Книга 2 ДРАКОНЬЕ ЦАРСТВО
– Поведай, Мерлин, друг богов, Нам тайны звезд и силу слов, И пенья смысл ветров – жрецов, Законы стрел – слепых жнецов, Повадки ястребов и сов, Загадки темных, странных снов. – Что, дети, мне поведать вам? Не верьте звездам и словам, Не слушайтесь ветров – жрецов, Не станьте дичью стрел – жнецов, – Мы сами – звезды и слова, Мы стрелы, ястреб и сова, Мы сами ветер и закон – Природы странный, темный сон.
I. Полет Сокола
– Tempus fugit, – сказала Линор, задумчиво наблюдая, как автоматически управляемое суденышко уходит в плотный дымный туман, возвращаясь к острову с «зачарованным замком», привидениями, и настоящим ящиком Пандоры. – А ведь время летит! – Вот сволочь! – буркнул ее отец не совсем серьезно. – Никогда нельзя на него положиться. Вы когда-нибудь задумывались о божественной природе подлости? – Может, лучше сразу утопиться? – спросила Антея. – Будем потихоньку течь и изменяться, но хотя бы не раздумывая. Все трое мрачно хихикнули. Эта троица представляла собой еще более колоритную компанию, чем та четверка, что высадилась на Драконьем берегу какую-то пару с небольшим недель тому назад. А в качестве четвертого члена команды ее сопровождал свежеклонированный (ну, почти свежеклонированный, с загрузкой несложной, свойственной осликам, жизненной программы) из припасенной на всякий случай замороженной ткани меланхоличный ослик, навьюченный загадочным багажом. В том, что багаж был загадочным, сомневаться не приходилось – стоило только раз взглянуть на людей. Антея оторвала взгляд от тумана и волнующейся хляби и задумчиво окинула им себя и других. «Опереточно, конечно, – решила она, – но могло быть и хуже. В конце концов, чего мы хотели, выходя из легенды? И кто бы мог поверить, что тут что-то будет так на нее похоже… Мир, далекий от реальности – это ведь не значит, что он должен походить хоть на какую-то определенную сказку». Троица чародеев – озерная леди Нимье, фея Моргана и... Мерлин, конечно, хотя подобный вывод должен был напрашиваться сам собою, а не навязываться, и первоначально они договорились называть доктора Мэллора простым кельтским именем Мирддин, а там уж как получится. Доктор Мэллор не старался изображать из себя старца. Какой в этом смысл, если создаешь образ человека, любящего менять обличья, в том числе по всей шкале человеческих возрастов? Разве что отрастил попышнее бороду и искусственно немного пригасил ее обычный яркий пигмент. В свои шестьдесят с небольшим он в лучшем случае с натяжкой мог сойти здесь за сорокалетнего. Темно-коричневая хламида спускалась почти до земли, но была достаточно легкой и мягкой, чтобы не мешать движениям. И все же доктор начинал подумывать о том, что неплохо бы забросить ее куда-подальше, так как солнце во влажном воздухе так и норовило устроить парник. Наконец Мэллор Гелион решительно фыркнул, расстегнул серебряную фибулу, в форме которой угадывались сюрреалистически искаженные очертания сказочной птицы, и небрежно скатав плащ в беспомощный сверток, перекинул его через одно плечо, оставшись в элегантном костюме сплошь из тонкой темно-серой замши. – Твой отшельник выйдет светским львом, – с улыбкой заметила Линор, покосившись на отца. – Ну и ладно, – ответил тот. – В любом случае – все мы настолько другая история! – Ключевые слова – другая история, – мрачновато отозвалась Линор. – Выше нос, – с тяжелым вздохом сказала Антея, нетерпеливо пиная влажный песок носком сапожка. – Со временем все образуется. Может быть. Со временем. Да уж – доигрались и застряли. Всегда все упирается во время. А время – что песок, – Линор с досадой посмотрела на разбрасываемые Антеей во все стороны песчинки. Бежит как песок, летит как песок... и построй-ка на этом песке надежную крепость, поныряй-ка в зыбучих песках!.. Ну нет, мы еще поныряем... Линор хмурясь, с кривой усмешкой почти бессознательно провела кончиками ногтей по рукояти висящего на бедре легкого меча, будто почесывая за ухом кошке. Холодное железо или что-то вроде