ID работы: 1857077

Драконье царство

Джен
R
Завершён
9
Размер:
436 страниц, 45 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
9 Нравится 4 Отзывы 10 В сборник Скачать

XIII. Праздник костров

Настройки текста
             Волки сыты и овцы целы. Каменный алтарь цел, а меч снаружи. И не весь цвет рыцарства перерезался из-за этого насмерть. Боги оказались сегодня добры?       И впрямь все было решено уже давно. Задолго до того, как это случилось. Но подозревать теперь, что кто-то кого-то намеренно постоянно к этому подталкивал, было поздно. Что ж, в конце концов, могло ничего не получиться. Бран ведь так и не поделился ни с кем секретом, каким меч был упрятан в камень на столь долгое время – он и сам его не знал. Но он сделал ставку и выиграл. В чем Кей признался мне на несколько минут раньше, чем это стало известно всему свету.       Что же касается косых штырей в рукоятке меча, втяжных как кошачьи когти при повороте драконьей головы, такие технические подробности не беспокоили ни одного друида, кроме одного – того, кто это когда-то сделал и замел следы под слоями позолоты. И чьи хитроумные планы пошли прахом, как и он сам, что является унылой иллюстрацией тому, как бессильны наши таланты перед натиском энтропии, особенно если поблизости на сотни лиг или лет не найдется благодатной почвы.       «Так погибают замыслы с размахом, вначале обещавшие успех...». Но оставим Шекспира в покое. Для него почва появится только через тысячу лет. И может быть, не в этом мире.       Бран выиграл. Но знал ли он, что выиграл? Если бы каждый знал, что он выиграет, игорные дома остались бы без доходов, а люди утратили бы весь здоровый азарт и такое огромное казино, как цивилизация, распалось бы быстрее, чем карточный домик.       Но подобным здравым мыслям время приходить только наутро, обычно с похмелья. В остальное время мы предпочитаем гнать их подальше, просто чтобы не пропал азарт и не распался карточный домик. Отсюда даже трудно сказать, что мы делаем это совершенно бессознательно.       Слова Брана не привели никого в особенное замешательство. Львиная его доля пришлась на чуть более раннее время. Все, что могло быть теперь сделано или сказано, не казалось уже слишком странным. Мы не стали с ним спорить. Легенда Брана ничуть не хуже того, что мы могли бы придумать сами, чтобы объяснить все свои странности, и отбрасывала множество вопросов и сомнений, которые неизбежно должны были возникнуть по мере того, как мы продолжали бы утверждаться в этом мире.       Забавно – налет божественности, в котором нет уже ничего сверхъестественного и непонятного для всех этих людей. Абсолютно ничего, все просто и логично, если исходить из принятой тут логики.       Божий суд, как предсказывал Бран и как пытался подстроить Мельвас, пошел прахом. И хоть это сопровождалось некоторым ропотом, никто не подумал возражать всерьез. Если не сверхъестественные знамения, то поражение Мельваса почти у всех на глазах выглядело достаточно убедительным доказательством и указанием, кому ныне благоволят боги. Большинство почуяло не хуже флюгера, куда дует ветер. Более того – большинство просто боялось, чем может кончиться этот божий суд. Победителем мог оказаться давно зарящийся на чужую территорию сосед, тот, кто оказался бы слишком невыносим, слишком страшен, попросту слишком силен. В этом отношении темная лошадка стала совсем не худшим вариантом. По крайней мере, у меня еще ни с кем не было счетов, которые теперь самое время свести. И у каждого оставался шанс надеяться по-своему повлиять на нечто новое.       Даже некоторые сильнейшие претенденты оказались не против сложившегося положения. С Мельвасом мы уже разобрались. Кадор прикинул в уме родословную, предложенную Браном, и счел ее для себя достаточно выгодной. От того, что он выждет год-другой, а там – по обстоятельствам, может, он еще только выиграет. Мнение его сына пока не в счет. Регед в лице графа Эктора и компании, со своими несколько идеалистичными взглядами, и вовсе с самого начала был за нас горой. Так что возможная оппозиция сразу оказалась подавлена.       И праздник разыгрался с новой силой.       Немедленно очнулись священники, только и ждавшие повода закатить торжественный молебен. Бран пользовался немалым влиянием в своих мистических кругах, да и Блэс пустил среди единоверцев кое-какие слухи, несмотря на видимые разногласия с друидом. И после эпохальных слов Брана инициативу перехватили христиане – ведь мы находились на территории церкви. Туда-то меня первым делом и потащили. Обнаружив, что меня как бы невзначай отделили ото всех, с кем я был хоть немного знаком, я слегка забеспокоился, но героически сделал вид, что все в порядке. Потом разберемся, пусть народ пока повеселится. Все равно пустить мне пыль в глаза им не удастся. В любом случае, я только верхушка айсберга, они только что получили себе в короли всю команду «Януса», о чем, конечно, и подозревать не могли, и провидеть в самых странных снах. Можно даже не упоминать о такой штуке как весовая категория.       Я обрисовываю все это лишь штрихами, чуть задерживаясь, почти без зацепок, потому что, по сути, в данный момент меня подхватило и понесло течение, в котором я был беспомощен как щепка. Не то чтобы я любил такие моменты или доверял им. Все это, конечно, очень лестно, но если честно – мы все прекрасно знаем, чего это стоит. Я играл роль хрустального шара, в котором каждый видел то, что ему хочется, оставаясь невидимкой и пустым местом. Ну, может быть, не до конца – благодаря Галапасу, Мельвасу и адской гончей. И, все-таки, пустым местом. «Идеальным барашком в ящике». Что, собственно, и требовалось. Пусть все эти жрецы используют свой звездный час, благо от человеческих жертв сегодня решили воздержаться.       