Любовь быть хочет жертвою свободной. Шиллер
Перед Гермионой возник Малфой. Не говоря ни слова, он повернул её ладонь, всматриваясь в свежий порез. Провёл по нему кончиками пальцев, причиняя лёгкую боль. Именно она сближала их, не спрашивая согласия. И опутывала. Гермиона отдёрнула руку. Сначала — резко, затем — медленнее. Опустила её вдоль тела, сознавая: они больше, чем враги. Но меньше, чем любовники. А происходящее будто продолжение сна. И если поверишь в него, он закончится. Гермиона ударила Малфоя по плечу этой же рукой. Совсем слабо... Потом чуть сильнее. И сильнее. Безвольно заскользила по нему, словно прося прощения, не замечая недоумевающих глаз. Но он не исчезал — не собирался даже. И он не понимал... Кажется, Драко вообще не понимал Грейнджер. Какого чёрта она ведёт себя так? — Я спрашиваю, какого чёрта ты позволяешь себе... «...такое». С Малфоем. При всех. Заставляешь прыгать за собой. Крутишь им, как мальчишкой! Лупишь, как глупое дитя. Драко выдохнул: — Если ещё хоть раз... — а после он мало что соображал. Потому что Гермиона поцеловала его. Поддалась порыву и поцеловала. Жарко оплетая руками шею. И Драко ответил. Не мог не ответить, безуспешно стараясь понять: что эта непредсказуемая девчонка творит? А разве он не этого хотел? Когда трансгрессировал сюда? Не поставить её на место, не внушать ненависть, не искать виноватых. А просто столкнуть два характера. Две боли. Два сердца. Слиться в одно. Мягко и требовательно. И это случилось: Грейнджер льнула к нему, податливая и несдержанная. Драко стукнулся затылком о противоположную дверь дешёвого номера. Пнул ту ногой, невербально бросив отпирающее. Какой лопух!.. Но он соскучился. Слишком соскучился, чтобы спорить. Кто захлопнул дверь: он или Грейнджер? Никто из них ни за что не вспомнит. Они жадно ловили мгновения. И губы друг друга. Руки обоих путались в одежде. Это злило. Ломало и подталкивало идти дальше, только бы не потерять этот момент, когда одни лишь поцелуи способны подвести к самому краю. Пиджак всё-таки первым упал на пол. Наконец-то... Слишком давил на плечи. Сковывал руки. Драко держал ладонями голову Грейнджер и целовал, позволяя дёргать за пряжку ремня. Добраться бы до подобия кровати... Но, скорее всего, не выйдет. Уже не выходило. Они споткнулись, и Драко еле успел подхватить Грейнджер, пока она не ударилась о пол. Оба, тяжело дыша, застыли и снова прильнули губами, рухнув на невзрачный старый ковёр. Без слов. Потому что несло туда, где есть только тепло человеческих тел и пьяное от ласк сознание. Где грудь разрывается от сдерживаемого стона и отдаётся ему без сожалений. Драко пытался отыскать палочку. Его терпение лопнуло, когда он почувствовал Грейнджер под собой. Представил себя между ног. Тесноту и влагу. Кайф обладания. Настоящий и полный. Необъяснимый, как и тяга к Грейнджер. Опершись на локоть, Драко приставил палочку к её виску. — Пожалуйста, — шепнула Гермиона. — Не надо... Не надо — что? Мы же оба этого хотим. Драко не сразу понял, о чём речь. Он отложил палочку и снова поцеловал Грейнджер. Настойчивее, чем прежде. Закидывая её руки за голову и проникая своими под скомканную одежду. Туда, куда стремился сам. Но шёпот повторился: — Нет, я не могу… — ресницы Грейнджер дрожали. — Я хочу, но не могу… так. — Я не верю тебе, — так же тихо. Но не так же слабо: — Никогда не поверю. Его палец с лёгкостью проскользнул внутрь. Гермиона выгнулась и сама поцеловала его. Тая под нежными толчками. Она отползала назад с глухим стенанием, лишь бы освободиться от наслаждения. Борясь и с Малфоем, и с собой. — Откуда «нет», Грейнджер? — спросил он, поднимая палочку с пола. И у самого уха: — Когда