восторженные взоры. Гарри пронёсся над полем с потрясающей скоростью, однако Монтегю не сильно отставал. — Игра началась, — откашлявшись, возбуждённо заявил Захария, — и, похоже, новенькая метла Монтегю стоила своих денег. Гриффиндор атакует. Квоффл у Джинни Уизли, Монтегю пытается блокировать, но Джинни уклоняется — Грэхэм, не стоит пропускать дам вперёд! — резко уходит влево, уворачиваясь от бладжера, посланного Малфоем, ещё один разворот, целится и... Смит перевёл дыхание: — Вэйси перехватывает квоффл, обводит Пикса и мчится к воротам Гриффиндора... Грейнджер замахивается битой и... мимо! А кого это удивляет?! Бита ей не волшебная палочка! Вэйси выскакивает прямо перед носом Рона Уизли, бросок и... О, чёрт!.. Вратарь успевает отбить квоффл перед самым кольцом. Трибуны снова загудели, но ненадолго, замерев в ожидании, кто же из игроков откроет череду голов в чемпионате. — Меньше личных эмоций, мистер Смит, — отчеканила чуть взволнованным голосом Макгонагалл, — оставьте их на потом. Захария скорчил физиономию («главный надзиратель» всё равно не видит) и продолжил: — Квоффл у Томаса, передача Джинни Уизли, стремительный прорыв и... Ричи Кут спасает её от летящего наперерез Гойла, чётко зарядив бладжером! Пора бы уже Грегори вспомнить, что он загонщик, а не охотник. Тот погрозил Смиту кулаком, но поток слов не прекращался: — Ургхарт пытается перехватить инициативу... Грейнджер берёт приступом бладжер и... надо же, какая меткость! Но — не повезло. Малфой посылает его обратно! Сезон охоты на загонщиц открыт. Смит пару раз театрально ударил себя по губам, и: — Гриффиндор всё ещё атакует. Джинни Уизли один на один с Лоэлотом. Бросо-о-ок!.. И блестяще! — зелёное озеро из флагов взметнулось в воздух. — Вратарь Слизерина отбивает! Какая реакция!.. И железное самообладание. А вратарю Гриффиндора стоило бы этому поучиться... Захария видел, как пялится Рон на кабинку, будто прицеливаясь: — Следи за квоффлом, Уизли, а не комментатором. Ты должен защищать кольца, а не бывших подружек! — Мистер Смит! — гневно воскликнула Минерва. — Следите за языком! — Извините, мэм! — расчётливо выпалил Захария, пытаясь задобрить Макгонагалл, и криво улыбнулся, поднеся волшебный микрофон ближе ко рту: — Квоффл в руках Монтегю, он облетает собственные кольца, уходит от Пикса, мчится к штрафной Гриффиндора, отбивает летящий бладжер ногой. Грейнджер опять попала, надо же! Гарри мечтал, чтоб микрофон, словно кляп, заткнул Смита, но: — Пикс нагоняет... сильный толчок!.. Монтегю пошатнулся, но не свалился с метлы. И тут Джинни Уизли выбивает квоффл из рук противника, круто уходит вниз, однако... Вэйси успевает перехватить мяч первым. Расторопней надо быть, будущая миссис Поттер, теряете самое ценное! Квоффл, — спешно поправился Захария, почувствовав спиной прожигающий взгляд Макгонагалл. — Кут замахивается и... Мерлинова за!.. Смит не договорил. Бладжер со всей силы врезался в кабину комментатора и отпружинил. Зачарованное стекло задрожало. Захария отшатнулся назад и свалился со скамьи, но почти сразу вскочил на ноги с красным от злости лицом и уставился на судью в ожидании её реакции. Луна, секунды назад сжавшаяся в комочек, расправилась и расплылась в улыбке. Кут в ответ на окрик мадам Трюк только плечами пожал: — Я просто промазал! — и рванул в противоположный конец поля. — Смотрите, что вытворяет Грейнджер! — заорал во весь голос Захария, снова устраиваясь на скамейке. — Нагоняет бладжер почти вертикально, Малфой рвётся наперез... Да чтоб тебя! Грейнджер опережает его, отбивает бладжер, и тот проносится в считанных дюймах над головой Вэйси. Что это?! Грейнджер роняет биту, чуть не попав по голове Джинни Уизли. Раздался пронзительный свист Финнигана. — Ах, это Драко Малфой, — просвещал Смит, — одним ударом выбивает биту из рук Грейнджер. А правилами это не запрещено! — пояснил он. — Вэйси ускользает от Томаса, влетает в штрафную противника... Гойл блокирует Кута. Всё, Вэйси уже не достать... Бросок! Го-о-ол! Слизеринские болельщицы взревели от восторга. Топали ногами и старались утопить Вэйси в аплодисментах. Захария кричал, надрывая связки: — Го-о-ол! Десять — ноль, счёт открыл Слизерин. Вэйси — лучший бомбардир!.. Команды, — тут же поправился Смит, опасаясь очередной угрозы от Макгонагалл. Которую она уж точно исполнит. — Томас ловит квоффл, обводит Ургхарта, Пикс принимает подачу и чуть не сбивает Монтегю. Его несёт к трибунам... Смит издал короткое «Оу-у» и вернулся к матчу: — Метлу удаётся выровнять... Пикс пасует квоффл чудом уцелевшей Джинни Уизли, Малфой замахивается по бладжеру и... Грейнджер спасает свою охотницу, подставив под удар собственную метлу!.. Ох, как рискованно переворачивается в воздухе и входит в пике! Но Пикс — вот силища! — успевает предотвратить падение. И пока Грейнджер хватает с земли биту, атака Гриффиндора продолжается: Джинни Уизли в штрафной Слизерина, Томас резко взмывает вверх, Джинни перебрасывает квоффл через Ургхарта прямо в руки Томаса — бросок! Лоэлот бесподобен! Отбить квоффл из такого положения... Смит присвистнул и тут же повысил тон: — Но вот Джинни Уизли снова владеет квоффлом, удар по воротам и... го-ол! Точно в дальнее от вратаря кольцо. Алое море скандировало: «Вперёд, Гриффиндор!» Многие болельщики повскакивали со своих мест. — Жаль, у Лоэлота нет пары запасных рук, — вещал Захария. — Какое коварство: двойная атака. Десять — десять, Гриффиндор сравнял счёт. «Двадцать — десять... Гол... Двадцать — двадцать...» — монотонно вторил Гарри, словно каждый раз заучивал цифры, наблюдая, как алые и зелёные фигурки игроков перемешиваются в почти равной схватке. Не всё же время слизеринцам выигрывать нечестными способами! Возможно, они стремились хоть как-то реабилитироваться после трусливого бегства в битве за Хогвартс. Благородные измышления прервал уже хорошо знакомый, но жутко раздражающий голос: — Квоффлом снова владеет Вэйси! — долетело до Гарри, пока он в очередной раз облетал поле в поисках снитча. Кружил петлями, надеясь заметить золотой отблеск сквозь серую пелену, и старался не подпускать странные приступы паники. Ведь всегда чувствовал себя на метле как рыба в воде! Но на душе неспокойно, и провалы в памяти совсем ни при чём. Будто нутром чуешь, что Малфой решил достать его не в качестве ловца, а покалечив — как бы случайно! — дорогих Гарри людей. Он старался отрешиться от подозрений, напрягал зрение и не выпускал злость на свободу, хотя слух так и резали отдельные комментарии Смита: — Напоминаю, счёт уже тридцать — двадцать в пользу Слизерина! Гриффиндорцы атакуют чаще, но Лоэлота так просто не возьмёшь. Вот Монтегю грубо отпихивает Джинни Уизли: квиддич — жестокая игра! Бьёт по воротам... Рональд Уизел, — явно намеренная оговорка, — в этот раз спасает команду. Гарри заметил Харпера — тот рванул к центру поля, но всего через пару секунд резко повернул обратно. Возможно, он лишь создавал видимость игры. Одежда холодила кожу, но Гарри не обращал внимания. Метла хорошо слушалась, и поэтому он прибавил скорости, в надежде, что полёт успокоит нервы. Главное — не уходить в себя. Дуэль с Блейзом — мелочь по сравнению с проигрышем в квиддич. — Охотники Слизерина пытаются овладеть мячом. Рвутся