Благим знаком был сочтен и короткий щедрый грибной дождь, пролившийся во время молебна, грохотнувший пару раз раскатистым громом и расцветившийся молниями, напоминавшими огненных драконов, мелькнувших, но никому не причинивших вреда. Но дождь – это уже к вопросу о символах плодородия. Или очищения: полуденное солнце засияло сказочным светом в бриллиантовой россыпи и взвешенной вуали дождевой влаги и радуги – последняя, как известно, мост в небеса, к божественным селеньям. И прямое указание на зарытые горшки с золотом. Конечно же, волшебным и фальшивым.       Удачно? Не менее, чем гром для Мельваса. А к чему это его привело, мы уже знаем.       День утонул в череде бесконечных ритуалов. Разумеется, всплыл вопрос о коронации. Поскольку я не сильно напоминал Мельваса или кого-то вроде него, архиепископ Карлионский принялся настаивать на образцовой церемонии в своем приходе, крупнейшем в Британии. По такому случаю у них уже был готов особый освященный всебританский венец. Это имело смысл, но не являлось делом сиюминутным. И друиды тут же взяли реванш, доставив прямо на место корону Камулоса – или Камулдунума, малого королевства, принадлежащего безраздельно верховному королю. Подходящее местечко для того, кто по их замыслу должен являться главным военным вождем, именуемым на благородной латыни dux bellorum. Ведь Камулос – имя бога войны, которого римляне называли кельтским Марсом. Кстати, это же местечко в чуть ином произношении звучало как – Камелот.       Возможно, мотив со спрятанным в камне от посторонних взоров мечом шел от той же легенды – от меча Камулоса, который, как говорят, незрим. И соответственно, неотразим (как непременно прибавила бы Линор – ни в одной луже).       Корона Камулоса, предмет «трижды священный», хранителем которого оказался все тот же Бран, была торжествующе извлечена на свет, и прямо из церкви все повалили наружу в поисках ближайшей священной рощи. Потом, после недолгих споров, передумали и направились к кольцу из белых камней, обозначавших место сорванного Божьего суда. Где и было учинено чтение заклинаний, воскурение составов подозрительного происхождения, заглушивших запах пролитой здесь крови; потом меня ввели в круг, обрызгали водой, бросили щепоть земли, чуть всерьез не обожгли горящим пучком травы, порезали руку, чтобы капнуть кровью в жаровню, где возжигались священные благовония, на меч и на венец Камулоса, после чего последний был поднесен мне с тем, чтобы я возложил его себе на голову.       – Венец, выкованный из стрелы грома! – зловеще торжественно заключил Бран, исступленно сверкая глазами. – Грома, павшего с неба, разящего насмерть! Прими его и возьми его силу, если смеешь. И если станешь ты неугоден богам, пусть гром этот обратится против тебя!       Куда уж теперь отступать? С тем я и принял этот венец – не слишком тяжелый темный железный обод, местами помятый, тускло поблескивающий, с пятью невысокими зубцами и неровно тлеющими углями утопленных в оправу крупных гранатов. Железо – металл войны и элемент, разрушающий зловредные низшие чары. И почти без следов ржавчины. Если Бран знал что говорил и венец действительно был выкован из метеоритного железа, мы с ним оба чужаки на этой земле. Улыбнувшись этой мысли, я завершил ритуал, как все того и ждали.       Дадим место всеобщему ликованию. И не будем строги. Ритуалы – это то, что касается чего-то древнего, гнездящегося в темной генетической памяти, что заставило обезьяну уловить нечто в пустом воздухе и, повинуясь этому смутному голосу, слезть с дерева и начать совершать вещи странные и лишенные смысла, сложившиеся после в культуру и цивилизацию. Зачем? К чему вопросы? Это и есть магия, божество, причудливый инстинкт, бред природы, ищущей новых пространств для своей вечной экспансии. Нам ли ее останавливать?       

***

      – Для тебя есть хоть что-нибудь святое?       – Нет. А что?       Гамлет закатил глаза. Я неудержимо смешливо фыркнул и выглянул за краешек невысокой каменной стенки, за которой мы спрятались, чтобы еще раз убедиться, что нас никто не выследил и не подслушивает. Неизбежное зло королевского образа жизни – всем есть дело до того, где ты и что делаешь. В первый день, по крайней мере, уж точно. Но была уже ночь, причем на редкость шумная. Над всей округой колыхалось веселое зарево – Белтейн, праздник костров, был в самом разгаре. Веселые вопли, визг, смех, пение и музыка смешивались в воздухе «в тесноте да не в обиде» с дымом, ошалевшими мотыльками и светлячками, ароматами праздничного пиршества, земли и травы, листвы, сонных и пьяных в ночи цветов, испускающих томную ауру сладости, недавней свежести и увядания. По Темзе разъезжали лодчонки, озаренные пляшущими яркими точками факелов, и водная рябь вовсю пестрела цветными блестками.       