Для тебя одного

Я не могу любовь определить, Но это страсть сильнейшая — любить Необходимость мне; и я любил Всем напряжением душевных сил. (с) М. Лермонтов

      И после того, как он ушел, все перевернулось с ног на голову. Ночь стала длиннее дня, день стал тоскливее ночи... Кибом перестал говорить со мной, перестал замечать меня, и даже если я пытался заговорить с ним первый, он уходил, отворачивался или просто не обращал на меня внимания.       Я прекрасно понимал, что это моя вина, но никак не мог найти нужных слов, чтобы помириться с ним. Мне стало катастрофически не хватать его, его улыбок, его смеха, его тепла рядом. Я скучал, но что бы я ни говорил — он не слушал.       А потом рядом с Кибомом стал везде ходить Минхо, и это злило меня. Не то, чтобы его не было рядом с Ки никогда ранее — они всегда неплохо ладили, но теперь Минхо стало слишком много. Он не отходил от Кибома и, кажется, тому это нравилось.       Я ревновал и злился, но скорее на себя, чем на Минхо или Кибома, ведь это же я все затеял...       Я хотел вернуть его, хотел, чтобы он снова проводил со мной время, снова улыбался только мне одному и доверял свои мысли, переживания. Я каждый день провожал его грустным, тоскливым взглядом, но, конечно, он его тоже игнорировал. Спустя столько лет близкой дружбы я оказался совершенно ему не интересен...       И тогда я решил все исправить: заслужить внимание и доверие Ки снова, словно с чистого листа. Я не знал, что именно нужно для этого сделать, и решил попробовать всё сразу. Я готовил для него завтрак, но он не притрагивался к нему; я покупал ему кофе, но он выливал его в ближайшее мусорное ведро; я подбирал ему подарки, а он отдавал их Тэмину. Но я уверенно стоял на своем.       Раз за разом я снова и снова пытался привлечь его внимание. Я искал способы остаться с ним наедине, постоянно писал ему смски (на которые он, правда, ни разу так и не ответил), слал цветы ему на мюзиклы и покупал еду.       Но он не говорил мне ни слова. Он изменился, стал холодным, тихим, редко смеялся и, кажется, снова осунулся и потерял румянец. Он почти не вылезал из репетиционных залов и классов, отчего под глазами отчетливо проявились темные синяки и мешки...       Я мечтал его обнять, прижать к себе и уберечь от всего... но мне было не позволено приближаться и на метр... и даже на фотосессиях он стоял как можно дальше от меня. Это было очень обидно...       Все внимание доставалось Минхо.       И однажды моей выдержке пришел конец. В тот день я довольно поздно закончил свою работу и решил заскочить в кондитерскую. Я купил Кибому торт, на котором написал большими буквами, что он нужен мне и что я искренне прошу у него прощения за все, и, упаковав его в плотную коробку, позвонил Кёншику-хёну, чтобы уточнить, где на тот момент находился Ки. Тот пробубнил, что устал от наших ссор, и перед тем, как бросить трубку, сказал, что Бом должен быть дома.       На улице было уже совсем темно, и я надеялся, что Ки еще не лег спать или не ушел, чего хуже, куда-нибудь тусить. Это означало, что я не увидел бы его по меньшей мере до следующего вечера... а откладывать этот разговор я совсем не хотел. Я чувствовал, что мои чувства и эмоции на пределе, что если сейчас я не скажу, что действительно к нему испытываю, то не смогу этого сделать, наверное, больше никогда.       Я вошел в квартиру и осмотрелся: не было ни единого намека на то, что в доме был кто-то еще... Но едва я сделал пару шагов по коридору, как уловил еле слышные совсем не однозначные звуки. Они нарастали с каждой секундой, набирая темп и обороты, и я так и замер, сжимая в руках уже потерявшую форму коробку, и не мог выдавить и звука. Я отчетливо слышал голос Кибома и свистящий шепот Минхо, словно все это происходило не за стеной, а там, рядом со мной, за моей спиной.       Меня охватили душащая пустота и отчаяние — я опоздал, и бог его знает, как давно. Я тешил себя сомнительными фантазиями и упустил момент, когда именно все стало так серьезно...       Я не мог уйти, не мог остаться... я бросился в свою комнату, на ключ закрыл дверь и без сил сполз на пол. Горечь, ревность, отчаяние, я чувствовал, что переполнен эмоциями, хотел кричать, хотел рушить все вокруг, но вместо этого обессиленно сидел на полу и смотрел на свои руки. Именно этими руками я все разрушил, все сам, черт возьми, какой самостоятельный!       И вот тогда я, наконец, понял, что такое любовь. В полной мере я ощутил, как бешено бьется в груди сердце и как оно разрывается от боли.       Я опоздал...