Андрогин

Перед глазами струились радужные блики, отщепленные от солнечных лучей. Ресницы подрагивали – погода была на удивление теплой, несмотря на веяние мягкого ветра, опаляющего своими частичками кожу. Городская суета сдала свои позиции, уступая место спокойствию и безмятежности выходного дня. Цветочные ароматы вперемешку с травяной свежестью въедались в нос – еще не все вокруг осень успела разукрасить в пестрые тона, полотно природного мольберта не заполнилось до конца. Мы с андрогином неторопливо шли по мощеной дорожке, держась за руки; мой спутник был слаб, и мне не хотелось, чтобы от резкого наполнения легких кислородом он потерял сознание, распластавшись на камнях. Немноголюдная улица радовала глаз своим гостеприимством в виде многочисленных кафешек, из-за открытых нараспашку дверей которых лились звонкие мелодии – самым распространенным, что можно было услышать здесь, являлся джаз: конечно, ведь сам маэстро джаза, Луи Армстронг родился в Новом Орлеане, а на этой улочке он слыл частым гостем. Бурбон-стрит – центральная улица Французского квартала – вот куда я привел Брайана. Старейший квартал, благоухающий отголосками и частичками французской истории: узкие улочки, стук колес красных трамваев; выкрашенные в разные цвета дома с огромными балконами без стекол, – и каждый неповторим – напоминающими небольшие веранды. Атмосфера перемещает пешеходов в девятнадцатый век, превращая каждого в героя ретро-фильма. Андрогин смотрел по сторонам, изучая красоты данного места, а когда мы проходили мимо антикварного магазина, он приостановился и задержал взгляд на витрине, полной фигурок джазовых музыкантов и фарфоровых миниатюрных сувениров. Отпустив мою руку, он приложил ладонь к стеклу и опечаленно вздохнул – его губы безмолвно подрагивали, выпуская невидимый пар. Подобно брошенному на произвол судьбы зверьку, Брайан всматривался в каждый антикварный сувенир, будто искал частичку прошлого – или же дивился красоте работ мастера. «Кел грезил о том, что однажды накопит кучу денег и скупит половину этой витрины… – мечтать бессмысленно, если спускаешь в водосточную канаву все свои желания и мечты, оставляя лишь в дыре памяти их безликие тени» – тихо произнес он, судорожно заламывая пальцы, и попятился назад; расстроенно взглянув на меня, парень последовал дальше. Сумрачные раздумья окутали мой разум – редкие, но такие значимые слова Брайана озадачивали и вспарывали душу скальпелем, одаривая таким пронзительным холодным светом. Его уста произносили фразы, имеющие свойство обжигать сердце, проникая через легкие внутрь воздушно-капельным путем. Я задумался о своих мечтах; все они просто существовали в голове, не обладая особой весомостью, но одна из них все-таки долго покоилась в недрах подсознания, та, которую я выкраивал и лелеял не первый год. Собственный магазин виниловых пластинок – вот то, ради чего стоило бороться (помимо работы с детьми, без которой я не представлял жизни). Увековечить любовь к музыке, расширить коллекцию альбомов гениев различных жанров, поделиться с такими же почитателями ретроспективного оформления и звучания своими вкусами. Магическим образом слова Брайана повлияли на меня – действительно, разве позволительно упускать мечты, если в твоих руках есть все для ее осуществления? Глоток воздуха как роскошь. Блики, отражающиеся в глянцевой поверхности витрин, как напоминание о непревзойденном чудодейственном эффекте солнца. Ноги сами несли меня за брюнетом, который не торопясь брел мимо проносящихся людей, не замечая при этом никого и ничего, кроме своей тени. Отчего-то я был уверен, что ему приглянется столь сказочный квартал, даже если приходилось бывать здесь не раз – с появлением андрогина мой мозг стал провоцировать неожиданно много спонтанных желаний. Улочка постепенно сужалась, а унисонный звук наших шагов заглушался нарастающим порывом ветра – меж кирпичных строений кипела жизнь бродяг; обрывки хлопчатых тканей болтались на плечах одного из них, – краснолицего с густыми бровями и широким носом – заменяющие ему роль