Улизнуть было одновременно непросто и просто. Белтейн – один из тех праздников, когда все пороки, называемые маленькими радостями жизни, становятся безгрешны. Танцы, чревоугодие, грубые игры и плоские шутки еще не повод повеселиться от всей души. Там, где не сверкали огни, во всех темных уголках так же, если не яростней, кипела жизнь, откочевывающая от хороводов и закусок с тем, чтобы вернуться назад, а оттуда опять в темноту – кружиться в этом хороводе до самого утра. И вся эта толпа была плотной, шумной и приставучей – не проехать, не пройти. Но, как во всякой толпе, в ней можно было быстро затеряться (хотя можно и постоянно и неожиданно натыкаться нос к носу то на одних, то на других знакомых). Пока я наткнулся, правда, только на Гамлета, возвращавшегося из темноты с какой-то девицей в тот неподходящий момент, когда я, для отвода глаз также с девицей, счастливо не сознававшей, кто я такой, направлялся в ту самую темноту. К сожалению, особенно пьян я не был и заподозрил что, заприметив меня, Гамлет постарается заметить, и куда мы пойдем, а может, для верности, еще и не захочет выпускать из виду. Это как-то все скомкало. Мы, конечно, спрятались, но полной уверенности, что помех не будет, уже не было, и это все портило. Впрочем, шучу – лишних неприятностей я искать вовсе не собирался, и на самом деле все это мельтешение было очень бестолково и невинно – лишь бы затеряться, посмотреть на все немного сторонним взглядом и перевести дух. Если, конечно, вы мне верите.       Вскоре мы снова встретились с Гамлетом, так как я тоже старался заприметить, куда он денется, и пока на хвосте не объявилось никаких друидов, решили поделиться кое-какими мнениями о случившемся днем.       – Я всего лишь спрашиваю! Ты ведаешь, что творишь, или нет? Было это продиктовано какой-то мыслью, причиной или просто приспичило? Бессознательно?       – А если приспичило, так это уже и не причина?       – Эрвин!       – Ага – штрафное очко! Настоящих имен вслух не употреблять!       – А как прикажешь тебя теперь называть?       – Да как хочешь. Ближайшим знакомым – скидка.       – С моста? – едко спросил Гамлет.       – Что? – возмутился я. – Прекрати, наконец! О чем ты думаешь? Что эта несчастная Британия может вскружить мне голову? Недостаточно, дружок! Мне ведомы размахи покрупнее! Просто идиотизм какой-то, что приходится об этом говорить!       Гамлет немного смутился.       – Ну послушай, ведь еще Цезарь говорил, что лучше быть первым в провинции, чем вторым в Риме!..       – Ха! – сказал я уже чересчур громко. – «Со святочной игрушкою! С петрушкой в королях!» Черт, всю жизнь мечтал танцевать менуэт с друидами во все дни своей жизни. Запомни – из меня выйдет самый дрянной король на свете. Я временщик, исходя из самого рода наших занятий. Больше всего я рассчитываю на краткосрочность этой пьески. И на то, что здесь всем мало что терять. Мы видели. Надеюсь, нам эта ширма больше чем на пару месяцев и не понадобится. Зато не будем слишком подозрительно выделяться кочкой на ровном месте. И наверняка что-нибудь от такого положения выиграем. Может быть, даже кому-то поможем, если повезет. А если нет – быстренько сделаем всем ручкой. Идет?       – Что-то ты разошелся...       – А кто начал?       – Значит, ты все же не всерьез...       – Всерьез? Гамлет, кто из нас сумасшедший?       – Э… Ой, штрафное очко! – обрадовался Гамлет, заодно меняя тему.       – Чушь, – фыркнул я. – Я говорил аллегорически, вспоминая Шекспира. Ты меня всегда вдохновляешь…       – Рассказывай!..       – Друг мой, «и в смерти воробья есть свой промысел»...       – Маячок, маячок, вот вы где! – послышался помурлыкивающий мягкий голос Фризиана, который вышел из-за стены и отключил браслет, слабо попискивающий, помигивающий или пульсирующий при поиске своих собратьев по принципу: горячо-холодно. – Скажите мне потом, что я не смогу найти Грааль! – потребовал он самодовольно.       – Не найдешь, – с готовностью сказал Гамлет, все еще пытаясь сменить тему.       Фризиан посмотрел на него с упреком и тем сожалением, овеянным мудростью и чувством необходимости, с каким добрый ветеринар смотрит на взбесившееся домашнее животное.       – Ладно, Ланселот, с тобой мы еще разберемся, в нужном месте, в нужный час. Кстати, Артур, давай его казним, как гарантию нестабильности в королевстве. Король ты у нас или не король? Придется отстаивать государственные интересы, знаешь ли.       – А, да ну их, – весело отмахнулся я. – После нас хоть потоп!       – Временщик! – обвинил Фризиан.       – Спасибо. Стараюсь, – подтвердил я.       – Неплохой трюк, – одобрительно продолжал тот. – Я уж думал, придется положить там восемнадцать бездыханных тел, да и кого-то из друзей потерять. Когда ты догадался, как это сделать?       – Наполовину ты догадался первым. Надо было еще только повернуть головку эфеса. Я вдруг вспомнил, что заметил трещинку под позолотой, а когда этот волчище Мельвас завертелся волчком, будто кто-то сказал: «Да будет свет!» – И разумеется, подсказку дало само время, разрушившее слой позолоты.       Я вытащил Экскалибур, который находился теперь при мне как непременный атрибут (в отличие от брошенной где-то на попечении Брана короны), из новых ножен (мои, разумеется, не подошли, но в церквушке «на-курьих-ножках» хранились подходящие), и с легким усилием повернул головку дракона сперва в одну сторону, из-за чего из рукояти выскочили под углом два стальных шипа, потом в обратную, и шипы исчезли.       Когда я объяснил Брану, в чем был секрет, он заволновался и заявил, что надо будет при первой же возможности залить отверстия расплавленным золотом. Мне эта идея не нравилась. Но как бы там ни было, пока все оставалось в том же виде, в каком было обнаружено.       – Вот такие у нас дела.       Фризиан драматично вздохнул.       – «У нас». Ну вот, уже мышление во множественном числе!       – Не уже, а все еще, на ваше счастье! – усмехнулся я, шутливо толкнув его кончиком меча.       – Ладно, – рассмеявшись, заключил Фризиан. – Пошли, найдем какую-нибудь хмельную отраву и выпьем за нашу шайку королей и серых кардиналов! Нехорошо бросать людей надолго одних.       И мы направились к кострам, хором распевая:              ...вовеки не умрет       Святая наша тайна –       Наш вересковый мед!..              