Драконье царство

             – Черт, опять пропустил, – усмехнулся Бедвир. – Покажи-ка еще раз.       Я повторил еще раз, помедленнее, делая вид, что собираюсь нанести ему колющий удар, провел острие ниже и левее, развернулся на сто восемьдесят градусов, оказавшись, за его плечом, и остановил меч, почти коснувшись его живота, с тем намеком, что он опять разрублен на две половинки.       – Ох... – сказал он.       – На самом деле это совершенно дурацкий удар, – признался я, – и от него легко отбиться.       Большая часть успеха зависела от скорости и от реакции противника. Черт с ним с первым, тем более что скорость я снизил, но, скажем, если бы Бедвир не зевал, ему бы ничего не стоило уйти в сторону или успеть отразить атаку. А вот поднимать меч, пытаясь стукнуть меня в этот момент сзади, было ни к чему – только и делаешь, что раскрываешься.       – По-моему, это невозможно, – проворчал Бедвир.       – Ну, почему же... Если это буду не я, к примеру, то вполне возможно. Ладно, шучу. Давай поменяемся. Готов?.. Отлично, отлично, руби пустоту сколько хочешь, меня там уже нет. А пока тебя крутит волчком, тебе можно и голову снести. Здесь лучше всего уйти в сторону, без лишних движений выждать момент и как следует двинуть. Вот так! Давай еще раз наоборот.       Наконец у Бедвира стало что-то получаться.       – Но мне все равно хочется в этот момент ударить, а не уворачиваться, – пожаловался он.       – Что поделаешь, привычки, – сочувственно кивнул я. – Без них тоже никуда, иначе, в решающий момент тебя потянет в разные стороны и вообще заклинит. Не стоит особенно об этом думать. Все равно почти никто так по-дурацки не дерется.       – Ну не скажи. Похоже на стиль Мельваса Клайдского.       Я приподнял бровь.       – В самом деле?       – Ага.       – Ладно, будем знать. – Я мягко отпихнул ногой лезущую напролом бестолковую курицу. Не проснулся ли в птичьих мозгах боевой азарт? Или это просто искусство суеты ради суеты? Квохчущие болтались вокруг по двору целыми взводами и выводками, полагая, что если эти двуногие без перьев пытаются в шутку или всерьез укокошить друг друга, до птичек им дела нет.       – На нас смотрят, – сообщил Бедвир каким-то предупреждающим голосом и стал осторожно посматривать по сторонам, будто ища незаметный путь к отступлению. Я обернулся слишком уверенно, не вникнув в его маневры – и будто налетел на стену.       Опять она. По ту сторону низкой плетеной изгороди, где невысокий холм уходил вверх. Мы врезались друг в друга взглядами как автомобили на встречной полосе. В голове засел какой-то бред – а в пятом веке в Британии левостороннее движение или правостороннее?.. О чем я думаю?       Два синих колодца со льдом посреди жаркого полдня. Где-то подо льдом, глубоко, бился огонь. Застывшая неподвижность остановленного кадра, лишь легкий намек на дыхание. Через полминуты я наконец пришел в себя, выдохнул и поклонился даме как полагается, с почти непристойной учтивостью.       Королева Лотиана еще несколько мгновений оставалась неподвижной, не отводя немигающего взгляда. Потом ее веки с неправдоподобной мягкостью скользнули на мгновение вниз – где-то в Гималаях одновременно с этим обрушилась снежная лавина – и со сказочной грацией ответила поклоном на мой поклон. Полагаю, в этот момент у меня глупо отвалилась челюсть – курам на смех и нежданную добычу.       Так же мягко скользяще Моргейза повернулась и, будто по воздуху, прошествовала прочь. Я заморгал, отгоняя видение Мотылька, Горчичного Зернышка и Паутинки, несущих край ее плаща. На самом деле королеву сопровождали трое малосимпатичных громил и сын – унылый тонкий мальчик, что уходя один раз оглянулся, и на лице его было написано выражение безнадежной тоски и усталости.       Бедвир прерывисто вздохнул. Я обернулся.       – Что-то случилось?       Он посмотрел с каким-то сожалением.       – Ничего... Может, и ничего. Просто она так смотрела... Люди говорят, у нее дурной глаз. Он приносит несчастье.       – Лот, кажется, не выглядит несчастным.       – А ты думаешь, она часто на него смотрит? – парировал Бедвир с ворчливым смешком.       Но в ближайшее время ничего за этим взглядом не последовало. Ни для меня, ни для кого-либо другого. Может быть, даже, к моему сожалению. Впрочем, скоро оказалось совсем не время для романтических сожалений. Приближался гвоздь сезона – божий суд в канун Белтейна, чтобы встретить новую весну уже с королем, каким бы гадом он ни оказался. Что такое дракон, в конце-то концов?       Так что не будем подробно останавливаться на всяком праздношатании, попытках воспитания бестолковой адской гончей, дважды сбежавшей погулять сама-по-себе и распугавшей полгорода до поросячьего визга, невинных пьяных забавах – и наших, и самых разных компаний, объяснявших потом, что ничего дурного они не имели в виду и незачем нарушать царящие в городе мир да любовь – и на пошедшей о нас нехорошей славе после того, как мы разогнали несколько таких компаний, что поставило графа Эктора в совсем уж неловкое положение фактического всеобщего Стража Порядка и Согласия, что само по себе выглядело подозрительно и вызывало всякие толки.       