Мы сможем стать хозяевами своей судьбы только тогда, когда перестанем считать себя её пророками. К. Поппер
Стоп. Драко приложил пальцы к губам Грейнджер, останавливая безотчётный порыв. «Мерлин знает, как сильно я хочу этого, но...» Стоп. Драко не только увидел, но и почувствовал, как её губы очень неторопливо двинулись вверх, лаская кожу ещё и тёплым дыханием. Они оторвались всего на мгновение и снова прильнули, слегка обхватив кончики пальцев, позволив ощутить влагу и нежность прикосновений. Слишком провокационно. Слишком смело. «Вот ненормальная...» — до мозга костей. Иного объяснения нет. А потом Грейнджер дала пальцам выскользнуть и замерла в ожидании. Она, похоже, даже не понимала, насколько приковывает взгляд к происходящему, вынуждая собирать остатки воли в кулак. И по-другому никак... Не потому, что не можешь — нельзя. Он отдалил свои пальцы от приоткрытого рта. Драко наслаждался мыслью, что скоро проникнет в Грейнджер. Нет, медленно отымеет. Чёрт! — отомстит за все «нет», разглядывая на упрямом лице только эти покорные губы. Станет дразнить и целовать их от первого до последнего толчка. Заставит шептать то, что взбредёт в одурманенную голову. И кончит, когда поймёт, что Грейнджер просто не может больше ничего сказать — лишь стонать, сбивая дыхание обоих. Что эта умница уже ни хрена не соображает! — теряет себя. И млеет от собственного предательства. Это произойдёт позже, а сейчас... Драко сознавал: нельзя позволять себе забыться. От падения отделяет несколько минут, но сердце отбивает одно: «Не смей впускать её. Проведи ту невидимую черту, за которой боль не достанет. Она больше никогда не застигнет тебя врасплох! Истина только в том, что ты хочешь Грейнджер. Вот она — единственная причина, по которой дементор когда-то смог достать тебя. Вот почему ты мучился ночами. Отчего сходишь с ума и плюёшь на кровь. Лишь потому что...» Избалован. Привык получать всё. Особенно то, что нельзя. Преступно. Невозможно. Как метку. А Грейнджер — чужая. Смелая. Гордая. Героиня. «Полная противоположность тебе». Та, кем никогда не мог обладать. Но не теперь... Драко заметил замешательство на красивом, но — так и только так! — ненавистном лице. Глаза Грейнджер приоткрылись. Он склонился к уху и прошептал, натягивая руками свой галстук: — Я хочу тебя, — удивительно, как истина, произнесённая вслух, разгоняла кровь. Будто нет никакой преграды: между тем, к чему стремится тело, и законами рода, впитываемыми годами. Наконец озвучена правда, которую кое-кто так жаждал услышать. И с каких пор Малфои угождают грязнокровкам? А ведь ещё пара минут — и ощутишь незнакомый жар. Влагу. Дрожь. Избавишься от Уизела в заумной башке! «Пошёл — на хрен — прочь!» Ну почему чёртова ревность возвращается в такой момент?! В самый — мать его! — ненормальный и возбуждающий момент. Когда грудь Грейнджер вздрагивает от волнительного шёпота, и она уже отдаётся даже тихим словам. А её руки, тонкие горячие ласковые руки гладят по плечам. Драко не сразу поверил в то, что раздалось в следующую секунду: — Убери, — не голос — смесь гнева и отвращения. — От неё. Свои мерзкие лапы, Малфой! Ему показалось, нитки треснули — так сильно руки натянули галстук. Сердце почти выпрыгнуло из груди. В ушах заложило. Желудок свело. — Поттер... — едва слышно прошипел Драко, даже спиной ощущая направленную на него волшебную палочку. «Я прибью его! Какого?.. — пальцы с трудом отпустили один конец галстука, и тот, словно плеть, повис вдоль тела. Герой волшебного мира так просто не уйдёт. — Ну что за придурок?!» Драко стиснул челюсти, оценивая собственные силы в случае нападения. Палочка осталась в пиджаке, а он валяется где-то позади... Дуэль отпадала. Магловский мордобой? Примитивно, но ожидаемо. Потому что заклинания — своего рода улики, и их нетрудно отследить. Адреналин зашкаливал. Как и стояк. «Вот дерьмо!.. — но удары ниже пояса не в стиле Поттера. — Переговоры? — не в стиле Малфоя. — Смачно засосать Грейнджер и уйти, победно ухмыляясь?» И вдруг произошло то, чего Драко ожидал меньше всего: она, прижав к своей груди согнутые в локтях руки, прильнула к нему в поисках защиты. У кого? У Малфоя?! Глупо. Как же — чёрт возьми — глупо! Но ведь сделала! Даже толком не понимая то, что случилось. Грейнджер поддалась слабости, скорее рефлекторно, чем осознанно. Взяла — блин! — и прижалась, пытаясь укрыться от чужих глаз. Она уткнулась лбом в его плечо, щекоча кожу мягкими прядями. «Что ты?..» — Драко даже растерялся. Уставился на копну лохматых волос, задержав дыхание. Казалось, он чувствовал, как горят от стыда щёки доверчивой дурочки. Малфой, не веря себе, чуть приложил ладони к хрупким обнажённым плечам и... погладил их. Голова Грейнджер приподнялась. Её кулачки, упирающиеся в грудную клетку, разжались, и руки легли на бледную кожу, обжигая ласковым прикосновением. Карие глаза смотрели благодарно и виновато. А по сути — невыносимо! Ладони Драко соскользнули с её плеч. Он отстранился и молча потянулся к пуговицам на штанах. «Ох, блин... Ненавижу тебя. Себя! Дружков твоих!» Драко стал потихоньку поворачиваться, стараясь закрыть собой потянувшуюся к приспущенной блузке Грейнджер. Он застёгивал брюки так же медленно. А куда торопиться? Получить в глаз? И почему? Никто никого не боится! Грязнокровка не грязнокровка, а вести себя последним гадом не получалось. Драко решил не застёгивать рубашку — пусть героический дружок подумает, что позже последует продолжение. — Пошёл отсюда на хрен, Поттер! — выдавил Малфой сквозь зубы. — Чтоб я только подумал о том, что сейчас врежу, а тебя уже и след простыл! — противная слизеринская дрожь вызывала чудовищное сердцебиение, но придавало сил то, что никак не могло привидеться: странная, но трогательная беззащитность Грейнджер. — Тебя это не касается! — Молись, чтобы я не переломал тебе все кости ещё до Азкабана! Отойди от неё, ублюдок! Ты в порядке, Гермиона? «И как гадёныш обошёл надзор?!» — Гарри чуть отклонил голову, пытаясь при слабом свете палочки оценить состояние подруги: — Гермиона, ответь! «Что ты хочешь услышать: да, я просто занимаюсь любовью с Малфоем? — но, может, голос выдаст, что именно не так, потому что это… — Бред какой-то!» Драко посчитал: драки не миновать. Судя по лицу Поттера, то, что он в первый же момент не размазал его по оранжерее одним взмахом палочки, «заслуга» Грейнджер. Боялся навредить и ей. А сейчас в ход пойдут кулаки, потому как за удовольствие надо платить. Кровью. «Кто бы мог подумать?.. Какая ирония... Не кровью Грейнджер — а Малфоя». Гермиона прервала размышления Драко, догадавшись первой: — Гарри... Я... я не заколдована. Спроси, что угодно... — негромкий голос прозвучал в полной тишине. Под сумасшедший, но неслышный стук трёх сердец, где одно уже уяснило, что жутко ошиблось. — Ну-у ты и болва-ан, — протянул Драко, по реакции Поттера понимая, что за версию этот хронический герой выстроил в своей тупой башке. Он обернулся: Грейнджер уже торопливо застёгивала пуговицы. — Пошёл вон, твою мать! Не будь же настолько идиотом! — и пренебрежительно повернулся к нему спиной. Гарри, потерянный, опустил палочку и старался привести мысли в порядок: «Не заколдована? Никакого Империо или чего-то похожего? Но это невозможно! Малфой и... Гермиона. Она ведь... Джинни же говорила…» В голове царил хаос. — Я пойду, — сказал Гарри сам себе и зашагал к выходу, с трудом переставляя ноги. Скверное липкое чувство сковывало мышцы. Зачем влез? Какого дьявола попёрся сюда? Гарри снял очки и надавил тыльной стороной ладоней на глаза, стараясь стереть будто отпечатанную на сетчатке сцену, где Гермиона и Малфой... Не получалось! Поттер выругался. Вернул очки на место и ускорил шаг, всё ещё отказываясь принимать очевидный факт: лучшая подруга и старый враг... «Это не Гермиона!» А она заправила блузку, подобрала волшебную палочку, подхватила с земли мантию, сунула гриффиндорский галстук в карман и задержала взгляд на лице Малфоя. — Уйди, Грейнджер, — огрызнулся тот. — Катись... И она бросилась за Гарри, чувствуя, что в словах Драко нет злости или обиды. Только не ранящая и вполне объяснимая ненависть. А ещё, что невероятно, понимание.* * *