Ночь только начиналась. Мы являлись и снова исчезали как чертики из коробочки, ловко увиливая от заботливых друидов и прочих заинтересованных личностей. Все это напоминало игру в прятки, салочки и ручеек одновременно. Мы опять все разбежались, появившийся было на минутку Бран попытался напомнить мне об осторожности, на случай, если я вдруг о ней забыл. Я напомнил ему об адских гончих и прочем священном ореоле, и снова его оставил, решив на этот раз особенно хорошо уединиться, чтобы поговорить с дальним берегом. Олаф, связывавшийся с ним недавно, заверил меня, что там пока никто не спит. Меж тем, с ними связывались уже все, кроме меня: форменный непорядок, но мне хотелось напоследок кое-что уточнить, в том числе у тех же друидов, а прежде я был просто занят по уши.       «Всем привет, у меня есть кое-какие идеи по поводу вашей легенды... Так и знал, что вам понравится!..»       Вскоре, однако, связь пришлось прервать и припрятать передатчик, так как я заприметил «хвост». Впрочем, главное уже было сказано и замяты оказались только всякие шуточки на тему мании величия. Я был уверен, что «хвост» ничего не разобрал из того, что я говорил, к тому же достаточно тихо. Да и разглядев его, я очень засомневался в его недобрых намерениях. В бледных отсветах вырисовался силуэт – щупленький парнишка, робко и тихо крадущийся за мной, оглядываясь и вытягивая шею. Дело было на лесной опушке. Я притворился деревом, заслонившись не таким уж толстым стволом – в густой тени все равно невозможно было что-либо разобрать, и стал с любопытством наблюдать, что он предпримет дальше. Мальчик поглядел в одну сторону, в другую, но никого не увидел и не услышал. Его плечи поникли, и я услышал звук, очень похожий на всхлип, тем более что он поднял руку и потер глаза. Совсем не зловеще.       – Эй, – позвал я тихонько. – Кого-то потерял?       Он отпрянул, втянув воздух так, что тот застрял у него в горле, и вскинулся, будто не зная, в какую сторону бежать. Но не убежал. Перевел дух и в свою очередь окликнул тонким дрогнувшим голосом:       – Артур?.. Милорд?..       – Минутку, – сказал я, выбираясь из редкого подлеска и подходя к нему. – Я тебя знаю. Ты принц Лотианский, верно?       Он едва заметно шмыгнул носом и довольно чопорно склонил голову.       – Меня зовут Гарет, милорд. – И опять его голос слегка предательски задрожал. Его и самого била тонкая дрожь. Меня он, что ли, боится? Впрочем, наша собачка кого только не впечатлила. Только зачем тогда ходить за мной и всхлипывать? Я решил не обращать внимания, чтобы не обижать его. И так Гарет не производил впечатления счастливого ребенка.       – Почему ты один, Гарет? Разве принцам можно так ходить по ночам, когда вокруг может быть полно врагов?       Он поднял голову. Его лицо напоминало в темноте хрупкую полупрозрачную алебастровую маску с провалами вместо глаз.       – Ты же ходишь.       – Я немножко старше.       – Значит, и врагов у тебя должно быть больше, – он слегка недоуменно пожал плечами.       Я подавил невольный смешок. Забавный парнишка.       – Интересно ты говоришь, Гарет.       – Так мама говорит, – пояснил он без тени веселья.       – Мама говорит?       – Да. Она на самом деле твоя сестра?       – Так говорят.       – Она хотела бы поговорить с тобой.       – Вот как? О чем?       – Ну, она ведь твоя сестра.       – Логично.       Мы замолчали. Гарет в темноте смотрел на меня, я смотрел на него. Мы оба мало что видели.       – Сейчас? – спросил я наконец.       – Сейчас, – кивнул Гарет. – Ты пойдешь со мной, милорд?       Я рассеянно потер один из своих браслетов, снимая кое-что с предохранителя. Так, на всякий случай. Хотя лучше будет этим не пользоваться без крайней необходимости.       – Значит, так, – проговорил я со вздохом. – Она послала тебя в ночь, одного. И, видно, очень рассердится, если ты и вернешься один, без того, за кем тебя послали.       Гарет молчал. Кажется, он сдерживал слезы.       – Я пойду с тобой, – сказал я. – Хотя бы затем, чтобы спросить, о чем она думала, посылая тебя неизвестно куда в лес искать волков.       – Я не боюсь волков, – проворчал Гарет. – У меня есть кинжал.       – А у волков есть зубы. Homo homini lupus est. Ты знаешь, что это значит?       – Человек человеку волк, – без запинки ответил Гарет.       – Твоя мама, наверное, часто тебе так говорит.       Я услышал, как он удивленно выдохнул.       – Откуда ты знаешь?       – Ну, раз она моя сестра. И где она меня ждет?       – В праздничном шатре, одном из тех, что подальше от костров.       – Ладно, веди. Я за тобой.       Мы двинулись в путь через стелющиеся заросли травы, тяжелой и влажной от росы. Стрекотали насекомые, мерцали яркие звезды, звуки и огни праздника казались отдаленными и отстраненными. Я и впрямь далеко от них зашел. И к шатрам мы подойдем, так толком к ним не приблизившись.       – Получается, что ты мой дядя, – задумчиво, немного удивленно проговорил Гарет.       – Получается, – не стал я спорить.       – А где ты был все это время?       – Далеко отсюда. Примерно как до луны. Может, как-нибудь расскажу, если будет время.       – Ты очень странный.       – Это только кажется.       – Почему?       – Потому что все мы совсем не такие, какими кажемся.       Он опять замолчал, о чем-то задумавшись.       – Все равно странный. Говоришь со мной как со взрослым. Вернее – нет, будто желаешь мне добра. Не в словах. Как-то по другому. По-моему, ты вообще добрый.       – Это странно?       – Для короля. Меня учат совсем другому.       – Ты меня просто совсем не знаешь, Гарет.       – Вот это и странно. С другими людьми мне все ясно.       