Все это безобразие дошло в канун Белтейна до абсурда. Поэтому можно сразу смело переходить к нему.       День начинался великолепно. Гряды туч цвета царского пурпура украсились четким золотым обрезом и двинулись в торжественное шествие по бледно-голубому мрамору уже завидневшегося неба. Народ стянулся еще с ночи к выбранному месту – ложбине в холмах, образующих вокруг нее естественный амфитеатр – этакий веселенький зеленый Колизей, пропитанный росой и ночной сыростью. И там, внизу, небольшими белыми камешками был выложен круг. Выходящий из круга во время боя, выходил из игры, как в известной истории о пророчестве Мерлина и драконах, вышедших на берег из колдовского озера и которых, к счастью для населения, больше никто не видел.       На холмах и под холмами жрецы всех распространенных культов одновременно с первыми лучами солнца начали торжественное открытие действа показательными богослужениями. Пестрое зрелище и какофония казались фантастическими. Колыхались хоругви и тотемы, тек сладкий и горький дым, происхождение которого было темно, блистало золото, текла кровь коз и птиц, предназначенных в жертву или для гадания по внутренностям – там поднимался самый громкий гвалт, – однако такие представления, как то, что недавно устроил Мельвас, были сегодня под запретом. Вот в другое время, в частном порядке – всегда пожалуйста.       Каждая из этих шаек-леек делала вид, будто конкурентов кругом не существует и она тут единственная, ну, по крайней мере главная.       Бран и Блэс тоже разошлись по своим измерениям, где прекрасно себя чувствовали, как омары в своих садках.       Наконец священники отпелись и запели рожки, трижды, странным для слуха переливом. Распорядитель – городской голова в невообразимом наряде, смахивающем одновременно на тогу римского императора и новогоднюю елку в золотой фольге, подошел к двум внушительным сосудам, наполненным табличками с именами заявленных участников, и наугад вытащил две, после чего выкрикнул имена, которые мало кто узнал, судя по довольно жидкой реакции. По рядам заколыхалась рябь и названные двинулись к кругу, выложенному белыми камнями.       На самом деле заявленных участников было не так уж много, где-то с полсотни, иначе к ночи бы с ними никак не управиться – просто если пользоваться глиняными черепками и вощеными табличками, то сосуды для них поневоле окажутся большими. Как обычные выборы, в которых участвуют блоками, представителями, и лишь немногие чокнутые – на свой страх и риск. Разумеется, может вызваться и любой из толпы, если в нем есть хоть какой-то намек на наличие благородной крови, то есть, если он не раб, носит меч и знает, за какой конец его держать. Тот же, с кем он вызовется выяснить отношения, может переадресовать вызов любому из подходящих громил под своим началом, и выскочка вряд ли надолго останется проблемой. Бесхозных героев на свете не так уж много, да и одолеть ораву конкурентов в одиночку практически нереально – это хорошо только в сагах и, уж точно, при событиях меньших масштабов.       Поскольку мы никуда не рвались, то решили в лучшем случае поддержать при надобности дружественный Регед. Особенно когда чуть позже, для ускорения процесса, пойдут на близлежащих лужайках второстепенные бои, которые допускалось вести и поодиночке и группами, лишь бы заранее сократить число входящих в круг белых камней. Однако хотя бы в начале все должно идти торжественно, чин чином.       Первый победитель быстро и начисто отхватил своему противнику руку чуть повыше локтя. Прекрасный зачин. Народное ликование заглушило вопли проигравшего. Милая, что ни говори, система поэтапного устранения лишних претендентов, чтобы потом не мешались – останутся немногие, кому успеют остановить кровь, да и те будут, пожалуй, деморализованы. Царь горы должен быть один, даже если это петух на навозной куче. Кстати, если дело пойдет так дальше, ему и впрямь может остаться одна навозная куча, когда этот цвет страны капитально сам себя перережет… (Чепуха, конечно, просто лезло всякое тревожное и упадническое в голову). И еще пуще, если продолжится то, что мы видели на пепелище по дороге сюда.       Жертву вынесли, победитель удалился до участия во втором туре, когда количество состязающихся как минимум уполовинится. Я произвел мысленные подсчеты. Первая пара закруглилась за пять минут. Но были еще паузы между поединками. Если исходить из приблизительной цифры в полсотни, таких пар должно быть два с половиной десятка. Если добавить время на возню и прочие непредвиденные задержки, каждая займет минут десять-пятнадцать. Пусть кто-то выбудет заранее, где-то что-то затянется, и даже первый круг займет часа четыре. Когда перевалит за полдень, начнется вторая чистка. Еще часа два или три. И наверняка еще столько же, чтобы окончательно избавиться от остатка. Примем во внимание возможные споры и нервотрепку... Чудовищно – самое интересное начнется только к закату! Если не к рассвету.       Мы четверо поделились вычислениями друг с другом и принялись неудержимо зевать. Одним из следующих провозглашенных оказался Мельвас Клайдский и выразил желание сразиться сам. Тот, кого провозгласили ему в пару, заявил самоотвод и тут же вышел из игры. Пример оказался заразителен. Второй, чье имя было названо, сделал то же самое. Третий рискнул. Мельвас вывалял в пыли его внутренности. Вместо азарта мы испытали нечто похожее на омерзение. А уж во что скоро превратится земля в круге – даже думать противно.       – И что б не ливануть дождю? – посетовал Олаф, оглядывая небо. – И лучше всего – из смолы с перьями.       Но вместо дождя смолы с перьями поблизости образовался Бран – не успели мы как следует, сидя на своем пригорке и созерцая, как допотопные туземцы весело валят друг друга, поупражняться в остроумии на загробные темы и прочую сентиментальщину. (Подозреваю, несмотря ни на что, у нас пошаливали нервишки – серьезно относиться ко всему не хотелось, но были ведь шансы на то, что этот странный мир может надолго стать нашим домом, значит, обращать внимание на происходящее все же придется). Я как раз развивал теорию о том, что если в геральдике красный зверь именуется также «ободранным», то такому дракону как Британия это определение здорово подходит, когда неподалеку в воздух так и взвился Кей.       – Да ты спятил, друид! Сейчас?!..       После этого ему удалось совладать с собой, и он снова исчез внизу, пустившись в жаркий спор с отцом и священниками, но уже тише. Так что слышать его могли уже только «свои», и мы в том числе.       – Какой, к черту, меч!.. Какая, к дьяволу, церковь!.. – кипятился Кей. Ему удавалось не только испепелять, но и пережевывать субтильного друида взглядом.       – Сын мой! – квохтнул священник Блэс, будто намереваясь, для разнообразия, вступиться за оппонента. – Этот меч и впрямь опрометчиво оставлен без охраны!       Все интереснее и интереснее. Кажется, кто-то собрался на охоту за артефактом?..       – А мы тут при чем? – агрессивно спросил Кей. Граф Эктор предупреждающе рыкнул, и тот, с досадой зашипев, замолчал.       – Если мы сейчас не выставим охрану, – назидательно проскрипел Бран, – все, чем тут занимаются эти люди – просто драконий навоз! Слыхали, что было объявлено?       Нет, кажется, это не охота за артефактом, или Бран ловко притворяется, что как раз хочет ее пресечь.       – Слыхали, что камень не столь священен, как меч, и его можно разбить?       – Так решили уже месяцы назад, – проворчал Кей. – Ну и что?       – Решили – да, снять запрет. А только что перед поединками, наконец, сняли и объявили во всеуслышание. До поединков!       – Надо быть безумцем, чтобы сделать это сейчас! Надо сначала завершить божий суд, а пока он не окончен, это будет не по правилам.       – Да! Но он уже идет. И при определенной изворотливости можно будет оспорить это всеобщее мнение, особенно, если некто успеет одержать хоть одну победу в первом круге. Формально он будет почти прав, к тому же само обладание королевским мечом может поставить его в глазах народа выше закона, если сам меч никак не пострадает. Главное условие будет соблюдено.       – Чушь!..       – Вспомни Александра Великого, – резонно вмешался Блэс, – и узел Гордия. Ты думаешь, Александр поступил по правилам? Меж тем это пример идеального решения, и он стал властелином Азии!       – Ч-черт...       – Верно, – подтвердил граф Эктор.       – Что ж, если нужно, я туда отправлюсь, – подал голос Бедвир, всегда верный чувству долга.       – Не на весь день, – предупредительно отметил граф Эктор. – Через час или два будем сменяться, чтобы никто слишком много не пропустил. Есть еще добровольцы? Меньше четверых посылать бессмысленно.       – Мы, – вмешался Олаф, вставая. – Нам тут все равно терять нечего.       – Вот их одних вполне хватило бы, – пробормотал Кей, уставившись на него обрадованно, как на ходячую хорошую идею. – Если еще с их собакой, то и подавно.       Но Кабала тут с нами не было. И идти за ним мы не собирались.       – Ничего, и так обойдемся. И Бедвиру пока уходить незачем. Приходите, когда пройдете первый круг, – посоветовал Фризиан.       – Вы знаете, где это? – на всякий случай полюбопытствовал Блэс.       – Знают, – заверил его Бедвир.       – А вы пробовали? – подозрительно прищурился Бран.       – Нет, а зачем? – спросил я с видом невинного простодушия, уж очень потешно они переглядывались со священником, чуть друг дружке не подмигивая.       Прищуренные глазенки Брана моментально широко распахнулись. Взгляд был красноречив и одновременно совершенно непереводим. Что-то вроде: «все тут спятили, кроме меня!»       – Если знаете, где это, то поторопитесь, – напутствовал друид вслух ничего не выражающим тоном.       – Минутку, – уточнил Гамлет. – А если туда еще такие же умные придут на стражу? Перебить их всех, что ли?       Бран тихо фыркнул под нос, запустил под хламиду коричневую лапку, покопался и вытянул оттуда какой-то амулет на засаленном кожаном шнурке. Он снял его с груди и показал нам. Почерневшее серебро изображало зверски перекрученную в жестоком припадке фантазии творца некую птицу.       – Это знак Мерлина, – молвил Бран внушительно. – Действуйте его именем.       Выходит, птичка оказалась соколом-Мерлином.       – А кроме нас это кому-нибудь понятно?       Мой вопрос повис без ответа.       – Разберемся, – заторопился Олаф, видя, что друида сейчас хватит удар. – Пошли.       