Wild

- Я должен был сразу прийти к тебе, да? - звучит за спиной несчастный голос. Лектер останавливается, уже касаясь рукой перил, но не оборачивается. - Да. Должен, - и делает шаг вверх по лестнице. По правде, он немного обижен на Уилла за то, с какой лёгкостью он отстранил его от своей жизни из одного только намёка, даже не самого страшного. - Прости. Это было бы по-взрослому: просто подойти и спросить. Но это ведь личное, да? А я не очень-то умею... или хочу... и ты ведь никогда не говорил о чём-то настолько личном! Ганнибал возвращается в гостиную. - Если бы ты спросил, я бы ответил. Честно ответил. Ганнибал чувствует себя очарованным. У него пульс подходит к критической отметке, а сенсоры слетают с катушек от вида Уилла, по которому он втайне скучал. Он заставляет себя говорить, но понимает, что голос далёк от профессиональной сухости. Он становится урчащим... уговаривающим. - Уилл. В этом и иных вопросах я обещаю тебе абсолютную честность. Ты можешь спрашивать, и это не нарушит ничего! Мужчина выглядит возбужденным и заинтересованным, когда встряхивается как собака и собирается с мыслями. Ганнибал спокойно ждёт, заинтересованный, в какой форме будет задан основной вопрос. Как оказалось, в деле откровенных разговоров Уилл – новичок. - Так, ну… и… в общем, то, на что намекала Фредди – правда? – спрашивает он и задерживает дыхание. Ганнибал видит возможность. И внезапно идея с камин-аутом начинает казаться ну ооочень хорошей. Он тянется вперёд якобы-случайно задевая ключицу Уилла рукой, отчего тот задерживает на секунду дыхание. Его пальцы мягкой лаской проходятся по лежащему на коленях Уилла альбому, очень, просто очень близко к его бёдрам, пролистывая несколько глав назад, в раздел Древней Греции. Интимный момент, когда они вместе опускают взгляд на превосходную детальную фотографию метателя диска, грозит разорвать ему сердце. Наступает момент истины или безупречной гармонии, когда они смотрят всё ещё с разных точек зрения, но так похоже облизывая глазами целомудренную обнажённость. Далее наступает очень тонкий момент, когда Ганнибал поднимает глаза, безмолвно любуясь картиной гораздо прекраснее той, что в альбоме: Уилл, в его доме, с открытым ртом рассматривающий обнаженное тело греческой скульптуры, который видит: безупречные, отлитые из камня с заботливостью и восхищением мышцы рук и ног; прекрасное, вытесанное в муке и усердии лицо с профилем, который хочется ощутить пальцами; мягкие, спокойные гениталии, открытые безумному постоянному взору толпы. Уилл сглатывает. «Ну же, листай дальше». И он листает. Неторопливо, вдумчиво, касаясь чуткими пальцами листов с самыми интимными подробностями, он безошибочно попадает под влияние откровенной мускусной красоты мужчины. Его зрачки расширяются, а дыхание становится ощутимым. У Ганнибала наливается эрекция и, понимая очевидную безнаказанность наблюдения, он смотрит на штаны Уилла, в которых сладостно тяжелеет член, который он так хочет. Сейчас можно было бы опуститься на колени, изящно ставя себя в позу покорности между столиком и Уиллом, расстегнуть ширинку и обласкать его член настойчиво, но долго, смаковать бархатную головку, нажимать на выпирающую венку, обнимая ствол ладонью. Это было бы так чертовски прекрасно. - Мне нравятся, - тихо делится Ганнибал, - и женские тела, полные ласки и мягкости, и мужские. Они тоже прекрасны, Уилл. Они способны дарить наслаждение, поскольку точно знают, чего телу хочется на самом деле. Ганнибал присаживается обратно на кресло. Он наблюдает за тем, как заворожен, покорён, пленён Уилл самой идеей быть под кем-то. Это читается в его теле, в его напряженных мышцах, в его сбитом дыхании. У него зрачки поглощают радужку, и нужно быть очень близко, чтобы рассмотреть это. - Мужское тело не хрупкое, совсем не изнеженное, оно полно силы и гордости, усмирить которую - недоступное наслаждение. Уилл, мужские стоны - это признание в поражении, неохотные и сдавленные, всегда сквозь сжатые