— Гарри, подожди! — Гермиона почти догнала друга на лестнице, ведущей в гостиную Гриффиндора, когда левая нога увязла в одной из ступенек. — Замечательно! Чё-ёр-рт... — в спешке совершенно вылетело из головы, что Хогвартс полон волшебных ловушек. Руки упёрлись в каменные перила. Рывок. Ещё один. Нога не поддавалась. Гермиона уже полезла в карман за палочкой, когда заметила протянутую руку. — Спасибо, — и вложила в неё ладонь. Гарри дёрнул пленницу на себя. Пара попыток — и застрявшая нога выскочила. Гермиона потеряла равновесие, по инерции врезалась в Поттера, заставив того пошатнуться, и машинально вцепилась ему в плечи, чтобы не упасть. Он подхватил её за талию и протянул под нос что-то похожее на «э-э-м-м». Теперь, когда тема «Я в тебя влюблена» потеряла свою актуальность, подобная близость не вызывала у Гарри прежней неловкости. Однако Гермиона смутилась и снова поблагодарила: — Спасибо, — тяжело не стесняться, когда несколько минут назад в противовес лучшему другу обнимала бывшего врага. Гарри предпочёл обойтись без ответной вежливости, отвернулся и зашагал прочь. — Подожди, пожалуйста! — выпалила Гермиона вслед. Тот ненадолго замер, словно сомневался, стоит ли делать это, но обернулся. — Нам надо поговорить. Немедленно, — с облегчением прибавила она: в её теперешнем положении худой мир лучше доброй ссоры. — Даже не знаю, что тут можно сказать, Гермиона, — Гарри развёл руками. — Если только... — он повысил тон: — Ты рехнулась?! Она недоумевала: «Это что, самое разумное объяснение?» Большинство портретов на стенах заворчали: «Тише... Тише, молодые люди...» И только откуда-то из угла донеслось: «Не будьте брюзгами!» — Почему ты не остался в гостиной? — вопрос вместо ответа. — Я решил, что-то серьёзное произошло. Но, чёрт, такое!.. Гарри предпочёл бы не замечать наспех наброшенной мантии и отсутствие привычного красно-жёлтого галстука. Это напоминало о собственной глупой ошибке и сцене, которую сейчас хочется стереть из памяти. Неловко получилось. — Интересно, сколько бы мне пришлось тебя ждать? — на нервах съехидничал Поттер. — До утра? — Не язви, — укоризненно произнесла Гермиона, но невольно задумалась: «А действительно, сколько?» И как она забыла, что её ждёт Гарри? А то, что тот кинулся её спасать, — вообще огромная неожиданность. Всё тайное слишком часто становится явным, и за это приходится платить. — Извини, вырвалось, — искренне проронил он. — Повторяю: ты рехнулась? Портреты опять заворчали от недовольства, потревоженные ночными перебранками, а два из них даже пригрозили нажаловаться Макгонагалл, и Гарри, стремясь свести беседу к тет-а-тет, направился к изображению Полной дамы. — Если я скажу «да», тебе станет легче? — прошептала Гермиона и приблизилась к другу. — И если откровенно, — возмущённо прибавила она, — это моя жизнь, Гарри! Прости, что не сказала раньше, но как ты себе это представляешь: «Доброе утро... И, кстати, я целовалась с Малфоем»? Она произнесла пароль «Семпер фиделиус» и вошла в проём. Поттер покачал головой: — Нет, дело не в этом. Как ты не поймёшь... — он поправил сползшие на нос очки и переступил порог. — Я... Я помню, как тяжело иногда признаться в чём-то, — никаких преувеличений. Ведь рассказать Рону про чувства к Джинни сам когда-то не решался. — Ты из-за этого бросила?.. Нет, твои мотивы меня точно не касаются! Но я хочу знать: почему? — Что — «почему»?! — уточнила Гермиона. — Почему Джинни возомнила невесть что и тебя в этом убедила? — Нет, — отчеканил Гарри и задержался, прежде чем продолжить. Знать все подробности странных отношений абсолютно не улыбалось, лишь одно: — Почему ты с ним? — да, бестактно, но очень хотелось услышать правду: — Ты... его... — наступила многозначительная тишина. «Любишь?» — домыслила Гермиона. И обернулась, почувствовав на спине нелёгкий взгляд: — Тебе это важно? — и, увидев утвердительный кивок: — Не уверена, что разумно об этом спрашивать у девушки, но нет, — заявила она, прошла вглубь комнаты и только потом задумалась над ответом. — Нет, — прибавила уже тише. — Но мне жаль, что ты узнал о нас... так. Прозвучало обречённо. Слабо. Взволнованно. Гарри будто рассыпался, сознавая, откуда эти особые нотки в голосе Гермионы: слизеринский гадёныш чем-то её зацепил. Вот насколько всё изменилось! А ведь казалось, после войны жизнь станет проще, спокойнее, радостнее... Так нет! Кто-то ломал её. Бесцеремонно. Жестоко. Безнаказанно! «Это же Гермиона! Она рассудительная. Принципиальная. Верная. Храбрая. Вроде она... И не она одновременно». — Тогда что происходит? Нет, я видел... Но... — Гарри терялся в догадках. Гермиона — не легкомысленная Лаванда, а о попытке вызвать у него ревность и речи быть не могло. «Но почему Малфой?» И тут, с учётом недавней беседы, логичное и безумное предположение: — Это часть плана? — Нет! — разозлилась Гермиона. — Что ты несёшь?! Я... Я запуталась в себе, но... Помнишь наш разговор у камина? Я, наверное, и правда схожу с ума, — она нервно бухнулась на диван и обнялась с подушкой. Гарри попытался достучаться до голоса разума: — Господи, да что с тобой? Очнись! Это же Малфой! Он... — Я знаю, кто он! — перебив его, полукриком-полушёпотом выпалила Гермиона. — Давай без напоминаний! Гарри заметил, как сильно она переживает происходящее. — Успокойся, — он присел на подлокотник и ненадолго коснулся её поникших плеч. — И после этого ты считаешь себя непредвзятой? Я просто пытаюсь понять тебя, честно! Отношения с Малфоем из разряда твоих сумасшедших финтов на метле: невероятно и чертовски опасно. Пусть это очень по-гриффиндорски, но чересчур безрассудно! Для тебя — точно. То Рон выкидывает номера, то ты... Хрен разберешь уже, что хорошо, что плохо, — Гарри взвыл. — У меня складывается ощущение, что кто-то хочет нас рассорить. А почему нет? Зависть и на такое толкает. Вроде и не впервой между ними разборки, только привыкнуть к этому невозможно. Гарри — не исключение: — Волдеморт мёртв, а мы будто так и воюем. Друг с другом и неизвестно с кем. Клянусь, это чей-то злой умысел. Думаю, Малфоя, — смело заключил он. — И пока не знаешь всей правды, не спорь. Люпин верил, чем человек умнее и добрее, тем больше он замечает хорошее в людях. Но я не он, а добро должно быть с кулаками, поэтому... брось его! — Гарри! — вспыхнула Гермиона. — Остановись! Не думаю, что ты можешь мне указывать, — она несерьёзно стукнула его диванной подушкой по рёбрам. — Ты меня вообще слушаешь? — Поттер сел рядом и выхватил мягкое орудие поражения. — Я не пытаюсь диктовать тебе условия, а прошу! Потому что беспокоюсь о тебе. Даже если Малфой ни в чём не замешан, он никогда не забудет, кто ты. Семья годами прививала ему ненависть к маглорождённым, и я не хочу, чтоб тебе было больно. Слышать и говорить правду подчас нелегко, но промолчать невозможно. Не Гарри: — А Малфой наиграется с тобой и бросит. Он трус, Гермиона. Который опять во что-то ввязался и катится чёрт знает куда! Только в этот раз тебе его не спасти. И Малфой тебя не л... — язык отказывался договаривать. — Не позволяй ему водить себя за нос. — Не такая уж я и беззащитная, Гарри! А Малфой не так уж и безнадёжен. Просто ты не всё о нём знаешь, — она вовремя осеклась, решив, что не стоит сообщать про сцену в Астрономической башне. Слишком личное. — Мы с тобой друзья, но... — Что — «но»? Зачем начинать то, что ни к чему хорошему не приведёт? Ты заслуживаешь лучшего! Мне всё равно, что там у вас было, но ты должна прекратить это моральное самоубийство. Сама. — Вот именно, что сама, — менторским тоном заявила Гермиона. — Это замечательно, что ты так обо мне заботишься, но я сама решу, когда поставить в этих отношениях точку. И больше на данную тему разговаривать не хочу. Ясно? Гарри поднялся с дивана, отмахнулся и направился к лестнице. «Бесполезный разговор!» Гермиона осталась сидеть на прежнем месте, погружённая в десятки мыслей. С одной стороны, наступило облегчение: никаких больше недомолвок. С