***
– Так вот, значит, как выглядит эта штука. – Олаф провел пальцем по торчавшей из камня рукояти меча, потертой, деформированной небрежным обращением, забитой пылью. Посмотрел на палец и на всякий случай вытер его о плащ. – Птички, – проворчал он со смешком. Вид был не то, чтобы очень торжественный. Черная глыба, в которую по самую рукоять утопал меч, тоже пострадала от пернатых и от пятен лишайника. Сам камень был вытесан в форме наковальни, как еще говорили – алтаря Гофаннона, бога-кузнеца, и по бокам украшен рельефной резьбой: маленькие смешные человечки запрыгивали в котел и выпрыгивали из котла уже в полном вооружении, а с другой стороны похожие сценки происходили не с людьми, а с закаливаемыми мечами, обретающими на выходе своих «человечков». Можно было представить по нарочито условному изображению последних, что здесь изображался ритуал обретения мечом не столько хозяина, сколько собственной души. Стоял этот алтарь на заднем дворе малопримечательной покосившейся христианской церквушки «на курьих ножках», почти «без окон, без дверей», если не считать темного провала, похожего на вход в пещеру, где во тьме тихо мерцали огоньки. Местечко, похоже, не отличалось большой посещаемостью – в целом, но между надгробий к камню вела не так уж плохо утоптанная тропка. Церковный сторож вел свой скромный бизнес, впуская сюда желающих за небольшую плату, и настаивая на том, чтобы посетители оставляли оружие и прочие тяжелые предметы ему на хранение. Как-никак, не хотелось ему неприятностей, если вдруг на церковном дворе кому-то приспичит совершить смертоубийство – мало ли, какие эмоции может вызвать это языческое недоразумение у людей неуравновешенных? – Попробуешь вытащить? – спросил Бедвир, устроивший нам эту маленькую экскурсию, взглянув на Олафа. – А зачем? – ответствовал тот. – Если и вытащу, дальше-то что? – он покачал головой. Гамлет осторожно подергал рукоять, не применяя силы, просто пробуя, действительно ли меч закреплен. – Сидит, – подтвердил он. – Крепко. Фризиан с интересом разглядывал резьбу. – Мерлин, наверное, перестарался, – слегка фыркнул Бедвир, – и намертво вплавил металл в камень своими чарами. Раньше этот камень стоял у входа в церковь, потом, понемногу, к нему потеряли интерес и перетащили на задний двор. Было время, когда к нему допускали только великих лордов, потом стали пускать других, теперь испытать судьбу может кто угодно – все равно мертвый это трюк. Да и существовать ему уже недолго. По завершении ордалий камень с благословения всех жрецов разобьют, чтобы достать меч. Не все, правда, жрецы с этим согласны, – Бедвир поджал губы, – но дело того, похоже, требует. Без этого меча избранный верховный король не будет иметь полной священной силы. А как вам кажется, может, все-таки, колдовство Мерлина не действует возле христианской церкви? И если перетащить алтарь в другое место, кто-нибудь сможет вытащить Экскалибур? Они действительно называли его так. Как ни крути, этот мир все меньше напоминал настоящий. Что, боюсь, влияло на серьезность нашего к нему отношения. Будто мы одновременно ждали чего-то большего и чего-то меньшего и не понимали что делать с тем, что получили – радоваться, ужасаться, подыгрывать или срочно эвакуироваться. – Но колдовство, что держит меч, ведь работает? – заметил Фризиан. – Верно, – с сожалением вздохнул Бедвир. – Если это колдовство, – прибавил я. Бедвир ухмыльнулся и демонстративно подергал меч. – Видишь? – А если дернуть посильнее? – Во-первых, дергали. А во-вторых, знаешь, какая смерть ожидает того, кто даже ненароком повредит меч? Я засмеялся. – Даже знать не хочу. – Но это объясняло, почему от композиции за столько лет хотя бы не отломали рукоятку при всех стараниях. – Какая? – с любопытством спросил Фризиан, даже отрываясь от изучения резьбы. – Э... Последнее самое простое, что я слышал – его разорвут на столько же частей, сколько