зубы, это игра в насилие. Очень тонкая игра, в которой жертва условно признаётся проигравшей стороной, но по факту для неё это единственный приемлемый способ принадлежности. Искушающие пальцы Ганнибала обласкивают страницы альбома, каждую поочерёдно. Уилл, дрожащий, заворожённый тихим соблазняющим шёпотом, судорожно сглатывает и шире расставляет ноги. Он почти забыл про то, что нужно переворачивать страницы, но следит жадно. Его взгляд скользит по шедеврам, полным тайного смысла, и порочность художника, флиртующее обнажение моделей предстают перед его уникальным разумом как обнажённые любовники. Теперь он внезапно понимает, и - о, какое это яркое откровение - что только тот, кто бесчисленное множество раз обласкивал крепкий мужской торс, мог так подробно изобразить его в камне. Уиллу камень не пойдёт... холодный монолит подходит для мускулистых обнажённых мужчин с резными скулами и тяжёлой челюстью. Уиллу подойдёт масляная краска. Тяжёлая, сложная палитра и мрачная многослойность. - Я сплю с мужчинами. Уилл дёргается, резко поднимает взгляд. В его упрямо-тёмных глазах неверие, шок. Ганнибал чувствует, как прокатывается по позвоночнику обжигающее возбуждение. Чёрт. Он не выдержит долго. Кадык, заросший тёмной щетиной, дёргается, когда Грэм сглатывает. Да. Пожалуйста. Сделай так ещё. - И мисс Лаундс хотела уязвить меня, а не тебя, напоминая о занятой на ночь гостевой. Думаю, она завидует, что на египетском хлопке спишь ты, а не она. Это очень легко, следить по лицу Уилла, как формируется, наливаясь соком, мысль. Не удержавшись, Лектер смеётся, качая головой на вопросительный взгляд Уилла. - Ты такой серьёзный. Одно удовольствие следить за тем, КАК ты думаешь. Словно на табло мелькают котировки вычислений. Да, вот тут, - и Ганнибал мягко, кончиком пальца проводит упрямую линию по умному лбу Уилла. У него другая температура. Сенсоры визжат от удовольствия, пока он чувствует жар кожи и напряжение лицевых мышц и гравировки сомнения и неоформленных желаний. - Я могу читать твои сомнения. Хочешь вслух? - стирает пальцем глубокую морщинку между бровей. - Ты думаешь: "Как?" и "когда?" и "чёрт, я просто переночевал у друга, который готовит фантастическую лазанью, так что за..?" А ещё так очевидно боишься чем-нибудь меня оскорбить и перебираешь в уме ответы, которые сыплются. Ну что, всё верно? Чуть отступить, дать капельку личного пространства. Уиллу это нужно. Он вот-вот начнёт задыхаться, и Ганнибал гордится тем, что чувствует этот момент. Это делает его гордым, так что он улыбается. Первое желание: сесть рядом и поговорить - Ганнибал игнорирует. Слишком похоже на домашние посиделки. У них иные отношения. Ганнибал хотел бы их такими сделать. И он тянет Уилла из кресла за руки. Плевать как это выглядит. Уилл заторможенный. Состояние, близкое к лихорадочному забытью, позволяет Ганнибалу двигать его, покорного как ростовую куклу. Из этого состояния его желательно выводить медленно и максимально щадяще, и пусть это низменно, но Лектер не чувствует вины за содеянное. Ему весьма и весьма приятно иметь власть закоротить бриллиантово-точный мозг гениального профайлера. - Я объясню тебе это позже. А пока... давай ты обратишь внимание на то, что здесь происходит. Уилл непонимающе хмурится и отстраняется, оглядываясь по сторонам. Замечает сброшенную книгу и щёки неуловимо краснеют. На часы - который час? На крепкие предплечья Ганнибала, который вечно прятал их за костюмами, и кто бы мог подумать... - Я не... что-то... - Здесь произошло преступление. Ужасное. Жуткое. Кошмарное. И тебе срочно нужно во всём разобраться, не правда ли? Здесь и сейчас Ганнибал не уверен, правильно ли выбрал линию поведения. Он хотел бы... но это риск. - Так вот, я хочу, чтобы ты сделал это. Глубоко вдохнул и на выдохе погрузился в состояние покоя и кристальной ясности. Я хочу, чтобы ты нашёл преступника и прочитал его внимательно. Я... почту за честь быть прочитанным тобой. Пожалуйста. Он знает, что