другой, не могла игнорировать тот факт, что мнение дорогих людей — важная составляющая. Пусть оно и не совпадало с её собственным, но не пропускать его через сердце не получалось: очень много связывало с Гарри. А в его словах много обидной правды. И она давит и давит, вынуждая бороться с собой. Гермиона не выдержала, вбежала в спальню и, усевшись на постель прямо в одежде, закрыла лицо руками. Как же стыдно, что Гарри застал её полуголой! Что она не хочет слушать его! Только — жить. — Что случилось? — спросила Джинни, присаживаясь рядом. — Мне не спалось, — она отвела прижатые руки Гермионы и взглянула ей в глаза. И она решила: не молчать. Может, хоть кто-то поймёт... Хоть одна душа! Именно сейчас. В эту минуту. — Гарри застукал меня с Малфоем, — выдохнула Гермиона и зажмурилась от собственных слов. — В каком смысле застукал? — забеспокоилась Джинни, уже смутно догадываясь, о чём речь. Только истина никак не укладывалась в голове: ни вдоль, ни поперёк! — В том самом. И не переспрашивай с кем, ты всё верно расслышала. Джинни рот приоткрыла: — Ну, милая, ты даёшь... В комнате наступила почти полная тишина: мешало лишь сопение Лаванды. Гермиона пялилась в пол, не желая встречать ещё один осуждающий взгляд, иначе станет ещё хуже. И вдруг: — Это, наверное, тяжело: хотеть быть с тем, с кем, кажется, разделяет пропасть. — Значит, «какая же ты идиотка» не будет? — улыбаясь сквозь непролитые слёзы, тихо спросила Гермиона. — Нет, — Джинни покачала головой и успокаивающе заправила непослушный локон подруги ей за ухо. — Хорошо, что хоть кто-то из нас двоих занимается любовью, — Гермиона разглядела грусть и отчаяние на веснушчатом лице. — Мы целуемся. Обнимаемся. Держимся за руки. Но не более. Гарри почему-то отдаляется от меня, — и Джинни, потупив взгляд, заплакала. «Что же с нами происходит?» — истина ускользала от Гермионы. Не до раздумий — сопереживание важнее. И она, без слов, погладила Джинни по руке.* * *
После воскресного завтрака Гермиона направилась в библиотеку. Часы показывали одиннадцать, а значит, Сандра уже там — ждёт, как договорились. Сложно представить, чем она руководствовалась, заявив, что сегодня последнее занятие окклюменцией, но настаивать неэтично. Успехи оставляли желать лучшего, только выбора не было. И что теперь? Искать другую кандидатуру? Кого? Гарри?.. Нет, ни за что! Рон?.. Так сама из него, упаси бог, отбивную сделаешь. Джинни — легилимент, увы, ужасный. Зато Малфой... «Ну вот... Опять ты о нём думаешь. Об испорченном, своенравном, несносном... — не закончив фразы, осенило иное: — О господи, эти мысли сами по себе приятны, — сердце ёкнуло. Улыбка невольно тронула губы, и усилием воли пришлось придать лицу более серьёзное выражение. — Гарри прав: я рехнулась». Гермиона вздохнула и толкнула входную дверь. Последнее так последнее! Если Фоссет решила, что учить больше нечему, значит, всё не так плохо, как кажется. Хотя внутренний голос подсказывал, что эта учительница с весьма неординарным подходом к делу пошла на крайние меры, а именно: спасение утопающих дело рук самих утопающих. И, выражаясь образно, собралась бросить Гермиону на середину реки под названием Малфой и посмотреть, как её подопечная выплывет. «А он даже на завтрак не пришёл. Вот как можно не думать, если прошлая ночь...» — и будто Малфой опять сдёргивает одежду. Испытывая выдержку. И смотрит, и смотрит, опьяняя до потери сопротивления. «Всё просто вышло из-под контроля», — заключила Гермиона, отгоняя воспоминания. Например, утром. Когда осторожно поискала Малфоя глазами. Но Гарри это заметил и демонстративно, со стуком, водрузил перед её носом кубок с соком, намекая на «Очнись, наконец!» Интересные у него методы борьбы с пагубным влечением... Ничего ж не произошло! Конечно, Гарри спас её невинность, но отчего-то трудно разобрать: жалеешь об этом или нет. «Не было, значит... не судьба». И когда Мисс Рациональность стала фаталисткой? Гермиона, миновав мадам Пинс и с десяток студентов, отыскала Сандру. Она сидела у самой стены, обложившись приличным количеством книг, и крутила пальцами перо с абсолютно отсутствующим лицом. — Извини, — произнесла Фоссет, заметив Грейнджер. — Давай не сегодня. Ничего не успеваю, — она отбросила перо и захлопнула учебник. — Позавчера опять завалилась на боггарте! — она очень нервничала. Непривычно было видеть её такой. — И как Луна держала эту тварь дома, не понимаю! — А в чём проблема? — Гермиона присела рядом. Пришло время отплатить добром на добро. — Боггарт — разновидность привидений. Никто не знает, как он выглядит на самом деле, потому что боггарт меняет свою форму в зависимости от того, кто перед ним стоит. Он умеет превращаться в существо, объект или предмет, которого человек боится больше всего, а самое лучшее оружие против боггарта — смех. Сандра спокойно дослушала мини-лекцию и уставилась на Гермиону с осуждением: — Думаешь, я этого не знаю?! — и тут зашептала: — Проблема в моём страхе. Никак не могу с ним справиться. Дамблдор запрёт меня с боггартом в кабинете, если я ещё раз завалю пересдачу. Но я пыталась! Честно... В теории всё так просто, а на деле... — А кто твой боггарт? — искренне поинтересовалась Гермиона. — Уж лучше пауки, как у Рона, ей-Мерлин! Фоссет придвинулась совсем близко: — Беда в том, что этот чёртов боггарт выглядит как моя мать. И самое главное: говорит, как моя мать! «Ты не дочь, а сущее проклятие! Ты бестолковая, испорченная девчонка! — Сандра на старческий манер пропищала: — Ой, как жаль, что в нашем мире не прижился пояс целомудрия. И бла-бла-бла...» Её голос за мгновение стал прежним: — Хорошо, что в Хогвартсе строгая форма одежды, а то бы мать обрядила меня в рыцарские доспехи. Видела бы ты её лицо, когда она застала мою кузину в саду... Два дня просветительских бесед на тему викторианской морали. Это просто ужас какой-то! В общем, у меня никак не выходит сделать из матери посмешище. А как?! Пусть она странная и не любит меня, но, блин, это замкнутый круг какой-то! Я физически не могу произнести «Ридикулус». Клинит — и всё! Второй день читаю, убеждаю себя, но никак не могу вытеснить страх самой стать объектом для насмешек. Вот тебе и игры сознания, — Сандра тяжело вздохнула. — Я хочу тебе помочь, вот только соображу... — Гермиона, не договорив, задумалась и уставилась в окно, словно в страницу учебника. Фоссет показалось, что она даже видит, как строчка за строчкой бегут по напряжённому лбу буквы: — У тебя своих забот полно. И с окклюменцией тоже, — Сандра слегка толкнула Гермиону плечом. Не помогло. — А вот, кстати, и твой… бо-оггарт, — протянула она более заговорщически, стараясь прервать размышления Гермионы. — Ты это о чём? — особо не реагируя, спросила она, вспомнив своё последнее свидание с привидением. Сейчас показалось, что это блестящее аморфное нечто раздумывает, прежде чем принять образ... самой Гермионы? Или кого-то ещё? Повторный толчок вывел из ступора и заставил, наконец, повернуть голову. Навстречу им, на пару с Забини, шагал Малфой. И опять на лице холодная маска, будто не было ни поцелуев, ни ласк на грани фола, ни возбуждающих признаний. А вот это уже неприятно. И болезненно. Захотелось даже запустить в ледяного слизеринского сфинкса стаю птичек и насладиться хоть какими-то эмоциями. Драко даже ухом не повёл. С какой стати? Утром почти час провозился с антидотом, запершись в спальне для мальчиков. Пропустил завтрак. И всё потому, что кто-то везде суёт свой длинный нос. Хочет и суёт! После случившегося Поттер наверняка устроил Грейнджер промывку мозгов. Обломил, героический дебил! Не исключено, что он и Уизелу растрепал... И теперь утереть нос рыжему просто нечем! «Вот какого хрена?! — кто-то внутри, подобно Волдеморту, противно шипел, что в войне с дружками Малфою не победить. — А ведь был так близко... — Драко задержал воспоминание и почти позволил себе кончить в Грейнджер. — Значит... не судьба». Это очень утешало. Правда, злило куда больше! Драко уселся рядом с Блейзом, через стол от треклятой Фоссет и её новой — «плевала я на твои