Андрогин

Густая темень парила за нами по пятам, наступая на наши тени и подгоняя тела несносным ветром. Не выпуская заледеневшие пальцы андрогина из ладони, – к слову, я дал Брайану надеть свои перчатки, но и это не особо помогло ему избавиться от постнаркотической тряски – я вел его к себе домой. Он даже не сопротивлялся, смирившись с моей настойчивостью и цепкой хваткой, и молча следовал за мной – я и сказать-то толком не мог, куда мы идем от вломившегося в грудную клетку волнения, но парень однозначно и сам все понял. Голова брюнета была опущена, словно он выискивал ответы на извечные вопросы, глядя под ноги; а дрожь продолжала усиленно отыгрываться на его тонких конечностях. Мое решение привести андрогина домой вновь было осознанным поступком; наше знакомство перешло на новый лад, после того как он в буквальном смысле вывернул душу наизнанку передо мной. Обманывать самого себя не моя прерогатива, впрочем, как и отнекиваться от лежащих на поверхности фактов. Мне небезразличен этот человек, медленно плетущийся рядом со мной; стоит попробовать помочь ему… еще раз. Да, считайте меня алогичным психом, но я не брошу этого парня. Ни за что. Естественно, зависимого человека просто так не оттащишь от той самой “зависимости”, как и из-под носопырки сладкоежки не умыкнешь шоколадное лакомство, – но я по-прежнему не теряю надежды. Биться до конца – исключительно верный ход; каким бы слабым ты ни был, сдаваться непозволительно. Сдаться – значит умереть, уничтожить себя морально, превратиться в овощ и надругаться над собственной душой. Этого чувства не объяснишь никакими высокопарными эпитетами – это равносильно тому, как быстро развивается привычка. Так и у меня возникла острая необходимость быть в ответе за жизнь черноволосого паренька, отчасти. Я не могу отшвырнуть его от себя и оставить умирать на черствых прослойках мерзопакостной заасфальтированной жижи. Я признался Брайану в том, что он мне… нравится. Под этим словом я не подразумевал ничего неблагоразумного. Это не являлось фальшью, потому как андрогин действительно нравился мне. С самых первых секунд нашей встречи на крыше его образ засел под толстыми стенками черепной коробки, постепенно въедаясь в слизистые оболочки, просачиваясь глубоко внутрь, добираясь, в конце концов, до неизученной учеными субстанции по имени Душа. Та самая неосязаемая емкость, которая, если верить словам, весит двадцать один грамм*, и которая хранит в себе все твои загадки, щекотливые мыслишки, необъяснимые чувства и смесь биологических молекул, образующих отнюдь не лицеприятное зрелище хаоса в твоей голове. Иронично: он зависим от химического соединения, превращающегося во время реакции ацетилирования морфина в белый кристаллический порошок; а я, выходит, стану зависим от…? …Реакция необратима. Все так чертовски символично, не правда ли? *** Демонический гул ветра проворно проникал в комнату через открытое окно, – необходимо было проветрить душное пространство – и я поспешно закрыл фрамугу. Андрогин расхаживал около металлического стеллажа, рассматривая мою необъятную коллекцию книг; я же стоял как вкопанный в дверях, боясь пошевельнуться, не желая спугнуть пробудившийся интерес парня. За неимением достаточной смелости обнять его со спины за плечи и простоять так вечность, я беззвучно наблюдал за его осторожными движениями – Брайан старался сдерживать дрожь в руках, чтобы не уронить стеклянные фигурки в форме нотных знаков, украшающих пыльные полки. Это стало моим своеобразным хобби – именно ноты из стекла удавалось откапывать в самых редких магазинах на последние деньги, и это была не только “сувенирная традиция”, но и дань моей любви к Музыке. - О, как я люблю Оскара Уайльда! Когда-то упивался его произведениями, распластавшись на полу с бутылкой вина в руках, – воодушевился Брайан, отыскав среди ярких переплетов на четвертой полке снизу сборник классика английской литературы. – Как-то раз даже мы с Келом были в баре, а я изрядно наглотался виски и, вскочив на барную стойку, громко стал вещать стихи Уайльда для Кела, ты представляешь, – он мечтательно вздохнул, вспоминая былые времена. Мне на душе стало так грустно, оттого что андрогин так мучился, не только физически, но более того и душевно. В то же время я поражался, как много схожих предпочтений у нас имеется с брюнетом. Музыка, книги… - Я зачитаю тебе самый любимый отрывок из одного стиха, если ты не против? – гость повернулся в мою сторону, не поднимая взгляда, открыл нужную страницу и, аристократично придерживая книгу, повысил голос:

«For, sweet, to feel is better than to know, And wisdom is a childless heritage, One pulse of passion---youth’s first fiery glow,--- Are worth the hoarded proverbs of the sage: Vex not thy soul with dead philosophy, Have we not lips to kiss with, hearts to love and eyes to see!»**