этого всегда приятно применить против всяких выкрутас реальности. И Линор смутно чувствовала, что у нее чешутся руки. Они с Антеей тоже не особенно пытались подыгрывать стандартам. Никаких кисейных барышень – практичная мужская одежда со множеством незначительных усовершенствований, мечи, короткие луки, и еще целый арсенал сюрпризов этому миру, имевшему неосторожность попытаться их удержать. И к черту скромность! – Яркие и сильные тона: sagum Антеи – ярко-синий, голубая туника, черные обтягивающие штаны, и такие же мягкие сапоги, украшенные серебром. Плащ Линор – темно-красный, в золотую и зеленую тонкую клетку, поверх туники из коричневой замши с зеленоватым отливом, наводящим на мысли о смутно угрожающей змее. Мечи без лишнего декора, ожерелья и браслеты – столь же функциональны, сколь эстетичны. Темно-золотые волосы Линор свободно горели на солнце, как и сияющая бронза Антеи. Вызов и бред? Может быть. Но свежа еще память о кельтских традиционно воинствующих дамах, включая знаменитую ирландскую королеву Медб, разобравшуюся с громилой Кухулином как со щенком. Она, конечно, тоже плохо кончила, но все герои имеют на это право. Особенно на склоне лет. Нельзя же вечно испытывать судьбу и не рассчитывать хоть на какую-то взаимность. – Ладно, – сказала Линор, с заигравшей на губах зловещей усмешкой. – Пойдемте, и завоюем этот мир, раз он смеет нас задерживать. – Огнем и мечом? – подхватила Антея, поигрывая небольшим серебристым жезлом. – И огнем тоже, – кивнула Линор. Антея подавила довольный смешок и повесила жезл снова на пояс из причудливо переплетенных металлических звеньев. – Прекрасное утро для прогулок! – объявила она. – Вперед и с песней! – махнул рукой доктор. – На... хм, на юго-восток. Может, зря мы настояли на том, чтобы нас не встречали? – Нет, – резковато качнула головой Линор. – Надо успеть развеяться, прежде чем объяснять кому-то, что у нас получилось – или не получилось, и почему мы не знаем – почему. Доктор Мэллор пожал плечами и, покосившись на спутниц, философски приподнял тигриные черно-рыжеватые брови. – Ладно, ладно, уговорили. Тем громче выйдет легенда. И да поможет бог первому встречному.***
Весна в разгаре. Яблони в цвету. Я въехал в принадлежащее теперь мне королевство Камулос или Камулдунум... нет, не на белом коне, а на черном как ночь. Старичок Гвен отправился на почетную пенсию. Как бы ни был он замечателен, представительности ему уже не хватало. Замену ему предоставил, уж не знаю с какими соображениями, мой официальный ближайший родственник король Кадор, подарив мне черного зверюгу по кличке Гром, чертовски эффектного, и у которого явно были не все дома. Чувствовалась рука принца Константина. Впрочем, с конем мы поладили. Я уже привык к этому несколько парадоксальному явлению – если лошадь слывет маньяком-убийцей, то я могу с ней договориться, но если она по слухам смирна как агнец – вот тут жди любой самой гнусной подлости. Может быть дело в том, что видеть «личность» в «смирной лошадке» то же, что метать бисер перед свиньями. Они знают либо покорность, либо нет, и умеют выждать время, если делаешь им поблажки, чтобы подвести точно в нужный момент. Ни о каком доверии тут не может быть и речи. А это именно то, чего стоит искать в лошадях, да и не только в них – доверие, а не покорность. Ну и раз себя не переделаешь, лучше всего просто иметь по возможности дело с родственными душами. Как бы то ни было, вырвавшись из-под власти Корнуолла, Гром, он же Зверь, Чудовище или – как я сам именовал его ради кощунственной шутки – Таранис, с заметным облегчением вел себя куда приличнее своей репутации. Повсюду нас встречали с искренней радостью, местные жители с неопределенной и вечной надеждой на лучшее будущее забрасывали нас цветами, так что их аромат заглушал даже всепроникающий запах конского пота, и размахивали свежими зелеными побегами, зачастую в цвету, видно, как бы невзначай разгоняя мух. То и дело какая-нибудь девушка взлетала птицей на седло ко мне