Он выхватил у него из рук несчастную птицу, и мы отправились в свой почетный караул у персонального мавзолея королевского меча, не подлежащего преждевременной эксгумации.       Город был заброшен, пылен и пустынен, но не то чтобы окончательно.       То тут, то там попадались жидкие кучки меланхоличных субъектов, стерегущих покинутое имущество от возможных мародеров. Всюду кто-то был. Возможно, кое-кто из них стражами только притворялся, но это не наше дело. У «церквушки же на-курьих-ножках» – Бран оказался прав – не оставалось никого, кроме надрывающегося на толстенной цепи лохматого пса. Заходи кто хочет – если хочет лезть через забор или догадается свалить ограду лбом с разбега. Мы решили отнестись к беспечным британцам по-доброму, вскрыли замок на калитке без сильных для него увечий любимой отмычкой Фризиана и вошли в тенистый дворик, где одиноко торчала шишкой на ровном камне рукоять священного меча.       Фризиан решил, воспользовавшись отсутствием посторонних свидетелей, заодно проверить свою гипотезу с кнопкой в форме наковальни, выбитой на алтаре в форме той же наковальни. Но что-то не заладилось.       – Заржавел, – неодобрительно заключил он наконец и отошел от камня, махнув рукой и скорбно наморщив нос. – Ну кто так делает? Под открытым небом? Полная глупость.       – Здорово будет, – размечтался я, – когда раскурочат камень и обнаружат только ржавые останки. Веселья будет море.       – Какая разница? – пожал плечами Олаф. – Откуют заново что разложилось. Это же только символ.       – Конечно. Но для всей ли толпы, которой это покажется дурным знаком?       – А я вообще не думаю, что дело в этой кнопке, – заявил Гамлет. – Неужели, Галахад, ты воображаешь, что первый ее нашел?       – А почему нет? Сам знаешь, когда люди верят в колдовство, искать какие-то кнопки им кажется невоспитанным. По-твоему, ее кто-нибудь искал, чтобы найти?       Олаф фыркнул.       – Я бы на их месте все равно поискал. Не на виду у других, конечно...       – Чушь собачья, – напрямик заявил Гамлет Фризиану, и вполне резонно, на мой взгляд: – Вся эта вера всегда для кого-то только игра.       – Может, в этом и смысл? – предположил я. – Следующим королем должен был стать тот, кто знает этим играм цену, кто не проникается их духом?       – Поздно, – заключил Фризиан. – Коррозия металла – это вам уже не колдовство и фокусы.       Я кивнул.       – А жаль.       – Ну вот, – вздохнул он. – Тут тоже скучно…       – Можно поговорить с «Янусом», пока никто не слышит, – предложил Олаф. – Пожаловаться на скучную жизнь в примитивном обществе. А у них там вообще одни чайки! Так что нам справедливо ответят, что мы нагло зажрались. Надо бы их оттуда скоро вытащить проветрить мозги, а то совсем скиснут. Как-то без энтузиазма они отзываются о своих последних успехах.       – По крайней мере, могут передать нам какую-нибудь музыку, – ненатурально оживился Фризиан.       – Обойдешься, – занудствовал Олаф. – Чем меньше анахронизмов, тем лучше. Лучше сходи за своей адской гончей. Натравим ее на этого пса снаружи и посмотрим собачьи бои. Весовая категория не та, но за Кабалом же бог подземного царства!..       – Тогда уж лучше вернуться туда, откуда мы пришли, – заметил я.       – Не опошляй, – буркнул Олаф. – Иди лучше выдерни эту штуку из камня, а мы посмеемся.       – Сам выдергивай.       – Кстати… – заметил Гамлет странным голосом.       – Что? – спросил я.       – Заткнулась собачка-то.       – Да? – удивился Олаф, сосредоточенно прислушался и нахмурился. – И правда... Давно?       – Без понятия. Просто вдруг подумал – молчит.       Мы еще немного послушали, поднялись с удобного вросшего в землю надгробия и с молчаливым согласием отошли в тень, проверяя, легко ли выходят мечи из ножен – за оградой послышались приглушенные недовольные голоса. Затем после некоторой паузы незапертая калитка с хлопком распахнулась внутрь, и вошли Бедвир и Дерелл, держа перед собой обнаженные мечи. За ними с лицом мрачнее тучи показался Кей, со сдвинутыми бровями и раздраженно сложенными на груди руками. Его меч покоился в ножнах.       – Эй, – напряженно позвал Бедвир, не сразу найдя нас взглядом.       – Здесь, – откликнулся Олаф, и мы вышли на свет. – Что это с вами?       Олаф имел в виду их настороженность, но получил другой ответ.       – Пришли смениться, – буркнул Кей, багровея. – Мы вышли из игры, – объяснил он свое раннее появление.       – Как печально, – неискренно вставил Гамлет. – А что случилось?       Глаза Кея бешено сверкнули.       – Ублюдок из Корнуолла! – прорвало его. – Я бы победил, но у меня вдруг сломался меч! Не знаю, как это могло случиться. Проделки Лотианской ведьмы, не иначе! Черт, черт, черт знает что!.. – Кей затопал ногами.       – Эй, а при чем тут она? – спросил я недовольно. – Родство родством, но Лотиан от Корнуолла лежит далековато.       Кей на мгновение зажмурился.       – Лотиан Лотианом, но с племянничком она всегда заодно. Родство душ называется. Про любовь врать не стану, ненавижу сплетни. А Кадор с Лотом так бы не благодушествовали. Может, они вообще все заодно?       Дерелл деликатно откашлялся, беспокойно поглядывая из-под лежащих вповалку иссиня-черных прядей.       – Послушайте, а зачем вы убили собаку? – ненавязчиво спросил он.       