обломков останется от меча, – неуверенно ответил Бедвир. – Но есть варианты. Фризиан пожал плечами и опять опустил взгляд. Я с сожалением осмотрел рукоять, которой пребывание на свежем воздухе все же не шло на пользу. Похоже, она была золотой, если хорошенько почистить. Украшавшие ее вставки из красных камней, гранатов или даже рубинов – кельты знали толк в украшении оружия и подходили к этому серьезно, забились пылью, потускнели и кое-где треснули. Вся конструкция выглядела немного помятой, перекошенной и безрадостной. – Sic transit gloria mundi*, – произнес Гамлет. – Veritas est**, – отозвался я. Скверные условия деформировали головы драконов на навершии и концах короткого перекрестья, чуть загнутых кверху, то есть ближе к руке, как задорные рожки. Когда-то они были сделаны довольно изящно, и прежде наверняка смотрелись гордо и внушительно. Хорошо еще, что суеверия не дали всяким проходимцам расковырять рукоять на сувениры, вытащить камни и отодрать позолоту. Она все равно пострадала, золото – материал не такой уж прочный, пусть и не подверженный коррозии. Кстати о позолоте… она, как будто, была наложена слоями, и верхний, тонкий, начал облупливаться. Я осторожно поддел краешек одного тонкого почерневшего от пыли лоскутка ногтем, и тут же отпал маленький кусочек, похожий на слой краски на «шее» дракона. Я увидел, что он прикрывал небольшую трещинку. Фризиан тихонько меня толкнул, нетерпеливо постукивая по земле кончиком сапога. Я отвлекся, чтобы посмотреть, на что он хочет обратить внимание. Фризиан снова придвинул ногу к алтарю, не глядя вниз, и надавил на край рисунка, изображавшего маленькую наковальню, по которой бог лупил молотом. Наковальня чуть вдавилась внутрь. Фризиан повел бровью, оставил наковальню в покое и отвернулся с самым невинным видом. Я понял намек и с не менее невинным видом посмотрел в другую сторону. – Можем идти? – спросил Фризиан. Бедвир с изумлением вскинул голову, переводя взгляд с одного из нас на другого. – Даже не попробуете? Кто пожал плечами, кто поморщился, кто отмахнулся. – Нет? Странные же вы! – воскликнул он. – А что тут такого? – пожал плечами Фризиан. – Мы и так знаем, что это не наше дело. Бедвир покачал головой. – Ну, знаете ли, если бы я не видел, что вы не боитесь холодного железа... – и он опять недоверчиво покачал головой. – Ну ладно... Денек выдался – чудо, хотя, наверное, не все так думали. Погода была более чем переменчивой – солнце то расцвечивало все кругом и начинало нещадно жарить, то исчезало за, казалось бы, непроглядными грядами туч, грозивших вот-вот пролиться дождем. Но стоило дождю начаться, облака опять расходились, разгоняемые ветром, который, казалось, мучился с похмелья – дул то с одной стороны, то с прямо противоположной, причем с одинаковой яростной силой, то надолго затихая, то вдруг резко ломая ветки и опрокидывая товар бранящихся лоточников, встречавшихся в городе на каждом шагу. То и дело в воздух взмывала всякая мелочь, вроде кусков крашеной материи, зависающих как воздушные змеи на недоступной высоте, и неспешно дрейфующих бог знает куда. Уйдя с закрытого пространства церковного дворика, мы быстро вспомнили про этот ветер. Трое воинов в пропотевших кожаных доспехах рядом с давно не ремонтировавшимся, но все еще выглядящим величественно зданием римской постройки, с озверевшим видом поднимали рухнувшее под порывом ветра знамя с изображением вепря. Посольство королевства Корнуолл. Мы вцепились в улетающие плащи. Ветром буквально сносило. Переждав ураганный порыв, мы рассмеялись. Просто так, но знамя с белым вепрем опять шлепнулось наземь, и возившиеся с ним воины уставились на нас, будто заподозрили, что мы смеемся над ними. – Пошли отсюда, – негромко сказал Бедвир. – Не нужны нам неприятности. И мы, запасшись по дороге у уличной торговки пирожками с прошлогодним крыжовником, отправились к следующему пункту