это «да». Драко уже поимел её мысленно. Но этого не достаточно. Презренно мало. Почти ноль! Мысли не заменят болезненной тоски. Горячего дыхания и бессвязных звуков. Оргазма, в конце концов! Видение не заменит его Грейнджер. Он хочет кончить в неё... — Пожалуйста, — повторила Гермиона, поглаживая его по щеке. — Я прошу тебя, — срываясь на полувсхлип. — Не надо... — и, не в состоянии называть всё своими именами, протянула: — Е-ё. Не сегодня. Драко догадался раньше, чем услышал «прошу». Но, как полный болван, ещё целое мгновение надеялся, что ошибся. Что ему кажется... Что это дурацкая, мать его, игра! Но Грейнджер не фальшивила. Ни капли притворства даже на кончиках пальцев. Драко завозил толстым концом палочки по жёсткому ворсу, растирая кожу. Почему сейчас?! Он и не предполагал, что «долго ты так не сможешь» окажется таким… коротким. — Прекрати, — выдохнул он с раздражением. — Это уже не твоя фантазия. «Но моё сердце!» — Гермиона молча качала головой, надеясь, что он уступит. Хотя бы однажды... По какому-то неведомому волшебству. — Ну это же просто клочок ткани, — упорно внушал Драко, указательным пальцем очерчивая контур припухших губ. Ему достаточно их: мягких и соблазнительных. Тёплых и ласковых. Любых... Но почему не ей?! Какого Грейнджер дурит?! — Просто клочок? — переспросила Гермиона. — Ничего не значащий? — Малфой кивнул. — Совсем ничего? До кого-то плохо доходит? Он обронил нетерпеливое «да», а взамен старая сказка: — Тогда избавь меня от него. Заело? Драко терял самообладание. — Нет, — он властно приставил палочку, ожидая согласия: — Только так, Грейнджер. Она сжала губы, повторяя движение своего сердца. Ей нужно умолять? — Сегодня, — не умолкал Драко. — Завтра. — Гермиона смотрела в ожесточённо-пасмурные глаза, когда прозвучало: — И всегда. Но ей начхать на все «всегда» мира! Вечно лишь молчание. А здесь есть они: сложные, упрямые, измученные разлукой. И бесконечными «стоп». — Ну-у почему-у? Гермиона хотела поцеловать Малфоя. И запрещала себе. Потому что это не поможет. Ей вообще ничто не поможет, если она отдастся ему... такой. Ведь губы неслышно вторят признание, пульсирующее в груди. А что будет, когда контроль совсем исчезнет? Она любит Драко. Как ни невероятно это звучит... А он? Хоть самую малость... Такую ничего не значащую. — Почему? — опять всё тот же вопрос, душа подступающее отчаяние. — Потому что, — лаконичнее некуда. Малфой сказал как отрезал. Он не желал читать её мысли, продолжать бесполезную трескотню, что-то доказывать... Он поцеловал Грейнджер, воюя с её упрямством и нелепым желанием — блажью! — и крепко сжимал палочку. — Так нельзя!.. — Драко сильно прикусил настырные, не отвечающие на ласку губы. Его Грейнджер запрещено быть такой холодной! — Я запрещаю тебе, — он стискивал в кулак её локоны, струящиеся по жёсткому ковру мягкой волной. — Я знаю. Но мне нужен Малфой, — непреложная истина. — А не его член. Драко замер. Гриффиндорское заявление. Потому что идиотски смелое и нервирующее. Так, значит, член не нужен? Ха!.. Самая натуральная брехня! И доказательство здесь. Под ним. Стоит лишь проникнуть... Грейнджер — лгунья! Драко и сам не заметил, как стал гладить её между ног. Немного жёстко и неосторожно. А Гермиона потянулась и поцеловала его. Робко и искушающе. Не решаясь верить в чудо. И очень желая верить. Выстанывая чувственную мольбу. И Малфой, утопая в сладкой мелодии, убеждал, наверное, в сотый раз: — Если я уступлю, всё будет кончено. Ты же понимаешь? — сама мысль об этом резала по живому. А личный демон между ног призывал согласиться. Но Драко не готов к подвигам. И не готов не быть с Грейнджер: — Всё. Будет. Кончено, — может, так