Мы уставились на него. «Ага!» – подумал я.       – Какую собаку? – встревоженно спросил Фризиан на всякий случай – не про Кабала же речь?       – Она мертва? Так и знал! – воскликнул Гамлет. – Когда она заткнулась... Это не мы. Мы как раз решили, что что-то не так, и тут появились вы.       – Ага, – понимающе кивнул Дерелл. – Мы, увидев ее, тоже решили, что что-то не так, потому и... – Он выразительно скосил глаза на свой меч, потом опустил его.       – Интересно... – складка меж бровей Кея на мгновение разошлась. Он брезгливо покосился на свои ножны, но и пальцем не шевельнул. Видимо, торчащая из них рукоять несла чисто декоративную функцию. – Ладно, подождем Марцеллина – он отправился за новым мечом для меня, а потом все могут быть свободны. Я не желаю там больше появляться, пока все не кончится. – Кей снова вспыхнул.       – Ты ни в чем не виноват, – попытался убедить Бедвир.       Кей бросил на него взгляд, в котором под негодованием мелькнула боль, и гневно отвернулся. Бедвир покачал головой и слегка вздохнул, поглядывая на молочного брата с сочувствием.       Что ж, Кею еще повезло. Тенденции этого так называемого божьего суда были изящны в своей простоте:       

      Кто без страха и упрека,       Выходи на смертный бой, –       Будет ворон остроклювый       Нынче ужинать тобой!

             – Может, нам тоже незачем возвращаться? – поинтересовался гуманный Гамлет, не прочувствовав намек, что Кей предпочел бы сейчас вообще никого не видеть.       – Нет, – быстро почти рявкнул Кей. – Бран сказал – если здесь все в порядке и ничего не случилось, вы еще понадобитесь ему там.       – Друид-то раскомандовался! – вырвалось у меня. – Но если собака убита...       – Зарублена, – подхватил Бедвир. – У нее почти отсечена голова. Я сразу решил, что это кто угодно, только не вы. Но кто?       – Вот именно, – кивнул я. – Тут не все в порядке.       Олаф прочистил горло.       – По-моему, рановато сменяться, пока мы все тут как следует не осмотрим и не поймем, что случилось с псиной.       – Точно.       Кто-то понял, что в ближайшее время меньше нас не станет, и решил не тянуть. Средь бела дня жалобно всплакнула какая-то ночная птица, и с разных сторон ограды в заросли безмолвно посыпались люди. Парочка слева у самой церковной стены, трое слева же чуть поодаль от них, парочка и троица с правой стороны, и еще трое вошли цивилизованно через открытую нами калитку.       Чертова дюжина! В знакомых полузвериных нарядах, неплохо заменяющих камуфляж, и румянах, с легкой руки какого-то дальтоника, синего цвета. Сам король Мельвас вошел, конечно, через калитку.       Кей схватился за меч, позабыв, что он сломан. Олаф весело громко крикнул:       – Эй, полегче! Место занято! Мы тут несем стражу именем Мерлина! – Он помахал в воздухе серебряным амулетом.       Задавить аудиторию авторитетом у него вышло на целую секунду.       – Неужели? – вкрадчиво, с хрипотцой, проронил Мельвас. – Регед уже и сюда сунул свой нос. И что мне теперь с вами делать? Вы мне мешаете. Стоите на дороге.       Пока он говорил, в калитку просочились еще четыре тени, а потом и пятая. Я тихо уважительно присвистнул. Мельвас неплохо подготовился. Те двое, что вошли вместе с ним, тащили средних размеров кожаные мешки, из которых выпирало что-то жесткое, тяжелое и угловатое – прощай священный камушек.       Кей стиснул зубы, оставил свой меч в покое и преградил Мельвасу дорогу еще более явно, с вызовом.       – От тебя стоило ждать такой подлости, король Клайдский! Уходи. Никто не получит этот меч иначе как по правилам.       Глубоко посаженные темные холодные глаза Мельваса слегка прищурились. Хищный крючковатый нос делил смуглое лицо короля резко пополам. Усмешка на губах была бледней и тоньше папиросной бумаги.       – Что ты знаешь о правилах, римский щенок? Что ты знаешь о богах и их путях? – Едва уловимый тембр в голосе обещал нечто такое, отчего в жилах стыла кровь.       Мельвас двинулся вперед. Кей нахмурился, даже безоружный не отступая ни на шаг. Король Клайдский остановился и улыбнулся явней. Улыбка никак не отразилась в глазах, отрешенно безразличных, вроде тех, что встречаются у маньяков-убийц, которых задним числом признают невменяемыми. Объективности ради, признаем, что попадаются и вполне нормальные личности с такими же глазами. Все бывает.       – Впрочем, какая удача! Убив вас всех, я смогу объявить, будто это вы намеревались украсть меч. Я же его только отбил.       – Тебе никто не поверит!       – Поверят тому, глупец, в чьих руках окажется священный меч. По тебе даже памяти доброй не останется!       Да уж, восемнадцать на семерых, у одного из которых сломан меч – неплохой расклад.       Король Клайдский быстрым движением обнажил ярко загоревшийся на солнце длинный клинок отличной спаты. Черненая рукоять казалась почти невидимой. Лезвие будто воспарило птицей над его сложенными руками.       Мы все сделали то же самое – те, кто не сделал раньше. Кроме Кея, конечно. Я быстро подошел к нему, загородив от Мельваса.       – Мельвас! – окликнул я дружелюбно. – А что ты понимаешь в богах и их путях? Много ли больше, чем Галапас? Дух его еще не поведал тебе, как «сладко спать в земле сырой»?       