Драконье царство

      Конечно, головы я пока еще никому не поотрывал, несмотря на добрый совет Моргейзы, но вместе с Кеем мы устроили всему обслуживающему персоналу с Огамом во главе форменный разнос и предложили заняться уборкой территории под нашим чутким руководством, чем и занимались уже второй день, заодно прикидывая в уме архитектурные усовершенствования. Так как все теперь были достаточно заняты, а всякие лорды попрятались от суеты, мы оказались с Гамлетом одни со своими расчетами в той части двора, когда здоровенный обломок зубца грянулся рядом с нами, брызнув осколками, мусором и жидкой грязью из лужи, в которую так удачно приземлился. Мы с Гамлетом поспешно расскочились в стороны, но полностью спастись от грязевой шрапнели не удалось. Гамлет воскликнул нечто непечатное. То, что я подумал в решающий момент, я предпочел придержать при себе.       Однако никто из слуг, вопреки предсказаниям Моргейзы, в этом повинен не был.       – Галахад, ты в себе?! – заорал я, задрав голову вверх и прикрываясь ладонью от солнца, мешавшего разглядеть этого тролля из коробочки.       – Извиняюсь, – крикнул он в ответ без малейшего раскаяния в голосе. – Я только хотел проверить парапет на прочность. Я вас не заметил.       – Да уж, – пробурчал Гамлет. – Тут от саркомы легкого так просто не помрешь!..       Фризиан – забавный черный силуэт на светлом фоне помахал в воздухе не то тряпочкой, не то пергаментом.       – Я уже отметил, что это место надо поправить. Согласитесь – неприятно, когда камни падают на голову.       – Убью мерзавца, – серьезно пропыхтел Гамлет. – Он нас видел.       – Очень на это надеюсь, – ответил я. – Все же расчет лучше, чем глупость.       Из-за кучи наваленных бревен рысью выскочил с выпученными глазами Марцеллин и уставился на нас.       – Что случилось? – Он перевел взгляд наверх и положил ладонь на меч.       – Все в порядке, Марцеллин. Это было не покушение, – заверил я его, стряхивая или размазывая по одежде грязь. Пахло вокруг откровенно навозом. – Галахад, похоже, не рассчитал нажим. Впрочем, он видел, что опасность нам не грозит. Только про лужу не подумал. – Это была, конечно, поэтическая вольность, но лучше пусть думают так. – Как там дела у Гавейна и Бедвира?       – Разломали последний целый акведук, сэр, – мрачно сообщил Марцеллин. – Им не понравилось, из чего он сделан. Свинец, видите ли, и песок из опор сыплется.       – Археологи! – еле слышно пробормотал Гамлет.       – Они сказали, что камень и керамика пойдут лучше, – пожаловался Марцеллин.       – Гавейн, конечно, сказал. Ничего, он знает, что делает.       – Между прочим, – напомнил Гамлет, – неплохо бы и ров углубить хотя бы до грунтовых вод.       – Чтобы лужи стали глубже, – подхватил я. – Ты уже продумал, где здесь устроить стоки?       – Здесь, – ответил Гамлет, ткнув себе под ноги наугад. – И в тот самый ров.       – Сперва мост, – напомнил я.       – Цепи для него уже куются, – кивнул Марцеллин. – Плотники подбирают подходящие бревна. С земляными рабочими пока проблема – не хватает. Послали за добровольцами в ближайшие деревни. Начинают подходить. Дальше, боюсь, отбоя не будет. – Он глянул украдкой через плечо и понизил голос. – Люди говорят, здесь запрятаны кучи кладов. Надеются откопать. Надо будет, пожалуй, хорошенько за ними последить. Никогда не лишнее.       – Оно и верно, – поддержал Гамлет. – Следи в оба, а мы пойдем дальше.       – Чушь какая-то, – проворчал он, когда успокоенный Марцеллин удалился. – Нам же не надо заниматься этой ерундой. О «Янусе» надо подумать. А это все, – он пренебрежительно, почти брезгливо повел рукой, – это же только фон, декорации, не больше…       – Не собираюсь я о нем думать, – заявил я.       Гамлет искоса глянул на меня.       – Как скажешь.       От меня это «искоса» не укрылось.       – Знаешь, Ланселот, что значит на самом деле продать душу дьяволу? – спросил я его. – Это значит отказаться от всей жизни во имя чего-то одного. Посвятить ему всего себя. Что странного в том, что именно так можно купить удачу? Что странного в том, что это несет с собой ад?       – К чему ты клонишь?       – Да ни к чему, как всегда.              * * *       Под великолепными дымными небесами среди рваных клочьев тумана темнеющие мегалиты выступали особенно грозно. Где-то из пелены доносилось одинокое блеяние овцы или позвякивание колокольчика или тут же тонущее во влажном воздухе мычание невидимой коровы. В циклопических арках светлело молочное ничто, за которым, казалось, совсем необязательно продолжается все тот же привычный мир.       Они подъехали ближе к одинокому камню, склоненному как пизанская башня, и остановились, осматривая каменную громаду. Травы склонялись, трепеща и серебрясь. Птицы четкими черными штрихами прочерчивали бледные серые небеса.       – Не то чтобы все было видно как в ясный весенний день, – констатировал доктор Мэллор, созерцая укрытый туманом кромлех*.       Антея прислушалась к легкому шелесту ветра в траве и в камнях.       – Слышите, как они переговариваются? – проговорила она. – Стали себе в кружок. Положили свои лапы друг другу на плечи и шушукаются о чем-то нехорошем, бросая косые взгляды на всякую мелочь вроде нас. Понимая при этом, что именно такая мелочь может возвести их или разрушить. И именно поэтому их взгляды недобры, а настороженность угрюма.       – Разве? – усомнилась Линор. – Это же Хоровод Великанов. Посмотри, да они же вот-вот сорвутся в пляс. Если, конечно, от этого не развалятся.       – Развалятся, – уверенно сказала Антея.       Линор пожала плечами, с удовольствием подставляя ветру плещущие золотые с легким рыжеватым отливом пряди.       – Только потому и не пляшут.       Она тронула лошадь и бодро проскакала рысью по насыпи, ведущей через широкий глубокий ров между двумя валами, внешним и внутренним, к композиции чудовищных глыб. Лошадка было заартачилась, но Моргана правила твердой рукой и без труда ее укротила, картинно погарцевав на фоне камней. Антея достала из складок рукава небольшую прямоугольную пластинку, прицелилась к рисующейся Линор и нажала на кнопку, после чего припрятала фотоаппарат на место. Линор юркнула в огромный каменный проем и весело поскакала по окружности между внешним кругом мегалитов из песчаника и внутренним поясом камней поменьше и другого сорта, стоящих поодиночке, порой перепрыгивая через лежащие упавшие валуны. Что, учитывая некоторую святость места, было несколько непочтительно.       – Впечатляет, – сказал доктор Мэллор.       – Стоунхендж – он такой, – согласилась Антея. – Впрочем, мы ведь его видим не в первый раз.       – Я немножко о другом. Что-то слишком он кажется целым. Не так уж и много здесь упавших камней, а пропавших, похоже, и того меньше. Надо бы посмотреть поближе, – и он тоже решительно двинулся к застывшим Великанам.       – Такое впечатление, – сказала, размышляя по дороге Антея, – будто его ремонтировали. И недавно. Хотя это, конечно, невозможно.       – Почему невозможно? Ты же помнишь легенду.       – Про Мерлина?       – Про него.       – Как он перенес эти камни из Ирландии по воде и по воздуху и установил здесь... где они торчат уже теперь около двух тысяч лет.       – Но ремонтом-то он заняться мог.       – Мог.       – Как Леонардо мог и в свои времена построить самолет.       – При определенной поддержке сверху, главным образом, материальной.       – Точно. Очень тонко подмечено. При таких условиях можно не только пирамиды возводить.       – К тому же, мы в довольно далеком измерении, – заметила Антея. – Я бы даже сказала – очень, очень далеком… и очень странном.       – И это тоже. Какая прелесть. – Доктор Мэллор задержал коня, глядя на камни с легким удивлением. – А сердцевина-то еще целее.       Антея издала взволнованное восклицание и вытянула руку.       – Смотрите-ка, на камнях свежие царапины, какие могли появиться только при установке! – Она слегка вздрогнула. – Прямо мурашки по коже.       Линор, слегка запыхавшись от скачки по круглой «колоннаде», остановилась рядом с ними.       – Что-то этот Стоунхендж молодо выглядит в некоторых местах, – заявила она. – С той стороны, правда, внешний круг сильно разрушен. Зато внутренний...       – К этому и мы клоним, – кивнул доктор Мэллор. – Этих людей не всегда можно недооценивать. Нет-нет, да и появляются гении.       Линор помахала рукой.       – А эта арка, между прочим, несмотря на относительную новизну, покосилась.       – Ну, это и мы можем легко исправить. С помощью нашего «колдовства».       Все трое переглянулись.       – Надо только немного подрыть лунки, – сказала Антея. – И сидеть будет прочно, как никогда.       – Все равно когда-нибудь грохнется, – сообщила Линор. – Впрочем, после нас – хоть потоп.       Они втроем спешились, раздумывая, куда бы привязать лошадей.       – Можем и еще кое-что подправить, – проговорила Линор, оглядываясь. – Если, скажем, применить систему блоков, используя уже стоящие глыбы... Не все, конечно, сразу, но...       – Давайте пока не особенно увлекаться, – предупредил старший колдун, вбивая в землю колышек. – Как-никак нас, все-таки, даже ждут.       – А как, по-вашему, Алтарный камень раньше все-таки стоял или на то и алтарный, чтобы служить столом? – не унималась Моргана.              * * *       Я сидел на краешке кровати, подкидывая к потолку и ловя железную корону. Кабал бестолково прыгал вокруг и тявкал, пока я рассеянно напевал:              Холодное железо – изгоняет фей.       Черный век железа – пора дурных смертей,       Не волшебства, а гнусной, как смертный грех,        судьбы –       В итоге бесконечной, бессмысленной борьбы…              – А ведь наши волшебники неплохо продвигаются, – заметил я, прекратив жонглировать короной. Кабал, рыча, вцепился в нее зубами. Пожалев его зубы, я ее отобрал и сунул под служащую покрывалом волчью шкуру. – Хотя зачем им понадобилось поправлять Стоунхендж, ума не приложу…       – Угу, – сказал Олаф, не поднимая головы от выверяемого им чертежа. – Неплохо, это не то слово, раз слухи доходят уже не только по радио.       – Шумновато у них получается.       – На себя посмотри, мышка серенькая.       – Ладно, ладно. Другое плохо – народ по домам не спешит разъезжаться. Все чего-то ждут.       – Пеллинор переселился в рощу.       – Это верно. Почти прямо под стенами.       – Эктор решил заняться делом и уехал.       – Кей и Бедвир остались. Вроде как навсегда. Но в их случае это даже радует. Пусть они занимаются обычным хозяйством.       – Леодегранс умчался. И Гвенивер тоже.       – Так и будем перечислять поштучно? А ведь весна. Самое время для очередных набегов. Море успокоилось.       – Кой черт? Урожая-то еще никакого.       – Ага! Вот поэтому они все тут и торчат! Да всю дичь в этих лесах уже можно загонять в Красную книгу!       – Можно.       За окнами послышались рожки. Ржание и собачий лай стали заметно громче. Я поморщился и поднялся на ноги.       – Ладно. Пора ехать. И это при том, что я не люблю охоту. Хотя пустой забавой ее сейчас никак не назовешь.       – Ага, – сказал Олаф, сперва тоже было поднявшийся, и опять сел. – Пожалуй, я сегодня не поеду.       Я уставился на него как на предателя.       – Вот так, значит, да?       Он постучал пальцем по чертежу.       – Мне надо разобраться как следует с этой чертовой канализацией.       Я хмыкнул.       – Что ж, ладно. По крайней мере, это хоть полезное дело…       И что бы, все-таки, такое сделать, чтобы испортить этот действующий на нервы вечный праздник?.. В сердцах, выходя, я чуть не выбил собственную дверь.       В галерее на меня наскочил Бедвир.       – Артур, ты слышал про Мерлина?       – Что?       – Он уже побывал в Эймсбери, провел сутки в Стоунхендже, поправил там пару камней, а теперь едет сюда – он приближается! – Бедвир чуть не задохнулся с торжествующим видом.       – Да знаю я…       – Знаешь, да? – Бедвир выпустил воздух и посмотрел на меня по-знакомому подозрительно. Хотя всего-то и дел, что слухи до нас дошли одновременно. – Что ж, я тоже так и знал. Говорят, Мерлин не только вернулся. Он теперь еще и совсем другой – такой, что палец в рот не клади. Видно, дела у него на самом взлете.       – Может быть. Что это ты на меня так смотришь?       – Да вот думаю, что это ты у него на взлете.       – Конечно! – я нервно хохотнул. – Если до вечера в живых останусь! Как по-твоему, сколько еще можно праздновать, а?       Бедвир насмешливо кашлянул и с невинным видом процитировал Горация:       – «Думай о каждом ты дне, что тебе он светит последним...»       – Перестань! – буркнул я. Не объяснять же ему, что бог знает когда я почти сам это написал. – Ладно, пошли, пока у Кея рог с натуги не лопнул. Черт побери, что бы я без вас делал?       – Повесился бы, – с готовностью предположил Бедвир, пряча улыбку.       – Не исключено. – Других таких прирожденных распорядителей, как Кей и Бедвир, было поискать. Особенно когда кругом у всех головы забиты черт-те чем. У кого Мерлином, у кого строительными лесами, у кого водопроводом. А ведь пока все толкутся вокруг, даже этим толком не займешься.       Мы скатились по лестнице во двор, повскакивали в седла и рванули навстречу весеннему ветерку. Вот так и начнешь ненавидеть свежий воздух. Шучу, конечно. Почти.       Когда через несколько часов, проведенных совершенно бездарно, на радость Кабалу и прочим животным, за исключением тех, что предназначались первым на съеденье, мы приволоклись назад, в Камелоте явно случилось что-то новенькое. Олаф, встречая нас, старался держаться тихо, но выглядел при этом как малость ошпаренный, едва сдерживая беспокойство. В то же время на наши вопросительные взгляды он только задирал нос – мол, не сейчас – позже. В конце концов, когда нам удалось немного позже собраться вчетвером за нашим «круглым столом», Олаф соизволил объяснить, в чем дело. Оказывается, со своими чертежами он решил провести очередную разведку на местности и отправился исследовать подземелья, где и наткнулся на кое-что любопытное.       – Похоже на что-то вроде маленького bruiden – зала жертвоприношений, – сказал он. – Кто-то из наших друидов соорудил себе там уютное гнездышко.       – Обалдеть! – воскликнул Гамлет. – Что, правда? Прямо тут, в замке?       – И давно это там, по-твоему? – поинтересовался я, пытаясь припомнить, не показывал ли мне Пеллинор что-то подобное. Насколько я помнил, нет, не показывал.       – Недавно, – Олаф уверенно качнул головой. – Пару дней назад я уже осматривал эти помещения. Ты их тоже видел. Ничего там не было. Так, пустая кладовка с ржавыми железками в стенах. Может, и валялась там пара-другая костей какого-нибудь невнятного происхождения, что крысы притащили, вот и все. Теперь совсем не то.       – То есть, безобразников, которые это устроили, мы привезли с собой, – отметил Фризиан и покосился на Гамлета. – Что-то мне кажется, что тут должна быть связь с тем, что с тобой чуть не приключилось в ночь Белтейна.       Гамлет с выражением крайнего отвращения на лице вскочил со своего чурбачка.       – Прольется скоро чья-то кровь...       – Моя? – меланхолично осведомился Фризиан.       – Что? – не понял Гамлет, потом обиделся. – Да нет, кого-то из друидов, конечно!       – Тогда зачем же сразу вскакивать? Давай уж дослушаем.       – Я и так дослушаю, – проворчал Гамлет и посмотрел на Олафа. – Ну, ты уже выяснил, кто там, что и почему?       – Попридержи коней, – проворчал Олаф. – Предлагаю выяснить это вместе, чтобы кому-то из нас не скормили потом невзначай сердце друга, или еще какой-нибудь жизненно-важный орган. Замену ключа я уже подготовил. Из общей связки оригинал, конечно, пропал, и сегодня мне пришлось возиться с куском проволоки. Сперва я вам все это покажу, а там решим, что с этим делать. Если честно, то я грешу на Мельваса и его компанию. Но пока ума не приложу, как объяснить всем доходчиво, что так делать не надо. Ну что, двинемся, пока не стемнело?       