нашей сегодняшней программы – лежащему немного дальше черты города. – А вот и лагерь Мельваса Клайдского, – объявил Бедвир. Это был действительно лагерь, состоящий из шатров, загонов, дымящихся костров и более чем полусотни жутковатого вида людей в звероподобных нарядах, среди всего этого занимающихся рутинными хозяйственными делами или оттачиванием боевых искусств. Некоторые из них не так давно уже напрашивались на знакомство с нами, скатившись веселой лавиной со склона холма, поросшего редким лесом. – Еще один многообещающий претендент, – сообщил наш проводник. – Вообще-то, он умеет по-своему очаровывать народ. Или зачаровывать. Кадор – сила и ясность. Мельвас – тьма, сила земли, даже древняя магия. Есть в нем что-то, что доводит людей до умопомрачения, и они бросаются за ним очертя голову как за божеством. Мы стояли на зеленом пригорке в отдалении от того, на что смотрели, и созерцали картину лагеря с приятной отчужденностью. Бедвир вытянул руку, показывая на разгорающийся костер в самом центре. – А вот там и сам Мельвас. Внезапно нам в лицо высверкнуло солнце. Пришлось на несколько мгновений прикрыть глаза рукой. Низкие тучи клубами разошлись в стороны, отчего, казалось, клубы дыма от костра резко потемнели. Костер пока больше дымил, чем горел, но понемногу языки пламени окрепли под порывами ветра и начали вздыматься все выше. Люди со всего лагеря побросали дела и потянулись к огню, собираясь в плотную монолитную толпу. Ближе всех к костру стоял человек невысокого роста, коренастый, в черном меховом плаще, похожий на фантастического зверя. На голове его тусклым золотом поблескивал венец, будто свитый из металлической древесной ветви. За ним стояла группа из трех старцев в белых длинных одеждах. Король поднял руку и друиды дружно воздели свои посохи; потрясая ими, жрецы по очереди выкрикнули нечто торжественное и заунывное. Верхушки посохов в виде колес из начищенной бронзы ярко вспыхивали, будто загораясь и лучась светом. Каждый из друидов что-то бросил в огонь, отчего тот всякий раз шипел и дергался, а дым слегка изменял цвет. От толпы донесся гул удовлетворения, почти сладострастный, люди, нетерпеливо толкаясь, придвинулись ближе к дыму, что точно был из тех, что приводят смертных на порог видений. Лишь на порог, не дальше. Сами видения – для избранных, а уж они потом объяснят всем, кого едва коснулось дыхание необъяснимого, что именно они должны были увидеть, и как это следует понимать. До нас донеслись легкие, не громче комариного писка, отчаянные стоны, похожие на затухающий вой собаки с перебитым хребтом. Задние ряды расступились, двое воинов потащили через них почти обнаженного тощего человека, слабо дергающегося и заторможенно мотающего головой. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь позаботился о том, чтобы он ничего не соображал. Просто, как птица, увидевшая глаза змеи, он впал в классическое состояние оцепеневшей жертвы. – Жертва Таранису? – поинтересовался я. Тучи, между тем, опять стали скапливаться, а дым – белеть. – Точно, – мрачно кивнул всезнающий Бедвир, водворил на место упавшую на лоб льняную прядь и нахмурился. – Его он предпочитает другим. Один из друидов подал королю нож, кривой, короткий и широкий. Воины подвели к нему трепещущую жертву. – Вы уверены, что хотите это видеть? – предупредительно спросил Бедвир. «Чего уж там», – отмахнулись мы. Мельвас подошел к жертве сзади и сделал рукой с ножом короткое небрежное движение, ударив... – для такого мягкого и ласкового жеста даже странно такое слово, – куда-то в центр спины. Издав тонкий жалобный вой, жертва обвисла как тряпичная кукла, парализованная разрывом спинного мозга, но еще совершенно живая. Воины сорвали с несчастного все веревки и швырнули его в огонь. – Это для того, – пояснил Бедвир, – чтобы потом сделать предсказание по тому положению, которое примет сожженное тело. – И часто