вперёд... — Смит явно болел за «зелёных». — Грейнджер — вот отчаянная! — совершает опасный манёвр: проносится стрелой точно между Малфоем и Монтегю. Целится, замахивается и... бладжер попадает прямо в Ургхарта. Он подпрыгивает на метле и теряет квоффл, хватаясь за ушибленное место, — слизеринские трибуны засвистели. — О, леший её возьми!.. Похоже, самая способная ведьма Хогвартса предпочитает поражать мягкие места противника. Извините ещё раз, мэм! Гарри невольно подметил: жаль, Гермиона не сшибла Ургхарта с метлы и гол им же не забила. Застрянь слизеринское мягкое место в кольце, вот это было б зрелище! На мгновение показалось, что у шеста Слизерина что-то блеснуло... И пропало, стоило сморгнуть. Время шло, но туман мешал Гарри заработать долгожданные сто пятьдесят очков и разгромить противника с приличным счётом. Может, самый молодой ловец в истории Хогвартса потерял хватку? «Узнаю, кто на меня напал — засажу в Азкабан!» — в эту минуту Поттер напомнил себе Рона. Положение ухудшилось, когда слизеринцы с подсказки Малфоя вспомнили про вспыльчивость вратаря Гриффиндора и стали наперебой выкрикивать гадости в самый ответственный момент. Гарри носился над полем, закипая от злости, а Смит чуть ли ни перья распушил: — Вэйси успевает поймать квоффл раньше Пикса, рвётся к воротам... Го-о-ол!!! Пятьдесят-тридцать в пользу Слизерина! Рональд Уизли, похоже, не в форме. Видно, перед матчем съел что-то не то... — почти сразу Захарии в затылок прилетело нечто мягкое, похожее на скомканный гольф: Сандра не выдержала. В кабинке разворачивалась своя маленькая война. Луна корчила Смиту рожицы, пытаясь отвлечь злыдню-комментатора законными способами. Гарри заметил слабый золотой отблеск и ускорился. Харпер нагло сел на хвост. Они толкались, несясь к слизеринским трибунам, но лишь Поттер успел взмыть вверх в последний момент. Снитч из вида упустил, зато услышал малоприличные ругательства болельщиков змеиного факультета, когда метла Харпера слегка прошлась по обалдевшим физиономиям. Давно в Хогвартсе не было такой напряжённой игры. Матч превратился в дуэль вратарей, потому что атаки следовали одна за другой. Лоэлот взял пенальти, назначенное мадам Трюк из-за нападения Гойла на гриффиндорского вратаря при пустой штрафной. За что слизеринцы заочно провозгласили Стива Лоэлота героем дня! Рон с блеском отбил пенальти за попытку Пикса удержать метлу Монтегю. За что гриффиндорцы объявили своего вратаря героем из героев! Противостояние накалялось. Ловцам обеих команд казалось, что про них совсем забыли, потому что мишенью для бладжеров они становились лишь по воле случая. Но зрители ликовали. — Шестьдесят — пятьдесят! — прокашлял Захария после очередного вопля «го-о-ол» и схватился за стакан с водой. И почти подавился, продолжая: — Сли... Кх-кх! Слизерин по-прежнему ведёт. Джинни Уизли владеет квоффлом, обходит Ургхарта, уворачивается от бладжера... Малфой, целься точнее! Портить причёску Грейнджер будешь в свободное от матча время! — С этим она прекрасно справляется сама, — заорал Драко и даже подумал, не взять ли пример с Кута. Для профилактики. — Джинни Уизли подныривает под Гойла — удар по воротам. Го-о-ол!.. — голос Захарии в конце перешёл на хрип. — Счёт сравнялся, — гриффиндорцы размахивали шарфами и кричали: «Знай наших!» — Шестьдесят — шестьдесят. Лоэлот, соберись! Папа должен тобой гордиться! Гарри всегда доверял своей интуиции, ведь удача не раз улыбалась ему... Но сейчас, видимо, спит, потому горе-ловец тащит команду назад. Он спустился ниже — к самой земле. Да, опаснее, но что-то толкало именно туда. Главное — собраться и не подвести своих. Начхать на издёвки Смита: — Грейнджер совершает фантастический финт, входит в штопор, чудом не врезается в шест Слизерина, несётся за бладжером, обгоняет Малфоя, зависает и... — напряжённо выдал Смит, — промахивается! Конечно, это ж не крутить своей... — Захария обернулся и прибавил: — Метлой. О!.. Мне тут подсказывают: Малфой ущипнул Грейнджер за лодыжку. Находчиво, скажу я вам! Смит бесил уже половину школы: — Джинни Уизли решила подстраховать Томаса. Не отстаёт. Малфой попал бладжером в собственные ворота?! Томас делает передачу Пиксу. Похоже, разыгрывают обманный приём. Мать моя колдунья... Вот это удар! Захария заговорил трагично: — Гойл на полном ходу врезается в Пикса, рвущемуся к воротам... Ох, кажется, что-то хрустнуло... Надеюсь, все целы. Уизли подхватывает квоффл и... Гол! Вот ведьма! — в отчаянии прокричал Смит, заставив улыбнуться Макгонагалл. — Лоэлоту просто закрыли обзор, — протянул расстроенный комментатор. — Я сейчас ему врежу, — орал Рон. Только чудо удерживало его подле ворот. Страсти кипели. Болельщики подначивали друг друга. Девяносто — семьдесят в пользу Слизерина... Сто — семьдесят в пользу Слизерина... — Если так дальше пойдёт, — утверждал Захария, — проигравшую команду не спасёт даже снитч. Команда Гарри Поттера в шаге от чудовищного поражения, Харперу осталось немного поднапрячься и... Лавгуд перехватила микрофон: — И перестать садиться на хвост Гарри Поттеру, а играть уже своей головой! — Мистер Смит! Мисс Лавгуд! — показательно строго заявила Макгонагалл. — После матча вас ждёт грязная посуда на кухне. И никаких палочек, — Луна кивнула с довольным лицом. — Ургхарт атакует, Томас перехватывает квоффл, — Захария не сводил взгляда с нападающих и уже наполовину вылез из кабины, забыв об осторожности. — Лоэлот выходит за пределы штрафной... — Гарри! Гарри! — скандировали алые трибуны. — Гарри! А он уже ненавидел себя за свою нерасторопность. Слизеринцев — за нового вратаря. И тут заметил его — снитч. Маленький золотой шарик с серебряными крылышками, на мгновение зависший в углу поля, будто наблюдал за игрой. Сердце застучало как сумасшедшее, рука вцепилась в древко, и на приличной скорости, стараясь ни с кем не столкнуться, Гарри устремился вслед за желанным трофеем. Харпер пошёл на снижение, но даже слизеринцы понимали — ему не успеть. Малфой пытался отыскать бладжер, но Кут будто прочёл мысли и отбил один из чёрных мячей за пределы поля. Драко был ближе всех к Поттеру и принял, как казалось, самое верное решение: сбить с метлы. Перспектива наставить синяков не нравилась, но после испытания с меткой боль волновала гораздо меньше. Метла рванула с места наперерез. Когда до почти неуловимого Поттера оставалось всего несколько дюймов, Драко почувствовал сильный удар откуда-то слева. Не удержался, свалился с метлы и, чуть развернувшись в воздухе, зажмурился. Бухнулся почти плашмя и пропахал поле, плохо соображая, на пару с кем. Со всего размаху влетел в трибуну, получил новый удар под рёбра, немного сполз и сник, ощущая, что прилично ударился плечом. Выругался, медленно приподнял голову и только теперь смог открыть глаза. — Вот дерьмо... — прошипел Драко, уже упираясь локтями в землю. — Пошла вон... с меня! Хренова вездесущая спасительница Грейнджер уткнулась лбом в здоровое плечо своей бестолковой головой, как будто оно — подушка. Её волосы, выбившись из заколки, щекотали Драко подбородок. Повыдёргивать их один за одним!.. Достала, заноза! Малфой дёрнулся. Грейнджер немного приподнялась. Испачканная в смеси грязи и песка несладкая парочка мостилась друг на