делает. Знает, как звучит его голос, когда он просит. И что Уилл, воспринимающий свои эмпатические способности как выдающийся катастрофический дефект, должен сменить полярность и впервые ощутить, как это: читать человека, который его хочет. Как это будет? Будет ли ему легче читать Ганнибала, потому что он социопат и похож на "клиентуру" Джека Кроуфорда? Или запутается в стальной паутине лжи и правды? - Да. Да? - хрипло спрашивает Уилл, неуверенно оглядывая "место преступления". - Я попробую, хорошо? Не знаю, зачем ты... но я попробую? Ганнибал уже видел нечто подобное. Даже инициировал. А теперь просто пировал, видя сосредоточенную мордашку дорогого, милого Уилла. Вот оно! Уилл сейчас раскрыт, он - оголённый нерв, чувствительная туго натянутая струна, по которой вибрирует информация. Он смотрит и не верит,видит и немного паникует. Это идеальный момент, чтобы обнять его так крепко, как хочется, и шептать: - Выдыхай, Уилл. У тебя сейчас мозг закоротит. Я сплю с мужчинами... В прошедшем времени. И я выбрал тебя для египетского хлопка повышенной плотности. Ты лучше любого из тех, кого я имел, и уж точно лучше Фредди Лаундс. Вот что я решил тебе сказать, раз уж ты не игнорируешь мои звонки, не ходишь во сне и не пытаешься истечь кровью на антикварный ковёр. Ты - это то, что я выбрал. Смирись. Боже, терпеть Уилла с его пугливой осторожностью и чернильными кляксами разошедшихся зрачков - это слишком. Весь разговор - слишком. Ганнибал мягко цепляет пальцами колючий подбородок, приподнимая для своего удобства, и целует губы. Просто полночное уворованное касание, роспись на заключении о смерти. Он собирает вкус ночных кошмаров и бессонницы, откровений и горького эспрессо. Его любимые вкусы. Смотрит в глаза, облизываясь и собираясь отстраниться. Если он правильно читает знаки - Уилл вот-вот грохнется в обморок. - Ты мог бы сделать кое-что для меня? - мягким интимным шёпотом спрашивает Лектер. Вряд ли он получит ответ. Отдавая себе отчёт, что касается так Уилла в последний раз, Ганнибал ведёт рукой по горлу вниз. Мягко. Медленно. Пульс сонной артерии мягко бьётся в линию жизни на ладони, и это удовольствие, которое даже вообразить трудно. Позволяя себе погрузиться в это, Ганнибал сжимает ладонь. И одновременно приближается к лицу Уилла. Усиливает нажим руки, пока не чувствует предел. О, не раз и не два он пережимал чужие шеи, чтобы прекратить подачу воздуха и теперь профессионал в определении пределов. От наполняющих его чувств Ганнибал касается носом виска, ведёт к уху и выдыхает: - Дыши. Дыши, Уилл. И разжимает руку. Профайлер хрипит, кажется, с трудом вспомнив, что надо дышать. Лучшая реакция на свете. Ганнибал улыбается в краснеющее ухо. Всё это так хорошо, что не может быть правдой. Конечно, не может. Последний человек, который довёл его до такого состояния, в итоге лежал холодный и бледный, а его грудная клетка оказалась выпотрошенной. И если это не то, что называют любовью, то Ганнибал сдаётся. - А теперь будь добр, начни говорить. Я в восторге от внимательного слушателя, но без твоего голоса всё не кажется... идеальным. - Почему? - хриплый, царапающий гортань шёпот. - Чуть конкретнее, пожалуйста. Что "почему"? - довольный, что сумел вовлечь в разговор, мягко уточняет Ганнибал, проводя рукой по спине. Через дешёвую тонкую майку ощущаются трогательно выступающие позвонки, как чёрные клавиши. То, что он откроет рот для очевидной глупости, очевидно. - Почему меня? Я не понимаю. - Конечно не понимаешь, - его нужно успокоить. Заверить, заставить понять, крикнуть в ухо. Что угодно, лишь бы исчезли эти просительные жалобные ноты и вопросы, - не думаю, что кто-то набрался смелости и объяснил тебе то, что для Фредди Лаундс вполне очевидно. И дальше Ганнибал говорит только правду. - Ты моя воплощённая мечта. И я очень рад, что большинство людей, окружающих тебя, достаточно глупы, чтобы не ценить этого. В противном случае у меня были бы серьёзные проблемы с постоянными