до неё дойдёт! — Поэтому и прошу… — не опускаясь до ультиматума и самоуправства. — Это ведь не запрещено, Малфой? Ох, когда-то он и сам так просил о запредельном. Но не настолько же!.. — Замолчи! — выпалил он достаточно грубо. Оттого, что стало больно. Пора прекратить дурацкий спор ни о чём. Можно бороться с чужими тараканами, но не со своими: — Не лги себе, Грейнджер, — напоминал он. — Или мы вернёмся к правилам, или ничего не будет. Никогда больше. — Я не верю тебе, — не проронив ни слезинки. Опять шёпотом. Но громче, чем Драко мог вынести. Он поднялся, наглядно демонстрируя истину. Застёгивая ремень, убирая палочку и поправляя одежду. Причиняя Гермионе боль на грани безумия. Убивая сознание ледяным взглядом. Острым как нож. И Гермиона уже хотела свихнуться... Ненадолго. На час. Два. Ночь... Лишь бы переждать эту боль, пронизывающую до костей. До судорог и безмолвного крика. Всё внутри выло, что она себя губит. И не простит. Что она... любит. — Я не верю, — противилась Гермиона по инерции, стараясь освободиться от беспощадной правды. Но Драко уходил. Сбегал от той, кто мучает его своим мерзким характером и самообманом. — А придётся, — он подхватил с пола пиджак и вышел из номера, громко хлопнув дверью. Как истукан, замер на пороге, прислушиваясь: никто не плакал. Не бросался следом. Не звал. Драко бился о дверь затылком, убивая в себе желание вернуться. Потому что снова было больно. Теперь — вдвойне. Словно в груди открылась прежняя рана, которая жгла и пульсировала, как Тёмная метка на коже. Комкала её. Рвала. Это не конец, а урок для Грейнджер. Который она усвоит. Или всё кончено... Кончено. Семь букв, полных яда. Отнимающих жизнь по каплям. Способность дышать и думать. Только злиться-злиться-злиться. И ненавидеть себя, как никогда прежде. А свой страх перед болью — втройне. Но не Грейнджер. Уже не его Грейнджер. «Пошла к чёрту! Ты заставила меня. Заставила...» ...Малфоя. Драко рванул по коридору к выходу и наткнулся на лестнице на какого-то бедолагу, с кряхтением поднимающегося навстречу. Грязно выругался и отбросил того к стене: — Смотри, куда прёшь, старый пень! — ноги, как отёкшие, летели вниз. Но Драко инстинктивно ощутил, что попал... — Молодой человек, — грозно заявил вслед знакомый голос. Драко вцепился в перила. Трындец! Это ещё один удар. И наказание. Он обернулся, понимая, что и в этот раз не ошибся. Перед замутнённым взором проступало возмущённое лицо «бедолаги»: Декана Слизнорта.* * *
Драко стоял посреди лазарета с тряпкой в руке и с содроганием пялился на медицинские утки, выставленные в ряд. Брезгливо морщась уже минут двадцать. Внутри всё протестовало. Желудок сводило. Ноги не слушались. И снова хотелось сбежать. Нет, улететь к дракловой матери! Драко перекладывал тряпку из одной руки в другую и крыл себя последними словами. И Грейнджер тоже. Не выведи она его из себя, отработка ограничилась бы уборкой кабинета Слизнорта. Или, на худой конец, мойкой кухонных котлов. Но это?! На какое-то время Драко решил, что уж лучше в тюрьму, чем терпеть такое унижение. В канун бала он должен начищать до блеска максимум собственные ботинки, а никак не утки в лазарете. Тем более без палочки! Но, по словам мадам Помфри, Слизнорт распорядился достаточно чётко и руководствовался благими намерениями: «Может, так мистер Малфой перестанет мешать английскую речь с непристойностями». Единственное, что целительница смогла всё-таки сделать, так это оставить его с грязной работой наедине, отправившись выпить чаю в обществе профессора Стебль. На часок-другой. Но легче от этого не становилось. Вот дерьмо! Слава Мерлину, не буквально, но откровенное дерьмо! Драко