друге и морщилась от боли. В пылу борьбы отпоров от зелёной формы приличный кусок, налётчица отцепила руки и застыла, глядя в лицо Драко: — Не любишь, когда девушка сверху? — отшутилась Гермиона и поняла, что сморозила непроходимую глупость. Но азарт в крови сделал неосторожной даже на слова. — И не мечтай! — процедил Малфой, отпихивая нахалку. Гермиона скатилась с него и попыталась встать. Ноги, слава богу, слушались. Драко, оторвав державшийся на честном слове клочок ткани, приподнялся на руках и всмотрелся в неплотный туман. Раздался финальный свисток. — Гарри Поттер поймал снитч! — механически отрапортовал Захария. — Двести двадцать — сто, победил Гриффиндор! — по трибунам прокатился грохот и крики. Драко, присев, заткнул уши. Слизнорт, судя по всему, вежливо поздравлял Макгонагалл, а она, как маленькая девочка, хлопала в ладоши и озиралась, ища, с кем бы разделить свою радость. Аберфорт Дамблдор чуть не превратился в медного идола, когда Минерва, повиснув на шее, расцеловала его в обе щеки. И тут же залилась краской. Команда Гриффиндора выписывала над полем победные круги. Болельщики ненавистного факультета плакали, хлопали, топали и размахивали шарфами, а ещё более ненавистная Грейнджер, уже высясь на длинных ногах, улыбалась, сияя от счастья. Она что-то произнесла... Малфой толком не расслышал, но понял и так: — Я тебя сделала. Он поднялся. Высокомерно сжал губы. Равнодушно отмахнулся и направился к раздевалке. Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним.* * *
Гермиона не могла понять, отчего Макгонагалл вдруг резко сменила график дежурств, но обсуждать такие решения не в её компетенции. Пришлось потратить час и перекроить собственное расписание, но зато теперь тренировки реже пересекались с вечерами самоподготовки к ЖАБА, а это было только на пользу. Кроме того, перерыв между дежурствами стал одинаковым. Всё-таки графики — не сильная сторона Рона, и тем более — Паркинсон. Гермиона считала минуты до окончания смены и мечтала переписать последние пять абзацев в эссе по кельпи и лепреконам. Некоторые спорные утверждения, несомненно, следовало подкрепить фактами, а не писать «я думаю». Она вышагивала по длинной галерее первого этажа, повторяя про себя основы окклюменции (надо отметить, Сандра на занятиях уже трижды похвалила!), но не слишком удивилась, когда, будто из воздуха, перед глазами вдруг появился Гарри. Точнее, его голова. От неожиданности у любого другого дыхание бы перехватило… — Надо поговорить, — сразу же заявил он. — Я тут кое-что понял. — А до утра нельзя подождать? — пытаясь не повышать голос, сердито спросила Гермиона, с осуждением глядя на лучшего друга. — Ты на часы смотрел? Теоретически я должна тебя наказать, — совершенно серьёзно отрапортовала она и... улыбнулась. — Нет, правда, мне неловко, что для тебя довольно часто приходится делать исключения. Это немного… неэтично. И сними волшебную мантию, мне не по себе. Я не привыкла разговаривать только с твоей головой. Гермиона заметила, что иногда Гарри становится одержим своими идеями и сидеть спокойно не может, не обсудив очередную версию. Его личность — и он с этим не спорил, — без сомнения, претерпела некоторые метаморфозы, но определить причину таких перемен пока не удавалось. Теперь Джинни реже исчезала из комнаты по ночам и, кажется, от этого сильнее переживала. Тихие извинения Гарри слабо, но выправляли ситуацию. Он стал каким-то угрюмым, особенно если вспомнить, как болельщики и игроки радовались победе команды, а капитан лежал на коленях у своей девушки и бессмысленно глядел в потолок. Почти постоянная подозрительность, недовольство собой и чувство вины напоминали последствия травмы, но потери вряд ли бы наложили такой отпечаток на сильный характер. Правда, Парвати за глаза назвала это запоздалым поствоенным синдромом и гордилась своей прозорливостью. Нет… Ответ должен быть где-то на поверхности, только почему-то никак не уцепиться за него. И вдруг: — Гарри, улыбнись, — тихо попросила Гермиона, пристально вглядываясь в нервное лицо друга, отчего тому стало не по себе. — Зачем? — он смутился. — Просто улыбнись мне. Это так сложно? Пожалуйста... Гермиона первая подала пример. Совершенно искренне. Стоило на мгновение отбросить тревоги и прочувствовать, что рядом лучший друг — и всё вышло само собой. — Нашла время! — возмутился Гарри и растянул губы в подобие улыбки. Гермиона ненадолго задумалась, отчего её лицо приобрело отстранённость, напряглось... И только она приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, как Поттер категорично осадил её, сбивая с мысли: — Хватит! Не до этого. Думаю, в том, что происходит, виноват… Малфой, — взволнованно сообщил Гарри и ощутил облегчение. Он сбросил мантию-невидимку и дёргаными движениями затолкал её в карман: — Злобный хорёк что-то прячет, это он напал и заколдовал нас! А ведь я спас ему жизнь... Ты — подлую шкуру! — ожесточённо выпалил Гарри и уставился на подругу, откровенно недоумевая, где крайнее возмущение по поводу столь мерзкого поступка. Это имя Гермионе хотелось услышать меньше всего. Она отступила назад и, опершись спиной о колонну, тяжело выдохнула. Слежка лучшего друга за бывшим врагом — полбеды, хотя в доводах Гарри разумное зерно всё-таки присутствовало. Наблюдение последних дней показало, что Малфой таскал за собой дорожную сумку почти повсюду, только в проснувшуюся жажду знаний не верилось. Гермиона старалась найти какое-то логичное объяснение, но не слишком углублялась в размышления на этот счёт. Разгадка наверняка банальна до безобразия и является лишь вопросом времени. Малфой, а тем более его сумка не способны наложить злосчастный Обливиэйт. То ли неграмотный, то ли такой мощный, что пробить защиту не получалось, и теперь нестерпимая боль, сродни Круциатусу, стояла стеной между неизвестностью и истиной. А этот факт чаще всего наводил на мысль об использовании тёмной магии. Аллергия на контрзаклятие сразу у троих — нереальное совпадение, и поэтому они имеют дело либо с точным расчётом, либо с ошибкой. Но во втором случае исправить её, учитывая историю матери Сандры, шансов немного. Почти невозможно. Гарри был в курсе подобных умозаключений, и в неумелое колдовство верить наотрез отказывался. — Обливиэйт наложил не Малфой, — тихо и вполне уверенно сказала Гермиона. — Скорее всего. Успокойся, Гарри, — она коснулась его руки и погладила, погружённая в собственные мысли. Поттер покраснел и спрятал руку в карман. Гермиона виновато отвела взгляд. Опять она себе много позволяет! — А с сумкой я разберусь, — заверила она, хотя слабо представлялось как и когда, но иначе тему не закрыть. — Интересно, как? Пытать будешь? — саркастично поинтересовался Гарри. — Почему ты так уверена, я не понимаю?! — Просто, если основываться на словах Сандры, это нелогично: не уметь толком накладывать Обливиэйт и ставить такие мощные блоки. — И когда ты успела подружиться с бывшей подружкой Малфоя? — удивлённо спросил Гарри, нервно переступая с ноги на ногу. — Вы что, обсуждаете его на досуге? — Ключевое слово — бывшей. Теперь Сандра — девушка Рона, — весьма убедительно оправдывалась Гермиона. — Она пытается помочь, потому что это коснулось не только Рона, но и её семьи. Я тоже не сижу без дела, роюсь в книгах и, конечно, не исключаю подвоха, мо... Она вдруг уловила его мнительность: — Так, Гарри, я по лицу вижу, что ты подумал. Сразу говорю: Фоссет не заодно с Малфоем. Иначе я ничего не понимаю в людях. Уж ты-то знаешь, что значит семья! Гарри не собирался легко соглашаться: — Да, но я почти уверен, что Малфой, как обычно… — он закончил фразу со злостью, сквозь зубы: — ...