или к кому-то из моих спутников, чтобы крепко обнять, подарить мимолетный сладкий поцелуй, обдав жаром горячо пульсирующей крови под бархатной кожей и набросить на шею очередную тяжелую влажную гирлянду из сплетенных цветов. Зверь-Таранис в таких случаях грыз удила, похрапывал и скреб землю копытом, но – вел себя прилично. Счастье, восторг и безоглядное обожание, куда ни кинь взгляд. Плевать на то, что новый король, как и его конь, только темная лошадка. Это такой же ритуал, как встреча нового солнца в праздник Белтейна. Как говорится – как лето встретишь, так его и проведешь! А то, что тайно, да не станет явно... Получив в физиономию очередным цветком, я рассмеялся. – Опьяняет, верно? – пробрюзжал мне в ухо Гамлет, тоном, отчетливо наставляющим: «Помни, ты смертен!» – Ага! – беззаботно откликнулся я. – Хочешь новую песенку, Ланселот? Впрочем, я и так спою: Венец из железа, конь адских кровей, Мир троп потаенных, волшебных дверей! Что можно сказать мне? Что жизнь хороша – Веселье и слава – И ждешь лишь ножа! – Может, и от тебя, приятель! У Бога с Фортуною храбрость в цене – В рай – вскачь, без оглядки! Раз-два – и в земле! А мир и развитье Пред этим – ничто: Что мир плохо склеен Заметим еще! – Когда ж ты станешь серьезным?! – проворчал Гамлет. – А зачем?! Кругом царило веселое безумие. А впереди ждала старая полуразрушенная римская крепость, сердце Камулдунума – гнездо верховного короля.***
Боги не были милостивы к первым встречным. Как говаривали люди – нет разницы между дорогой и лесной чащей с волчьими стаями. Польстившись на хрупкость маленького отряда, на наживку клюнула первая рыбка. Рыбка состояла из пятерки «солдат удачи», неопрятных балбесов, имевших одновременно вид несколько франтоватый из-за неодолимой тяги украшаться всем украденным, еще не пущенным в дело. При появлении их с веселым улюлюканьем на сцене, наживка ощутила прилив энтузиазма – пятерка бандитов была конной, а те, на кого они имели неосторожность напасть, не имели ничего против легкодоступного транспорта. Поскольку добыча казалась несерьезно легкой, лесной хищник, уверенный в своем преимуществе, посчитал, что можно будет взять ее на испуг, голыми руками. Однако произошедшее дальше мало поддавалось какому-то разумному объяснению. Разбойник, оказавшийся впереди, успел приглядеться и заржал: – Во повезло! Это ж ба!.. Больше он ничего сказать не успел. Трое мягким движением подняли то, что никак не могло быть оружием – блестящие короткие жезлы. – Здравствуй, гром! – с непонятным весельем сказала золотоволосая девица, а потом... ударил гром с ясного неба, без звука, без предупреждения, только трое бандитов ощутили внезапно, будто страшной силы удары буквально размозжили все их существо, и мешками грянулись без сознания – кто лошади на шею, кто наземь. Двое оставшихся запоздало почуяли неладное – рука одного дернулась к мечу, хотя это было совершенно бесполезно, другой успел дернуть поводья, чтобы дать стрекача, и на этом все кончилось. Девушки, похожие на эльфов, чуть лениво повели жезлами, и оставшиеся присоединились к предыдущим. – Баю-бай, – проговорил доктор Мэллор, мягким кошачьим шагом придвинувшись к не успевшей ничего сообразить ближайшей лошади, и сталкивая с седла бесчувственное тело. – Как славно среди бела дня, соснуть немного пользы для... – Лошадь только покосилась на него мутновато-стеклянными глазами и флегматично пожевала удила. Мало что на этом свете могло ее удивить, в том числе и этот новенький двуногий. Девушки тоже без проблем поймали для себя по лошадке. – Вот и первый кирпичик в нашу легенду, – торжественно объявила Антея и сморщила нос. – Господи, по-моему, они их в жизни не чистили! – Так как насчет предложения проехать через Деметию, Эймсбери и Стоунхендж? – поинтересовался доктор. – Нас минуту назад прервали. По-моему, незачем особенно никуда торопиться. Пусть молва пойдет впереди нас, а мы тем временем кое-что проверим и уточним. – Отлично, – кивнула Линор, вскочив в седло и