вздохнул. Бездействие ничего не изменит. Жуткая картинка не исчезнет. И никто его не спасёт. А значит, нужно представить, что перед глазами столовое серебро — и вперёд! Он присел на корточки перед тем, что воображение пыталось выдать за поднос, и задержал дыхание, боясь наткнуться на неприятный аромат. Потянуло закурить. Адски. «Ну что за херня!» — Драко изо всей силы зарядил по утке, и та с металлическим звоном ударилась о ножку кровати. Противная тряпка почти отправилась следом, как за спиной раздалось: — Тренируешься в меткости? — ехидный голос Паркинсон Малфой узнает из тысячи. И чего её чёрт принёс? — Я смотрю, Слизнорт основательно взъелся. Ты один? И она, чуть вытянув шею, огляделась. Драко закипал. Хватит уже свидетелей малфоевского позора! Явных и скрытых. Слизнорт, Помфри, Блейз, Панси, долбаный контролёр — староста... То есть дежурная задница-Аббот. Наверняка Стебль и Макгонагалл... Кто ещё?! Уизел? Филч? Тупорылый Лонгботтом? Половина волшебного мира?! Но Блейз был бы не Блейз, если бы не разболтал подружке, что декан отправил беднягу-Малфоя отрабатывать наказание в малоприятном месте и с малоприятными обязанностями. Он едва сдерживался: — Нет! Как видишь, теперь нас двое. Но если ты пришла поиздеваться, Панси, то вали отсюда! Иначе тряпка полетит прямо в твоё премилое личико. Без обид. Паркинсон насупилась: — Ох, как вежливо!.. А я ещё хотела помочь... — Мне поделиться рабочим инструментом? — Драко продемонстрировал старый клочок ткани. — Так это я с удовольствием! Но что-то внутри подсказывало, что Паркинсон скорее придушит, чем согласится на подобное. Вместо ответа она вытащила палочку: — Нет, спасибо. Всё своё ношу с собой. Справлюсь как-нибудь без посторонней помощи. Вот только проучу одного грубияна... — Да неужели? Драко состроил гримасу, игнорируя наставленную на него волшебную палочку. Это сейчас меньшее из зол. — Слушай, Панси, уйди, а? — он угрожающе подкинул тряпку. — Если у тебя, конечно, где-то не завалялось сигареты, — и буркнул под нос: — В чём я глубоко сомневаюсь. — У меня есть кое-что получше. Паркинсон хитро улыбнулась, даже отдалённо не намекая на иные способы снять стресс. А вредная привычка Малфоя давно стала проблемой самого Малфоя. — Я готова предложить волшебную палочку и моё бескорыстное сердце, — деревянный кончик застыл в направлении нелестного нагромождения, — против этой свалки настоящего де... — Не договаривай, — перебил Драко. — Я и сам в курсе, как это называется. Панси, я с детских лет тебя знаю, и это выражение лица говорит само за себя. Давай сразу к делу: что тебе нужно? Благотворительность не входит в число твоих добродетелей. — А что, я не могу просто так помочь другу? — Панси изобразила крайнее возмущение. Если бы её детская влюблённость не прошла, она бы ни минуты не колебалась. Но тот, кто отверг нежные чувства, широкий жест должен если не попросить, так заслужить. Только до просьб Малфой не снизойдёт. — Можешь, — и уже про себя: «Будь на моём месте Блейз». — Однако если представится возможность что-то с этого поиметь, ты ею воспользуешься. Как слизеринец — одобряю. Но как друг хочу послать тебя... Паркинсон нахмурилась. — К Блейзу, — тут же поправился Драко. Перспектива вернуться к омерзительному занятию требовала крайних мер. А именно, выслушать условия Паркинсон, и что бы она ни сказала... Согласиться и забыть о гадких горшках, на хрен! — Если Слизнорт пронюхает, — предупреждал Драко, — ты завтра же окажешься в больничном крыле, вооружённая такой же тряпочкой и без значка Главного старосты. — Ты забываешь, кто мой отец! Он не допустит, чтобы какой-то старый козёл превратил меня в санитарку. — Хочешь