***
Череда бесконечно долгих и серых дней привела их в Аламут. Единственно возможный приют для двух изгнанников, но сейчас крепость казалась особенно холодной и чужой. Им оказали радушный приём, передали в распоряжение две комнаты и всячески старались проявить своё уважение, но это не помогало. Молодые ассасины смотрели на них и не верили своим глазам. Великий магистр, мудрый наставник, мастер клинка. Он держался с достоинством, но образ легендарного ассасина оказался надломлен. И всё же среди чужих людей были и те, кого он мог назвать семьёй. Дарим и Альтаир уже поднимались к себе, когда заметили в конце коридора смутно знакомый силуэт. Молодая женщина стояла у самого окна и разглядеть лицо было сложно, но оба ассасина её узнали. Кроткая, но сильная духом избранница и жена Сефа. Теперь уже вдова. Подойдя ближе Альтаир даже на мгновение подумал, что обознался. Оплакивая мужа, она изменилась в лице. Горе и тоска обесцветили когда-то милое и нежное лицо, а в тёмных глазах надолго поселилось чувство вины. Она была простой девушкой, не могла защитить себя, и Сеф остался с ней и дочерями, что бы сделать это самому. Она винила себя в его смерти, и попытки переубедить её в этом не помогали. - Дядя Дарим? – позади послышался тихий, дрожащий детский голосок. Альтаир обернулся и увидел маленькую девочку, которой от силы было лет восемь. Свою младшую внучку он видел последний раз в день её рождения, как раз восемь лет назад. Она вышла к ним, глядя то на своего дядю, то на незнакомого, но хорошего, как она решила для себя, старика. - Здравствуй, котёнок. – прошептал Дарим, взяв девочку за руку. Не смотря на то, что ему не довелось провести много времени с семьёй брата, Дарим искренне любил племянниц, как своих собственных детей, и к невестке относился с должной заботой. - Познакомься, это твой дедушка. – Альтаир не сразу понял, что речь идёт о нём, но улыбнулся в ответ. Девочка с интересом разглядывала его лицо, и он не знал, почему так получилось, но сейчас на него смотрели голубые глаза Марии. Заплаканные, покрасневшие, но так похожие на её. Их немой диалог прекратился одной единственной фразой, и от слов ребёнка сердце ассасина упало куда-то вниз. - Я хочу к папе.***
Альтаир добрался до своей комнаты только ближе к ночи, когда крепость уже погрузилась в безмолвие. Долгие объяснения, короткие беседы, обстоятельства и случайности никак не могли отпустить его, не позволяли ему остаться со своими мыслями наедине. Но сейчас он один, тяжелая дверь позади закрылась и та стена, которую он выстроил, чтобы защититься от реальности стала стремительно разрушаться. Альтаир бесцельно бродил по комнате, в то время как в голову просачивалось окончательно понимание и сознание стало принимать всё случившееся. Убиты. Они все убиты. Их больше нет. Альтаир снял наручи, отстегнул пояс и ремень с кинжалами, аккуратно сложив всё на полке. Уже скорее по привычке, чтобы маленький Сеф не достал. Угнетающее чувство скорби принесло за собой новую волну страданий, от которых уже нельзя было защититься надеждой и иллюзиями. Боль подобно ржавому ножу проникала в самое сердце, выворачивая его, разрывая те тонкие ниточки, что ещё держали ассасина в здравом уме. Он скинул капюшон, незаметно для себя расправив его на спине, как это любила делать Мария. Когда ночную тишину Аламута нарушил тихий, но болезненный вой, Альтаир замер на месте, и лишь потом осознал, что это воет он сам. Скорбь и страдания требовали выхода, и не находя оного обращали душевную боль в физическую. Вой становился всё громче, кромсая глотку и легкие. Отчаянный крик заполнил холодные стены.