немного озадаченно возясь с грубыми стременами. – Значит, резко на юг? – Н-да, пока мы еще можем отличить сокола от цапли. Дадим и другим возможность исподволь распознать сокола. Если мерлин – это сокол. Антея пожала плечами, кивнула и что-то прикинула в уме. – А вообще-то, место, откуда мы прибыли, находится отсюда как раз в направлении норд-норд-вест, – пробормотала она задумчиво себе под нос. – Мы несем безумие. Все свое несем с собой. Какое-то время они ехали молча, поглядывая по сторонам, любуясь буйно зеленеющими окрестностями. Антея глубоко вздохнула, зажмурившись, задержала воздух в легких, и медленно вытолкнула его весь без остатка. – Ух!.. – воскликнула она. – Кажется, я только сейчас понимаю, как близко мы подошли к полному нервному срыву. – Еще не поздно, – отозвалась Линор. – Но все равно приятно было выбраться. Теперь мы хоть куда-то движемся, а не топчемся на месте. – Ага. И неважно, куда мы движемся. Как в той песенке про сокола: Я сокол! Я горд и бесстрашен!.. Со следующей строчки Линор подхватила: ... Я весь воплощенье стихий! Я лечу в струях синего ветра! Как ветер, крылат и стремителен, Неотвратим, как молния! Я хищник, дарящий смерть! Но что же есть смерть? – Это только ушедшее время – Крылатое время! Одно крыло мое в прошлом, Другое крыло – в грядущем, Но глаза мои, когти, и клюв – всегда в настоящем! Я лечу, и мгновенья скользят – Настоящее неудержимо Все мчится – вперед, вперед! И это прекрасно, И так должно быть! Ведь это есть жизнь! А жизнь, это значит – полет!.. Девушки напоследок присвистнули и издали боевой клич, более подходящий соловью-разбойнику, а не соколу. Вся окрестная живность на мгновение испуганно притихла. – Надеюсь, мы не перестарались, – сказал доктор Мэллор. В некотором отдалении за их спинами в небо поднимался редеющими клубами черный дым. – Лиха беда – начало, – ответила Линор. – Конечно, нет. Это только спецэффект. Жертв нет, а этот коровник под названием «постоялый двор» давно ждал, чтобы его либо подновили, либо подпалили. – Она фыркнула. – Тоже мне сервис! Удобств никаких и еще норовят ограбить! Кстати, кое-кто был даже рад… А те, что попадали в суеверном ужасе, славили приход старых богов. Мысль в нужном направлении. Как вам кажется? – Ну что ж, – доктор со вздохом пожал плечами. – В любом случае дурная слава – громче. – Да не было там ничего дурного! Доктор Мэллор озорно ухмыльнулся: – Кроме славы!***
Камулдунум, конечно, был в упадке. Как-никак, его прежний король умер не вчера. Прошло уже три года. Положение более или менее поддерживали друиды, запугавшие или затравившие нескольких самовыставившихся претендентов и поставившие на их место своего временно исполняющего обязанности короля, некоего Пеллинора, смиренно именующего себя королем без королевства. Судя по рассказам, это был тот еще субъект, помешанный на древних священных традициях, «гончий пес друидов», «карающая длань богов», «охотник за зверем рыкающим» – тут уже была некая параллель с христианством, ведь и в нем есть некто, кто «аки лев рыкает, ища, кого бы пожрать», и так далее, в том же духе. Колоритная личность, но почему-то без особенных амбиций, и хотя он сумел отпугнуть всех нежелательных претендентов и подавить все недовольства, окончательно подавить жизнь в королевстве он так и не удосужился. Вероятно, был слишком занят духовным самосовершенствованием. Так что на самом деле все было не так уж плохо. Однако по мере приближения к месту назначения, вся развеселая компания начала заметно волноваться, а может быть и тихо злорадствовать, предвкушая нашу встречу с такой достопримечательностью, как Пеллинор. Тем более что, как и следовало от него ожидать, навстречу нам он не выехал и никакого праздничного легкомыслия допускать не собирался, будучи человеком серьезным и вдумчивым. Что ж, чем дальше, тем все становилось увлекательнее. А друид по имени Маэгон с удовольствием рассказывал всем по дороге историю одного из претендентов на верховный трон – еще из допеллиноровской