врёт! Но видя, как Гермиона качает головой, решил не отмалчиваться: — Почему нет?! Ты что-то недоговариваешь. Что происходит? Я думал, мы — друзья... Может, хватит тайн? — спросил он с раздражением. — Не хватит, — с извиняющимся лицом спорила Гермиона, опять откладывая разговор по душам, потому что не чувствовала, что готова к нему. — Конечно, мы — друзья, — ответила она на словесный укол и посчитала нужным чуть приоткрыть завесу: — И да, у меня есть план, который нарушает не одно правило. Большего сказать пока не могу. Гарри по-прежнему злился, но уже прокручивал в голове возможные варианты, когда Гермиона добавила: — Позже, хорошо? Дело не в тебе, поверь. Не могла же она ляпнуть: «Ты ведь не силён в окклюменции, а Малфой может прочесть мысли и нажаловаться. И одно дело винить в провале себя, а другое — на эмоциях — тебя». — Кажется, это я уже слышал. То есть я не заслуживаю твоего доверия? — раздражённо начал Гарри и осёкся: Гермиона покосилась с откровенным недовольством. — Забыли, ладно. Но я же не свихнулся и думаю, что Малфой регулярно использует против нас магию помех. Гермиона невольно застыла, пока Гарри забрасывал её фактами: — Вспомни поединок с Дамблдором — я был уверен, ты выиграешь! А Рона змеёныш всегда ненавидел. Я, как ты заметила, иногда не собран. И если задуматься, только тогда, когда Малфой рядом. Иначе причину недавнего поражения с Блейзом я объяснить не могу. И ту провальную жаропонижающую настойку — тоже. Возможно, это не единственное, что Малфой творит, пытаясь нам вредить! — Нет, Гарри, ты мыслишь инертно, — обдумав слова друга, заключила Гермиона. — Дамблдор не ошибался: спасение жизни накладывает на волшебника определённые обязательства. К тому же не настолько Малфой смел, чтобы творить что-то такое под носом у преподавателей. — Тогда кто? Кто нас ненавидит больше, чем он?! Может, Малфой слишком долго был Пожирателем… Может, научился тёмным вещам, о которых в книгах не пишут… Может, ему просто нравится подличать? — Я понимаю, ты ищешь виноватых, Гарри, — пыталась достучаться до него Гермиона, — но не пори горячку. Чтобы разобраться, кто всё это затеял, надо понять, что с нами не так. Иногда мне кажется, что в Хогвартсе мы не одни такие. Остаётся только гадать… Финальная фраза натолкнула Поттера на новую тему для разговора: — А что тебе показала Трелони, если не секрет? — должно быть, Гарри решил добить Гермиону вопросами. Она растерялась: — Джинни доложила? — ворча, Гермиона осознала, что замолчала и против воли задержала дыхание. Видение в хрустальном шаре возвращалось и возвращалось, сколько его ни гони. — Очередной бред! Ты же знаешь, как я отношусь к предсказаниям... — Не будь так категорична, — поучал Гарри. — Помнишь Пророчество? Так вот его сделала Трелони. Только Дамблдор всегда говорил, что верить — уже подтолкнуть события. Сложно всё… Может, и сложно, только Гермиона поймала себя на том, что надеется совершенно нелепо и необоснованно: сон наяву сбудется. В какой-нибудь из параллельных вселенных, где они с Малфоем забудут о прошлом и просто позволят себе чувствовать друг друга. В голове прочно засел тот, от кого надо бежать, как от Адского огня, но именно потребность в этой лишённой самосохранения близости будило самое обыкновенное человеческое желание — коснуться его. Дыханьем. Губами. Всей кожей. И плевать на разумные доводы! На «всё кончено»! Потому что внутри что-то кричит, обмануть себя не получится. «Ты соскучилась по нему, как дура! Нет. Почему как? Дура и есть, — острая, почти болезненная тоска напомнила о себе. — Я ничего не чувствую. Ни. Че. Го». Только сколько ни повторяй, легче не становилось. Память воскрешала зачарованные мгновения в хрустальном шаре, где грань, отделяющая двух ненавидящих друг друга людей, стиралась. Где она становилась тоньше и тоньше с каждым толчком. С каждым обжигающим поцелуем. Гермиона сморгнула. Тело бросило в жар, и оно запульсировало в тех местах, о существовании которых лучше забыть. Немедленно. Это болезнь. «Соберись. Нельзя...» — но мысленно её губы уже коснулись его губ, а тело почти ощутило приятную тяжесть, перемешивая реальность со сладким обманом. Стоп. Это уже патология. — То, что я видела у Трелони, не имеет ничего общего с Пророчеством, поэтому и говорить об этом не стоит. Моё дежурство почти закончилось. Вернись лучше в гостиную, ты не должен здесь находиться, — Гермиона автоматически огляделась и задержала взгляд на теплицах. Она готова была поклясться, что там мелькнул лучик света. Кто бы ни бродил по владениям мадам Стебль, ему там совершенно не место. И, похоже, Гарри тоже это заметил. Напрягся. — Вернись в гостиную, — твёрдо заявила Гермиона. — Это мои обязанности и мои проблемы. Дел-то на пару минут. И не нужно, чтоб тебя даже случайно увидели, — она шутя толкнула Гарри в спину: — Иди… Договорим после. Гарри нехотя, но кивнул. А Гермиона подумала, что если там какой-нибудь одарённый первокурсник — ей от Макгонагалл достанется. Если ты — староста, то будь ей, а не болтай с другом после отбоя.* * *
Гермиона, крепко сжимая светящуюся палочку, переступила порог теплицы. Сделала всего шаг и замерла, увидев перед собой... Малфоя. На целый миг, на один короткий, почти неуловимый миг на бледном лице отразилось сильное волнение. Но он, увы, закончился, и до боли знакомая маска высокомерия предстала во всей красе. Захотелось, как киноплёнку, отмотать время назад, чтобы насладиться моментом и понять, что же есть такое в пронизывающем взгляде, от чего сердце, кажется, застыло перед тем, как забиться с сумасшедшей скоростью. Потому что Малфой слишком близко — только протяни руку, и ощутишь обволакивающее всё тело тепло, несмотря на внешнюю притворную холодность. И ведь — будь он неладен! — хочется. Но сейчас... «Спасибо, Мерлин...» Или хоть кто-то... Неважно кто! Главное, Малфой уже отступал назад, не оглядываясь, очевидно, пытаясь решить, как ему действовать: его ведь застукали. «На чём? Что он здесь забыл?» — и почему жалеешь и радуешься, что сунулась в чёртову теплицу. На какой-то момент захотелось трансгрессировать, забыв о наложенном запрете, потому что внутренний голос шептал: «Ты в паре шагов от абсолютной глупости». Определённо, Малфой — тяжёлая опасная болезнь, и на борьбу с ней уходят все силы. Потому что нет другого объяснения тому, как слабеют ноги при виде оценивающего и, не дай бог, раздевающего взгляда. И за какие такие ошибки в прошлой жизни расплачиваешься, вновь становясь чьей-то жертвой? В этот раз — Малфоя. Понимание происходящего трещало по швам. Гермиона, растерянная, чуть приподняла палочку, как будто магия могла спасти от искушения. А его непозволительно много... — Малфой, — за один рваный вдох повисшая пауза разогнала кровь. — Что... что ты тут делаешь после отбоя? — голос выдавал волнение. И как