Мы прихватили пару масляных ламп и отправились в подземелье. Со ступеней слегка осыпалась каменная крошка. Мрачноватое местечко, не всякий сюда спустится ради развлечения, рискуя повредить себе все кости на полуразрушенной лестнице. Олаф отпер нужную дверь и толкнул ее внутрь помещения. Мы все невольно потянули носом – из образовавшегося проема потянуло странным душком.       – Я туда не пойду, – пробормотал Гамлет. – Черт его знает, чем мы там надышимся…       – Ерунда, – пренебрежительно отмахнулся Олаф. – Тут уже был этот запах, когда я приходил сюда в первый раз, и ничего пока не стряслось. Теперь он еще и слабее.       Bruiden, как назвал это место Олаф, на самом деле означает пиршественный зал, но также и зал для торжественных жертвоприношений, совершаемых обычно в пышности, без особенной тайны, по протоколу, и далеко не всегда их можно было назвать общественно-опасными деяниями. Возможно, и тут все было не так скверно, как решил Олаф.       Вдоль стен в комнате стояло несколько небрежно сколоченных скамеек, пара-другая козел и доски, служившие складными столами. В нише в глубине рассыпались пропитанные быстро проникающей здесь, в подземелье, сыростью, угли и зола. Стены ниши были закопчены, а вверху ее находилась отдушина, каким-то образом неплохо справлявшаяся с ролью дымохода, иначе при таком-то количестве оставшейся золы неведомые бражники угорели бы здесь насмерть. Посреди комнаты появились откуда-то несколько крупных камней с просверленными кое-где отверстиями. Поверхность была залита засохшей бурой и липкой субстанцией. С четырех углов круглыми отрешенными глазами на это нагромождение булыжников взирали вырезанные из дерева со своеобразной удивительной эстетикой небольшие, по пояс человеку, потемневшие и потрескавшиеся от времени идолы. Их выпуклые рты также были любезно смазаны той же бурой субстанцией... да ладно, кто из нас сомневался в том, что это была кровь? Другой вопрос – чья. Может быть, всего лишь козья.       – Любопытно, конечно, – проговорил я. – Но мы не можем быть уверены, что это было человеческое жертвоприношение.       – Впрямую – нет, – сказал Фризиан. – А ты можешь представить себе что-нибудь другое, что могло тут произойти?       Я пожал плечами, оглядываясь. В остальном все было аккуратно и чисто. Никаких вам брошенных на виду останков. Даже в золе.       – Полагаю, не следует забывать об объективности, презумпции невиновности...       – А это расположение камней и отверстий, чтобы привязать жертву? – продолжал Фризиан. – Чисто анатомически...       Олаф еле сдерживал коварную ухмылку.       – Кажется, в прошлый раз я смахнул идолище в том углу, – заявил он с озабоченной невинностью. – Оно стояло не так. Эрик, сдвинь-ка его немного влево.       – Этого? – спросил я, кладя руку божеству на голову.       – Ага, приподними его, он легкий.       Я подозрительно посмотрел на его ухмылку.       – И что я увижу?       – Только то, что увидел я.       – Ну ладно, ладно. – Я приподнял божка, который действительно оказался легким, так как значительная часть его внутри была выдолблена. И мы увидели то, что помещалось в полости, не под стопами, а прямо в стопах идола. Коричневый сморщенный кожаный мячик с еще сохранившимися волосами.       Я меланхолично поставил божка на место.       – Не волнуйся, – усмехнулся Олаф. – Голова немного прокопчена и сразу не пропадет.       – А что под остальными? – спросил Фризиан.       – Сердце, печень и еще кое-что. Все слегка обработанное.       – Весело тебе было, наверное, исследовать все это в одиночку, – предположил я.       – Не найдя ключа, я уже предполагал, что пахнет чем-то жареным. Или копченым. Так что нам с этим делать? Есть какие-то идеи?       – Римляне знали бы, что делать, – задумчиво проговорил Фризиан. – В свое время они друидов практически уничтожили. Свои-то жертвоприношения Марсу в Колизее они называли игрищами. Неприкрытая же религиозность в этом вопросе почиталась за непристойность.       – Ну да, – протянул я. – А друидизм у нас как раз переживает ренессанс. Одни пытаются возродить его в самом мрачном виде, быть может, более мрачном, чем это было на самом деле, другие – развить, как Бран из «школы Мерлина». Но, может, сперва стоит хотя бы сделать предупреждение?       – Разумеется, – вкрадчиво промолвил Фризиан. – Кто, как не друиды сделали тебя королем?       Я было возмутился, но глянул на его хитрую физиономию и рассмеялся. Он просто развлекался со своими обычными мелкими подколками.       – Да, разумеется, помимо всего прочего. Кстати, никто не слышал, чтобы у нас пропал кто-то из гостей?       – Никто ничего не заявлял, – озабоченно покачал головой Олаф. – Но разве это что-то значит?       – Наверное, нет.       – Может, просто выбросить все это отсюда? – спросил Фризиан. – Не выясняя, кто это сделал? Просто проявить презрение.       – И все-таки тот, кто это делал при такой таинственности, думал о том, что его могут осудить. Лучше, наверное, наоборот – не выбрасывать это на всеобще обозрение, а отловить виновника персонально и сделать внушение. В конце концов, что за фокусы в королевском замке без ведома короля? Это же просто оскорбление величества...       Меня прервал Гамлет, как кошка впрыгнувший в комнату.       – Кто-то идет, – воскликнул он полушепотом и, забыв о том, что не хотел, чтобы нас кто-то случайно запер снаружи, прикрыл за собой дверь. Олаф с Фризианом переглянулись и одновременно загасили лампы, отступая к стенам, чтобы не оказаться замеченными сразу же.       Послышались приглушенные голоса, потом кто-то сунул в замок ключ. Раздался изумленный возглас, тут же подавленный, и пауза тишины, потом кто-то все же осторожно толкнул дверь внутрь. По стенам замелькали блики от факела. Дальнейшее произошло молниеносно. Гамлет тигром прыгнул вперед, схватил человека с факелом за шиворот и дернул внутрь. Тот негодующе завопил. Я поймал вылетевший у него из руки факел и отступил, давая пламени немного выровняться. Фризиан выскочил за дверь и вскоре вернулся, волоча за собой бесчувственное тело.       – Упал в обморок от страха, – прокомментировал он и добавил, приглядевшись: – Мелкая сошка. – И привалив сошку к стене, опять аккуратно закрыл дверь.       Мы все с любопытством поглядели на человека, которого держал Гамлет. Тот как раз опомнился.       – Прочь руки, ничтожный смертный, – провозгласил он с высокомерной брезгливостью.       – Ну вот еще, тут приказываю я! – заявил я не менее напыщенно. – Отпусти его, Ланселот. Никуда он не денется.       Гамлет проворчал что-то под нос и отпустил его.       – По-моему, его имя мы знаем. Как же оно там? На языке вертится...       – Маэгон, – подсказал я.       – Ах да, друид и знаток всяких жутких историй, – подхватил Олаф.       Фризиан скорчил критическую рожицу и предпочел промолчать. Он у нас и сам знаток по части жутких историй.       – Это не просто истории, – злясь, заметил Маэгон.       – Видимо, – согласился я. – И ты явно не из последователей Мерлина.       – Конечно, нет! – воскликнул друид. – И пусть никто не причисляет меня к этим слабакам и трусам. Они позорят нашу древнюю науку. Лишают ее смысла и крови... всех жизненных соков!       Маэгон был явно не из тех, кто станет оправдываться.       – О, правда? Тогда почему все так таинственно? Насколько я понимаю, bruiden должен быть гостеприимно открыт для всех.       Маэгон презрительно буркнул:       – Потому что этих ренегатов и простых слабых людей такая дань древности почему-то пугает. Они все боятся, что за кровью животных польется их собственная. Они всегда боятся того, что лежит за пределами их разумения! Они пожирают земных тварей без зазрения совести, но не хотят уделить ни куска богам, а ведь те взамен дали бы им великую силу!       – Но ведь не тем, кого бы им скормили, не правда ли?       – А кто говорил о людях?! – разыграл возмущение Маэгон. – Хотя если уж говорить, то ведь они столь же ниже богов, как звери ниже нас, но речи о них пока не было!       Олаф усмехнулся.       – Неужели? – вопросил я, с такой же убедительной наивностью. – А ты повторишь это, глядя своим богам в глаза? – Я оглянулся на алтарь. – Оказывается, они приняли в себя не то угощение, брошенное им в ноги?       