эпохи – что, так и не постигнув глубины собственной нечестивости, выехал однажды на охоту, где был сброшен испугавшейся дикого зверя лошадью с высокого обрыва, ухитрился запутаться одеждой в ветвях растущего на склоне дерева, а головой угодил в ручей, где и захлебнулся. Подобная тройственная смерть – от падения, повешения и утопления, по мнению Маэгона, представляла собой классический образчик божьего гнева, которому и сейчас ничто не помешает обрушиться на того, кто богов так или иначе не устроит. Что ж, спасибо дружелюбному Маэгону за предупреждение. Как раз на горизонте возник темный силуэт нашего нового дома.***
– Так ты считаешь, он настоящий? – спросил сестру король Корнуэльский, не спуская глаз с пыльной дороги. – Я не верю в призраков, – сказала Моргейза. – Он настоящий. И, по крайней мере, он из плоти и крови. Брат бросил на нее сдержанно острый взгляд. – Что значит, по крайней мере? Ведь ты с ним не... Моргейза подняла голову и посмотрела на него таким взглядом, что Кадор ощутил презрение к самому себе. Ему давно следовало знать, что видимый флер порока, которым окружает себя его сестра, следствие ее гордости, насмешливый вызов миру, на самом деле не имеет ничего общего с настоящим пороком, проистекающим, наоборот, от недостатка гордости. Моргейза усмехнулась, зазвенели серебряные бубенцы на ее платье и на упряжи ее лошади. – Я имела в виду, что на худой конец, он просто смертен. Сам по себе он ничто. Но хотела бы я знать, кто и где тот, кто играет за него, чья он ставка. – Может, этот сумасшедший старик не умер? – предположил Кадор пораздумав. – Он стоял за этим болваном Утером как тень, пока тот не сдал. И чего не следует забывать – это он, еще при жизни Утера спрятал в камень королевский меч, прежде чем исчезнуть. Только он знал секрет. И только этот наш... родственничек им воспользовался. Все было продумано. Как на Утера ни наседали, он так и не назначил себе преемника. Если эта проклятая свистопляска будет продолжаться... – Кадор свирепо замолчал. – Да, эти игры выводят из себя, – спокойно согласилась Моргейза. – Но ничего. Артур еще слишком молод, а Мерлин, если он еще жив, уже слишком стар. И оба они смертны. Если они и вздумают помешать нам, смогут ли они это сделать? – Нет, – прошипел Кадор. Моргейза холодно улыбнулась.***
– Нет, нет и нет! – воскликнул Фризиан. – Это же черт знает что, а не крепость! Вы только посмотрите, что они с ней сделали! – А что? – полюбопытствовал Олаф. – Паршивое состояние. Это видно даже отсюда невооруженным глазом. Если это Камелот, я отказываюсь его так называть. Ты посмотри на западную башню – она же падает, а никому и дела нет! А что толку так растягивать стены, когда они недостроены?.. – Фризиан поморщился. – Погоди-ка, точно, нет, она не то чтобы разваливалась – по-моему, кто-то пытался ее перестроить, но бросил на полдороге. Опять, наверное, этот живчик Мерлин. Он все тут бросил на полдороге. Кошмар... – Фризиан посмотрел на крепость странным тоскливо-мечтательным взглядом. Олаф толкнул под локоть Гамлета и заговорщицки подмигнул. – Готов наш архитектор. Зацепило! Эй, Артур, а ты в курсе, что с завтрашнего дня мы перестраиваем этот сарайчик? Пеллинор возник посреди раскрытых ворот как кобра из корзинки заклинателя. Эксцентрик, – решил я. Сперва он разыграл сценку, будто замок вымер, потом створки ворот со скрипом расползлись, и появился Пеллинор, с змеиным взглядом, в одиночку преграждающий нам путь с пренебрежительно сложенными на груди руками. Плевать хотело на королей это воплощение божьей силы. По всему поезду прошло возбужденное перешептывание, и выжидающе замерло. Я поглядел по сторонам – все остановились и с нетерпением и скрытыми улыбками смотрели на меня. Понятно. Ждали ответного циркового номера. Я тронул коня и выехал вперед. В такие торжественные моменты самое главное – не рассмеяться. Мост как таковой у замка отсутствовал. Неглубокая заросшая и замусоренная канава служившая когда-то рвом почти перестала