проверить? — съязвил Драко. — Панси-Панси, ты ж не настолько наивна, правда? И не станешь рисковать за «спасибо». Говори, что тебе нужно, и поторгуемся. Довольная собой Панси широко улыбнулась. — Во-первых... — протянула она, приставив кончик своей палочки к виску. — Есть ещё и во-вторых? — нервно усмехнулся Драко и переступил с ноги на ногу. — Это мелочь, — как бы невзначай бросила она. — Сначала удовлетвори моё любопытство. Ты уже несколько дней горбатишься и, значит, натворил что-то серьёзное. За что тебя наказал Слизнорт? Слова ударили точно в грудь. Драко схватился за прикроватную спинку — так, что побелели кончики пальцев. Опять допрос? Мало ему сующейся куда не просят Грейнджер, так ещё и Паркинсон? Прижала к стене своим вопросом. Пусть катится с ним куда подальше! От всплеска магии крайняя утка стукнулась о соседнюю с противным лязганьем, режущим слух. Вызывая новый приступ тошноты. Драко много чего натворил. И если вдуматься, причина того, что он стал вором... что попался, как последний кретин... что стоит сейчас перед кучей абсолютного дерьма... Всего одна. И от мысли о ней хочется взвыть. Запустить в стену первым попавшимся судном. Вторым. Третьим... И пятым. Лишь бы выкинуть из головы «всё кончено». Резко. Неправильно. И... очень больно. До потемнения в глазах. И в голове. Пора выжигать эту фразу калёным железом, поэтому причина сорвалась с губ сама: — За то, что я трахнул Грейнджер. Вот блин, придурок! Зачем сболтнул? И тогда пошла в ход старая тактика: Паркинсон не умнее Макгонагалл. Это сработает. Должно... — Очень смешно, Драко, — Панси надулась. — Я серьёзно, а ты издеваешься. — Ты тоже. Она играючи помахала палочкой, дразня приговорённого к позорному столбу. — Ну, хорошо, — кивнул Малфой. (Да здравствует спасительная ложь!) — Я проиграл пари Блейзу и бродил по Хогвартсу после отбоя. Панси негодовала. И это всё?! — В чём мать родила, — закончил Драко. — Опять поспорили? — глаза Панси округлились. Но смотрела она с недоверием, на что Драко лишь руками развёл. — Вы когда-нибудь повзрослеете? — Давай своё «во-вторых»! — мысленно освободив себя от наказания, Драко бросил тряпку на ближайший стул. — И считай, что это я тоже исполнил. — Рождественский подарок... — Панси вдруг замялась. — Да не тяни ты! — Драко заводился. Зачем эти тупые церемонии? — Я хочу метку. Она не смотрела в глаза, а, как заворожённая, уставилась в окно. Должно быть, представляя себя с тёмным знаком на коже. — Что?.. — еле слышно раздалось в ответ. Паркинсон умела удивить. Причём неприятно. — Не прикидывайся глухим. Я хочу метку, — она ненадолго отвлеклась от прежнего занятия и качнула рукой в сторону Малфоя. — Такую, как у тебя. Только на плече. Как Пожиратель смерти, ты можешь её сделать. Я уверена! — Но зачем? — недоумевал Драко, будто снова ощущая волшебный огонь, выжигающий плоть. Он на секунду зажмурился от воспоминаний. — Зачем тебе это... сейчас?! Она чокнулась? — Я не понимаю, — добавил Драко. — И не нужно. Я всегда смогу сказать, что она у меня давно, — и тут прозвучало некоторое объяснение просьбе: — Мне всегда нравилась твоя тётка. Она была сильной. Её боялись и уважали. Метка — это символ принадлежности к чему-то особенному. И я хочу быть опасной девушкой, — кокетливо прибавила Панси. — А если я откажусь? — Драко чувствовал, что не хочет видеть в Паркинсон даже слабый призрак Беллы. И драить ночные горшки тоже. Мадам Помфри не поскупилась, предоставив Малфою весь свой медицинский «арсенал». — Но ты уже пообещал! — искренне возмутилась Панси. — И я не требую, чтоб ты сделал подарок прямо сейчас. Среди этих, — она поморщилась, — прелестей. Позже... На каникулах. Драко