предупреждения!» — подружки. С равнодушным видом он водрузил сумку на соседнюю скамью, намекая остальным, что здесь занято. — Начнём последний урок, — негромко заявила Сандра и только потом склонилась к уху Грейнджер, специально косясь на Малфоя. — Тебе нужен хороший стимул. А раз Драко бесит, что мы общаемся... — Гермиона заметила, что запретное имя разлилось теплом по всему телу. — Жди атаки. Но... Сандра выдержала небольшую паузу, намеренно затягивая «тайный» разговор: — Внимание... Вот тебе ценный совет: не можешь задушить желание — насладись им. Увидит кое-кто твои фантазии или нет... Пусть это станет его проблемой. И помни, для беспалочковой легилименции нужен зрительный контакт. Глаза в глаза. Не по правилам, да? Фоссет хотела заставить Гермиону покраснеть: — Отдайся Драко. Он не железный, — Сандра улыбнулась. — Выбор за тобой, — она поднялась. — Ты куда? — смущаясь, спросила Грейнджер. — А вон идёт мой Патронус. Рон, — уточнила Сандра. — Пообещал позаниматься со мной Защитой от Тёмных искусств. Некоторые заклинания — моё слабое место. Следующее занятие по дементорам, а против них я совсем бессильна. — Я с вами! — выпалила Гермиона, неуверенная, что есть смысл устраивать молчаливые дуэли. Вчера ведь проиграла одну! Сладко. Безумно. Немыслимо. Но отдаться при свидетелях... Уж лучше сразу провалиться сквозь землю. Кто знает, чем это может закончиться, когда оба больны. — Пока я не вернусь, — Сандра сказала твёрже, — займись боггартом. — А потише нельзя? — возмутилась Гермиона, искренне надеясь, что Малфой не догадается, о ком конкретно идёт речь. Но тот даже просиял от удовольствия. Конечно... Не идиот же! Легилименция в этом случае стала лишней. И так понятно, кого имеют в виду. Малфой открыл учебник и, предвкушая вкусные моменты, мысленно потирал руки. «Персональный боггарт, значит… Окклюмент из Грейнджер хуже мартышки, — Драко порадовался, когда наконец раскрыл их секрет. — Ты упрямая, наивная, лезущая на рожон дурочка! И Фоссет тебя не спасёт. Ах, какое разочарование...» Малфой приветливо помахал Сандре ручкой и широко улыбнулся, внутренне злорадствуя: «Зря только время потратила». Гермиона схватила с ближайшей полки первую попавшуюся книгу. Потолще. И уселась за стол с очень сосредоточенным лицом. Прочла название. Не повезло. Наверное, единственное чтение, которым бы сейчас не хотелось заниматься, это кабалистика. Как только Рон подошёл к столу, Сандра сунула ему в руки приличную стопку книг: — Пойдём, поможешь мне. — Что, Уизли, другого применения твоим рукам не нашли? — издевался со своего места Забини. — Не волшебник — ломовая лошадь! Фоссет, а попользоваться палочкой никак? Ты её сломал, рыжий? Не работает? — Рон закипал от явной двусмысленности замечаний. Прямо как на поле. — Жаль... Фоссет бы она сейчас пригодилась. Драко, может, поможешь бедняге? — опять в последнем слове укол. — Я сделал всё, что мог, — Драко развёл руками. — К тому же в это кольцо я уже однажды... — он жестом изобразил удар битой, — ...забил. Сандра не смогла промолчать: — Заткнись, Драко! И с чего весь твой лоск застрял на уровне табуретки? «Ненавижу мерзавцев!» — мысленно. И сейчас это было правдой. Фоссет скривилась: — Давно не держал свою биту в руках? — обмен колкостями состоялся. — Ещё одно слово, и я решу, что ты меня ревнуешь! Неужели? Сандра ехидничала, Рон чуть ли не воспламенялся от ярости, но это только радовало Забини и Малфоя. Они уже переглядывались с напыщенным видом. Фоссет с намёком на вендетту шикнула Гермионе и, семеня, потащила взвинченного Рона к дальним полкам. Там он точно ничего не услышит! А орать, как идиоты, любители издёвок не станут. — Рон, ты обещал мне... — шепнула ему на ухо. Он ведь должен понимать, чем чреваты подобные стычки. Пусть Рон не в себе, пусть жертва чьей-то злой воли и Гермиона не открыла причины, бесспорно одно: пока не выяснилось, кто виноват, держать себя в руках — лучшая месть. «Драки в библиотеке ещё не хватало!»* * *
Сандра выставляла на полку последнюю книгу, когда почувствовала на руках пальцы Рона. Он обхватил их выше локтя так сильно, что кожу будто стянуло жгутом. Напряжённый, непривычно холодный голос резанул слух: — Ты занималась с ним сексом здесь? — в груди завывала ревность. И злость. Уточнять имя не требовалось. Речь шла о Малфое. О белобрысом уроде, который наверняка знал о слабостях Сандры. Она ведь так непосредственна... Даже слишком! «Укоротить бы хорьку его... хвост!» — Прекрати, — Сандра повела плечами, стараясь высвободиться — впустую! — Я не стану с тобой это обсуждать. Рон, ты делаешь мне больно, — процедила она. Грубое обращение раздражало. Если сейчас ещё и упрёки начнутся, то всё: не иначе, мама под Оборотным. — Занималась?! — зашипел Рон, разворачивая Сандру за плечи лицом к себе и надеясь отыскать в синеве глаз ответ: возмущение или раскаяние. Нет или да. «Ничего... Вот выдержка! С ним бы так держалась!» — Было? Отвечай! Иначе чего этот гад так хорохорится?! — Уизли только что зубами не скрипел. — Ручками, козёл, машет! Глазёнками мерзкими сверлит. Языком гадким мелет... — Не придумывай, — Сандра оттолкнула Рона к стеллажу напротив. — Драко просто злит тебя, — открутилась она от обвинений, по привычке назвав Малфоя по имени. Запрещать тому язвить бесполезно. Особенно после проигрыша в квиддич! Но рассказать, что глазами Драко предпочитает сверлить, а возможно, и раздевать не её, а Гермиону, — немыслимо. Особенно если представить последствия. Узнай вдруг Рон, что бывшая девушка целовалась с лютым врагом (по версии доброй половины Уизли), началась бы страшная потасовка с членовредительством. И прощай, должность — здравствуй, исключение из Хогвартса! — Драко? — голос скривился. Как и лицо. Глаза Рона неприятно блеснули. — Никакого паршивого слова на букву «д»! — Не поддавайся на провокации, прошу! — успокоить вспыльчивого парня непросто. В ход пошли уговоры. — Малфой этого и добивается. Не делай ему приятное, пожалуйста! — Как не делала ты?! — Рон приблизился к Сандре почти вплотную, буравя взглядом чуть ли не насквозь. Трудно понять, почему вдруг взбесил хорёк, но факт оставался фактом. И мысль, что губы твоей девушки были в тех местах, о которых даже думать противно, выводила из себя. Захотелось пойти и дать в морду Хуперу. Просто так. Без объявления войны. И Малфою. Точно под тощий зад. — Здесь же особая атмосфера... — Рон язвил, и язвительность ощущалась даже на языке. Теоретически Сандре ревность могла бы понравиться, не будь она столь бурной. Нет, умом понимаешь, что бывшие всегда вызывают злость у парней, но ведь важно, кто последний, а не первый. Опять же, теоретически. Всё равно изменить ничего нельзя. Хроновороты на дороге не валяются. Да и глупо! — Рон, да что с тобой?! Зря я призналась тебе в своих тараканах. Это было ошибкой. Он нервно качал головой: — Это было правильно. Ты доверилась мне. Спасибо! — прозвучало совсем не вежливо: с желчью. — И раз начала — давай, будь честной до конца. Он трогал тебя здесь? Рука Рона прошлась по груди Сандры: — Здесь? — между ног, задирая юбку. — Я тоже ничего? Или плохо стараюсь? — Остынь, Рон. Тебя заносит! — Фоссет ударила Уизли по рукам при очередной попытке дотронуться. Он нравился именно контрастом с Драко: больше тепла. Милая неопытность. А несколько минут назад наглость и бесцеремонность Малфоя откровенно взбесила, и аналогий хотелось меньше всего. — Я хочу знать! — Рон скалился. — С хорьком понравилось больше? Говори! — он требовал. Это вызвало внутренний бунт у Сандры: — А если я скажу «да»? — она потеряла осторожность. Уизли со всей силы ударил кулаком по стеллажу рядом с её лицом. Фоссет вздрогнула. — У нас день откровений, как я посмотрю, — процедил Рон, проводя пальцем по нежной щеке. Совсем не ласково — неприятно. — Хочешь ещё? — он побагровел. В Сандре заговорила гордость. Устав от нелепого и унизительного допроса, она пошла на отчаянный шаг: — Хорошо, я отвечу, раз ты так просишь, — саркастично заметила Фоссет, и лицо Уизли немного просветлело. — Первое: нет. Я не занималась сексом