жилетки. Старик сидел на грязной подстилке и хмурился от бьющих по зрачкам частичек света, что-то недовольно бормоча себе под нос, а в закутанных рукавами кулаках удерживал алюминиевую кружку. Он продолжительно закашлял в завернутый на шее поношенный красный шарф, и вскоре поднял взгляд на нас – вскинув бровями, оглядывая то меня, то Брайана. Подойдя ближе к ссутулившемуся мужчине, я достал из кармана пальто пять четвертаков* и, нагнувшись, кинул серебряные монеты в кружку. Звонкий стук отчеканенных монеток эхом разнесся по мизерному пространству, ударяясь об алюминиевые стенки. Андрогин поднял на меня взор – эмоции на его лице совершенно не читались благодаря отрепетированному умению скрывать чувства. Я молча взял его под локоть, призывая идти дальше, на что он кивнул и двинулся вперед. «Спасибо» – прохрипел старик, как только мы отошли от места его ночлега; чуть обернувшись, я увидел безгранично добрую улыбку на его губах – он взял один четвертак и, щелкнув пальцами, подбросил его в воздух и после ловко поймал, помещая все в тот же полупустой сосуд. Весь наш путь сопровождался молчанием – и молчание это было поистине золотым, ни к чему не обязывающим. Мы не нуждались в словах, как и птицам не требовались частые чириканья, чтобы связаться с собратом. Выйдя по узкому переулку на большую дорогу, мы повернули к площади Джексона. Гораздо больше народа присутствовало здесь – все сновали туда-сюда с фотоаппаратами в руках, радостные возгласы детей распространялись на положительный настрой всех прохожих – маленькие ручонки тянулись к подолам юбок и пальто мам, а голоса трезвонили о скорейшем движении дальше, на небывало-живописную равнинную местность. На горизонте показался грандиозных размеров архитектурный шедевр – прямо у площади возвышался собор Святого Людовика, поражающий своим благолепием – базилика, состоящая из трех нефов – величественное белокаменное сооружение с тремя башнями, соединенными между собой с продольных сторон. Внушительных размеров деревянные двери в виде арок находились между монументальными колоннами, а практически на самом верху центральной башни располагались старинные часы с циферблатом из римских цифр. Витражные окна, украшающие фасад собора, потрясали художественностью и великолепием, даже если браться за их рассмотрение издали. — C’est la manie!** — резко воскликнул Брайан и уставился на изумительное здание. Надо сказать, я весьма удивился, услышав реплику на французском языке. Элементарные фразы я понимал, потому как пришлось ознакомиться с азами этого языка в учебные годы. Проследив за восторженным взглядом парня, я поинтересовался, не отрывая глаз от витражей: — Ты знаешь французский? — Отчасти да, — из его уст вырвался короткий ответ. — В детдоме была библиотека, и я проводил там большую часть времени, самостоятельно копаясь во всевозможных учебниках и книгах – вот и приглянулся мне необычайной красоты язык, — завершив мысль, Брайан провел ладонью по развевающимся на ветру прядкам и ступил далее. К собору вела гравийная широкая тропа, по бокам которой располагались прежде зеленые, а сейчас, в связи со временем года, низкорослые деревья с пожухлыми листьями, окрашенными в грязновато-оранжевые и коричневые цвета. Гладкий газон был усыпан пожелтевшей листвой – ветер разгонял листочки по сторонам, подсылая их нам под ноги. В центре перед зданием размещался памятник генералу Джексону – фигура его застыла в виде скачущего на лошади и держащего в руках двууголку***. Историческую атмосферу прибавляли ко всему художники, занимающие удобные места с мольбертами возле памятника, дабы изобразить произведение архитектурного искусства, а также и самого генерала Джексона, покрытого бронзой. Подойдя совсем близко к собору, мы остановились, и Брайан вымолвил: — Как быстро летит время, — задумавшись, он тяжело вздохнул. — Когда-то с Келом мы здесь праздновали Марди Гра^. На этой площади было карнавальное шествие, много игр и танцев и, конечно же, не обделили нас и блинами, — усмехнулся и потер лоб и глаза рукой, как обычно это бывает