он так поступает? – спросил немного позеленевший Гамлет не очень твердым голосом. – Говорят – нередко. Мельвасу ведь тоже интересно, как повернется Божий Суд. Небо совсем потемнело. Мельвас воздел к нему руки и что-то прокричал. Нож блеснул тускло и холодно, каким-то краешком, в остальном он казался черным от жертвенной крови. Будто в ответ на призыв, в небесах низким рокотом прокатился гром. Очень кстати. Из толпы донеслись охи и ахи. Бог грома ответил. Бедвир тревожно поглядывал на небо. – Вы ведь ничего больше здесь не хотите узнать? – Спасибо, пока достаточно – кашлянув, покачал головой Олаф. – Тогда вернемся. Как бы гроза не разыгралась. – Не разыграется, – возразил я, когда мы повернулись, чтобы спуститься с холма. – По крайней мере, не в ближайший час. – Откуда ты знаешь? – У меня какое-то мерзкое чувство. А перед грозой мне обычно страшно весело. – Ну ты даешь! Перед грозой – весело?! Эй, а к Таранису ты не имеешь никакого отношения? Ну ладно, ладно, это я так, ведь обещал не спрашивать. «Люблю грозу в начале мая…» – при чем тут обугленные тушки? Да и май, собственно, еще не начался. Первым, что мы услышали, возвращаясь, оказался визг Брана. Его можно было, конечно, принять за крик какой-нибудь птицы или бьющейся в истерике кухарки, но нас на мякине не проведешь – мы поняли, что визжал именно Бран, авторитетнейший в своем роде жрец. Потом ветхая дверь с хлопком распахнулась, и из нее выскочила... королева Моргейза собственной персоной. Капюшон ее плаща был опущен, но, как и в случае с визгом Брана – попробуйте обмануть кого-нибудь другого! Мы так и остолбенели, пока королева вихрем проносилась мимо, шипя что-то под нос как рассерженная кошка, а может, посмеиваясь. На нас она не взглянула, зато мы, уставившись на нее, чуть не проглядели поспевающего за ней высокого старца в жреческом одеянии с белоснежной тщательно ухоженной львиной гривой и посохом с навершием в виде колеса со спицами. Этот, ударяя концом посоха в землю так же зверски, как если бы втыкал копье в поверженного противника, воззрился на нас с выражением крайней ярости на почти благообразном лице, если бы не слишком яркие капризные губы, и громко сказал нечто, видимо, магически непристойное. Моргейза внезапно остановилась, и мы услышали негромкий мелодичный смех. Она обернулась к жрецу. – Неужели ты принял всерьез этого шута, Маэгон? Наверное, ты так же выжил из ума, как он. И голос у нее был точь-в-точь такой же, как у Тарси Карелл... только, может быть, с другими интонациями. А может, и нет, если поставить ее на то же место. – Тебе не понять, – надменно проворчал Маэгон. – Ты почти христианка, как и твой муж. Этого шута легко недооценить. Но он ловкая сволочь! Моргейза пренебрежительно усмехнулась. Маэгон раздраженно потряс головой, и они быстро двинулись прочь. Похоже, невдалеке их поджидала группа сопровождающих. Бедвир поглядел им вслед, задрал выцветшую бровь и философски изрек: – Колдуны ругаются – тучи собираются. * Так проходит земная слава (лат.) ** Воистину (лат.)XI. Город Солнца
16 апреля 2014 г. в 14:14
– Хотел бы я знать, – вслух размышлял Дерелл, – это мы забрали слишком к югу, или друзья-корнуэльцы к северу?
– А что же, нам одним ходить кругами? – пожал плечами Бедвир, не находя в таком поведении корнуэльцев ничего странного.
– А интересно, про нас они тоже такое подумали? – живо предположил Дерелл, любопытно блестя глазами.
– Что подумали? – спросил Бедвир с хорошо разыгранной тупостью.
Дерелл истерически замахал руками, протестуя против подобной умственной вялости.
– Как что? Как это? Почему мы едем на юго-восток через запад?
– Ну, это чья бы корова мычала... А ты сам, что ли, знаешь?
– Я? Да нет. Не очень. А они почему?
– Откуда я знаю? Может, они едут навстречу Лотиану. Что тут странного?
Дерелл внял доводу и скорчил гримасу.
– Да ничего. Лотиану, да? Скорей, навстречу Лотианской ведьме.