с Малфоем. Здесь. И второе: больше мне нравилось, — намеренно прошедшее время, — заниматься любовью с тобой. Доволен?! — прикрикнула она. Сандра толкнула Рона в грудь: — А теперь я уйду. И не смей даже приближаться ко мне, пока, дурак, не уяснишь: так себя вести нельзя! — она тряхнула волосами и направилась по проходу. — Значит, я — лучше, — раздалось вдогонку довольное восклицание Рона. Но тут он понял: Сандра от обиды только что дала ему от ворот поворот. Неужели перегнул палку? Но ведь за правду!.. Только терять такую девушку не хотелось. Очень! В груди защемило. «Что там нужно сделать, чтоб вернуть её: извиниться? Или что?» Рон догнал Сандру за секунду. Схватил в охапку сзади и зарылся лицом в волосы, вдыхая тонкий аромат шампуня. Кажется, яблочного. — Пусти, — Фоссет попыталась высвободиться. Опять впустую! — Ты получил, что хотел. И мне здесь больше делать нечего. Прощай, Рон! — Прости, — протянул он, не видя иного выхода. — Пожалуйста, — развернул её к себе и поцеловал. Отчаянно. И жадно. Только девичьи губы дрожали, но не двигались. Она не вырывалась — замерла. — Ты нужна мне, — он стал целовать настойчивее: лицо и шею… тёплые ладошки… — Не люблю, когда ты такой злой, — Сандра примирительно обняла Рона за шею. — Я открылась тебе, а ты обратил всё против меня, устроив какие-то непонятные соревнования на тему «Кто круче». Я люблю квиддич, но не собираюсь становиться частью игры, где вы выясняете отношения вне поля. Я вообще не хочу вспоминать о... — ох, лучше не произносить это имя. Как же сладко бывает примирение! Рон терял голову. Сандра рядом: отзывчивая, отходчивая, близкая... Прощающая за один поцелуй, а не дующаяся сутками, как Гермиона. Куда делась прежняя боль при мысли о ней? Удивительно, как незаметно успокоилось сердце. Рон снова поцеловал Сандру. Нежнее. И глубже. Нахально блуждая по телу и подталкивая к ближайшему стеллажу. Прижал к книжным полкам и прошептал: — Я хочу сделать кое-что. Для тебя. — Что? — поинтересовалась Фоссет, гладя рыжие волосы и наслаждаясь прямым взглядом, полным благодарности. В следующее мгновение Рон чуть присел, чтобы достать до подола. Руки скользнули под юбку. Поползли по бёдрам. Он выпрямился и очень медленно потянул трусики вниз, давая Сандре прочувствовать момент. Всё-таки соблазнять очень возбуждающе. Как и дразнить почти невесомыми прикосновениями. Не хуже, чем секс! — Не стоит извиняться вот так, — Фоссет перехватила руки, пока ещё не поздно. — Это совсем не то... — она замотала головой. — Мне сложно объяснить. — А ты попробуй, я не тупой! — Я этого и не говорила! Не надо меня умасливать, я уже не сержусь. Тут нужна искра. Это зов тела, а не чувства вины! Но если дело опять в Малфое... — Сандра нахмурилась. — Я больше не хочу слышать это имя! Только — моё. Пожалуйста... Рон целовал и целовал, подавляя сопротивление. Упиваясь капитуляцией и любуясь уже знакомым блеском в глазах. Тем, как розовеют щёки. Как от неосознанной улыбки появляется ямочка на щеке. — Позволь мне сделать кое-что сумасшедшее. И особенное, — Рон опустился на колени. Стянул трусики до самых щиколоток. Он пытался вспомнить хоть что-то из пьяных советов Джорджа. И всплыло одно: в процессе главное — уверенность. На словах — смесь лести и честности. Но когда был силён в замудренных фразах? Рон выдохнул: — Я лишь хочу почувствовать тебя. Так... Я раньше не делал этого. Будь первой... Прошу. — О Мерлин, ты что творишь? Встань немедленно! Увидят. Хорошо или плохо, но у Рона нет таких тараканов. — Может быть. А может, и нет. И никаких стонов, потому что когда я слышу твои, то — чёрт! — хочу на тебе жениться. — Ты бессовестный враль, Рональд Уизли! — Сандра невольно улыбнулась. — Здесь? Сейчас? Но это же глупо, — предчувствие удовольствия разливалось по телу. Запреты усиливали возбуждение. — Не надо... Тихая ненастоящая просьба лишала остатков благоразумия, потому что Рон понял, что сама Сандра хочет, чтобы он не послушался: — А я спец по глупостям. Она с лёгкостью позволила освободить себя от нижнего белья, которое почти сразу исчезло в кармане. Руки Рона заскользили по ногам. Всё выше и выше. Погладили обнажённые бёдра. Напрягшийся живот. Спустились ниже... Как же Сандра покраснела! Особенно крылья носа. Значит, заводится. Ещё ничего не сделал, а она горит... Что бы там ни творилось в её полной странностей голове, это действовало и на Рона тоже: — Ты ведь хочешь этого, — весьма смелое, но верное утверждение. — Нет, — еле слышно спорила Фоссет, качая головой. — Да, хочешь, — приглушённо и настойчиво. И это уже не часть примирения, а порыв. — Как и я... «Уверенность и... творческий подход», — промелькнуло в сознании Рона, прежде чем губы коснулись цели. Знать бы ещё, что это в данном случае значит... Все сомнения отпали сами. Как только Сандра привстала на цыпочки от первого движения языка. Чуть дрогнула от второго. Задержала дыхание от третьего. А дальше уже Рон потерялся в особенных и ярких мгновениях, наслаждаясь ранее незнакомой нежностью и удовольствием Сандры, сквозящем в каждом вдохе и выдохе. Ведь теперь как будто она — единственная.* * *
Гермиона пыталась читать уже, наверное, минут десять. Только информация не усваивалась напрочь, потому что ровно через стол сидел Малфой и делал вид, что увлечён тем же самым. Нет, глаза бегали по строчкам, но Гермиона была уверена: это всё спектакль. Немой поединок действовал на нервы. Это не библиотека — подиум для дуэлей. Малфой демонстративно положил палочку между страницами, словно закладку, погладил её пальцами и усмехнулся, как будто вычитал в книге что-то забавное. Гермиона осторожно подняла взгляд, стараясь очистить сознание. Но в голове пульсировало стойкое: «Ты не боггарт, Малфой. Ты... Ты... Бессовестный, беспринципный...» — мысль ещё не достигла логического конца, как раздалось: — Ридикулус, — с безупречной интонацией заявил Драко. Забини повернул голову, не понимая, что происходит. — Забей, — Малфой отмахнулся от приятеля. — Повторяю пройденный материал. Перед ЖАБА. Блейз снова уткнулся в книгу, а Драко еле сдержал язвительную улыбку. «Да он издевается!» — Гермиона разозлилась. На себя. На Малфоя. На его холодность. Наглость. На мягкие губы. На ласки, перед которыми сложно устоять. Нахлынуло столько эмоций, что сердце заколотилось. И это, о боже, опять оказалось приятно. «Ах, так! — Гермиона погрузилась в мелодию из собственных чувств и смело посмотрела в самоуверенные серые глаза, открывая сознание: — Я. Тебя. Не. Боюсь». «Да что ты!.. — Драко ухмыльнулся. — Не смотри, Поттер заругает». Малфой огляделся и, убедившись, что вряд ли жест заметят, осторожно, снизу вверх, начертил в воздухе маленькую молнию. Забини опять покосился, но Драко поднёс кулак ко рту, притворно покашлял и якобы вернулся к чтению. Уголки губ тронула улыбка. Гермиона ухватила смысл и возмутилась: «А Гарри не боюсь тем более!» Да, он застукал их. И что? Неловко, конечно, но ведь не конец света! Можно подумать, её потом взяли и отшлёпали за плохое поведение. Игра будоражила Драко, потому как безумно нравилась. Показывать своё превосходство перед тем, кто страдает завышенным самомнением, как пить отменный огневиски. Даже если делать это по чуть-чуть, пьянит и хочется ещё. Гермиона приняла вызов, иначе не смогла. Проснулся ответный азарт. Как будто между ней и Малфоем — невидимая нить, за которую они оба дёргают, соперничая, и надеются, что та не порвётся. «Сидит тут... Чувствует себя главным. Вот раз уступи — и...» Гермиона воскресила в памяти самое возбуждающее: их вчерашний поцелуй. Страстный. Волнующий. Единственный, который удалось украсть прошлой ночью. Как же захотелось вернуться в теплицу и повторить прекрасные моменты! Коснуться друг друга дыханием и ощутить вкус ненависти, рассыпающейся перед желанием стать ближе. Улыбка исчезла с лица Драко. «Ну, Грейнджер наглеет... Подумаешь, поцелуй! Кто-то хотел большего. Много большего...» Драко развязал галстук, поясняя для Блейза: «Жарко... Удавка чёртова!» — и не спеша стянул его с шеи. Опустил руку на стол с зажатым