же от этого избавиться? Очисть разум. «Потому что перед тобой бессовестный, беспринципный легилимент!» Драко, заметив Грейнджер, взбесился. Вот дерьмо! — попался. И кому?! Отрешись от эмоций. «Грейнджер — не проблема. Не более чем прилипчивая муха». На одно чудовищно длинное мгновение он возненавидел её ещё сильнее. Это какое-то наказание! Зазнайка его преследует? Он испытал яростное желание заполучить хроноворот и разбить хрустальный шар о стену. Почему провидение решило испытывать их раз за разом? Драко сделал ещё один шаг назад и показно ухмыльнулся: — Прогуливался перед сном. Дышал свежим воздухом. А что, это смертельно? — ехидничал он, язвя про себя: «Ну и что ты ожидала услышать? Я больше так не буду? Наивная дура! Надо искать выход. Срочно!» Правильная зануда, способная разоблачить, — проблема не меньшая, чем низменные желания. «И как я, идиот, перепутал график дежурств?!» Драко не желал магических дуэлей. Ему не выиграть: слишком взволнован. Даже легилименция не выходила, как будто это ему страшно — а не невыносимой выскочке. «Я боюсь? Вот херня!» Главное, вывести её на эмоции и уравнять шансы. В заумную башку не стоило и соваться — бесполезно. Как же достала гриффиндорская смелость! Лучше разозлить. Надо бы рискнуть и залезть руками в грейнджеровские трусы, пусть пошлёт и забудет обо всём... Но, с другой стороны, взять и окунуться в то, что уже мелькает на задворках сознания, равносильно приговору. Капитуляции. Что ж он, как болван, ведётся на прелести Грейнджер? Пора варить Отворотное. И почему он об этом не подумал? Сунулся к Реддлу... — зато теперь есть оружие против спасительницы всех и вся. Драко не представлял, куда заведёт его безрассудство, но как-то надо выбираться из ситуации. И игра с её Величеством моралью — единственный приём, который приходил в голову. Дорогую «добычу» он отдавать не намерен. Все имеющиеся под рукой галлеоны ушли на подкуп Монтегю, а в передвижениях Драко в силу надзора ограничен. В Гринготтс между делом не наведаешься — вызовешь подозрения в Министерстве. А занимать... Нет, для Малфоя это хуже, чем стащить! — Не делай из меня идиотку! — требовательно заявила Гермиона и наставила палочку. — Теплицы — запретная территория, и я хочу знать, что ты здесь забыл в такое время. — Малфой опять ухмыльнулся. И это — о, ужас! — понравилось. Болезнь, похоже, проникла слишком глубоко. — Во-первых, — Драко не поднимал палочку, — я не тупой первокурсник, не стоит со мной нянчиться. Во-вторых, чтобы сделать из тебя идиотку, я совсем не нужен, — и тут же удар в самое очевидное: — Хрустального шара более чем достаточно! Гермиона почувствовала, как загорелись щёки. — А в-третьих, меня твоё «хочу» не трогает, — уже приглушённо произнёс Малфой. В контексте предыдущей фразы звучало откровенно издевательски. — И я, безмозглая фантазёрка, хочу, чтобы ты... Драко приблизился на шаг, выдержал паузу и заговорил громче: — Убралась на хрен с дороги! Сейчас. И что? — Так, Малфой, — Гермиона старалась сохранять спокойствие и не поддаваться на провокации. Она говорила намеренно ровно и уверенно: — Минус десять баллов со Слизерина при условии, что ты оставишь здесь то, что взял без спроса. Положи, — она указала палочкой на стоящий чуть поодаль стол с пустыми кадками, — и тогда можешь уйти. Я не назначу дополнительное наказание. Снисходительный тон поначалу разозлил Драко. Выскочка вдруг с ним торгуется? Играет в долбаное благородство? Но почему? Осенило в одно мгновение. Это значит только одно — слабость. Глупая, бесконечно сладкая, пьянящая слабость перед Малфоем. Кому Грейнджер врала? Себе? Ох, этот вкус победы и превосходства... Пусть эта дура упирается и не даётся, но, блин, прогибается. А всё она — власть. Как же пресно жить без неё! Вот теперь это вдохновляло. Даже — о, чёрт! — заводило. И сейчас, несмотря ни на что, вероятность отыметь гордую подружку Поттера за его спиной, под носом у бывшего — необыкновенно возбуждала. А ещё слаще — у них на глазах! Взять и засадить в несносную гриффиндорскую натуру, лучшую зубрилку Хогвартса членом, нагло устроившись между нескромно раздвинутых ног. И не оставить образу Уизела даже шансов на выживание. Заставить Грейнджер молить: «Прости... За то, что украла у тебя боль». Укусить воровку в губы. В отместку. До крови. И только тогда кончить. Смыть собой похотливого рыжего дружка. Оставить внутри Грейнджер малфоевскую метку. Но почему, стоит им столкнуться, он — наследник древнего магического рода — превращается в озабоченного подростка? Ему давно пора выжечь прямо на коже: «Не смей приближаться к грязнокровке», и пусть надпись напоминает болью, что можно, а что нельзя. На некоторое время из одурманенной влечением головы совершенно вылетели истинные мотивы нахождения в царстве профессора Стебль. Неожиданно у Драко возникла сумасшедшая идея: облапать Грейнджер и поискать, как бы между делом, сыворотку правды. Влить этой дуре в рот и выведать все грязные желания её же руками. Хотя проучить самоуверенную зануду с помощью антидота — непреодолимый соблазн. Достаточно представить удивлённое лицо, когда вывалишь к её ногам откровенный бред. Посмеёшься от души. Поглумишься. Ткнёшь носом в непроходимую тупость. Возможно, сдашь Макгонагалл. Нет, игра стоила того! — Значит, нарушать правила можно только тебе? — поинтересовался Драко, намекая на что-то, известное только ему. — В какой же из твоих любимых книжечек это написано жирным шрифтом? Скажи... Я скуплю все копии и спалю к дракловой матери! — Я не понимаю, о чём ты! — очень искренне возмутилась Гермиона, прикидывая в уме, о чём конкретно идёт речь. О том случае, когда подслушивала? Но ведь тема исчерпана. Вроде... «Актриса, мать его!» — Драко так и подмывало поддеть: — Ой, Грейнджер, — широкая улыбка сбивала с толку, — вот не включай до такой степени идиотку, не поверю. Гермиона путалась. Абсолютно и бесконечно путалась в Малфое. Что там творится в его голове, не знает не то что он сам, но и Мерлин! Почему не оскорбляет, как тогда, — стало бы проще; не нападает, не купает в своей беспросветной ненависти — просто сбегает. Значит, виноват. Или что-то другое? И почему так хочется, чтобы причина была в ином? А что, если Малфой в эту минуту упивается тем, какая Гермиона Грейнджер безвольная, бестолковая тряпка, грезящая о чём-то большем? Нет. Опять стоп. «Я не такая. Стой на своём». Палочка Гермионы нацелилась в грудь Малфоя: — Считаю до трёх. Оставь то, что взял, и уходи. — А то что? — Драко чуть склонил голову вбок, оценивая угрозу. Случись подобная сцена раньше, до их, так сказать, грехопадения, нужно было, конечно, забеспокоиться... Но теперь эмоции, определённо, внесли коррективы, и правильная до маразма Грейнджер сама же наставила себе барьеров и прочей фигни, повинуясь слабой девичьей природе. Всего несколько поцелуев, один оргазм, а как много меняет! — Ради Мерлина, не смеши меня, — Драко приблизился настолько, что палочка упёрлась в грудную клетку. — Ты не сможешь. — Не смогу? — Гермиона удивилась подобной самоуверенности. Уж что-что, а исполнить угрозу — не проблема. Вот устоять перед губами, дразнящими своей мягкостью, — задача посложнее. Стоит тут, наслаждается бог знает чем, улыбается надменно и