Бедвир нахмурился.
– Не след так говорить о королеве, о дочери, о сестре и жене королей.
Дерелл хрюкнул.
– О королях как о покойниках – хорошо либо ничего, да? Да ладно! Сам знаю, эта Моргейза – шикарная женщина! – громко провозгласил Дерелл, за что заработал от графини Элейн возмущенный взгляд и вызвал кругом смешки.
– Женщина, да? – переспросил кто-то. – Если не сказать хуже.
Кто-то тут же приглушенно сказал хуже.
– Да и мать ее была не лучше...
– Да будет проклят твой поганый язык! – злобно зашипев, набросился друид на того, кто это сказал. И сказавший испуганно втянул голову в плечи, превратившись во всадника без головы, увидев, как этот сморчок взъярился.
Кабал, сидевший в повозке в надежных руках принцессы Лодегранса, насторожил ушки и звонко тявкнул. Фризиан сделал вид, будто сейчас подъедет ближе и даст ему по носу. Песик тут же спрятал свой нос и больше не высовывался.
Кей приблизился, услышав гневный оклик друида, и подозрительно всех оглядел в поисках причины недовольства. Кажется, его немного огорчило, что этой причиной не оказался никто из нас.
– Игрейн следовала веленью богов, – подбоченясь заявил друид.
Кей пренебрежительно фыркнул и махнул рукой. Бран свирепо зыркнул на него. Кей только пожал плечами и вернулся восвояси. Бран надулся и, подъехав ближе к нам, заворчал:
– Игрейн должна была подарить наследника верховному королю, и она ему его подарила, в законном браке после смерти первого супруга, не ее вина, что мальчика унес медведь, когда ему не было и пяти лет...
Минуточку... Что это он сказал?..
– Унес медведь? – удивленно вырвалось у меня. – Точно?
Ага, значит, Артур, весьма близкий к легендарному, тут тоже существовал. И куда это они, черт побери, его подевали? Что же, меч из камня придется теперь вытаскивать малышке Гвенивер? Тоже, конечно, будет та еще сказка... Зря, что ли, ее опекает граф Эктор?
Бран насмешливо пробуравил меня своими глазками-бусинками с каким-то смутно-понимающим видом. Фатальной ошибкой было поминание в его присутствии фей да эльфов. Теперь он принимал некоторых в какой-то степени за своих.
– Кому надо, тот знает, – профыркал друид. – И сие тоже было знаком божьим. Ведь мальчика звали Артур, а унес его медведь – иначе Artos. И никто не видел его мертвым. Боги сами его припрятали, и в должный час, ими назначенный, он явится. Так предсказывал Мерлин, а слово его вернее стали и пергамента! Он искал Артура и, должно быть, нашел.
– Вот как? Кто-то, помнится, говорил, что Мерлин мертв.
– Ха! Что можно с уверенностью сказать о том, кто меняет обличья, как плащи? Быть может, он сейчас тут, в образе птицы или зверя наблюдает за нами? И может явиться сам своим ликом в любое мгновение. Ш-ш! Ты слышишь, как шепчет листва? Как падает лист, будто покорно ложась под ноги, но с невероятной хитростью кружась и ускользая? Кто он, что хочет сказать? Лишь посмеяться над нашей глухотой, слепотой и глупостью? Что хочет сказать птица, когда гадит кому-то на голову? Ха! Все, что мы видим, может оказаться совсем не тем, чем кажется! Это чудо? Это небылица? Это закон! Таков мир, что подчиняется не только нашим желаниям и догадкам. Что ж. Многие утратили веру. И алтарь Гофаннона, скрывающий в себе королевский меч, будет вскоре разбит, если не сбудется предсказание Мерлина и не явится истинный наследник до той поры, как на объявленном божьем суде... – при этих словах Бран с неприязнью поморщился, – не окажется избран иной претендент. Тогда Меч извлекут, чтобы вручить победителю, в Белтейн – праздник света, в городе Ллуда, правителя Британии и сына самого Солнца, дабы взошло новое солнце, даруя новое лето!
Короче, остались от Артура рожки да ножки, – выражаясь по-человечески, без друидских штучек.