при сильной усталости. — Я люблю это место. Создается впечатление, что оказываешься в другом столетии без вмешательства машины времени, — я поделился своими мыслями с брюнетом, и впервые это было похоже на человеческий диалог, без примеси философичности. На губах Брайана проступила заметная улыбка, давшаяся ему с трудом – боль в мышцах и костях от воздействия наркотической смеси никуда не испарилась. По-видимому, действие порошка подходило к концу – значит не за горами агоническое состояние. Ему, так или иначе, понадобится новая доза, если учесть, что меня он не послушает, но… что тогда? Стоит забыть об этой проблеме хотя бы сейчас, в те мгновения, когда я хоть каким-то образом смог осчастливить страдающего парня, приведя его сюда, в самую известную часть города, богатую историей и изобилующую французским акцентом. *** Целый день мы гуляли по площади, бродили по улицам Французского квартала, даже в итоге посетили собор Святого Людовика, чтобы восхититься красотой витражных стекол изнутри. Как раз во время нашего пребывания в соборе, там проходила экскурсия для школьников, и было довольно интересно послушать рассказы, повествуемые экскурсоводом, хотя из курса истории я, безусловно, знал, как и при каких обстоятельствах соорудили храм. Под вечер на улицах зажглись газовые фонари, а на площади развернулся концерт начинающей джаз-группы. Мы немного побыли в кафе; испробовали вкуснейшие круассаны, багет с луковым вкусом и сырное фондю. Французская кухня присутствовала в каждом заведении этого квартала как неотъемлемая часть напоминания об историчности Бурбон-стрит. Андрогин почти ни к чему не притронулся – лишь поклевал хлеб и выпил приличную порцию какао. Он выкурил несколько сигарет, прикладывая одну за другой дрожащими пальцами к губам, и не проронил ни слова, кроме благодарности в мою сторону за угощение. А я в свою очередь периодически бросал мимолетные взгляды на него, пытаясь найти нечто новое в лице – его лик магнитом притягивал к себе. На обратном пути, покинув Французский квартал, мы свернули на знакомую улицу на пути к моему дому. Всю дорогу Брайан нервно чесал руки, стараясь это делать как можно незаметнее для меня – но, как ни старался скрыть, я все видел. К горлу подступил ком, и словно удушье сковало глотку; я крепко взял андрогина под руку и потихоньку повел дальше. Когда мы проходили мимо неосвещенной арки, я заметил высокого парня, прятавшего голову в капюшон. Что-то мне подсказывало, что он не обойдет нас стороной. — Эй, Молко, — грубый голос эхом раздался в чернеющем под покровом ночи пространстве. Брайан поднял голову и резко дернулся, высвобождаясь из моих объятий. Незнакомец не сходил с места, опершись локтями на кирпичную стену, а правую ногу он согнул в колене и тоже подпер ею устойчивую поверхность. Из-за капюшона лица его разглядеть не было возможности, но андрогин похоже узнал парня по голосу. — Стеф, я отойду на минуту, — выпалил Брайан и стремительно покинул мое общество. Я неподвижно стоял и пронзал взглядом разворачивающуюся картину: незнакомый парень слишком близко придвинулся к брюнету, придерживая его за предплечье и что-то усердно рассказывая, после чего послышались едкие смешки – незнакомец вложил что-то в ладонь Брайана и грубо притянул его к себе, мерзко проведя языком по кромке уха. Меня передернуло, и я еще больше прирос к месту, на котором стоял. — Идешь? — мгновенно подлетев ко мне, спросил андрогин. Я заморгал, не осознавая происходящее, но все же двинулся дальше, придерживая парня за плечи. Не было смысла и сил узнавать, что только что произошло, и кто тот парень – в любом случае Брайану незачем передо мной отчитываться, я же по-прежнему никем ему не прихожусь. Как будто он собственноручно запрограммировал себя на деструктивность. Яркий свет луны озарял наш путь, а тусклые мерцания фонарей теряли свое предназначение, уступая природе ночного неба. Брайана трясло, и он все более тесно прижимался ко мне. Сказка превращалась в реальность… реальность, несущую в себе несоизмеримые с иллюзиями трудности.