существовать, а в самом оживленном месте, должно быть, представляла собой зыбучую грязь – через нее были настланы толстые доски. И верхний их слой был довольно свежим. Попался, Пеллинор! Вот они – розовые лепестки! Прикидывайся теперь безразличным. В напряженной тишине цокот копыт Тараниса по гулко звенящему дереву прозвучал неестественно громко. В двух шагах от неподвижной фигуры я остановил коня. Таранис фыркнул, дернул головой и поскреб копытом землю, нагибая голову как бодливый бычок. Я кивнул в знак приветствия. – Лорд Пеллинор? Взгляд у него и впрямь был змеиный. Возможно, в силу некой мутации, он обладал прозрачным сплошным третьим веком, позволяющим ему никогда не моргать. Форма лица у него тоже была незаурядная – выдающиеся горизонтально скулы, узкие челюсти и длинный с прямыми углами подбородок – все вместе складывалось в четкую букву «Т», наводящую на мысли о виселицах, распятиях или утрированных черепах в изображениях смерти с косой. Пеллинор едва пошевелился, а может и это мне только примерещилось. Это был сухой желчный тип, слепленный из гигантских костей, узловатых сухожилий и пергаментной кожи. Редеющие длинные вьющиеся волосы цвета перца с обильной примесью соли змейками рассыпались по широким костлявым плечам. У меня создалось впечатление, что, замерев в тишине, мы друг друга гипнотизируем. «Ты здесь и все еще дышишь только потому, что я тебе позволил, – говорил взгляд Пеллинора так отчетливо, что ему не нужен был для этого язык. – Но только попробуй вытворить что-нибудь не так! Я приду как мстящий камень, летящий из тьмы, и ты едва успеешь услышать свист!» Наконец его губы зашевелились, и я услышал голос, одновременно глубокий и сухой, как скрип векового дуплистого дуба: – Помни, пришедший. Чужой высшей волей ты явился, чужой высшей волей останешься, пока ее же велением не уйдешь, поздно или рано. Склоняюсь перед пославшими тебя, и во Их имя принимаю и признаю. Он согнулся в поклоне, от которого веяло не меньшим угрюмым предостережением, чем от его глаз или слов, на миг коснулся коленом земли, выпрямился, и взял Тараниса под уздцы, переходя в роль смиренного конюха. Шло ему это примерно как волку овечья шкура. Но настроен он был совершенно серьезно. Как сама смерть, не терпящая легкомыслия. – Аминь, – ответил я, не удержавшись. Пеллинор малость покачнулся, будто получив прямой ответный удар. По меньшей мере, он был оскорблен в лучших чувствах. Конечно, он должен был уже слышать, что я не питаю должного отвращения к христианству, но все же... В таком контексте это звучало сущим кощунством, и не только в одни ворота. Каким-то чудом он сдержался и промолчал, не получив такого сигнала к действию как гром с ясного неба. Я тоже не настаивал на продолжении темы и просто весело соскочил с коня, с приятным чувством, будто оскорбил одновременно все религии, какие знал. Я помахал рукой и вся орава заполонила двор. Ей навстречу покатилась наконец и другая, куда более жидкая волна встречающих. – Благодарю тебя, лорд Пеллинор, – сказал я примиряюще мягко застывшему каменному изваянию. – Ты был лучшим правителем этой земли, чем это, пожалуй, было возможно. Пеллинор не принял мой реверанс. – Если ты будешь плохим правителем, я убью тебя собственными руками, – проговорил он похоронно мрачным тоном, и бросил поводья какому-то полусогнутому типу, так и излучавшему желание угодить. – Пойдем, я покажу тебе все, что тебе нужно знать. Не оглядывайся. Кого ты ждешь? Няньку? Эти люди никуда не денутся. Им найдут место. Это дело слуг. Идем. Я приподнял бровь, открыл было рот, не зная, то ли рассмеяться, то ли возмутиться, потом устремил на него взгляд, который отскочил от этого айсберга как горох от стенки, подавил намек на закипание и последовал за ним, убрав от греха подальше руки за спину. Экскурсия будет полезной, а его манеры вряд ли хоть когда-то бывают лучше. Пеллинор протащил меня без особого интереса, будто дохлую крысу, по сырым галереям и полуразрушенным лестницам, то