Андрогин

По пути мы не обмолвились и словом – да что уж там, мы даже шли поодаль друг от друга. Я глотал прохладный воздух, обжигавший легкие, и исподлобья наблюдал за андрогином: его походка была чуть покачивающейся – видимо, испарение наркотика из крови делало свое; руки он усердно прятал в карманы и трясся, словно продрогший котенок. Еле сдерживая себя от желания нагнать и укрыть его чем-то, я плелся сзади, будто это он вел меня к себе же домой, а не наоборот. Он успел забавно чихнуть несколько раз, пока мы сокращали расстояние от больницы до моей скромной обители, и я не удержался от улыбки. *** - Почему именно такой цвет? – первым делом прозвучал вопрос, как только мы зашли в квартиру. Брайан окидывал оценивающим взглядом обои оливкового цвета с бежевыми вкраплениями. Вот уж не представлял, что буду обсуждать такую малозначимую деталь. - Честно, ремонт остался еще от прежней хозяйки, а у меня попросту не было ни лишних денег, ни желания, чтобы что-то менять здесь, – признался я, рассеянно блуждая пальцами по волосам. Брюнет неслышно усмехнулся и разулся, робко оставшись на том месте, на котором стоял; невооруженным глазом было видно, что его неслабо трясет, но он не подает признаков слабости, стойко держась на ногах. В окружающем нас пространстве парили напряженные завитки духоты. На пару мгновений я даже отключился и не сообразил, что надо уже сделать что-либо, чтобы мой гость не чувствовал себя скованно. Но, “очнувшись”, я откашлялся и скромно пробормотал: - Проходи, не бойся. И тогда Брайан прошел в мою единственную, но просторную комнату, а я поспешил следом, изучая его реакцию. Андрогин остановился посреди четырех стен и уставился на мой любимый инструмент – Gibson ES-175. - Ты еще и музыкант? – удивленно вопросил он. - Не то чтобы…я преподаю уроки гитары в музыкальной школе для детей и подростков, – замялся я, опустив голову и безучастно пялясь на пыльный ковер. - Не пробовал податься на сцену? – продолжая терроризировать взором гитару, поинтересовался брюнет. - Было дело. Но это так, развлечение в старших классах и университете, – промямлил я и подошел к парню ближе. Внезапно обернувшись на меня, брюнет кивнул в сторону гитары: - Можно? Я поначалу не сразу вник в суть вопроса и прирос к полу. - Кажется, я лет пять не касался струн, – он как будто прочитал мои мысли и пояснил свое спонтанное желание. - Конечно, – позволил ему я и улыбнулся. Наблюдая за каждым движением Брайана, я все больше увлекался и забывался – полностью сосредоточившись, он плавно расположил гитару в руках и неожиданно опустился на пол в позу лотоса. На глаза его спадали угольные локоны, а губы смыкались в тонкую линию, слегка подрагивая от грузного дыхания. Я не мог прочитать выражение его лица – лишь напряжение, исходящее изнутри; зато язык тела отчетливо давал понять, что обладателю его нездоровится. Задумавшись, я не сразу заметил, как андрогин без стеснения задрал рукава и тонкими пальцами заскользил по грифу, легонько зажимая знакомые лады. Удивительно, как сильна тактильная, слуховая и визуальная память. Его робкие перебирания струн с каждым новым аккордом превращались в пробуждающиеся после долгой спячки мастерские рефлекторные вибрации. В его руки идеально вписался образ гитары; он прикрыл глаза, запрокинул голову и глубоко вдохнул, будто пытался уловить ностальгический запах музыки. Сначала ноты были неразборчивыми, врассыпную разлетались по комнате, но вскоре до моего сознания донеслись до боли знакомые связные аккорды – Брайан начал исполнять песню “New Dawn Fades” группы Joy Division. Мое лицо озарила приятная улыбка, и я неторопливо приземлился перед андрогином. Казалось, пальцы его живут отдельной жизнью. Он покачивался в такт мелодии, и теперь я разглядел, как мышцы его лица расслабились. Когда брюнет запел, – еле слышно – сердце мое остановилось, клянусь: голос парня пронзил кору головного мозга, электрическими зарядами стреляя по вискам. Гипнотический тембр задевал каждую жилку, одурманивающий и сексуальный. Я внимал одному за другим его певческому слову и движению во время песни. Строки выходили столь изящными; струны звенели под давлением умелых подушечек его пальцев. Меня заворожило это немое представление. Неописуемо. - Я так скучал, – блаженно вздохнув, с долей печали произнес Брайан, после того как закончил играть. Он не смотрел на меня, хотя я находился перед ним на ковре; он, быть может, и говорил вовсе-то не со мной, а с собственными мыслями. Погладив гриф и невесомо постучав по деке, андрогин отложил инструмент и замолчал, глядя перед собой; с моим напористым взглядом он избегал встречи. - Почему ты забросил музыку? – сорвалось с моих губ. Сердце не прекращало бешено колотиться после прекрасного исполнения одной из любимых песен. Брюнет, подавленный и озадаченный, обратил на меня внимание. - Я разбил свою гитару, навсегда покончив с этим. Музыка не спасла бы