Надо же, какая досада – оказаться в мире, где все так похоже на легенды, с такой нелепой поправкой. А может, и правда подбить Гвенивер на великие государственные подвиги? Улыбнувшись такой мысли, я посмотрел на нее, и обнаружил, что она тоже смотрит на меня и улыбается. Солнечный взгляд тут же скрылся за горизонт, утонув в пунцовом закате. Мне тоже стало слегка жарковато.
– Плохо работаешь, Ланселот, – пробормотал я с упреком.
– А кто виноват? – с готовностью разворчался Гамлет. – Кто тут распускал хвост со своими полубардовскими замашками?..
– Отстань. Я совсем из другой легенды, даже имя другое!
– ...И вообще, надо лучше держать себя в руках!
Кей затрубил в рог, призывая весь строй к повышенному порядку. Вскоре мы увидели, в чем дело и кому пускаем пыль в глаза.
Стяги с головой вепря и со зверем, отдаленно напоминающим ласку, яркие шатры на зеленой лужайке. Я не заметил, в какой момент на голове Гвенивер появилась изящная диадема из белого золота, а на плечах нечто вроде алой с золотом мантии.
Бедвир оказался прав. Король Кадор забрал к северу, чтобы встретиться с сестрой, и вот наши дороги опять пересеклись. С кем опять, а с кем впервые, или...
Это походило на картину из сказки. Мужчины и женщины в ярких одеждах, в сверкающих венцах и других украшениях расположились в лучах солнца на веселый пикник – на траве были расстелены пестрые ковры, уставленные керамической, медной и серебряной утварью. Лилось вино, и свет, и смех, с шумом и визгом грызлись охотничьи псы. Дама, находящаяся в четко определяемом центре внимания, поглаживала встревоженно хлопающего крыльями сокола и смеялась звонче всех, ее блестящие черные кудри отливали на солнце красной медью и осенней бронзой, на них покоился венок из свежих листьев и весенних цветов – цветы были вплетены повсюду в ее пряди, рассыпаны по платью и кругом по пестрым коврам.
Священник Блэс отчего-то спешно перекрестился и, пробравшись поближе к Гвенивер, принялся ей что-то предостерегающе нашептывать. Принцесса слушала вполуха, рассеянно кивая и пожирая глазами великолепную королеву Моргейзу – а именно она и была дамой с соколом – с нескрываемым восхищением, с толикой зависти и опаски.
По правую руку от Моргейзы сидел ее брат Кадор, исполненный достоинства и благодушия как сытый кот, по левую полулежал, опираясь на локоть, человек в тисненом кожаном нагруднике и с травинкой в зубах, темнобородый и темноглазый, с лихо сдвинутой набок короной – по-видимому, Лот, король Лотианский. Этот явно пребывал в отличном настроении, так как поднял руку с кубком, слегка расплескав вино, и весело заорал на весь лес:
– Привет, Регед!
И последовали взаимные салюты.
Королева Моргейза оставила сокола в покое и подняла голову, представив на обозрение свой смертельно прекрасный лик...
И это был удар. Не скажу, куда.
Меня качнуло в седле, я судорожно вцепился Гвену в гриву, как в спасательный круг, а пестрый день завертелся разноцветным вихрем, теряя глубину, становясь двумерным, искусственным, ненастоящим.
– Ух ты! – откуда-то издалека выдохнул, не удержавшись, Гамлет. – Да она же один в один сестричка Нейта! Только не такая дохлая, с огоньком.
Придурок! – мысленно возмутился я, и неосторожно скрипнул зубами так, что свело челюсти. – Как это она могла тебе показаться «дохлой»?!
Но спасибо Гамлету, ему удалось вернуть мне ощущение действительности. И обратить внимание на некоторую разницу, внушавшую надежду, что Моргейза живая женщина, а не призрак или галлюцинация. И она действительно несла в себе больше от духа огня, чем та, которую я не зря окрестил Снежной Королевой. Если Моргейза и походила на снег, то под ярким солнцем, ослепляющий и безупречной белизной, и искрящийся всеми цветами радуги, победно и пламенно. Будоражащая колдовская смесь огня и льда. Бесконечно желанная.