в ладони куском серебристо-зелёной ткани и насладился реакцией на визуальное нападение: смятение и участившееся дыхание, заметное даже на расстоянии. От эффекта кровь прилила к члену. Для Гермионы намёк был очевиден до чувственной дрожи, будто опять в нескольких шагах от проникновения. И сейчас невысказанные слова застыли на губах Малфоя: «Я умею побеждать, Грейнджер». И убеждать. Она вернулась к чтению. «Что, сдаёшься? — Драко внутренне радовался. И огорчался: — Как же просто...» Но не тут-то было! Сверхобнаглевшая Грейнджер так же не спеша провела по краю страницы, облизала палец и перевернула лист. Подняла голову и уставилась, не моргая. Форменная провокация! Будто знает, зараза, как сильно Драко хочет испытать ласки этого языка далеко не на пальце. Давление внизу живота усилилось. Подойти бы и... Но игра есть игра. Гермиона не понимала, что с ней творится. Кажется, она флиртует. Чего сроду не умела! Драко опустил взгляд и, делая вид, что читает, расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке. Не торопясь, поправил пиджак, скользя ладонями по его краям, и совсем ненадолго задержался ими в районе груди. Большой палец на одной руке чуть приподнялся и неслышно стукнул по ткани. Сердце Гермионы памятно толкнулось в ответ. «Подумаешь, ласкал...» Она ощутила томление, в груди — особенно. И желание прижаться к бледной коже, скрытой под слоями одежды. Разумнее бы прекратить борьбу, но... никак. В эту воронку затягивало под властью воображения, и подчиняться ей прекрасно само по себе. Гермиона заполнила сознание очередным воспоминанием: член Малфоя. Возбуждённый. Горячий. Желанный. В её руке. И она скользит, изучает, обхватывает жадными пальцами. «Нам обоим это понравилось, правда?» Драко не смог прочесть последнюю мысль, потому что уже начал сомневаться в своей победе. Под напором развратной картинки сосредоточиться не получалось. «Что Грейнджер себе позволяет? Да, хотел! А ты нет, что ли?» Ласки ниже пояса — сейчас как удар ниже пояса. Оба спустились в запретную плоскость, забыв о препятствиях. Как же Драко захотелось трахаться! До жути. До лохматой такой... Которая бегает за своим Поттером, как собачонка! А теперь ещё и мысленно дрочит, наслаждаясь вседозволенностью. Заводит и издевается, зазнайка! Рука постепенно намотала галстук на кулак. Подступила злость. В паху запульсировало. Драко облокотился о стол. И медленно, растянутыми движениями дважды прижал сжатый кулак внутренней стороной к ладони другой руки, имитируя толчки. И такой неприличный жест значил только одно: «Имел я тебя, Грейнджер». А точнее, почти поимел. И не прочь показать ей, как смачно вколачивался бы между широко разведённых ног, да только кто-то не силён в легилименции. А жаль! Но Гермиона всё равно вспыхнула как спичка и уткнулась в книгу, залившись краской. «Чтоб тебя!..» — с подобными намёками нелегко совладать с собой, ведь толком не знаешь, чем ответить. Ну нет в библиотеке книги по ведению эротических дуэлей с Малфоем! «Гол!» — Драко с нескрываемым удовольствием отложил галстук, но чтобы он так и маячил зелёно-полосатым пятном перед Грейнджер, как невербальный победный возглас. «О, да», — Малфой практически ощущал вкус триумфа. Головокружительно! Возбуждение усилилось, но беспокоило меньше, потому что выиграл. Почти как кончил. В голову даже пришла идея наведаться в ванную старост и оттянуться, погружаясь в фантазию, где невыносимая Грейнджер в позе львицы прогибается и развязно стонет, нарушая все законы поведения приличных девочек. Драко чуть отклонился назад, сунул руку в карман пиджака, извлёк оттуда яблоко и, медленно откусив, положил его на столешницу. Скрестил руки на груди и снова придал лицу ледяное выражение. Битва факультетов выиграна. И тут Драко заметил Сандру и Уизела, подходящих к столу Грейнджер. Он знал этот пьяный взгляд Фоссет. Этот влажный блеск в глазах. Походку на чуть ослабших ногах. И румянец, как будто стыдно за испытанное удовольствие. Рыжий козёл трахнул его бывшую прямо под носом?! «Не ты — Грейнджер», — не по-настоящему уж точно! А он — её... «Жалкая нищая лохматая образина! Будь проклят, грёбаный... безмозглый... Поттер!» В груди поднялось нечто гадкое. Какому-то нищеброду достаётся слишком многое. Разве он заслужил? Если только спустить с него штаны прямо в Большом зале и выставить на всеобщее обозрение волосатую задницу! Сдать обормота правильной подружке, намекая, что «тебя променяли на другую!» — очень малая цена за случку в библиотеке. Воспоминания Драко смешались в одну большую кучу. Он и Сандра. Уизел и Сандра. Опять он... и Грейнджер. Рыжий придурок и Грейнджер. И снова похотливый козёл и Грейнджер... — Что-то ты быстро, Уизел, — ехидно выпалил Драко. — Прям молния... Перенапрячься боишься? Знаешь, Грейнджер, я бы на твоём месте снял баллы с рыжего придурка. За тренировки в святая святых! — Старосты не могут наказывать друг друга, хорёк! — с видом хозяина положения парировал Рон. — А ты лучше прикуси свой завистливый язык, пока я тебе его не вырвал. И, кстати... Я ж не виноват, что ты вечно остаёшься в дураках, и самое прекрасное достаётся мне! Только мне. Надежда, что Сандра оценит намёк, в глазах Рона оправдалась: она одарила его благодарным взглядом. Может, это, конечно, результат почти публичного удовольствия, но какая разница, если сам балдел от трепетно-страстных ласк. Драко сжал под столом кулаки. Сжал сильно — до боли. Этот урод что, намекает на кровавую жертву своей похоти — Грейнджер? Неужели герой ему растрепал? Как много? Рука потянулась за палочкой под искушением наложить весьма гадкое заклинание на один мизерный ублюдочный член! «Ну почему ты дала ему, Грейнджер? — и тут самый очевидный и — мать его! — неприятный вопрос: — Любила?» Приехали. Полный абзац. Если мысли дошли до сердца Грейнджер — это ни в какие ворота! Хотеть её — одно, лезть в душу — другое. «Мне на это плевать!» Рон, игнорируя гневное лицо Малфоя, взял свою девушку за руку и отрядил Гермионе: — Пошли отсюда! Нас там Гарри ждёт. Я попросил его показать Сандре, как вызвать Патронуса. Сама знаешь, учитель из меня хреновый, — это заклинание Гермионе тоже удавалось небезупречно. И Рон потянул Фоссет к выходу. Малфой не смог сдержаться, когда Грейнджер поравнялась с его столом: — Спешишь по указке? После Хогвартс-экспресса у тебя страсть к особым представлениям? — сцена в купе из разряда таких. — Или без твоих ценных советов там не справятся? А, понял!.. Ты конспектируешь и рубины в часы Гриффиндора подбрасываешь! Один балл Уизелу за каждое попадание... в кольцо. Гермиона не двигалась и молчала. — Только непонятно, почему вы в лидерах, — Драко усмехнулся. — А Слизерину разве не пора прибавить? Мы тоже без дела не сидим! Да, Блейз? Не желаешь исписать в своей тетрадке пару страничек? Гермиона поняла: Малфоя задело. Что-то очень сильно задело, раз ощетинился и говорит скабрёзности. Поначалу она захотела ответить что-то вроде: «Ну, давай, диктуй! Я всё запишу и обсудим», — но передумала. Опять эти разговоры о сексе снова и снова, приправленные ядовитостью в исполнении Малфоя. Мало того, что устроил дуэль, от которой в жар бросало... обоих. Так ещё и достаёт! Всех. Гермиона в ответ сделала только одно: присела на столешницу, взяла яблоко, со спокойно-милым выражением откусила и неторопливо положила на место. Благодарственно скользнула взглядом по лицу Малфоя — а он от такой наглости даже не дрогнул! — и спустилась на пол. Уже отворачиваясь от стола, она заметила недоумевающего Забини и пожелала лишь в мыслях: «Выпутывайся сам, колючка слизеринская!» — и как ни в чём не бывало зашагала к двери. Внешне хладнокровный Драко не смог прочесть последнюю мысль. Гнев заслонил собой слишком многое. Даже прежнее возбуждение. — Что между вами происходит? — обалдев, спросил Блейз. — Это всё, блин, не просто так... Драко лихорадочно искал выход. Что сказать? Да, мы тут зажимаемся по углам? Нет, нет и нет! — Гриффиндорская выскочка просто решила испортить мне аппетит. Неужели неясно? — и взмахом палочки Малфой оставил вместо яблока горстку пепла. Сдул и посмотрел на друга: — Что?! Не знаешь грязнокровок? Или Грейнджер? — Нет, ты что-то недоговариваешь, — Забини никогда не слыл идиотом. Не Гойл. Пришлось действовать решительнее: сказать полуправду. — Нет, а чего ты ждал? Что она скажет спасибо? Или... — Драко изменил голос: — «Ой, какой ты милый, когда поддеваешь меня! Возьми меня в жёны». Что?! Блейз, не тупи. Она специально сделала это, чтобы ты так решил. Грязнокровки мстительны. А лучшая вендетта — обвинить меня в шашнях с ней. Блейз, думаешь, в тюрьме я с катушек слетел? Где я и где эта заносчивая дура! Забини, соглашаясь, кивнул. В этот раз отвертеться получилось. Драко выдохнул. И выругался: «Трахнуть бы тебя в охамевший рот, Грейнджер!»* * *