Я тихо хмыкнул и ничего не ответил, прикусив язык. С этим парнишкой определенно надо держать ухо востро. Заплетает в слова как в кружева. Совершенно невинно. Занятный племянничек.       Из темноты выступила фигура с копьем наперевес и щитом. Гарет негромко не то фыркнул, не то мяукнул, и как-то особенно махнул рукой. Фигура исчезла, чуть прошуршав травой. Подобное шуршание повторилось еще пару раз, прежде чем мы смогли дотронуться до шелковистого полога, тепло светящегося изнутри как розово-золотистая раковина, которую пронизывает солнце. Праздничный павильон королевы Лотианской – гримерная актрисы-примы.       Гарет скользнул внутрь и почти в то же мгновение снова приподнял полог, приглашая меня войти. В ночной прохладе из открытого шатра так и дохнуло густым теплом, скопившимся от светильников, доверху наполненных ароматным маслом. Запах жимолости, меда и роз обволакивал все будто сахарная вата, причем изрядно подтаявшая.       Моргейза встретила меня пристальным притягивающим взглядом и ослепительной улыбкой. Я не мог не ответить ей тем же. Черные веера ресниц еле заметно дрогнули, она чуть повела рукой в небрежно отстраняющем жесте. Ощутив легкое движение воздуха, я оглянулся – Гарет исчез, безмолвно и бесшумно, как клочок сизого чада, только чуть колыхался упавший тканый полог.       – Зачем же было его отсылать? – полюбопытствовал я. – Да и посылать...       – Милый брат! – патетично воскликнула Моргейза, пропустив мой вопрос, впрочем, совершенно академический, мимо ушей, и в следующее мгновение мы уже с чувством целовались.       Вышло это как-то машинально и, надеюсь, вполне по-родственному. Исторически поцелуй в губы еще не стал прерогативой чисто сердечных отношений. И хотя химически во мне чуть не произошла революция, я успел опомниться и не пойти дальше. Хотя это и было бы почти логично. Я немного попятился из объятий названной сестры, и увидел, как она посмотрела на меня искоса с непередаваемым лукавством.       – Я тоже рад встрече, – проговорил я осторожно.       Она негромко спокойно рассмеялась и отпустила меня, не до конца, потянув за руки к горке подушек и усадив на нее.       – Значит, ты действительно мой брат.       Я пожал плечами.       – По крайней мере, мне так рассказывали.       – Думаю, да, – она пробежала по моему лицу цепким взором и, хотя она не нахмурилась и никак не выразила того, что было у нее на уме, мне показалось, что в глубине глаз у нее на миг обозначилось что-то мрачное, стальное и жесткое – обманчивый призрак того взгляда, что я совершенно случайно поймал днем. Если бы не тот взгляд, понятия не имею, как повел бы себя минуту назад, может, немедленно признался бы, что, по счастью, в нас нет ни капли общей крови. Но с тех пор я почему-то стал умнее.       В жаровенках что-то уютно потрескивало, в теплом воздухе переливались веселые отсветы. Лед и пламя, заключившие внутри меня некий подлый союз, не желали нейтрализовывать друг друга.       – Ты похож на своего отца, – произнесла Моргейза почти бесцветным голосом, будто безразлично промурлыкав.       – А как насчет матери? – спросил я.       Моргейза глянула в сторону, делая вид, что не услышала, и тоже поудобнее устроилась на подушках напротив. Это был уже второй мой вопрос, который она проигнорировала. Но я понял, что она неприятно задета. Кажется, я немного успокоился, когда уверился, что ушат яда, который обрушили мне на голову ее глаза, предназначался не совсем мне. Моргейза ненавидела другого – человека, укравшего у нее мать и наложившего печать скандала на ее собственную жизнь. К сожалению, ее слова о том, что я на него похож, говорили, что она видит во мне того другого. Как я бессознательно упорно видел в ней другую. Это нас определенно роднило. Но я подозревал, что не к добру.       – И если знать, то усомниться невозможно, – проговорила она меланхолично. – Где они тебя прятали?       – Они? – переспросил я из вредности.       – Те, кто тебя используют, – сказала она на этот раз напрямик. – В отличие от большинства безмозглых двуногих баранов, я не верю в судьбу или случай. Кто-то тщательно продумал каждый шаг. Твой отец потерял власть прежде, чем потерял жизнь. Он умер в одиночестве, всеми оставленный. Но глупые песни, слухи, распри, пророчества и кое-какие грязные трюки сделали свое дело, не правда ли? Нам опять потребовался верховный король – и появился в самое время. Это не кажется слишком натянутым?       Я снова пожал плечами. Она вздохнула, потупив взор, в котором не мелькнуло ни тени раскаяния.       – Прости. Наверное, и так очень досадно быть игрушкой в чужих руках.       Она сделала небольшую паузу, ожидая какой-нибудь естественной реакции на свои слова – вспышки гнева, возражений, оправданий, на худой конец просто давая время вникнуть в гнусную справедливость сказанного, как она полагала, возможно, искренне.       – Но я должна была это сказать, – она выжидающе посмотрела на меня.       – Открыть мне глаза? – промурлыкал я, сдерживая усмешку. – Потому что ты моя сестра, ты старше меня и давно уже знаешь, сколько на самом деле весит корона. Ценю твою заботу и благодарю.       – Но? – она наконец сдвинула брови.       – Но что?       – Ты не согласен.       – О, в самих по себе твоих словах много мудрого и жизненно верного...       – Но они не имеют к тебе отношения, хочешь ты сказать? Тебя выдавали за мертвеца столько лет, пока не подвернулся удобный случай. Сам-то ты знал, кто ты, все эти годы?       