– Я влюбился, – объявил я только наполовину в шутку. – Ланселот, ты выиграл. Гвенивер свободна.
Моргейза, Моргейза...
На вид ей было лет двадцать пять – достаточно солидно по здешним меркам, но выглядела она действительно сногсшибательно, хотя что-то мне подсказывало, что она еще на пару лет старше. О том же, казалось, говорило лицо мальчика лет двенадцати, с печальными серыми глазами и чертами, одновременно напоминающими и Лота и Моргейзу, который сидел чуть поодаль, бросая мрачноватые взгляды на безмятежного принца Константина, примостившегося в ногах Моргейзы на правах любимого племянника. Впрочем, никто больше не видел в этом ничего предосудительного, ни брат означенной особы, ни законный супруг. Стало быть, все в порядке. И вообще, на кого Моргейза смотрела с интересом, так это на Брана – задумчиво, круто изогнув четко очерченные брови. Дамы вообще частенько, причем во все времена, питают теплые чувства ко всему таинственному, вроде гороскопов и рождественских гаданий.
Принц Корнуолла ничем не выдал, что помнит о вчерашнем инциденте, только проговорил своей тетушке тихим голосом нечто забавное, так как та рассмеялась, а потом выдернула из прически какой-то цветок и рассеянно накрутила стебелек на палец. Сей невинный жест не укрылся от бдительного священника, который пискнул как придавленная мышь и, когда мы ни с того, ни с сего свернули не на ту тропку, принялся шумно осуждать эту проделку Лотианской ведьмы – якобы она нарочно наколдовала нам ложную дорогу.
По-моему же, вся загвоздка заключалась в достойной порицания перепалке между священником и друидом, когда они не поделили точку зрения на то, куда следует свернуть, чтобы обогнуть болотце. Кстати, свернули мы туда, куда хотелось отцу Блэсу. Так что актуально было бы вспомнить пословицы о больных головах и мычащих коровах.
Как бы то ни было, мы добрались до Лондона только вечером следующего дня, позже того, на который рассчитывали, на закате, одевшем обшарпанные стены в золото и пурпур, и заставившем город пылать, в оправдание словам Брана о Ллуде, сыне Солнца.
Лондиниум, Каэр Ллуд – древний священный город, центр всей страны, где народу теперь набилось как скотины в тесный зимний хлев, пригород которого также разбух и разросся лагерями, кишмя кишащими всякими приезжими лордами с их свитой. А уж где такое дело, там склоки от рассвета и до рассвета, несмотря на священное перемирие.
Хорошо, что мы попали сюда в такой славной большой компании, и целый клоповник – пардон – постоялый двор, оказался в безраздельном распоряжении нашей армии. Каким образом? Выражаясь бессмертными словами еще не родившегося гения:
«Все мое», – сказало злато;
«Все мое», – сказал булат.
«Все куплю», – сказало злато;
«Все возьму», – сказал булат.
И неважно, кто выиграл.
Ну, может, на деле далеко не так драматично, но все кругом исходили из подобных соображений. Если данный спор не происходил в открытую, то лишь потому, что соотношение сил сразу было ясным. Количество плюс репутация.
Теперь уже никого не оставили снаружи, целиком впихнув внутрь подгнивших стен и ведя себя так, будто в любой момент следовало ожидать штурма.
Лишенная последнего верховного правителя по прозванию Пендрагон, то есть – голова дракона, Британия оказалась драконом без головы и уподобилась скорпиону, так и норовящему ужалить самого себя. Словом, бардак кругом стоял невообразимый с тех самых пор, как мы издалека завидели стены города, подсвеченные огнями заката и морем костров.
– А помните, – пользуясь тем, что если посторонние его и услышат, то все равно не поймут, громко спросил Гамлет, пока мы бестрепетно въезжали в неохотно расступающееся, галдящее, кричащее, поющее, свистящее, ржущее, хрюкающее и мычащее человеческо-звериное «Красное море», – как весело начиналась Парижская кровавая свадьба?
Мы пожелали ему типун на язык. Нашел, о чем спрашивать. И ведь, скорее всего, он имел в виду реальные исторические события, а не то, что мы как-то с ними сотворили в одном из не совсем своих миров.