соблазняюще. «Я ничего не чувствую. Я выздоровела». — Ничего подобного, — спешно прибавила Гермиона вслух. — Заблуждение — опасная штука, Малфой. Драко решил, что лучшее оружие против гриффиндорки — правда. Относительная, конечно. Под слизеринским углом. Извращать факты в угоду себе — талант всех Малфоев. И куда подевался страх разоблачения? Злость? Въевшаяся в сознание ненависть? Ответ однозначен — власть. Её пока лёгкий, но безумно прекрасный вкус затапливал сознание. Игра на нервах друг друга будоражила. И отчего-то плевать, что полная непонятных табу Грейнджер не даёт. Не даст. Но ведь сейчас прогнётся, дурочка... Мягко. Неосознанно. Под контролем того, кто сильнее её слабости: — Вот именно, что опасная, — для Грейнджер Драко улыбался одними глазами, а она спасительно искала в них ненависть. И внутри себя тоже. — Вбей себе это в голову как паршивые правила! Поэтому всё, на что у тебя хватает сил, — это мечты о, в принципе, невозможном. Глупые и бессмысленные. Она даже... не возразила. Всё так. — Готов поспорить, — продолжал Драко, — ты думаешь и думаешь обо мне, лёжа в своей ледяной постели. Ты и сейчас обо мне думаешь... И знаешь, что? — Гермиона почувствовала: Малфой бросает вызов. Потому что не смотрел — прожигал насквозь. — Хочешь убить двух зайцев сразу? «И почему ему не вспомнить про свои же правила?!» — под наглостью мерзавца грань между видением и реальностью стиралась. Гермиона почти ненавидела их прошлое. Кто-то чувствовал себя хозяином положения, и это... катастрофа. — В каком смысле? — сердце заколотилось, как ненормальное. — Обыщи меня, — Малфой расслабленно расставил руки. — Давай... — не спеша сделал полный оборот. — И либидо своё побалуешь, и любопытство удовлетворишь. Почувствуешь меня ближе. Потому что мечты мечтами, но лишь так можно ощутить... насколько всё... призрачно. Драко блефовал. Шёл ва-банк. Потому как верил: у Грейнджер не хватит духа. Хотя ведь тогда у озера решилась... Но сейчас всё иначе. Всё кончено. И каждый из них понимает, что, несмотря на опасные игры, лучше держаться друг от друга подальше. — Убери палочку, — предложил Драко. — Акцио и прочее не поможет. Опустись до обыска, Грейнджер, — а вот это удар по гриффиндорскому благородству. Намеренный, естественно. Так и подмывало сказать «Испачкай свои ручки». Но ведь именно Драко — чистокровный. Он ухмыльнулся: — Можешь, конечно, снять ещё баллов десять, испытать от этого оргазм и добавить с пяток камешков в часы Слизерина за мастерство. Ведь даже без петтинга! Гермиона молчала. Она опустила палочку. Пойти на обыск... Ох, Малфой знал, что творил. Позволить такое на словах — это приглашение к действию. А если точнее, форменное издевательство! И если даже отбросить принципы... Это нечто запредельное — ощутить то, что скрывает чёртова одежда. И где гарантии того, что в этой схватке характеров можешь выиграть? — Давай, Грейнджер. Удовлетвори себя на моих глазах. Неприличные намёки Малфоя Гермиону не смущали. Не пугали. Не отталкивали. Они ему — вот нахал! — самому нравились. Их вкус на языке щекотал нервы, горячил кровь, и этого было не скрыть под высокомерной маской. Драко специально пялился, подходя всё ближе и ближе, предчувствуя победу. Ещё пара шагов — и он просто пройдёт мимо невыносимой всезнайки. Мимо гриффиндорского цербера. Мимо, как ни бредово это звучит, желания. Ведь попытка представить себе Грейнджер, гуляющей своими грязными ручонками по телу, вызвала недвусмысленный прилив крови к члену. «Может, пусть рискнёт. Поймёт, что ты хочешь её. Испугается. И куда ты потом денешь свои бесстыжие глаза, дурочка?» Малфой и Грейнджер поравнялись. Стояли и смотрели, пытаясь понять, сможет ли противник сделать следующий шаг. Один — пройти, а другой — принять вызов. Драко опустил взгляд. Странное ощущение дежавю в этой борьбе за место под солнцем заставило поддаться собственной слабости: губы. И возбуждающему чувству — ждать, когда они дрогнут. Когда приоткроются в слепой надежде на касание. Жадное или осторожное — не имеет значения. Главное — ощутить его. И удовольствие, уничтожающее невидимую границу, которую провела обида. Один. Два. Три... Десять ударов гулко стучащего сердца. Скоро чьи-то губы глупо потянутся, уступая сильнейшему... Победителю. И это не может быть Грейнджер. По определению. И она сломалась. Проиграла. Так показалось... Дрожащий вдох. Такой же неровный выдох. Ненадолго прикрытые глаза, прежде чем податься чуть вперёд. Всего пару дюймов, но так... обречённо. Драко непроизвольно заметил, как она подняла руку и — о, чёрт! — уже почти коснулась. Ни о каком поцелуе деревянная Грейнджер и не думала! Она протянула свои нахальные пальцы, собираясь дотронуться до бедра. Обыскать? Нет, наверное, испытать на прочность. О Мерлин, они оба зашли слишком далеко... Всё слишком неправильно. Волшебный мир сошёл с ума, раз в голову лезет это чужое, совершенно дурацкое слово. «Стоп. Не смей. Хватит с меня». Драко действовал интуитивно. Он еле успел перехватить руку. Сжал её так сильно, что, кажется, хрустнули костяшки. Отвёл назад и отпустил, мягко скользя по коже, будто стараясь загладить вину. — Я передумал, — едва ли не механически выпалил он. — Ходи голодной. Если для Гермионы и было что-то разумное в голове несколько секунд назад, то исчезло вместе со стремлением отплатить той же монетой. Малфой смеялся над её ожиданиями. Вполне понятными. Играл с её желаниями. Вполне человеческими. И радуется, наверное, упиваясь абсолютно необоснованным превосходством. Но здесь и сейчас две жертвы. И кое-кому с факультета Слизерин давно пора это признать! Пусть ничего уже не будет, но стадия отрицания затянулась, кажется, до бесконечности. Скоро, очень скоро они разбегутся по гостиным. Спрячутся от эмоций по своим углам, но больше никогда и ни за что не станут отталкивать очевидный факт: между ними что-то есть. Не только взаимная ненависть. «Давай признаем это. Громко. И распрощаемся. Прекратим изводить друг друга. Давай всё прекратим! Прошу...» Поэтому… И только поэтому… — Знаешь, Малфой... — Гермиона смело потянулась к нему рукой. Дотронулась до плеча кончиками пальцев. Очертила его линию. Замерла... И ощутила жестокое по своей остроте притяжение. Он не шелохнулся — застыл в ожидании развязки. — Стоит нам столкнуться, только и слышишь от тебя о сексе. Что, мечты обо мне... — Гермиона намеренно понизила тон, — покоя не дают? — и улыбнулась, пытаясь спрятать за весельем возбуждение, граничащее с одержимостью. Как же это сложно: сдерживаться. Хотеть. Опять сдерживаться. Хотеть ещё сильнее. До тянущей боли внизу живота. — Сколько раз мысленно ты был со мной? — её губы приблизились на расстояние вдоха. — Десять? Двадцать? — Не зарывайся! — грубо перебил Драко и склонился ближе к лицу, как будто на меньшем расстоянии слова лучше дойдут. Он не считал, но не двадцать. Не до такой степени свихнулся! — Я просто озвучил твои долбаные фантазии. Твои, жалкая... — неизвестно почему, но «грязнокровка» застыло на языке, не в силах сорваться, — …идиотка, — сквозь зубы процедил он. Его рука накрыла руку Грейнджер и снова сжала, намереваясь оттолкнуть, пока упрямство зашкаливало: — Они мне уже мозг проели. Что ты за бездарность-то такая, которая не