едва заметно кивнул, надеясь потом найти какой-нибудь выход. Да, он может поставить метку. Теоретически. Но, блин, зачем потакать той, кто понятия не имеет о цене такого подарка?! А, похоже, лишь завидует силе Беллатрисы, отрицать которую глупо. Только метка не крутая картинка, она — клеймо. — Теперь я свободен? — Беги, пока я не передумала. Драко заспешил прочь, обернувшись лишь однажды, а Панси, старательно размахивая палочкой, что-то напевала себе под нос. Не прошло и десяти минут, и утки заблестели как новенькие. Но всё равно, с точки зрения Паркинсон, зрелище было тошнотворное! — А где мадам Помфри? — тихий голос словно ударил в затылок. Раздражающе покалывая. Панси обернулась. Тёмный силуэт выступил из-за ширмы и стал... девушкой. Одной из тех, кто вызывает отвращение одним своим появлением. Потому что убога и бестолкова. Под стать своему факультету. — Я ей не нянька! — огрызнулась Паркинсон. — Тебе надо, ты и ищи! Ох, не будите спящего дракона, мисс... — А я пришла не к ней, — голос незваной гостьи внезапно преобразился. Стал каким-то стеклянным и отталкивающим. И от него у Панси бежали мурашки по коже. — Хочешь, — продолжал голос, — я схожу за нашей Поппи к мадам Стебль, потому что колдомедик тебе точно не помешает. Как-то ты, Малфой, изменился. До неузнаваемости, — тянуло поглумиться над бедной жертвой. — Кое-кто будет очень рад такому преображению. Человек сто, не меньше. Когда ты слетишь со своего места! И не рад... Только это будет уже твой папочка, Паркинсон! Работаешь доброй феей? Жажда охоты душила. Почти физически. И злость. Скользкий Малфой опять сбежал! Уполз, как червяк, в свою нору. Или между ног Грейнджер. Ему везло. Просто фантастически везло! Судьба так удачно отправила медичку к мадам Стебль... И соблазн оказался велик. Но ведь успел проскочить, змеёныш! Надо было не мешкать. Как же обидно, что не сцапала его в теплице! Подбросить записку — без малого гениально. Малфой преподнёс себя на блюдечке. Но гнусная, уродливая, похотливая Грейнджер всё испортила! Хотя... Если задуматься, это к лучшему. Иначе б Макгонагалл поймала не двух голубков, а, не исключено, и её саму. Но теперь магия мантии почти исчерпала себя: можешь проявиться в самый неподходящий момент. «Все Уизли — идиоты!» Осторожность. Осторожность. И ещё раз осторожность. Нельзя всё испортить! Осталось совсем немного... — Не забывай, что будет твоё слово против моего. И ещё посмотрим, кому поверят, — рот Панси растянулся в тонкую линию. — Могу поспорить, не тебе. Ты ж шибанутая! Шла бы ты отсюда, тупоголовая, — она не собиралась пасовать. — Пока я добрая. Глаза напротив были слишком близко. Панси отступила. — Так разозлись! — рука гостьи чуть ли не клещами вцепилась в её палочку. Жертва дёрнулась... Но тщетно. — Давай! Этого я и жду. Чувства делают тебя человеком, Паркинсон. Вторая рука сжала шею. — А с плохими девочками всё гораздо проще, — убеждал ломкий голос. — Вы слабые, трусливые, бесполезные тряпки! Полные вкусной ненависти к тем, кто лучше вас! — дрожащими пальцами Паркинсон старалась освободиться от хватки. И почти плакала. — Умнее. Сильнее. Благороднее. Мне противно даже стоять рядом, не то что ощущать всю скудность твоей натуры. Но у меня нет выбора... — Отпусти меня, — оседая, выдавила Панси. Паникуя от внезапной беспомощности. И ужасающей неизвестности. Застывая от страха. — Я всё расскажу отцу... Что ты... ты... — слова примёрзли к языку. «Кто ты?» — Если вспомнишь, — у самых губ. Вот что эта корова-Паркинсон здесь делает? Почему решила поиграть в спасительницу? Она разрушает всё. Пробуждает внутри лютый холод. Такой, от которого стынут слёзы. Не для того прокралась сюда, чтобы уйти ни с чем! — Ничего личного, Паркинсон. Ты сама виновата. Сама... — пальцы сильнее сдавили тонкую шею, обволакивая мозг жертвы мертвенным туманом. И ледяная слеза упала на пол. Всего одна. Зато кроваво-алая.* * *