Что сказать, я обомлел. Его голос, настолько прекрасный, загипнотизировал мой разум, оковывая чарующей интонацией наркотического оттенка. Мне казалось, что я способен определить по горловым вибрациям горьковатый привкус его голоса. Завораживающе. Каждая буква, слетавшая с кончика языка брюнета, разносилась по комнате, зависая в воздухе и проигрывая звуки, напоминая о своей неповторимости. - Очень красиво, – среди нескончаемого мысленного потока и сумасбродных эмоций я сумел раздобыть такую жалкую, банальную похвалу. Стыдно. Брайан сверкнул на меня неоднозначным взором исподлобья и, ухмыльнувшись, поставил книгу на место, между томами Кафки и Бальзака. - Пойду, заварю чай, – время было позднее, додумался я и предложил в кои-то веки андрогину что-то разумное и стоящее. Честно сказать, меня окутала экзальтированная дымка, и я со стороны, по всей видимости, смотрелся весьма удручающе – раскрасневшиеся щеки и затуманенный взгляд, прикованный к такому бледному лицу на расстоянии нескольких размашистых шагов. В невидимых звуковых волнах, исходящих из уст Брайана, я затерялся окончательно, позабыв не только о времени, но и о своем местонахождении. - Можно мне в душ? – спросил мой гость, переминаясь с ноги на ногу от зудящих ощущений грядущего наркотического танца, губительного и умертвляющего клетки организма. Меня как током ударило от неловкости, ведь я напрочь забыл предложить ему элементарную водную процедуру после долгого скитания по озябшим улицам. - Господи, Брайан, конечно, я… извини, задумался, – виновато покачал головой. – Полотенце найдешь на полке в душевой кабине, а одежду сейчас дам, минуту, – я кинулся к шкафу и выудил оттуда белую футболку с логотипом кофейни Starbucks (мне подарили сию вещь как постоянному клиенту) и тканевые спортивные штаны (в которых он вновь утонет). – Держи, – протянув парню вещи, я незаметно улыбнулся, на что он тихо поблагодарил меня и направился в ванную. Мне лишь оставалось проводить его обеспокоенным взглядом и отправиться на кухню для приготовления хоть какого-то подобия позднего ужина (очень позднего, судя по стрелке на часах, колеблющейся между цифрами “два” и “три”). Пока андрогин приводил себя в порядок, – шум воды раздавался по всей квартире, невзирая на плотно закрытую дверь в ванной – я занимался готовкой: имбирный чай, оставшаяся со вчерашнего холостяцкого ужина жареная курица, салат из огурцов и помидоров, а также я насыпал сырных крекеров в глубокую миску на десерт. Спать вовсе не хотелось. Разве уснешь здесь? К счастью, еще один выходной был на руку. В суете собственных размышлений я не сразу заметил, как Брайан появился в дверях кухни, одетый в широкие штаны и махровый серый халат, а на босых ногах его болтались синие шлепки, которые он наверняка нашел в ванной под раковиной. - Стеф, я твой халат позаимствую, ладно? Мне холодно, – дрожащим голосом произнес парень и уставился на меня стыдливым взором. Глупый. - Чего ты спрашиваешь? Безусловно, носи! – вскликнул я, не ожидая от себя такой резкой смены громкости тона. Покачиваясь и без конца потирая нос, с отстраненным видом гость ступил за порог кухни и продвинулся к стулу. Меня смутило покрасневшее пятно, обрамляющее его ноздри. Присев за стол, он засмотрелся на тарелку с аппетитным содержимым. Волосы его, мокрые и блестящие, – частички мыльной пены остались на некоторых прядках – были зализаны на затылок, и теперь его лицо предстало передо мной во всей красе. Внезапно брюнет чихнул и надрывно захохотал, давясь слюной. Сердце мое заклокотало так, будто отбивало похоронный марш – на верхней губе парня после чиха объявилась сыпучая белая дрянь, похожая на муку издалека. Я примостился рядом, с шумом отодвигая стул, и придвинулся к андрогину, пронзая его шокированным взглядом. - Брайан, что это…? – прозвучал вопрос из разряда ненужных – когда ты в курсе ответа, но все-таки до последнего надеешься, что твои домыслы неправдивы. Он рассмеялся, снов и снова. - Ха-ха, Стеф, успокойся, это всего лишь “снег”***, – процедил он, усмехаясь надо мной. – Знаешь, как сложно продержаться без этого дерьма, которое поддерживает во мне гниющую вереницу жизни? – Брайан протер нос и глубоко вдохнул, избавляясь от оставшихся порошочных частичек. Покачав головой, я вцепился в горячую кружку чая и старался больше не доставать брюнета с расспросами. Меня на какую-то секунду одолела не столько жалость, сколько злоба. Но… черт, чего стоило ожидать? Что он с радостью избавиться от пагубной привычки, приюти я его у себя? Это требует времени. Много. Очень много времени. Заливистый смех Брайана все еще трещал в ушах, хотя он прекратил это дело еще несколько минут назад, накинувшись на курицу и салат. Все еще голоден… голоден до умопомрачения и лютой жадности. Я в свою очередь не притронулся к еде – ни капли не лезло в горло, не считая спасительных ноток чая, омывающих гланды имбирным теплом. - Спасибо, Стеф, – андрогин прервал мой уход в себя искренним словом. Как медом по языку. Молча, без лишних телодвижений, я поднялся с места и, обойдя вокруг Брайана, приобнял его со спины за хрупкие, узкие плечи. Позволил себе такую смелость, о которой подумал еще в комнате. Просто объятие, – непокорное, незыблемое, почти невесомое – значившее гораздо больше, чем сотни тысяч слов. --- 1 Доктор Дункан Макдугалл взвешивал пациентов, находящихся при смерти, до и после последнего вздоха, пытаясь доказать, что душа материальна и можно даже узнать её вес. На самом деле, результаты этих исследований были довольно противоречивы, но мысль о том, что душа человека весит ровно 21 грамм, прочно закрепилась в умах обывателей. 2 Ведь ты же видишь: страсть сильнее знаний, А мудрость — не дорога, а тупик; Зов юности важнее и желанней, Чем притчи самых сокровенных книг. Что пользы размышленьям предаваться, Сердца даны нам, чтоб любить, уста — чтоб целоваться. (отрывок из стихотворения О. Уайльда «Пантея») 3 Кокаин на сленге наркоманов