умеет закрыться! Тётке Беллатрис потребовалось совсем немного, чтобы выработать у меня стойкий барьер и отбить у других желание лезть куда не следует. А вот тебя она, похоже, так ничему не научила! Драко заносился, лишь бы не искушать судьбу. — Заткнись, Малфой! — Гермиона рывком выдернула стиснутую ладонь и чуть отступила. — Твоя тётка мертва, — жестокая оборона, но вполне адекватная. — А я жива. Стою сейчас рядом. Дышу. Действую на нервы. Пусть не из любви — из ненависти, но ты хочешь меня, — Гермиона произнесла следующее слово очень легко: — грязнокровку. И мне, в отличие от тебя, не нужно устраивать бессмысленные забавы, пытаясь уличить другого! Всё. Она сказала это: правду. Насколько безумную, настолько же и очевидную. Драко завёлся. Он сделал лишь пару шагов к выходу, застыл на пороге и развернулся, не в силах промолчать: — Я, мать твою, не понимаю, чего ты ждёшь от меня! Может, кто-то из нас и доводит вещи до абсурда, но только не я! Не я придумываю нелепые отмазки, строю из себя обиженную, пихаюсь и толкаюсь, защищаясь от того, что ты так смело называешь «хочешь»! А потом плачу и кусаю локти, очарованная хэллоуинской ахинеей. Ну, так кто из нас устраивает дешёвый фарс? Я?! И мне это надоело до чёртиков! Достало, за... — Драко вовремя осёкся. — Называй, как вздумается. Он сделал невольный выпад и вцепился в хрупкое предплечье там, где под слоем одежды зияла метка Беллатрис, почти сразу скривился, будто обожгло, и: — Повторяю для идиоток... Держись от меня подальше, потому что всё, что ты видела у Трелони, — блажь. Ничто! И ты сама это понимаешь. Никогда, слышишь, никогда, я не позволю... Драко судорожно сглотнул, не отводя циничного взгляда. — Не верю, — прошептала Гермиона, воспользовавшись паузой. «Потому что чувствую. Я тебя чувствую, Малфой». Притяжение. Боль. И непреодолимую потребность стать ближе. — То, что мы говорим о дурацком видении снова и снова, лишь доказывает обратное. — Ничего это ни хрена не доказывает! И специально для тебя я могу выпустить целые тома с одной-единственной фразой, если не доходит: я, — чеканил Драко. — Никогда. Не. Позволю. Себе... — Никогда? — с вызовом переспросила Гермиона. Чем настойчивее Малфой это повторял, тем сильнее было её сомнение. — Не перебивай, твою мать! — Драко почти шипел. — Не позволю себе... — сказать бы «трахать», да не выходит. В иллюзии, стоило признать, не сквозило нечто животное, — быть в тебе. Он стиснул пальцами её плечи, сминая габардиновую мантию. — Повтори, чтобы я поверила, — Гермиона слабо понимала, что творила. Её куда-то несло вслед за чередой слов, и там совершенно нет ничего логичного. Только жизненная необходимость поймать этот момент, когда Малфой слышит её. Сопротивляется, но слышит. И спорит: — Быть. В тебе, — настырно выдыхает прямо в приоткрытые губы Грейнджер. Обжигающие мозг слова обрели очертания в больном воображении Драко. Яркое, безжалостное видение, где он врывается в податливое тело. Кусает и мстит за долгое ожидание. За обиды. За грёбаного Уизела! «Запрети себе думать. Потому что эта дура опять сбежит. Струсит. О, Мерлин, между нами есть что-то общее... Но для неё, — не сомневаясь, решил Драко, — отдаться мне равносильно предательству. Долбаные дружки не выдержат испытания Малфоем. И она это подозревает. Вырывайся, Грейнджер. Разозлись! Врежь мне. И я уйду». — Поцелуй меня, — прошептала Гермиона. Остатками благоразумия она сознавала, что теряет голову, но ни одного спасительного «ненавижу» так и не прозвучало. Маски сброшены, и самое верное — сбежать, не дать снова обидеть себя, только где взять силы, если тело нещадно протестует? «Что ты?..» — тыц. Драко почувствовал укол в сердце. Безжалостный и болезненный. Ну, конечно, правдолюбка хочет доказать, что права! Что способна терзать их обоих абсолютно безнаказанно. — Скажи это громче. Я не разобрал. Разумеется, Драко всё понял. Каждое слово. Но соврал, сохраняя дистанцию. Он будет врать снова и снова. И снова... Да, Грейнджер просила — не требовала, но что это может значить, если её губы станут приговором малфоевской гордыне. Он смотрел и смотрел в карие, уже почти несносные глаза и давал понять гриффиндорской трусихе, что положение серьёзней некуда. Он, не опуская взгляд, на ощупь рванул застёжку её мантии. Скинул ту с плеч, стянул красно-жёлтый полосатый галстук и отбросил его в сторону. Грейнджер не качала головой, не хватала за руки, не упиралась в грудную клетку, а смотрела доверчиво и взволнованно, будто не совсем отдавала себе отчёт в происходящем. А Драко всё ждал, когда прозвучит «нет». Стал быстро и уверенно, почти механически расстёгивать блузку. Всего пару-тройку пуговиц, не увлекаясь, и потянул за ткань выреза, стягивая её. Сначала с покатых плеч соскочили лямки лифчика, а потом властная рука оттянула чашечки, сильнее обнажая грудь. Взгляд тёмно-серых глаз лишь на пару секунд застыл на злополучном кулоне. Он — не символ Поттера. Нет! Это часть рода Блэков, а значит — Драко. И принадлежит ему. Как и его владелица! Он раздевал Грейнджер, но она молчала, только горячо, обрывисто дышала и уже гипнотизировала плотно сжатые губы с ожиданием и тоской. А какое, к чёрту, благоразумие, если ощущаешь тепло Малфоя всего в одном дюйме от себя. И он уже ласкает грудь глазами. Жадно. Волнующе. Нет, руками. И губами... О боже, языком… Её пальцы скользнули в мягкие, почти белоснежные волосы и прихватили их на затылке. Гермиона растворялась в алчных движениях губ и языка. Таяла под горячим дыханием на чувствительной коже. Как же этого не хватало нелёгкими вечерами: нереальной реальности. Самообладание рассыпалось мелкой крошкой. Гермиона прикрыла глаза от наслаждения. Рука соскользнула вниз, обессиленная. Нет, уйти невозможно. Просто немыслимо. Кожа горит. Между ног всё сжимается. И хочется, чтоб Малфой снял проклятую душную одежду и целовал-целовал, пусть через боль. На это вот вообще пофиг! — Знаешь, я... — «...ещё ни с кем», — последние слова потерялись в коротком выдохе. Малфой оторвался от груди и снова смотрел на неё в ожидании окончания фразы. — Не... не важно, — запинаясь, произнесла Гермиона. Пробегающий по влажным соскам холодок вынуждал её думать только о ласках. О губах и языке, которые не имеют право быть так далеко от её губ. — Поцелуй меня, — потому как уже обнаглел. Гермиона выронила палочку. Свет погас. В полумраке руки стянули с Малфоя неудобный пиджак. Просьба так и не услышана. Но Гермиона ждала… «Что ты ещё хочешь от меня? — только мысленно. — Видишь — я не могу. Я проиграла». И тут она сделала то, что поставит жирную точку в том, что Малфой называл абсурдом: тонкие пальцы коснулись возбуждённого члена прямо через ткань. Погладили с придыханием. Так вот что такое — ощущать желание. Ноги слабеют и мысли путаются, стоит лишь попытаться представить, каково пустить это в себя. Наверное, должно быть страшно. Теоретически. Но — нет. Чувство странное и взрывоопасное. Особенно если гладить член и по дыханию понимать, что Малфою нравится… Драко уже сознавал, что это «да». Самое ненормальное, что с ним происходило, но сейчас это «да». «О Мерлин, ты попал... На все сто, ты попал», — он сам стащил галстук с шеи и затолкал в карман. Гермиона нетерпеливыми, дёргаными