Мы в упор посмотрели в глаза друг другу, и по ее примеру, я оставил вопрос без ответа. Вскоре ей надоело играть в гляделки. Она слегка пожала плечами, взяла в руки серебряный кувшин с длинным изогнутым носиком и принялась разливать по кубкам чуть дымящееся подогретое вино с запахом корицы и гвоздики.       – Артур, – проговорила она, протягивая мне кубок как чашу мира. Я взял его без всякой заминки, показывая, что не обижаюсь. – Последний раз, когда я видела тебя, зная кто ты, ты пил только молоко из груди кормилицы. Моя неловкость может быть прощена, если я говорю что-нибудь странное? Как бы то ни было, душа моя смятенна, в радости, но и в тревоге.       – Вне всякого сомнения, – кивнул я с небрежным пониманием, вдыхая дразнящий теплый аромат вина и драгоценных специй. – Мне тоже странно говорить с сестрой, с которой я никогда не был знаком.       Она приподняла грациозной змеей изогнувшуюся бровь.       – Скажи, я вызываю у тебя какие-нибудь чувства? Добрые или недобрые?       – Смятенные, – ответил я, дернув уголком рта в неопределенной улыбке. – Но я определенно не разочарован.       – Должно быть, ты слышал обо мне немало скверного, – сказала она утвердительно.       – Людям никогда не лень перемывать косточки тем, кто на виду и выше их.       Она улыбнулась.       – С тобой будет то же самое, брат.       Я полурассеянно кивнул, но пригубил вино только вслед за ней. Вряд ли на меня мог быстро и серьезно подействовать любой здешний яд, но это было распространенной вежливостью – хозяин должен отпить первым. Бархатистое, почти горячее, к моему изумлению не слишком сладкое, чего можно было бы ожидать в этих неумеренных временах от дамы посреди этой благоуханной шелковой душегубки. Стройный, приятно строгий и сдержанный вкус.       – Изумительно! – вырвалась у меня искренняя похвала.       Моргейза, кажется, чуть не расплылась в настоящей довольной улыбке, рассмеялась и покачала головой.       – По крайней мере, тут наши вкусы сходятся. – Она подвинула поближе ко мне резную дощечку с кусками сладкого пирога и засахаренными фруктами.       – Но увы, – проговорила она затем. – Ты был так далеко и так долго, что стену отчуждения нам уже не преодолеть.       – Поживем – увидим, – ответил я не без некоторых серьезных раздумий.       – Никто не знает, сколько нам осталось, – сказала она. – И во многом это зависит от того, кто дергает за ниточки.       – Нелестный подход к божественному, – заметил я.       – Я не имела в виду ничего божественного.       – Значит, ты просто хочешь узнать, кто дергает за ниточки? Вернее, кто дергает за ниточки меня?       – Почему бы нет? Разве это удивительный интерес? Раз это касается нашего рода. Я могла бы предостеречь или помочь. Но мне хотелось бы знать, что мне делать. Ты отказываешь мне в этом?       – Все не так просто, Моргейза, – вздохнул я. – Если ты думаешь, что кто-то все это подстроил, ты поверишь в то, что я сам не знаю, кто? Если кто-то просто повлиял – движущих сил окажется слишком много. Даже ты – одна из них. Все мы дергаем за ниточки, только никогда не знаем до конца, что именно из этого выйдет. Ведь дергаем за ниточки не только мы.       Моргейза с брезгливо-недоверчивым выражением лица недовольно поморщилась.       – Предположим, что один из них этот старый пень Бран. Но главный не он, ему не хватило бы ни ума, ни терпения столько лет хранить тайну.       Я усмехнулся.       – Он и не хранил. Просто по дороге подвернулся.       – Но он имеет на тебя влияние?       – Довольно трогательный старикашка.       Моргейза какое-то время задумчиво мерила меня прищуренным глазом, потом улыбнулась плотно сжатыми губами.       – Единственное, что о тебе можно сказать – ты действительно мой брат.       «Не единственная, но абсолютная ложь», – подумал я.       Несколько минут мы только молчали и улыбались как сфинксы, потом вдруг одновременно допили остатки вина одним глотком, посмотрели друг на друга, слегка удивившись подобной синхронности, и рассмеялись.       – Похоже, скоро рассвет, – сказал я.       Она приподняла брови, уставившись на меня с наигранной наивностью.       – Ты видишь сквозь ткань? Она плотная.       – Я просто считаю.       – Считаешь время рядом со мной? – она чуть надула губки. Шутливо, а не игриво. – А как же приписываемое мне колдовство? Будто я сбиваю всех с толку и время со мной течет иначе, как в обиталищах фей?       – Господи, ну как время может течь иначе?! – подыгрывая, я недоуменно закатил глаза.       – Не знаю, – пожала плечами Моргейза. – Но мы ведь встречаем новое лето.       – Да, точно, встречаем.       – А его как встретишь, так и проведешь. Скоро встанет новое солнце.       – Каждый день встает новое солнце.       – Верно, – засмеялась она, – как в старой песенке поется:              В славе и пурпуре,       В блеске и золоте,       В холоде утреннем       Явится он –       День неизведанный,       Новый, негаданный,       Светом волшебным       Зажжет небосклон!       Жизнь пробуждающий,       Свежий, сияющий,       С музыкой ветра       И пением птиц,       Преображающий,       Мир озаряющий!..       Гибнущий в тени       Подземных темниц.              – Конечно, всего лишь еще один день. Но я знаю, что ты хотел сказать – тебе уже пора. Все это стадо поднимет страшный шум, если им придется встречать восход без тебя. Но скажи, ты ведь будешь иногда говорить со мной? Не забудешь о том, что я существую?       Я заглянул в безупречную ледяную синеву двух тихих омутов. Вы когда-нибудь пробовали нырнуть сквозь несколько метров кристально-зеркального льда? Лучше и не пытайтесь.       – Забыть о том, что ты есть? Никогда. В этом могу поклясться всеми богами. Но почему бы нам не пойти встретить восход вместе? – Я наконец поднялся с рассыпающейся горки подушек. Она поглядела на меня взглядом не то насмешки, не то упрека – мол, я и сам должен понимать, что ляпнул глупость.       – Ты не забываешь, что я не самостоятельная женщина и себе не принадлежу?       – Нет. Кстати о самостоятельности. На твоем месте я бы не отпускал Гарета одного среди ночи исполнять поручения. Это может быть опасно.       – Думаешь? – небрежно усмехнулась она. – Кто посмеет тронуть ребенка Лотианской ведьмы?       – Волки, например. Или, – я вспомнил, что случилось с настоящим Артуром, – медведи...       Она задержала дыхание, на мгновение окаменев, и чуть не выстрелила в меня тем самым взглядом, что и днем.       – На что ты намекаешь?! – Она все поняла неправильно, решив, что медведь – это я.       – Ни на что. Ты знаешь, где Гарет меня нашел?       Она досадливо дернула плечом.       – Где-то на празднике, у костров, с какой-нибудь девицей?       – Ничего подобного. На краю лесной чащи, в кромешной тьме. Где мог найти бог знает кого, кроме меня.       – Но... – Она нервно встала. – Я же сказала ему посмотреть у костров! И не отходить далеко!       – Кажется, он подумал, что ты рассердишься, если он меня не приведет. – Она посмотрела на меня как на идиота. И я ей поверил. Похоже, проблема была на самом деле не в отсутствии заботливости. – Хорошо, тогда не сердись на него теперь. Он славный мальчик. Что касается восхода – на само действо мы ведь все равно все соберемся?       Она еще немного поглядела на меня, потом вздохнула, расслабилась и снова попыталась улыбнуться.       – Да, соберемся. А что ты делал в лесу?       – Отдыхал от толпы. Хорошо, значит можно не прощаться.       Улыбнувшись ей на прощанье, я, не оглядываясь, вышел из шатра.       Тут я остановился и огляделся. После ярких язычков пламени внутри, снаружи глаза не сразу приспособились к темноте, но слух мне тоже не доложил ни о чьем присутствии. Потом стало видно, что поблизости и впрямь никого нет, все попрятались и на неприятности не напрашиваются, и еще – что небо начало бледнеть. Я немного постоял, слушая ветер и разглядывая аметистовые тени. Какая-то дневная пташка ни свет ни заря пробовала голосок. Из шатра не доносилось ни звука. Немая куколка бабочки. С бабочкой внутри. Которая не спешила суетиться и выдавать больше чувств, чем уже это сделала.       Я пару раз глубоко вздохнул, очищая легкие от сладкого воздушного киселя, и двинулся на звуки продолжающегося веселья. Мозги пребывали в нормальном предрассветном состоянии – чугун с пухом в одном свалявшемся комке. Но эта ночь была хороша хотя бы тем, что не надо было засыпать по-настоящему…       Не успел я отойти далеко, как позади послышались приближающийся приглушенный топот и сдержанное недовольное пыхтенье. Чуточку проснувшись, я повернулся, прикидывая, какую из железок стоит применить к незнакомцу темной ночью. Однако, завидев силуэт, я решил с этим повременить. В конце концов, это же всего один человек, пусть даже в его руке сверкнуло что-то напоминающее кинжал – не берусь сказать точнее, так как он быстро спрятал руку под плащ.       Бегун затормозил и без всякого удивления, что выдавало то, что он и не думал обознаваться, с досадой рявкнул вполголоса:       – Какого черта ты тут делал?       – Константин! – радостно воскликнул я. – Ничего не объясняй – тебя подослал ко мне Кадор, так как ему не терпится поделиться прозрачными намеками и легкими провокациями!       Константин малость опешил.       – Что? Какими намеками? Мой отец меня никуда не посылал. Что это тебя занесло к моей тетке?       – Попробуй догадаться с трех попыток. Только без глупостей.       – Тебе мои догадки не понравятся!       – По-моему, тебе они нравятся еще меньше.       – Тут ты прав, чертово отродье! Мне это не нравится. Мне не нравится, что ты вообще свалился как снег на голову. Прятался бы дальше в своих медвежьих углах как последний трус...       Я присвистнул.       – Увлекаешься, племянничек. Что ж, примем к сведению – что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.       – Какой я тебе племянничек?!       – И впрямь. Гнусная история. Но ничего не попишешь. Хорошо еще, родство толком не кровное.       – Да ты знаешь, кто была твоя мать?.. – Вернее – мать Моргейзы, которой он явно подобного не говорил…       – А ну попридержи коней, – предупредил я, зловеще понизив голос. Пьяные приставания имеют свойство надоедать. – Как думаешь, народ будет в восторге, если я начну избавляться от лишних родственников в первую же ночь?       – Ты не посмеешь! У моего отца слишком сильная позиция и тебе с ней придется считаться, хочешь ты или не хочешь!       – Да, только для этого твой отец должен знать, что с тобой случилось. Кто тут потом найдет концы этой пьяной драки, а? Ну, попытай счастья или передумал? – Я неожиданно шагнул вперед, чуть не отдавив ему ногу.       Константин возмущенно вскинул голову, успел отпрянуть, и тут же придушенно взвизгнул, наткнувшись на кого-то спиной и, чуть не взвившись в воздух, шарахнулся в сторону. Фризиан, потихоньку к нему подобравшийся, не то усмехнулся, не то чихнул и заявил:       – Эй, кое-кто отдавил мне ногу! Неужели это наш прекрасный принц Корнуэльский?       – Да вы смеетесь! – возмущенно констатировал очевидное прекрасный принц, кидая гневные взгляды то в одну, то в другую сторону.       – Так праздник же!.. – добродушно заметил Фризиан, но вдруг вздрогнул, невольно схватившись за собственное запястье. Я в тот момент сделал то же самое – по левой руке прошла чувствительная волна покалывания и, сократившись, горячо запульсировала – кто-то из наших передал сигнал «SOS». Фризиан чуть завертелся, оглядываясь. – По-моему, южное направление, – пробормотал он и встряхнул рукой, прогоняя неприятное ощущение.       – Разговор окончен. Посторонись! – Я спихнул принца Корнуэльского с дороги, и мы бросились обратно к лесу. Константин невнятно выругался и, по-моему, упал, поскользнувшись на свежей росе.       – Трусы! – крикнул он нам вслед уже издали. Но его мнение никого не интересовало.       – Кстати, ты что тут делал? – бросил Фризиан на бегу. – Это шатер Моргейзы. Вы там не решили сотворить Мордреда, чтобы быть поближе к легенде? Официально это, между прочим, кровосмешение.       – Я отлично помню конец легенды. Так что обойдусь без начала. Ничего не было.       – Ну, ладно.       Не исключено, что Фризиан всерьез беспокоился. Он прекрасно знал, на кого похожа Моргейза, и считал мое отношение к ней подозрительным. Оставалось только уповать на мой здравый смысл, но это материя заведомо ненадежная – не только у меня.       Кого, например, теперь понесло на опушку? Нам не пришлось долго ломать голову. Мы услышали шум, какой могли бы устроить с десяток лосей, заблудившихся в кустах. Мимо нас кто-то промелькнул, нырнул прочь зигзагами и пропал из виду. Фигура была закутана в тряпки как мумия и находилась в явной панике, так что мы не стали ее преследовать, поспешив к источнику шума – оттуда доносились звон, глухие удары и звериные гневные вопли.       Мы выскочили с мечами наготове, и в мой меч тут же врезалось что-то тяжелое, железное и звенящее.       – Прекрати, Ланселот! – зашипел я, уворачиваясь от следующего удара. – Это же мы!       – Кто?.. – выпалил Гамлет.       Фризиан опустил меч и душераздирающе вздохнул:       – Я так и знал!..       – Тут же никого больше нет! – возмутился я. – Ты просто лупишь мечом по деревьям. Это ты дал сигнал?       – Может, добить его, чтобы не мучился? – предложил Фризиан с затаенной надеждой.       – Гад ты, Галахад! – с чувством возвестил Гамлет, опуская меч. Голос его дрожал. – Мне же всадили нож в спину! Всерьез!       – Где? – спросил Фризиан.       – А что тебя вообще сюда занесло? – поинтересовался я.       – Я сейчас умру, – заявил Гамлет обвиняюще.       – Ладно, давай только найдем освещение поприличней и посмотрим, что с тобой.       – Зажигалка подойдет? – спросил Фризиан.       – Давай, – кивнул я. – Кто увидит – сам виноват. Нечего блуждать по лесу в такое время! – Это мы еще решили, что зажигалка, если ее все же кто-то заметит, выглядит не так потусторонне, как электрический фонарик.       В темноте вспыхнул язычок пламени.       – Ну и где твои смертельные раны? – полюбопытствовал Фризиан.       – Вот! – Гамлет указал большим пальцем себе за спину, и не думая поворачиваться. Что ж, волосы у него и впрямь стояли дыбом, его трясло, а на бледно-сером лице, руках и одежде оказались брызги крови. Нам пришлось его обойти.       – Так где?       – Там!       – Ага. – Я увидел выдранную из плаща полоску ткани. – Повернись-ка еще чуть к свету... Да не лицом, Ланселот!       Туника тоже была прорезана и слегка пропиталась на небольшом участке темной скользкой влагой. Я немного пощупал вокруг и облегченно выдохнул.       – Да ничего страшного. Кожу немного прорезало. Только противно, наверное, и все. – Я поймал капельку крови на маленький выдвижной анализатор в браслете с передатчиком. Известных токсинов и чего-либо иного опасного экспресс-тест не обнаружил. Алкоголь и легкие галлюциногены, не представляющие опасности для жизни, не в счет.       Рядом захрустели кусты.       – Ну вы даете! – проворчал, выбираясь из них, Олаф. – А лазером дрова вам порубить не слабо? Что случилось? Выдернули меня в самый интересный момент!       – Нас тоже, – подлил Фризиан масла в огонь. – Мы чуть не оставили Корнуолл без наследника! – Он опять обратился к Гамлету. – Так как ты здесь все-таки оказался и кто на тебя напал?       – Да не помню я!..       – Как это? – вопросил Олаф.       – Да вот не помню! Кажется, выпил что-то не то... или еще что-нибудь. Все как в тумане. Была какая-то девушка – мы с ней ушли, потом она исчезла и появился кто-то другой. Меня это не удивило – я ничего не соображал. Потом мы оказались здесь... Я начал приходить в себя, и тут жутко удивился – что происходит? Где я? Увидев, что я очнулся, они набросились на меня и попытались обсыпать каким-то порошком. Я перепугался и пришел в ярость – включил тревогу и принялся их крушить. Только, похоже, ни в кого не попал – в глазах все плыло и голова до сих пор идет кругом! Ну что, смешно? Я даже не знаю, кто это был, и чего они хотели!       Мы задумчиво переглянулись.       – Совсем не смешно, – заверил Фризиан. – Похоже на друидские штучки. Как Бран в палатке – тоже заявился с каким-то порошком. Может, они решили в жертву тебя принести?       – Праздник как-никак, – поддакнул я.       – А ну вас к черту!..       – Шутка. Правильно, что вызвал, извини.       – Ладно, – заключил Олаф. – Хватит уже шарахаться по темным углам поодиночке. Больше расходиться не будем. Да и утро не за горами. Знаете, от чего вы меня оторвали? Там начинают выбирать королеву мая. Может, еще не выбрали, так что пошли, примем участие!       И после того, как мы приняли участие, королевой мая была провозглашена принцесса Гвенивер. Ну а с королями давно уже было все ясно.       В конце концов, ежегодная тайная битва сил света и тьмы, которой люди добавляют очков по мере сил огнем костров и безудержным весельем, разрешилась в нашу пользу и, как обычно, взошло солнце.                     

1998-2000

      
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.