затаскивая на верхние площадки башен, с которых открывался масштабный вид земель, лежащих внизу как расстеленная карта, то увлекая вглубь земли в мрачно плесневеющие подземелья, ограничиваясь краткими и весьма сухими комментариями. Наставлений он не давал и давить идеями больше пока не пытался, сказав единожды, что мне следует зарубить на носу. На какое-то время он согласился остаться в Камелоте, чтобы вводить меня в курс дела, но дал понять, что не задержится надолго и лучше мне сразу прыгать в воду и учиться плавать самому. – И вот что еще, – сказал он напоследок, буравя меня двумя бесцветными ледышками. – Мне никогда не нравился ваш род. Пендрагоны всегда все ставили с ног на голову и никогда ничего не оставляли в покое. Я надеялся, что все вы мертвы. И что мне следовало сделать? Мило улыбнуться и сказать, что на самом деле все так и вышло? – Ты уверен, Пеллинор, что тебе нужно все это мне говорить? – поинтересовался я. Он еще раз смерил меня неторопливо взглядом и небрежно уверенно кивнул. – Юношам твоих лет советы никогда не мешали. Держи в узде свою драконью кровь. Ее и так чуешь за версту. А что ты мне сделаешь? Один неверный шаг прикончит тебя самого. Возможно, чем скорее, тем лучше. – Неприятен, но честен. Это ли не истинное благочестие, верно? Он посмотрел на меня ничего не выражающим гипнотизирующим взглядом. – Ты еще многого не знаешь. Только глупец делает вид, что знает все. Как ты. Запомни, если ты презираешь мир, мир презирает тебя. Впрочем, мудрость для вас всегда была пустым звуком. И вам наплевать, какие вас ведут боги – прямиком в пропасть безумия и погибели. Если хочешь отдохнуть перед трапезой, которая, предупреждаю, будет весьма скромна, то комнаты для тебя приготовлены за этой дверью. – Он кивнул на потемневшую, местами треснувшую, изъеденную личинками створку и, не дожидаясь ответа, пошествовал по коридору прочь. – Да, хочу, – сказал я ему в спину и толкнул тяжелую дверь. Ну и тип. Это мне сейчас смешно. А будь я настоящим? Вот это было бы везенье. За дверью меня ждал сюрприз. Первым делом меня с визгом восторга атаковал Кабал. Отбившись от худшего – щенок понемногу успокоился и уже не настаивал на умывании за ушами тем мокрым полотенцем, что считалось его языком, я заметил в комнате Бедвира. – Привет! – пропыхтел я, в смысле: «а что мы здесь делаем?» Кабал, набиравший вес с невероятной скоростью, шаловливо врезался мне под коленки. Не вымахать бы ему как-нибудь потом размером с дога. Я ухватил его за новый ошейник и вразумляюще встряхнул. – Прекрати, псина. И запомни, я тебя не люблю. Я люблю кошек. Понятно? Кабал влюбленно вывалил язык и завилял задом, издав нечто пронзительное, напоминающее лебединую песнь. Его рубиновые глаза нахально смеялись. Он явно мне не поверил. Бедвир немедленно ввел меня в курс дела: – Сэр Эктор послал меня к тебе. Если у тебя нет возражений. Он хочет, чтобы я присматривал за тобой, хотя бы первое время. Тебе ведь понадобится человек, на которого можно положиться. Я кивнул и огляделся. Эта маленькая комната была передней. Похожий на норку в толстенной стене проем вел в следующую, судя по всему, большую и светлую. Бедвир, по-видимому, решил обосноваться тут, в маленькой, со всем своим скарбом. – Что ж, ладно, – кивнул я. – Ты уверен, что тебе это не будет в тягость? – Что? – малость опешил Бедвир. Не думаю, что этот вопрос показался ему истинно королевским. – Я серьезно, – заверил я. – Не люблю приказывать друзьям то, что им не по душе. А кстати, где?.. Бедвир понятливо кивнул и продолжил сам. – Они неподалеку. Вместе в одних покоях. Их не разместили здесь, поскольку тебе требуется все же помещение побольше. Зато Галахад решил, что будет хорошей мыслью отправить к тебе Кабала. – Понятно, – протянул я задумчиво и почувствовал странный холодок, скользнувший внутри лениво шевельнувшейся притаившейся змеей. Они-то конечно вместе, даже Гамлет и Фризиан, которые друг друга едва переносят. Интересно, как чувствует себя отрезанный