меня, – пробормотал он, явно не желая затрагивать больную тему. Я потупил взгляд, не находя ответа – это было бы лишним, полагаю. Вновь пространство погрузилось в молчание. Брюнет рассматривал свои руки, а я все еще прокручивал его слова о музыке в голове. И только спустя n-ное количество времени я соизволил нарушить тишину, почему-то дико занервничав, заламывая пальцы: - Думаю, тебе стоит принять душ, а я пока приготовлю что-нибудь поесть. - Ты не обязан так печься обо мне, – андрогин смерил меня неоднозначной ужимкой, поднялся с пола и направился к стене, на которой располагалась доска с коллекцией виниловых пластинок, доставшаяся мне от папы – вот то, чем я поистине гордился. Я даже не поленился накопить нужную сумму для приобретения усовершенствованной грампластинки, и теперь мог наслаждаться виниловым звучанием сутки напролет, если для того было время. - Но я хочу, – отрезал я и сразу же заткнулся, чувствуя себя виноватым, причем без видимой причины. Брайан не ответил – он уветливо провел пальцами по пластинке Дэвида Боуи, после чего перебрался на соседний диск Игги Попа, а остальные окинул мельком, восхищенно приложив ладонь к ладони, и в молитвенном жесте приставив их к губам. - Я поищу тебе одежду в своем бардаке, не волнуйся. А с себя все сними – я закину это в стиральную машинку, – добавил я, в надежде услышать хоть что-то от него. - У тебя отличный вкус, Стеф, – выпалил Брайан. Слух шелковисто зарезало от того, как он сократил мое имя. – Где, говоришь, ванная? – как ни в чем не бывало уточнил брюнет. Манера его общения поражала своей необыкновенностью. Он не был таким, как остальные; он пребывал где-то в своем мире. Руки и ноги его непрестанно дрожали, что не могло не пугать. Отправив гостя в ванную, предварительно откопав в шкафу бесформенную серую футболку и просторные клетчатые домашние штаны в придачу с махровыми тапочками (даже не сомневаюсь, что его хрустальное тело утонет в моих одеяниях; несостыковка в росте у нас более чем велика), я пошел на кухню колдовать над едой. Только сейчас я узнал, сколько времени – большая стрелка настенных часов едва переваливала за 14:00. В музыкальной школе мне надо быть в четыре часа – сегодня только одно занятие с подростковой группой, так что у меня еще уйма времени для того, чтобы накормить Брайана и перекусить самому. *** - Стеф, у тебя есть аспирин? Я чуть было не выронил нож, измазанный арахисовым маслом, от неожиданности. Обернувшись, я обомлел – передо мной стоял Брайан, содрогающийся то ли от холода, то ли от немного другого ощущения. Он был бледен как смерть, мокрые волосы застилали лоб и щеки, прилипая к шее; обнаженная кожа рук выдавала всю “красоту” его исколотых вен – врачи даже не удосужились наклеить пластыри на синюшные дыры. Андрогин переминался с ноги на ноги, придерживая слишком широкие штаны, а глазами судорожно бегал по кухне, словно готов был наброситься на кого-то. Молча подойдя к ящику со всяким хламом вперемешку с аптечкой, я достал оттуда нужные таблетки, налил в прозрачный стакан воды из-под крана и любезно протянул брюнету, который, не выдержав приглашения, самостоятельно добрался до стула и с грохотом плюхнулся на него. Жадно проглотив пилюли, он благодарно кивнул и прошептал: «Спасибо». - Держи, – убрав все лишнее со стола, я поставил перед гостем тарелку с кремовым грибным супом, простенький овощной салат и хлеб с арахисовым маслом на десерт. Андрогин пробубнил что-то себе под нос и схватил ложку, зверски приступив к поглощению супа. Мне было жалко на него смотреть – таким голодным он выглядел, словно не питался нормально уже далеко не малый срок. Это чувство, чувство, перед которым уже нельзя было устоять, одолело меня – не вытерпев, я дотронулся до его плеча и чуть погладил, ободряюще и заботливо, и практически сразу отпустил его. Брюнет не среагировал, но все же, расправившись с порцией супа, поднял голову и вцепился в меня взглядом. Говорят, глаза – это зеркало души. Так вот, душа Брайана – потёмки. Но глаза…глаза это нечто настолько выразительное, настолько пронизывающее, настолько манящее. Миндалевидная форма, приятный серо-зеленый цвет, длинно-ресничное обрамление – это описание его глаз, каких я никогда в жизни прежде не видел. Как и голос, глаза его гипнотически действовали на сознание, зовя за собой в пучину. Ресницы его задергались от частых морганий, как искристый взмах крыльев охристого колибри. - Очень вкусно, – дрожащим голосом изрек андрогин. – Можно еще аспирин? Вот теперь мне не на шутку стало страшно. Я испугался за него: на лбу проступили капли пота, а руки затряслись так, как если бы тело его было эпицентром землетрясения. Зрачки его ошарашенно крутились по всем сторонам света; а аппетит все еще был зверским, как только он набросился на миску с салатом, пережевывая его вприкуску со сладким бутербродом. Аспирин здесь не поможет, глупый. Какой же ты глупый, андрогин.