приступами ревности. А делить тебя я ни с кем не хочу. - Но ведь не было ни единого намёка... Ганнибал улыбается Уиллу той улыбкой, которая не предназначена ни для кого в этом мире. Это индивидуальное предложение. - Если ты не заметил, на этих простынях до тебя никто не спал. Это правда. И как же нечто столь очевидное можно было пропустить? - И ещё кое-что. Ганнибал видит точку невозврата. Он знает, чем всё кончится. Уилл смотрит удивлённо, но не уточняет. И правильно. - Ты идеален. Абсолютно, полностью. Больше он Уилла не отпускает. *** - Ты идеален, говорит он, касаясь Уилла впервые. То, как он реагирует, как распахиваются в удивление глаза, как теплеет от румянца кожа щеки, словом, всё - изумительно. - Ты идеален. Вставая на колени. Он хотел этого уже очень давно. И теперь знал - можно. Уилл делает слабую попытку смутиться, но все силы были истрачены на борьбу со смущением, когда он рассматривал обнажённые тела и знал - о, он точно знал - что Ганнибал хотел его. Он ничего не может с собой поделать. Падает в кресло, его плечо дёргается, как бывает редко во время их встреч. Стрессовая работа, психические проблемы и давление. Ганнибал чувствует ответственность. Лектер тянется к ноге Уилла. Он охватывает лодыжку, удивляясь и восхищаясь ощущению кости под кожей. Подъем изящный, суставы, мышцы, поджатые пальцы. Для мужчины у него удивительно аккуратные стопы. Позвоночник пробивает дрожь удовольствия. Сначала мягко, затем усиливая нажим, Ганнибал массирует стопу, задействуя все нервные окончания. Он посылает импульсы, горячие, сильные. Уилл не обучен игнорировать сенсорную стимуляцию, его линия плеч теряет напряжение. Мягко - сильно, медленно - и очень медленно, с нажимом, Ганнибал этим наслаждается и не прекращает, пока не завершит. Раньше он делал нечто подобное. От массажа мышцы расслабляться и мясо становится мягче, уходит кислый привкус. Сейчас его цель - не мясо. Уилл чувствует удовольствие. Он расслабляется в кресле, но продолжает стискивать пальцами подлокотник. Пижамные штаны обтягивают стояк, серая ткань очерчивает его очень чётко, как грифельный набросок. Но расслабление не то, что нужно. Человек у его ног не массажист, о чем решает напомнить. - Ты идеален. Ганнибал целует щиколотку и ставит ногу себе на плечо, чтобы подъем упирался в плечевую кость. Берет вторую ногу и поднимает её резко. Судя по тому, как стонет Уилл, это болезненно. Теперь он расхристанный и открытый, и боль относится к области мучительного ожидания. Но он слишком хорош, чтобы трахнуть его на полу, а потом ещё раз - в гостевой душевой. Теперь Ганнибал массирует ногу, пальцы ведут вверх, под домашние штаны, так высоко, как позволено. Икроножная мышца, самые кончики пальцев цепляют место под коленкой, там горячо, даже жарко. - Ты совершенен, - произносит он, придвигаясь ближе. Он тянется вперёд, отчёго нога на его плече напрягается, раскрывая Уилла сильнее. Он стонет. Теперь Ганнибал хочет, чтобы Уилл видел ещё больше. Пальцами, ставшими от массажа горячими и чувствительными, он тянет за резинку штанов. Мускус и соль - запах, который он помнил, стал не только запретным, но и правильным. Ганнибал смотрит на Уилла, прямо в его глаза, пока опускается горлом на твёрдый ствол. Тело под ним крупно вздрагивает, и это всё, на что его хватает. Он не пытается управлять или молчаливо принять удовольствие - он смотрит и стонет, и пальцами царапает подлокотники. Ганнибал делает глубоко и медленно, погружая член полностью, чтобы почувствовать переполненность. Это - обладание. Религиозная форма каннибализма - желание ощущать частичку святости в себе. Он крупно вылизывает член, пропускает глубже, заглатывая так, чтобы чувствовать вкус и запоминать его, втирать в себя. - Ты идеальный, - хрипит он, и от понимания, что голос доброго доктора сел от того, что слишком долго был занят его членом, Уилл издаёт задушенный звук и его бедра взлетают вверх. Ганнибал решает сжалиться и ставит обе ноги на ковёр. А потом