Вышагивая по коридорам вместе с Роном и Сандрой, Гермионе пришлось досчитать до ста, потому что безумно хотелось напомнить одному рыжему бесстыжему студенту, ни больше ни меньше старосте Хогвартса, что ни при каких обстоятельствах нельзя заниматься сексом в библиотеке! Тем более когда там полно желающих поддеть и вывести из себя. Вытворять такое позволено только в мечтах. Это негласное правило, нарушив которое можно запросто поставить в дурацкое положение давнюю подругу. И вынудить на эмоциях творить бог знает что! Малфой не намекал, а почти прямым текстом ткнул носом в... «Во что?.. Сдались же ему чужие грехи! И почему интимная жизнь Рона так задевает? Самому можно, а другим, значит, ни-ни? Нет, ну нельзя быть настолько ханжой! Или он Сандру ревнует?» От последнего вопроса на душе заскребли кошки. Малфою что, недостаточно одной жертвы? Это синдром отъявленного собственника? Попытка показать, что хочу, кого хочу? Гермиона ревновала. Да, сознаться себе оказалось несложно. Дикое сочетание слов: Грейнджер ревнует Малфоя к тому, что он ревнует свою бывшую к её бывшему. И их секс прям спать спокойно не даёт. «Не в первый раз, между прочим...» Вряд ли Малфой выдвинул обвинения без оснований, по собственной прихоти, лишь бы поглумиться. Он очень разозлился, а значит, знал наверняка. Неужели в голове у Рона прочёл? И что ещё он смог оттуда вытащить? А потом взял и прицепился в открытую. Будто Гермиона дала благословение на подобное безобразие! То, что они сами творят нечто похожее, уже не в счёт? «Может, Малфой мстит за вчерашнее? За то, что ушла? Предпочла Гарри, а не близость с ним? И теперь злится. От досады и ревности...» Эта мысль лилась бальзамом на душевные раны. Только выбросить из головы ночной разговор с Гарри не получалось. Нельзя не признать, что лучший друг местами прав. Да что там местами!.. Почти во всём. И теперь, когда жажда противоречий утихла, его слова назойливым эхом звучали в ушах и медленно, но верно подтачивали уверенность в том, что поступаешь правильно. Душевнобольные, конечно, не отвечают за свои действия, но это не означает, что кто-то другой должен их принимать. Даже Гарри. И плохо, что новая Гермиона похожа на сумасшедшую. Их заколдовали не случайно. И тайный враг далеко не дурак, раз выбрал в жертвы трёх героев войны, способных ему помешать. То, что с угрозой считались, — льстило. И обнадёживало. Значит, собака не слишком глубоко зарыта. И догадаться, в чём дело, вполне реально. Только почему-то никак не выходит! Это жутко злило. Бессилие — особенно. Всё, что объединяет их в данном случае: несчастный Обливиэйт! В остальном они слишком не похожи между собой. Вроде прежние, а с изъяном. Что же это за заклинание-то такое, которое действует абсолютно по-разному? Изменение личности — не изменение внешности. И война не могла настолько сломать изнутри. Будто привыкли к проблемам и жить без них уже разучились. Гарри ждал друзей во дворе с палочкой в руке. Пока он объяснял Сандре, как вызвать Патронуса, Гермиона смотрела на них и думала, что лучше друга у неё никогда не было. Он явно не желает ей зла. Только почему-то не понимает, что разобраться в происходящем между ней и Малфоем незаметно стало потребностью. Они целуются. Колются. Злятся. Ненавидят. Почти занимаются любовью. Живут. Гермиона опять ощутила приятное тепло во всём теле. Неужели она влюбляется? Только Гарри это откровенно не радует. Он вытянул палочку и сосредоточился. Прошла секунда, две, три, четыре... Рон и Гермиона переглянулись. Это заклинание давно не вызывало у Гарри никаких проблем. — Экспекто Патронум, — наконец, произнёс он. Достаточно чётко и уверенно. Но ничего не произошло. Поттер, стараясь не паниковать, закрыл глаза, снова сосредоточился и повторил: — Экспекто Патронум, — но из палочки даже струйки не вылетело. — Попробуй ещё раз, — посоветовал Рон и напрягся. — Вспомни самое-самое... Гарри молчал целых полминуты, прежде чем снова рискнул: — Эксп.... — Стой! — остановила его Гермиона. Удивительно, насколько ясно проступила истина. Сложилась в голове, как кусочки пазла. — Ничего не выйдет, поверь. — Это почему? — недоумевал Рон. — Гарри всегда... — Потому что я знаю, что с ним не так. И с тобой тоже, — перебила Гермиона, и внутри всё похолодело. Шестым чувством она уже подозревала, что именно и с ней не так. Выбор, как ни прискорбно, оказался не велик. Гермиона снова ощутила нечто неприятное. Но горячее. Вытягивающие нервы в струну. Сейчас это была не ревность. Не влюблённость. А... ярость.* * *
Драко курил, опершись спиной о ствол дерева, пускал терпкий дым вниз и в третий раз обещал себе, что ещё одна затяжка — и выбросит чёртову сигариллу. В гостиной торчать не хотелось. Спать — тоже. Но не потому, что не устал — не сомневался: пробуждение лёгким не будет. Мадам Помфри заявила, что чрезмерное употребление зелья Ночной тьмы может привести к нежелательным осложнениям, и предложила обычное успокоительное по причине того, что регулярные визиты в её владения — признак стресса, а не переутомления. Но чем снять напряжение, Драко знал и без ценных замечаний! Подумаешь, последствия!.. Да он согласен спать без дебильных снов до конца жизни! Никакой Грейнджер. Никаких терзаний и подвигов. Никакой боли. Сказка! Драко ненавидел Грейнджер на уровне инстинкта. Иногда казалось, с самого рождения. Ещё ни разу не встречался с ней, но уже знал, что ненавидит Грейнджер. Даже не умея толком говорить, ходить, колдовать, он чувствовал, что ненавидит Грейнджер. Ведь обязательно где-то есть человек, которого рождён ненавидеть. И всякий раз, когда видел невыносимое лицо всезнайки, долбаной зубрилки Хогвартса и подружки самого Гарри Поттера, убеждался в одном: Грейнджер создана, чтобы Драко ненавидел её. А теперь ещё, оказывается, и хотел. Потому что она слишком глубоко врезалась в сознание. Проникла в каждую клеточку мозга. Оставила свою метку в каждом нерве. И поэтому так злит. Нет, бесит. Возбуждает. «Умница — мать его — разумница!» На вид — сама невинность, но по сути: нежные и ядовитые губы, мягкие и лохматые волосы, тёплые и невыносимые глаза, шёлковая и «грязная» кожа... Маглорождённая и волшебница. Сильная и слабая. Смелая и трусливая. Как же всё это сочетается в недостойном Малфоя существе! Он поднял взгляд: ночное небо усыпано звёздами. И в темноте жёлто-красные искры на конце сигариллы кажутся одними из них. Драко сделал очередную затяжку и, наконец, сдержал данное себе обещание. Хотя клубок из нервов никуда не исчез. Да, стал намного меньше, но всё ещё вызывал желание достать палочку и устроить крохотный Апокалипсис в отдельно взятом уголке волшебной вселенной. Но вместо этого взмахнул палочкой, и зачарованные огни, словно светлячки, повисли в воздухе над мягкой травой. От акта вандализма останавливал лишь министерский надзор и... звёзды. Именно последнего очень не хватало в камере. Там даже окна не было. Наследника древнего рода, Малфоя, как будто специально отрезали от внешнего мира, оставив наедине со своими мыслями. Страхами. С преступным прошлым. Без надежды на будущее. Без того, что хоть как-то может украсить существование в серых промозглых стенах. Наедине с поражением и бессилием что-то изменить. Это почти убивало. А когда пришли за отцом... Драко ослабил узел галстука и расстегнул пару пуговиц: одежда душила. Будто снова стоишь у железной решётки, ведущей в длинный мрачный коридор, и ощущаешь почти панический страх. Голова идёт кругом, а трусливое сердце выскакивает из груди. Горло сдавливает мёрзлой петлёй. Пальцы немеют, словно ты и не здесь, и не сейчас: испуг жестоко вырывает из тела. И нет даже палочки, чтобы защититься. Драко сжал кулаки. Никогда ему не забыть, как ещё сильнее онемели кончики пальцев при приближении дементора. Как сковало мышцы, будто превращаешься в ледяную статую. И накатило безграничное, бесконечное чувство одиночества и тоски. Обречённость на годы мучений заволокла сознание. На мгновения жизнь превратилась в пустое, бессмысленное существование без права на спасение. Драко опять затрясло при воспоминаниях о страшной, парящей в изорванном балахоне, твари. Не мёртвой и не живой. Стены камеры покрылись инеем, стоило дементору проскользнуть сквозь решётку, а ноги словно примёрзли к полу, не давая сдвинуться с места. Отвращение стыло прямо в крови. Поражало другое: под капюшоном, в абсолютной черноте зияла такая же чёрная щель, словно это не было единым пятном, а открытой гнилой раной, запёкшейся угольной кровью. И дементор хотел его — Драко. Хотел настолько сильно, что чувствовалось физически. И не просто хотел — болел им и кайфовал от ненасытного недуга, будто эмоции Драко — лекарство. Эликсир жизни. Потрясающе вкусный. Бесплатный. Чистокровный. Но прежняя пустота стала ничем, когда пришла боль. Пришла неожиданно, необъяснимо и поэтому ощущалась вдвойне. Она стала неподъёмной, усиленная жаждой тёмного, голодного существа. Та самая боль, которую всю жизнь боялся. Однако дело было не в физическом страдании — ныла душа. Просто выла от боли, распространявшейся по всему телу вместе с гулкими ударами сердца. Которое плакало. Заливалась слезами беззвучно. Потому что в голове звенели крики. Не собственные. Они оглушали. Жгли. Они заставляли дрожать и приводили в ужас оттого, что это были крики... Грейнджер. Грязнокровки. Пустого места. Вещи. Эта боль, прятавшаяся за войной и страхом перед расплатой, застигла врасплох. Сразила и потрясла. Вызвала яростный бунт и непонимание. Но это ошибка! Ложь. Низкая, гнусная, махровая ложь! Драко не помнил тот момент, когда дементор отпустил его. Наверное, вмешался тюремщик. И тогда впервые вручил Малфою не шоколад — дешёвую сигарету. И ещё в камере Драко решил: мерзкая полуживая-полумёртвая тварь ошиблась. Она навязала ему своё. Запутала. Она просто решила свести с ума, унизить, ткнув кристально чистого Малфоя в его грязную слабость. Нет. Это злобная, ничтожная, изощрённая шутка. И Драко доказал бы это, причинив Грейнджер боль. Такую же гложущую и безысходную. Разрушающую изнутри. Он смог бы… Окажись Грейнджер не такой сильной. Предсказуемой. Нежеланной. Хотя бы невинной. Драко пнул носком землю и, сунув руки в карманы, уставился в звёздное небо. Мечтать никто не запретит.* * *
Гермиона твёрдо знала, где сейчас хочет быть. Пусть до отбоя осталось всего полчаса, этого вполне хватит. Несколько взмахов палочки, и пророчеству Трелони — конец! А точнее, глупым мечтам и пустым ожиданиям. В голове всё чётко и ясно. Руки не дрожат, хотя сердце трепещет. Наверно, чувствует, что скоро по нему нанесут удар. Закроют раз и навсегда для необъяснимого и особенного. Желания желаниями, но нельзя превращать себя и друзей в кукол, с которыми можно играть совершенно безнаказанно. Даже название этому придумать не получалось. Многое пока не получалось... Кроме одного: поставить в опасных отношениях жирную точку. И попрощаться с фантазиями. Не важно — сбыточными или нет. Это акт милосердия. Да, Макгонагалл очень разозлится, если обнаружит... такое. Скорее всего, догадается, чья работа. Потому что подобная магия оставляет следы. Не всякий студент способен наложить сильное, блокирующее любое колдовство заклятие. И его не снять по щелчку... Лишь спустя долгое время. Если повезёт, Макгонагалл подумает на постороннего... Только верилось слабо. А когда она вычислит виновницу, то, без сомнения, лишит должности. Но сейчас это нисколько не волновало! Подступающая к сердцу болезнь требовала своих жертв. Нельзя оставить видению и малейшей лазейки. Уничтожить его. Сегодня же! Пока ещё есть силы бороться с этим. Потому что есть вещи и поважнее Малфоя. Важнее собственных чувств. Удивительно, как быстро сложилась картинка... Человек — существо единое. Душа которого священна. Он не просто личность — сосуд, полный разных мыслей и, что более значимо, эмоций. В Богом данных пропорциях. Согласно одной из книг, в человеке живут семь основных эмоций: стыд, страх, радость, печаль, интерес, презрение и гнев. И все остальные — дети, созданные из них, как портрет на холсте. Он может быть двух и более цветов, но создаёт при этом своё изображение: агрессию, удивление, разочарование... Любовь и ненависть. Отобрать даже одну из эмоций — губительно для личности, потому что внутри сосуда появится трещина. И она будет разрастаться и разрастаться, когда невидимую дыру устремятся занять другие эмоции. Сосуд всегда должен быть полон. Но это не значит — здоров. В Хогвартсе бродит кто-то... очень и очень опасный. Прячется под личиной. Нападает. Обворовывает. Боясь разоблачения, пытает Обливиэйт. И чувствует своё превосходство и безнаказанность! Он нещадно разбивает людские жизни. Как минимум три. Разрушает их чужими руками. Только проблема серьёзнее, чем кажется... Рон, отныне не знающий стыда, по сути лишился ещё и совести. А то, что Гарри остался без радости, вогнало его в депрессию. И это причиняло боль. Куда Гермиона смотрела всё это время?! На Малфоя? Почему? Потому что её вывели из игры. Её превратили в маленького ребёнка, полного жажды открытий. Лишённого страха. Не знающего границ. Не отдающего отчёт в угрозе жизни не только своей, но и чужой. Осознание опасности убивало. Сколько таких жертв злого умысла? Есть... или будет? Семь? Или двадцать семь? Но, главное, с какой целью? Кто этот незнакомец? Или что? Сбившийся с пути волшебник? Или закоренелый преступник, который упивается содеянным, калеча других? Вопросов больше одного. И ответов пока нет. Но только пока... Гермиона не сомневалась: предстоит война с неизвестным врагом, о котором, наверное, в книжках не пишут. Он — новый или старый? И при подобных обстоятельствах чувствам нет места. Гермиона Грейнджер не сошла с ума! Пока — не сошла. Она, как и остальные, разрушает себя. И Малфой тому доказательство. И пусть она никого и ничего не боится... Кто-то боится её. Девочку, способную думать. Победительницу Волдеморта. «Делай то, что должна», — Гермиона стояла перед дверью в «видение». Она — реальная. Но не то, что за ней. Там — магия, сотканная взмахами палочки. Место, которое удалось узнать, погрузившись в воспоминания, словно в Омут памяти. Чтобы сказать им прощай. Первый этаж. Учебная комната номер одиннадцать. Небольшой уголок природы среди каменных стен. Когда-то владения кентавра Флоренца, уцелевшие в битве за Хогвартс самым волшебным образом. Может быть, по тому, что их создал Дамблдор. Старшей палочкой. Или волею судеб. В любом случае, надо попробовать уничтожить их, не боясь последствий. Приговорить за то, что стали видением. И никакое новое колдовство уже не сможет повторить то самое место в первозданном виде. Гермионе необходимо вырвать этот зачарованный бред из сердца по собственной воле. И помнить о том, что важнее: Гарри. Рон. Она сама. Гермиона закрыла глаза и толкнула дверь. Вошла, мысленно погружаясь в сизую дымку в хрустальном шаре и прощаясь со сладкой иллюзией. С Малфоем. Сделала несколько шагов по мягкой траве, обернулась. Открыла глаза и обомлела. Под звёздным небом над зелёным покрывалом парили маленькие огни, похожие на светлячков. Но это было не самое главное. У зачарованной стены, опираясь на ствол дерева стоял... Малфой. Он несколько ударов сердца смотрел на Гермиону, словно давал шанс уйти. Но так только казалось. Потому что в следующую секунду взмахом палочки он захлопнул дверь. — Я знаю, зачем ты здесь, Грейнджер.