движениями тянула рубашку из-за пояса. Воевала с пуговицами с одной целью — почувствовать тепло и прикосновения к незнакомой, притягивающей недоступностью коже. Чтобы забыться. Края рубашки, наконец, разошлись, и руки заскользили по обнажённой груди, а тело прислушивалось к ощущениям: гладкое и горячее... близкое и далёкое, но твоё... Достающее до глубин сознания. Малфой — не болезнь, он — отражение собственных желаний. Даже если всё слишком безумно, чтобы казаться правдой. Кончики пальцев коснулись сосков, обводя ареолы, спустились вниз — к поясу брюк. Погладили напряжённый живот. Чуть оттолкнули Малфоя, но лишь физически. «Иди ко мне», — Гермиона надеялась, что всё-таки сказала просьбу вслух. Но нежелание спугнуть происходящее оказалось сильнее. Она отступала назад, пока не упёрлась в грубый деревянный стол с садовыми кадками. Задела одну локтем, та упала и разбилась с глухим звуком. Но, господи, какая разница, если Малфой двигается следом в безотчётном порыве. Всё ближе и ближе... — Поцелуй меня, — требовательнее прошептала Гермиона. — Нет, — Драко опять непреклонен. Где-то, очень глубоко в мозгу ещё тлели воспоминания. «Только попробуй, грёбаная трусиха, сказать "нет" теперь — и я за себя не ручаюсь! Империо — меньшее из зол. Потому что это конец, Грейнджер. Чистоты крови. Чистоты помыслов. Твой. Мой. Мы оба рехнулись, я знаю». Драко лихорадило. Да, хочется нежных вкусных губ. Так сильно, что сложно понять, как долго выдержишь заведомо неравную схватку. Но, кажется, если ещё оттянешь этот момент, испытаешь много-много большее. Стоит лишь дойти до предела — и удовольствие станет таким же. Драко обхватил талию Грейнджер. Словно она — невесомая, рывком усадил её на крышку стола. Придвинул ближе к краю. Помог высвободить руки из абсолютно ненужной одежды. Сдёрнул её до талии. Бесцеремонно развёл ноги, устраиваясь между ними. Сжав пальцами томные бёдра, недвусмысленно, с оттяжкой толкнулся и застыл всего на миг, наблюдая, как Грейнджер обнимает его, чтобы не упасть. Бездумно уткнулся лицом в волосы, теряясь в аромате, по которому — о, Мерлин! — скучал. Драко опять подался вперёд вслед за развратными мыслями. Одной рукой он скользнул за спину, а другой — устремился под юбку, задирая её, с радостью ощутив голые ноги там, где заканчивались плотные чулки. Лаская слух лишь неровным дыханием. Обвёл волнующие изгибы бедра ладонью и наполовину стянул трусы. Поднёс пальцы к губам Грейнджер. Погладил их кончиками и замер, толком не давая понять, чего хочет. «Глупенькая... наверное, решила…» Драко склонился к самому уху и приглушённо попросил: — Просто оближи… — не настолько самонадеян, чтобы лезть к особым местам насухую. И стал покрывать поцелуями шею, медленно проникая вглубь желанного рта, ощущая нежные, пьянящие, неловкие, но от этого не менее прекрасные прикосновения языка. Лучше не смотреть, иначе остатки контроля разлетятся вдребезги. Драко оттянул трусы в сторону и провёл влажными пальцами между складочками, наблюдая, как Грейнджер чуть откидывает назад голову и — вот дьявол! — стонет. Замирает. И стонет снова, пока пальцы ласкают. Кружат. Исследуют. «Хочет… Она хочет меня». Раскрывшаяся. Готовая. Запретная. Ещё вчера неприступная. Всё. Уже не сдержаться. И не остановиться. — Грейнджер... Чёрт!.. — обозлённо произнёс Драко, с трудом оторвавшись от чувственной ласки. Зачем он заговорил? Взгляд скользнул по отрешённому лицу. Драко запустил пальцы в её волосы. Мягко. Будто нерешительно. Губы приблизились к дрожащим губам. Поцеловали совсем легко. Осторожно. Ловя неровное дыхание и взаимное безумие, но не позволяя себе прижаться сильнее и забыться от ощущений. — Я так не могу. Правила, Грейнджер. Ты знаешь, — Драко ненадолго остановился, прошёлся пальцами по нежной коже шеи — вниз. «Тогда отпусти», — это Гермиона мысленно. Последняя, тихая, отчаянная попытка сохранить лицо. Друзей. Себя, наконец. А вслух: — Не в этот раз. Я не буду смотреть, — совсем тихо. Её пальцы расстегнули пуговицы на брюках, скользнули под одежду. Так сложно дать обещание, когда в серых глазах горело желание. И ещё что-то... Не хотелось думать, что это ненависть. Всё слишком закрутилось. Вышло из-под контроля. Рука сомкнулась на члене. Горячо… И нежно… Впервые. И слабо понимаешь, что делать, но хочется… И те капли влаги, что чувствуешь, вызывают дрожь в ногах. Не от страха — просто дух захватывает. «Да… — Малфоя разрывало на части. Он ненадолго прикрыл глаза, растворяясь в прохладном воздухе и нескромных прикосновениях. Вверх. И вниз. — Долго так нельзя. Секунд пять — и надо остановиться». — Какая тебе разница, Грейнджер? Драко обхватил ладонями лицо, ощущая смелые ласки. Нравится... Ей определённо нравится. Пусть не слишком умело, но зато по-настоящему. Внутренние демоны, наверное, сдохли, потому что их нет в голове. Ни одного. Драко накрыл её руку своей. Подправил движения: — Чуть легче... Только не кончи, болван! Он едва рычал: — Какая грёбаная разница, если это всего лишь картинка. Будут губы на губах. Руки. Мой язык. На груди. Между ног. Где попросишь... Гермиона задержала дыхание. А Малфой умеет уговаривать! Несмотря на то, что душа и, главное, сердце не хочет стен. Только близости. — Не будет по-твоему, — страстно убеждал он. — Смирись. Просто чувствуй. Можно спорить и убеждать сколько угодно, но показать, от чего пытаешься отказаться, — куда эффективнее. И теперь отложенный поцелуй разрушит гриффиндорское упрямство. Или его? Драко, остановив движения руки, наконец-то поцеловал Грейнджер. Не грубо, но настойчиво. Ворвался во влажный манящий рот, растворяясь в долгожданном касании губ и языка. Сплетаясь желанием. Вторгаясь в голодные мысли и дурея от эмоций. Член ломило от напряжения и предчувствия. Боль пульсировала пополам с отчаянием, потому что переступил черту, но иначе не смог бы. Драко целовал Грейнджер и понимал, что жаждет истерзать эти губы, тело, душу... Нет, нежным быть не получится. Многое уже не получится, потому что понимаешь: не будет прелюдии. Долгих, абсолютно бесполезных минут вне... Грейнджер. И хочется слизывать жаркое дыхание, пить и пить его, наслаждаясь «нельзя». А ты делаешь! Драко чуть прикусил её нижнюю губу. Так сладко. Но не приторно. Прекрасно, но не возвышенно. Снова прильнул к губам, чтобы не потерять ни капли удовольствия. Чтобы язык ощутил гладкость зубов, и возбуждение толкало всё глубже. Вульгарное тупое слово — кайф. Который не надоест. Им не пресытишься. Никаких тормозов. Ноль. Только вперёд. И назад. Мысленно уже погружаясь в Грейнджер. Прямо как в горячую темноту её рта. Драко оторвался, лишь бы дать ей ответить. Но она только кивнула и потянулась к карману за зелёно-полосатым галстуком. Вложила его в ладонь Малфоя. — Только медленно, хорошо? — голос Гермионы сорвался. Быстро. Всё происходит очень быстро. «Хорошо? Да — чтоб тебя! — конечно, хорошо!» — смаковать первые, незнакомые именно с ней ощущения — необходимо как воздух. Наслаждаясь процессом. Стонами. Криком. Или чем там ещё? — Обещаю. Будешь кусаться? — Гермиона заметила: Малфой слегка улыбается. Ей. Не ехидничает, не усмехается — соблазняет. Она сдалась во второй раз за несколько минут. И, закрыв глаза, сама потянулась к губам.