ломоть, заметив вдруг, что нож уже прошелся? Идиотская мысль. С чего бы это? Я отрешенно погладил Кабала – тот пытался радостно зарыться носом мне в ребра, безмятежная душа, – и опять перевел взгляд на Бедвира. Бедвир вдруг тоже помрачнел. – Артур, ты ведь не думаешь, что Эктор просто не хочет выпускать тебя из рук и подослал меня шпионить, чтобы иметь возможность тобой управлять? Я уставился на него с изумлением. – Что ты! Даже в голову не пришло. – Хотя, может, и стоило прийти в голову такой мысли. Конечно, будь я тем, кем притворяюсь. – Наоборот, приятно, когда рядом друзья. Нет, вряд ли это раздражение связано с ними. Всему на свете есть естественные преграды... Это совершенно ясно. Но – какое-то поразительно неуютное чувство... От чего-то другого. Просто приступ нервной слабости. Должны же они вообще у меня быть? И Пеллинор все же разозлил. А уж его взгляд... Только я вполне его себе представил, и вдруг все куда-то на мгновение ухнуло, взметнулся черный дымный вихрь... Потом пришло озадаченное восклицание Бедвира и ощущение, будто меня схватили. Я тут же встрепенулся, и все стало на свои места – все было в полном порядке, только Бедвир почему-то предостерегающе вцепился мне в плечо. В его глазах стояло недоумение. Я посмотрел на его руку, и он меня отпустил. – Что случилось? – спросил я. – Ты покачнулся, и мне показалось, что ты сейчас упадешь, – ответил Бедвир. – Что-то случилось, или ты просто устал? – А, вот как? – Я немного помолчал, хмурясь. – Ну-ка, Бедвир, скажи мне, что ты еще слышал про Пеллинора? Не то ли, часом, что люди слушают его, и подчиняются ему помимо воли, будто в них что-то вселяется. Я верно помню эти толки? – Да уж чего только не говорят, – согласился он небрежно. Гипнотизер чертов. Все бы ничего, да ассоциации гнусные. – Может, не только говорят, Бедвир. Избегай долго смотреть ему в глаза или слушать. – Ты хорошо себя чувствуешь? – поинтересовался Бедвир. – Ага, – отозвался я со смешком и беспечно пропел: – «По колено нам все горы и моря! Если только не застрянут якоря!..»***
– Это мне уже нравится больше, – проворчала Линор. – Недаром говорят, что дурные вести быстро летят. Всего пару часов тому назад им пришлось поневоле оставить на дороге несколько бездыханных тел и потерять клонированного ослика, чью голову случайно проломил шальной цельт одного из нападавших. И уже следующая встреча заметно отличалась от предыдущих. Жители селенья выбежали из домов, побросали работу и таращились на них с опасливым благоговением. Хотелось бы Линор знать, как они пронюхали о том, что следует вести себя почтительно. Не иначе как у этих людей в ходу магия за неимением проволочного телеграфа. Недаром говорят – главное принести кого-то в жертву, а дальше все пойдет как по маслу. Девушка, выглядевшая ухоженней и уверенней прочих, видимо, дочь старосты, чуть не на цыпочках вышла вперед и настороженно поклонилась. – Кто вы, о благородные путники? – вопросила она со старательной напыщенностью, но голос ее с сомнением подрагивал. «Чума на вашу голову», – меланхолично подумала Линор, но ей удалось подавить уже ставшее привычным раздражение на весь мир. – И куда лежит ваш путь? – продолжала любопытствовать девица. – Слова – ничто, – царственно отмахнулся старший в новоприбывшей троице, успешно подхватив и развив напыщенность спрашивавшей. – И имена не правят нами. А путь наш лежит в Камулдунум, к новому королю и новым временам. Но сперва мы желаем примириться с тенями прошлого. Кто поведает нам события последних лет? И о том, что творится на окраинах, далеких еще от столь недавних перемен? Мы здесь, чтобы увидеть все, так сказать, с высоты полета сокола. На девицу нашел столбняк, которого она, впрочем, ожидала. От сгрудившихся в кучки наблюдателей пошли охи и ахи, и сдавленные, полушепотом, объяснения друг другу: «Слыхали – сокол!.. Да это же Мерлин!.. Как обещал!.. Вернулся, точно!!!» Мерлин делал вид, что не слышит, пряча в усы улыбку. А беспроволочный телеграф заработал вовсю.