Мельвас слегка вздрогнул от изумления.       – Как ты!.. – рявкнул было он, потом поджал губы и смерил меня взглядом, чем-то напоминающим алмазный стеклорез. – Так значит, это ты рыжий Эрик с Драконьего берега?       Популярность мне польстила.       – К твоим услугам. Это я. Звучит неплохо, верно?       – Наслышан. Ты, говорят, эльфийский подменыш. Да будь ты какой угодно тварью, воронье и демоны будут скоро рвать твою печень. Таранис! – завопил Мельвас, и бросился на таран.       Но промахнулся. Намеренно. Вот так же мы недавно валяли дурака с Бедвиром. Так что не пытаясь нанести ответный удар, я отступил в сторону, повернулся... в самый раз, чтобы увидеть, как Бедвир выхватывает кинжал, подскочив к побледневшему Кею, решительно вкладывает ему в ладонь свой меч, и отступает, не оставляя тому времени для протеста. Кей изумленно обернулся, но было поздно и ему нашлось чем заняться кроме размышлений. Я тут же забыл про Мельваса, которого перехватил Гамлет.       – Бедвир! – крикнул я.       Он оглянулся.       – Держи! – велел я, бросая ему свой меч рукоятью вперед.       Бедвир машинально поймал, глянул на меня, и на его невозмутимой физиономии отразился тихий ужас, когда он понял, что произошло.       – Нет! – вырвалось у него.       – Да! – сказал я и отвернулся. У всех было полно дел. И между прочим, я-то с ума не сошел. Просто у некоторых изначально больше шансов выжить в любой современной переделке, чем у других, по чисто техническим причинам, хотя не все их желательно демонстрировать по пустякам.       К тому же, когда Мельвас совершил свой лихой пируэт, у меня в голове вспыхнула одна мысль. Она почти проклюнулась еще несколько дней назад, но процесс был прерван в зародыше, когда Фризиан нашел кнопку в виде наковальни: тонкая позолота на золоте – зачем было золотить золотую рукоять? Конечно, могла иметь место обычная починка, подновление для парадного вида, но что за трещинка была под позолотой? Слишком ровная. Похожая на край гайки, закрепляющей эфес. Но гайки в пятом веке? Нынешние рукояти крепятся к клинку заклепками. Что я могу испортить, даже если ошибаюсь? Тут и так пришли с инструментами, найдется на кого свалить промах, если с рукояти просто отвалится головка. Не исключено, что ей не впервой и именно это прикрывала позолота, впрочем, неважно… Может и был небольшой риск, что в итоге с моей головой приключится то же самое, в боевой обстановке подобные риски не кажутся чем-то экстраординарным.       Я поднырнул под чей-то свистнувший клинок, повредил кому-то кинжалом связки под коленом, выкатился из свалки и как раз вовремя – те двое, что пришли сюда с мешками, вытряхнули из них содержимое: молот, кирку, клинья, и решили заняться камнем без проволочек. Одному из них я впечатал рукоять кинжала в затылок, другому присыпал глаза белым песочком с дорожки, оттолкнул прочь, и подскочил к каменному алтарю. Набросив на золотую помятую головку дракона край плаща, сквозь него, левой рукой, попытался ее повернуть.       Против часовой стрелки, как должна была бы отвинчиваться приличная гайка, ничего не получилось, но я почувствовал, как рассыпается шелуха позолоты. И повернул головку по часовой стрелке. После чуть затянувшегося мгновения сопротивления и похрустывания набившимся мусором, головка сдвинулась, потом вдруг резко повернулась, будто отпустили какую-то пружину, изнутри ударила отдача. Головка снова сидела крепко, но развернутая на сто восемьдесят градусов. Я обхватил рукоять и потянул. Меч еще что-то держало, хотя чувствовалось, что он уже поддается. Ах, ну да!       Я отыскал изображение наковальни и надавил на него. Отпустило...       Наконец протерев глаза и вооружившись киркой, «пропесоченный» громила издал боевой клич и ринулся ко мне с намерением чуть более мрачным, чем раскрошить на кусочки алтарь Гофаннона. Я выдернул меч из каменных ножен прямо перед его носом. Песок, попавший на лезвие, коротко душераздирающе скрежетнул, но лишь слегка.       После мгновения плотного безмолвия раздался громкий вибрирующий вопль. Его издал остолбеневший громила. Кирка, вяло звякнув о священный камень, выскользнула из его вмиг обмякших пальцев. А за ней и сам он, шарахнувшись, упал на колени, охваченный неодолимым страхом божьим.       Признаться, и я на какое-то мгновение остолбенел – то, что я держал в руке, никак не походило на ржавые останки. Чистая светлая сталь, заискрившаяся в свете дня, заигравшая легким радужным переливом, зеркалом отразившая солнце.       Кто бы ни прятал меч, это был ловкий тип. Легенда утверждала, что это был Мерлин – маг и чародей, хитрец каких мало. Пожалуй, если поковырять в отверстии в алтаре, из него можно будет выскрести комочки промасленной кожи.       Как аукнется, так и откликнется. Со стороны сражавшихся донеслись изумленные вскрики. Все застыли. Жертв еще толком не было – так, пара-другая тяжелых ранений и всякая мелочь. Все произошло куда быстрее, чем об этом вышло рассказать.       – Ну, влипли, – отчетливо прозвучали в воцарившейся немой сцене мрачные слова Олафа.       – Может, не будем спорить дальше? – поинтересовался я.       Влетевший во двор Марцеллин застыл с двумя мечами в руках и с вытаращенными глазами.       – Красный дракон! – выпалил он.       Взъерошенный запыхавшийся Дерелл бочком-бочком обошел его и кинулся наружу – видно, поработать вестником божьим.       – Может, еще не поздно сунуть его обратно? – проговорил Фризиан с фальшивой надеждой, настороженно оглядываясь.       – Отдай его мне, – велел Мельвас, обретя дар речи.       – Ты не понял, друг? Он не твой, – отрезал Олаф.       – Я так и знал! – ворчливо воскликнул Гамлет. – Я знал! Знал, черт побери, что он что-нибудь такое выкинет!..       Кажется, Ланселот начал впадать в тихую истерику. Фризиан потряс его за плечо, чтобы привести в чувство и произнес что-то успокаивающее. Я усмехнулся и, любуясь, посмотрел на меч, весело горящий под солнцем. Сунуть обратно? Отдать кому-то? Дудки. Оставлю себе! Я ласково провел ладонью по клинку. Естественно, на меня нашла эйфория от того, что я разгадал секрет.       Кто-то потрясенно вздохнул. Еще один из людей Мельваса неуверенно покачнулся и упал на колени. Некоторые последовали его примеру. Мельвас желчно побледнел от гнева. Близко-посаженные темно-серые глаза странно обесцветились, как расплавившийся вдруг металл.       – Свиньи, – процедил он сквозь зубы и быстро шагнул к одному из коленопреклоненных с явным намерением всадить предателю в спину все три фута бледной стали.       Бедвир шагнул не менее быстро и подставил свой (вернее, мой) клинок. Мельвас поднял на него убийственный взгляд, но Бедвир его пока не волновал.       – Так и есть. Здорово. Ты Артур... – хрипло проговорил Кей, глядя перед собой невидящим взором.       – Нет, погоди… – возразил я машинально. Но какой в этом теперь был смысл?       – Артур, – повторил Кей. – Пропавший сын Утера и Игрейн из Корнуолла. Как и было предсказано – дракон вернулся с тьмой и пламенем, защитить землю от тьмы и пламени! Ежу понятно, что Эрик – это не имя!       Ежу было непонятно.       – И давно ты так считаешь? – спросил я.       Кей слегка покрутил головой и поморгал, пытаясь обрести почву под ногами.       – Отец сразу сказал, что ты похож на молодого Утера и это неспроста. Может, Бран не так уж неправ со всеми своими звездами.       Мельвас, пристально глядя на меня, раздраженно фыркнул.       – Да уж. Наплодил ублюдков старый мерзавец. Так всех и не передавили...       – Смотри-ка, признал! – усмехнулся Олаф, восторгаясь человеческой непосредственностью.       Но Кею что-то явно было не по себе. Он выглядел подавленно и обреченно. Плечи опустились и вся привычная гневливость исчезла.       – Ты ищешь возмездия? – спросил он устало.       – Какого?       – Из-за медведя. Я видел все, но как мог помешать? Мы оба были детьми.       Бедняга. Заполучить комплекс вины из-за того, что не увеличил медведю завтрак. Я покачал головой.       – В играх судьбы нет ничьей вины. Твоей особенно.       – Жалкие трюки! – зарычал Мельвас. – Если ты Артур, тебе всего лишь открыли секрет шарлатаны-пророки. Но недаром на сегодня был назначен божий суд. Теперь мало поднять меч, надо еще суметь удержать его в руках! Иди сюда!       – О, хочешь уточнить? – усмехнулся я. – Ради бога!       – Какого? – едко спросил Мельвас.       – Какого угодно!       Я, улыбаясь, вышел из-за камня и изобразил подобие ждущих его радостных объятий.       – Давай, Мельвас! Или так и останешься в толпе?       Мельваса бросило в жар. Он быстро вышел вперед.       – Рано радуешься. Проиграй сейчас, и я еще посмеюсь, бросив тебя в жертвенный огонь, драконий ублюдок!       – Рассказывай драконам об огне! – насмешливо воскликнул я. – Валяй, пока можешь!       На всякий случай, чтобы камень не оставался без присмотра и в суматохе не был поврежден, Олаф прошел к нему и нахально уселся на алтарь. Похоже, мы вчетвером еще сыграем во всадников Апокалипсиса этого бедного мира. Впрочем, намного хуже ему не станет.       Мельвас свалял дурака, решив подраться. Даже светлая память Галапаса ему не помогла. Правда, настроение у меня было сегодня отнюдь не мрачное – ему повезло. Несколько минут он яростно бился как муха в стекло, использовав несколько удивительно подлых трюков по этим временам, но цели так и не достиг, добившись лишь появления пены в углах своего рта. То, что было написано на его лице, больше всего напоминало помешательство. Действительно – строить такие планы, всю жизнь утверждать свою власть и образ мыслей, добиваться расположения богов, иметь тому неопровержимые свидетельства в раскатах грома, гремящего точно вовремя, быть сильнейшим или одним из таковых, внушать страх и трепет, и вдруг – словно налететь на каменную стену в тот момент, когда можно было получить почти все... Даже жутко представить, что можно при этом чувствовать. Впрочем, те, кого он обычно давил по дороге, тоже от радости не прыгали.       Яростные атаки все больше превращались в атаки сумасшедшего, все меньше и меньше заботящегося о собственной безопасности, для которого свет сошелся клином на уничтожении или самоуничтожении. Я начал слегка беспокоиться – а так ли уж крепок этот священный меч, проторчавший несколько лет все же в отнюдь не музейных условиях. Пора было кончать комедию. Я сделал небольшой финт и внезапно оказался у Мельваса за спиной и чуть сбоку, приставив острие Экскалибура к его шее, под челюстью. Возможно, острие было тупее, чем следовало, но Мельвас замер в странном полусогнутом положении, решив, должно быть, что наполовину тупое все же наполовину острое, а может, он был просто потрясен самим фактом того, что такое могло с ним случиться.       