На Рождество Большой зал преобразился. Зачарованный потолок искрился снежинками, парящими в воздухе, но так и не долетающими до кипенно-белого пола. Вдоль стен возвышались ледяные на вид колонны, тёплые на ощупь, а побеги омелы, оплетающие их, пестрили зелёно-жёлтыми цветами. И это создавало чудесный контраст с четырьмя высокими, украшенными волшебными гирляндами елями. Они сияли разноцветными огнями, каждая в цвет своего факультета, и освещали зал вместе с факелами, горящими необычными синими оттенками. Живой оркестр играл тихую музыку, студенты сновали туда-сюда в маскарадных костюмах, а некоторые просто в праздничных нарядах, гудя и суетясь. — Интересно, почему девчонкам нужно так много времени, чтобы облачиться в одно-единственное платье? — ворчал Блейз, пока Малфой лениво подпирал стену и то и дело косился на главную лестницу, ведущую в Большой зал. — По-моему, это очевидно, — Драко отвёл взгляд, — чтобы у нас возникло желание его снять. Как Панси? Что там сказала мадам Помфри? — Малфой поинтересовался далеко не из вежливости. Он последний видел Паркинсон в сознании и жалел, что сбежал. Целитель из него, конечно, никакой, но так бы он не чувствовал себя должником. — А она не того?.. — забеспокоился Драко. — Вы ведь?.. Вот дьявол! И не знаешь, как произнести слово «беременна». Потому что оно и Панси никак не укладывалось в голове. Ни вдоль, ни поперёк. Она же ещё девчонка! Однако Блейз всё понял. — У неё, кажется, малокровие. Или что-то вроде того... Мадам Помфри выписала ей капли. И между нами ничего не было, чтоб ты знал, — эта тема, судя по всему, расстраивала Забини. Он рывком одёрнул смокинг. — Что со мной не так?! Драко понимал, откуда эти нервы: Паркинсон опять его обломила. По полной. И как Блейз ни старался, целомудрие победило. Вроде и ничего смертельного, но когда желание смешивается с чувствами, ждать сложнее всего. — Скажи-и... — с ноткой отчаяния протянул Блейз. — С чего ты взял, что я тебе в этом помощник? — Драко уставился в пол. Блейз чуть ли не взывал к чувству долга и хоть какому-нибудь совету. — Думаешь, я ей не нужен? Может, послать уже её подальше и забыть? — Плохая идея, — Драко в этом не сомневался. — Это у нас в горизонтальном положении мозг не выше члена. А им подавай волшебный момент... Или больную фантазию! И если Панси пошла в свою кузину, будь готов к весьма неприятным моментам. Я их не потянул, — Драко почти нарушил неписаное правило: не говорить о своих бывших. Даже с друзьями. Они ведь не шлюхи. — Но ты же уломал… — пробормотал Блейз. — Сам-знаешь-кого, — прозвучало нелепо. — Я просто взял своё. Не спрашивая. Я сейчас скажу грубо, но зато ясно: некоторым нужен не раб, а хозяин. Ну, ты понимаешь… — А кто нужен Грейнджер? — неожиданно спросил Блейз. Одолело любопытство. И ответ очевиден: — Герой. Но это не Драко. И тут он замер. На лестнице в насыщенно-голубом платье, соблазнительно изящная и далёкая, стояла Грейнджер... Немым приговором. Всё тело, как и сознание, расщепило надвое: — Я убью её, — почти неслышно шепнули губы. И застыли подобно дыханию. Потому что к её прекрасному лицу приковывала не маска, а... повязка. Полупрозрачная, почти не скрывающая глаз, она бросала вызов. Драко показалось, что Грейнджер чуть склонилась вперёд, на мгновенье встретившись с ним взглядом. Новая дуэль началась. _______________________________________ http://www.pichome.ru/image/dUp — иллюстрация к главе). Отчасти.