охватывает ствол двумя руками и заглатывает его, без предупреждения. Без пощады. Уилл кончает долго и красиво. Весь переломанный, с выгнутой спиной и блестящим от пота горлом - его пальцы стискивают волосы Ганнибал с силой, достаточной, чтобы выдернуть пару прядей. Притянуть. Или оттолкнуть. Хриплое дыхание ласкает музыкальный слух, когда Ганнибал поднимается с саднящих колен. Боль удивительно приятна, но это совсем не то, что он хотел бы сказать. Жаль, что его губы плотно сомкнуты. Теперь он наклоняется над расслабленно лежащим в кресле Уиллом, нависает, прогибает в спине, обхватывая рукой поясницу. Тянет к себе, всё ещё рвано дышащего, дезориентированного и, когда Уилл пьяно дышит, прямо на вдохе прислоняется к распахнутому рту. Самому Ганнибалу физически хорошо и невыносимо. Он совмещает это в себе, распознает как накатывающие волны, но это не имеет никакого отношения к тому, что происходит на самом деле. Их языки сталкиваются во рту Грэма, тёплое, густое, что есть сама сущность профайлера, в грязном поцелуе смешивает их. Ганнибал сначала отдаёт, а когда Уилл стонет ему в рот, шокированный, полностью подконтрольных, вылизывает всё, проходясь по кромке зубов и напоследок долго, с удовольствием терзая губы. Когда он закончит, губы у Уилла будут садить и кровоточить. - Ты идеален для меня, - признает. Они идут в спальню. Ганнибал лично опускает Уилла на алтарь свежих простыней. От очевидной религиозности и того, как это напоминает священнодейство, Ганнибал улыбается. Профайлеру неловко, он как всегда принимает улыбку на свой счёт и хочет уже что-то сказать или сделать. Нечто глупое и наивное, например, попросить остановиться. - Ты идеален. Фредди Лаундс может сгрызть весь свой агрессивный маникюр городской хищницы, видя столь прекрасную картину. Распростертый, одетый в полночную наготу, когда тени подобно тоге рисуют прямо на коже глубокие складки, он - воплощенная мечта, которую страшно касаться руками. И поэтому так важно, чтобы он слушал. - Ты идеален. Когда ведёт губами под челюсть, собирая запахи резковатого лосьона после бритья, кофе и бэйглов из полицейского управления. - Ты совершенство, - когда готовит мокрыми пальцами под себя. Медленно, терпеливо. - Ты... - Хватит. Ганнибал, хватит, пожалуйста! - то, что Уилл уже готов просить - это потрясающе. Как жаль, что просит он не о том. Нет, наш храбрый мальчик божественно смущен и просто не умеет принимать комплименты. Тогда Ганнибал целует. Кончики пальцев, что пахнут библиотечными книгами, бутылочным стеклом и сахарной пудрой. Щёки, впалые, с не вполне здоровым румянцем. Лоб, изъеденный беспокойством и вопросами. Губы, которые произносят умопомрачительные вещи. Ему важно, чтобы мужчина под ним понял. - Ты в безопасности. Поцелуй. - Ты идеален. Развести пальцы внутри уже готового тела. - Ты убиваешь меня, - говорит уверенно. Он ещё никогда не был в чем-то так сильно уверен. - Ганнибал, что за...? - Этого стоило ждать. Тебя - стоило. - Чт-? - Не бойся убить меня, если это понадобится. Уилл не понимает. Не вполне, но слушает внимательно и запоминает. - Если это принесёт прощение, успокоение, здоровый сон, прошу, скажи мне. Это разбивает Ганнибалу сердце. Слёзы звучат в его тоне, в его руках темных неподвижных глазах, которые следуют за Уиллом. Подтягиваясь на локтях, Уилл сам целует его, затыкая поток правды, который способен уничтожить их. Язык вторгается глубоко, он - захватчик. Конечно, Ганнибал отвечает. И продолжает говорить. Но уже молча. Ганнибал рассказывает ему о вибрациях. О дрожи под кожей, которую рождает предчувствие бури. О минутах застывшей в янтаре тишины поздним августом, когда молнии клубком блестящих змей сплелись над Атлантикой. Он касается чутко, сильно. Хочет, чтобы от нажима остались синяки. И чтобы это было хорошо. Обводит губами шрамы. Пули, ножи, кулаки, железо и дерево, кость и бархат. Долго, со вкусом поклоняется маленьким историям, оставившим следы. Сильными требовательными