Дальше все пошло еще хуже. Раздались голоса, шум, и во дворик хлынул народ. Удивительно, как они не снесли ограду. Кадор, Константин, Лот, Моргейза, граф Эктор, графиня Элейн, Гвенивер, Бран, Блэс, Маэгон, Дерелл, и прочая, и прочая, и прочая, друиды, священники, воины, землепашцы, торговки пирожками с прошлогодним крыжовником… – весь пестрый человеческий коктейль. Слегка ошеломленный столь бурным вторжением, я слегка дрогнул и, наверное, потерял бы контроль над противником, но – из толпы донеслись истерические взвизгивания, она расступилась, и сквозь нее промчался белый рычащий клубок мускулов с кроваво-красными глазами и крысиным хвостиком, и с захлебывающимся лаем обрушился на Мельваса.       Это был конец. Мельвас вскрикнул, шарахнулся, споткнулся и полетел на землю.       – Назад, Кабал! – прикрикнул я, пытаясь схватить пса за ошейник.       Кабал весело тявкнул и заюлил вокруг, виляя хвостом, преданно заглядывая в глаза, подпрыгивая и норовя лизнуть в нос по своему обыкновению. Полагаю, картинка была лишена особенного королевского достоинства, но от толпы донесся трепещущий стон, как если бы мне удалось приручить саму костлявую с косой. Потом почти вся эта людская волна ухнула вниз, попадав на колени.       Поглядев на это волнующееся живое море, я ощутил под ложечкой мгновенный укол холода и запоздалую панику. Действительно ли я понимал, на что напросился своей выходкой? А впрочем, что на свете стоит того, чтобы всерьез что-то обдумывать?! Кабал наконец чуть успокоился, я встряхнул головой, улыбнулся и выпрямился, безмятежно встречая всю эту чушь о Красном Драконе. Эти слова неслись отовсюду. Ну конечно – уже потрепанный красный плащ, рыжие волосы, а в руках священный меч «королей от бога». Больше никто ничего ровным счетом обо мне не знал. Никакого прошлого – пустота и легкость, все испарилось в солнечных лучах.       Мельвас, кажется, все еще ждал, что я его прикончу. Но я отозвал Кабала вовсе не для того, чтобы тот не путался под мечом.       – Король Клайдский, – позвал я и протянул руку, чем окончательно ввел его мысли в ступор. – Встань. Прежней жизни ты уже лишился. Сегодня мир станет другим, и ты тоже. Теперь никто не сможет быть вернее тебя. Довольно нам лить бриттскую кровь. Пока мы сами истребляем друг друга, ветер с моря готов смести нас всех без разбора. Так позволим ли мы ему это? Поднимись, брат мой, король.       Я обхватил его запястье и помог ему подняться на ноги, с интересом пристально глядя в глаза. Он оказался слишком ошеломлен, чтобы отнестись к моим словам критически. Какое-то время он будет под впечатлением. Вот и славно.       Как и все остальные.       Стоило ли стараться? Только я поднял Мельваса, как он тут же упал на колени. При этом на лице его отразилось неописуемое изумление – он сам от себя такого не ожидал. Возможно, он попросту в бою или при падении повредил себе предательски подломившийся коленный сустав, но теперь принял это как вещий знак.       – Ты не человек, – вырвалось у него тихим хрипом.       Я приподнял бровь.       – Разве? – Что ж, мы неизбежно диссонировали с окружающим миром, какие тому могли быть объяснения?       – Глазам дракона сотни лет, – сказал он. – Я бы не склонился перед мальчишкой, что бы он ни сделал, какие бы слова ни говорил. Но ты, дракон, прими мою жизнь. Мои боги от меня отвернулись.       Я ответил ему кивком. Кельты всегда любили поэтические преувеличения. Я снова поглядел на толпу перед собой – лица отмеченные страхом, надеждой, смущением, сомнением, экстазом, целый калейдоскоп лиц. Ничего особенного не значащих. Кроме нескольких. Фризиан, подавляющий усмешку, чуть укоризненно качающий головой, потом вдруг весело подмигнувший. Уверен, он был не против этой игры. Гамлет, закатывавший глаза, пытался хмуриться, а потом неудержимо захихикал, приведя в недоумение тех, кто оказался рядом. Слегка обернувшись, посмотрел на Олафа, все еще сидевшего в охранных целях на алтаре. Олаф пожал плечами, скорчив неопределенную рожицу, потом чуть вздрогнул, подавив внутренний смешок, и быстро показал большой палец, направленный вверх. Затем несколько раз повернул его вниз и снова вверх. Мол, весело, конечно, но и проблем куча себе на голову.       Ладно, тут все в порядке. А вот и Гвенивер – глаза широко распахнуты и восторженно светятся, на губах блуждает вспыхивающая изумленная улыбка. Я встретил ее сияющий взгляд как еще один кружащий голову бокал искрящегося шампанского, а потом украдкой глянул в другую сторону, на королеву Моргейзу, и будто получил пощечину, столкнувшись с зарядом неожиданной концентрированной ненависти в ледяных синих глазах.       – Свершилось! – громовым голосом провозгласил Бран, выйдя вперед и воздев руки к небу. – Исполнено пророчество Мерлина! И явился Дракон! Славься, Артур, король всей Британии!       Последние слова, подхваченные всей толпой, захватили меня как ревущий водоворот.