поцелуями вгрызается в плоть у плеча, там пулевое ранение манит и притягивает. По ощущениям кожа вокруг раны как натянутая кожа барабана, а в сердцевине, как капля воды, разбившаяся о гладь озера. Сказочно. Ганнибал говорит - Уилл слушает. Он внимательный, вежливый слушатель, который не говорит - выдыхает мысли. Лектер, внутренне трепеща, касается пальцами шрама на горле. Вспоминает тёплую кровь, умирающего Уилла на его подушках и содрогается от сильнейшего приступа желания. Облизывает губы, на что Уилл сразу же откликается и заталкивает язык ему в рот. Ганнибал помнит, как роскошно смотрелся винный красный и как сильно он тогда хотел Уилла. Пальцы спускаются по чувствительным соскам ниже, под ребра. Там, в клетке, бьётся самая восхитительная птица. Он почти чувствует подушечками пальцев, как хлопают её крылья. Садовая овсянка. Запретный деликатес. Уилл сладко вздрагивает от нажатий под рёбрами. Ганнибал их пересчитывает, проверяет на прочность, обласкивает руками и губами. Всё слишком хорошо, чтобы быть правдой. Мягко, но настойчиво Ганнибал раздвигает ноги в стороны, устраиваясь между ними. Не сказать, чтобы Уилл напуган, его интерес и жадность слепы к смущению, он раскрывается идеально. Удовольствие захлестывает. Первое движение, вдавливая себя вперёд, вплавляя в распростертое тело, ощущается хорошо. Прекрасно. Ганнибал действует медленно, но глубоко. Ему нужно вот так, до конца. И тогда... Тогда он расскажет ещё больше. О том, как готовят садовых овсянок, и как это - слушать идеальное исполнение Рахманинова. Как нежны краски в полотнах Боттичелли и как пахнут жареные каштаны, что продают у дома, где жил Моцарт. Он двигается и просит: - Слушай! Ты слышишь? Не возникает сомнений - слышит. И тогда, оплетая ногой горячее обнажённое бедро доктора Лектера, делая это так естественно и развратно, Уилл тоже говорит. Он говорит об усталости и вкусе тёплого какао на веранде в ноябре, о заливистом лае собак, которые увлекают в тёмную лесную чащу, о громком всплеске реки под весом подсеченного лосося, и о том, как кричат в его голове эти чёрные птицы с обрезанными крыльями. Они двигаются быстрее. Ганнибал с готовностью обхватывает голень, дергая на себя почти резко, почти болезненно. Мерный звук ударов, мокрые блестящие тела, боль в искаженном мукой лице и постоянное, на выдохе: - Ганнибал, Ганнибал, Ганнибал. Прервав поцелуй, который выжег из него весь кислород, Ганнибал тянет Уилла на себя, заставляя подняться. Тот царапает спину ногтями и не хочет, ему осталось самую малость, он же вот-вот, но тут Ганнибал безжалостен. Он выходит из Уилла, вырывая у того восхитительный обиженный звук, и разворачивает к себе спиной. У них очень мало времени, выдержка Лектера на исходе, а сам порочно-сладкий вид Уилла намекает и просит, и требует. Но ему нужно ещё. И Ганнибал оказывается за его спиной, пока Уилл стоит на коленях, его член прижат к пупку и истекает смазкой, а мышцы подрагивают в напряжении. Ганнибал широко вылизывает его ухо, заставляя развести колени. - Шире! - требует он, и Уилл стонет, раздвигая колени. А потом и кричит, когда Ганнибал не церемонясь собирает пальцами смазку с члена и снова толкает себя вглубь жаркого желанного тела. Теперь толчки сильнее. Ганнибал сначала разминает плечо Уилла, заставляя облокотиться на себя, а позже опускает пальцы ниже. И чувственно, толкаясь глубоко и правильно, надавливает на низ живота Уилла. Снова и снова. Самый низ, затягивая на себя. - Голоден до хорошего секса, - шепчет Ганнибал и безжалостно вдавливает пальцы. Уилл кричит, сжимается и кончает. Ганнибал стонет в его плечо и наполняет его полностью. Дыхание даётся ему тяжко. Оргазм оглушительный. После того, как он выходит, Ганнибал целует Уилла долго, нежно, с благодарностью. Он не отпускает, когда Уилл пытается выбраться из остывающей постели, и, кажется, даже засыпает так, сжимая мозолистую ладонь Уилла, прижавшись щекой прямо к ребам, за которыми поёт его любимая птица. ***