Маэгон на миг оцепенел, поняв, о чем я говорю.       – Вы прикасались к ним? – проговорил он немного осипшим голосом. По-моему, именно то, что к богам могли прикоснуться непосвященные, особенно его потрясло.       Я кивнул. Друид огляделся и нервно облизнул пересохшие губы.       – Тебя они, может, еще и простят, король, – выдавил он. – Но остальных...       – А при чем тут они? – отвлек я его. Олаф упер руки в бедра и приподнял бровь. Впрочем, возражать на всякий случай не стал. – И речь тут вовсе не о них. Хотя если говорить о святотатстве, то таковым мне видится как раз совершенный здесь вами обряд. Не мной это придумано. Многие поколения подобные приношения находят почти повсеместное осуждение, и я прекрасно понимаю, почему вы прячете свои деяния от посторонних глаз. Возможно, порой то один, то другой правитель поддерживает такие обряды, как Вортигерн в прошлом или Мельвас до последнего времени. Но это исключения, а не правило. Видя подобное в своем доме, не должен ли я счесть это оскорблением?       – Осуждение! – презрительно выплюнул Маэгон и в упор посмотрел мне в глаза. – После того, как нас почти уничтожили римляне? После того, как бритты стали обескровленными недочеловеками? А ведь ты можешь исправить это, Артур. Именно ты. Подумай только! Твоя власть не более чем дерево, перенесенное и врытое в песок, что может опрокинуться от малейшего ветра. Как можешь ты оправдать чаяния, что на тебя возлагают? Да никак! А их слишком много и падение оттого будет только ужасней. Да, бритты обескровленный народ. Пять столетий прошло, как боги наши оставлены, преданы и лишены пищи, а с ними и наш дух. Открой глаза и увидишь, что это так, и почему это так. Ты – дерево на песке. Но ведь в нашей власти удобрить почву, сделать ее тучной и плодородной. Поддержи нас, Артур, и станешь величайшим королем Британии за последние полтысячелетия! Мы дадим тебе власть, о которой можно только мечтать, и пусть все царства склонятся перед нами в страхе! – Глаза его разгорелись, плечи расправились и даже волосы, казалось, воспряли, стремясь образовать нимб воодушевления над его головой. – Прими наш дар, Артур!       – Зажигательно, – уважительно пробормотал Фризиан. И я был с ним полностью согласен. Маэгон был вдохновенным оратором.       – Благодарю, Маэгон, – сказал я церемонно. – Это было щедрое предложение. Но ожидать, что я могу принять его, было бы по меньшей мере странно. Нет, в ваших услугах я не нуждаюсь.       – Не можешь же ты быть таким глупцом!       – Могу. Преследовать вас за то, что вы тут уже натворили, я не стану. Так как допускаю, что пока еще моя воля не была вам в точности известна. Но наперед этого терпеть не собираюсь. Все подобные алтари в королевстве будут разрушаться как оскверненные. Саму по себе религию я не запрещаю, но запрет на принесение в жертву человеческих жизней будет объявлен во всеуслышание.       Лицо друида окаменело и гневно потемнело.       – Ты очень об этом пожалеешь, Артур! Впрочем, передумать еще не поздно.       – Поздно. Если до ночи все это не будет отсюда убрано, то будет выброшено на задний двор и там сожжено. Это мое последнее слово. И так приговор более мягок, чем вы могли бы ожидать. – Я протянул ему факел и он, помедлив, молча взял его. – Вот и все, – сказал я друзьям. – Теперь пойдемте.       – Не думай, что это оскорбление сойдет тебе с рук, – опять обрел дар речи друид. Голос его звучал мрачно, шипяще и поистине зловеще. – Вспомни об этом, когда удача от тебя отвернется. Скоро и навсегда!       – Довольно, друид, – прервал его Фризиан. – Подобные речи тоже могут не сойти так просто. С тобой ведь могли бы обойтись и по-римски, будь моя воля.       – Галахад, – мягко позвал Олаф. Фризиан кивнул и с тем мы и удалились.       «Мелкая сошка» продолжал покоиться у стены, крепко зажмурившись и делая вид, что все еще пребывает в обмороке. Выгодная позиция.       А на следующий день, когда мы с Бедвиром и Кабалом вошли к себе, пес вдруг, разрезвившись, с веселым визгом бросился в мою комнату и уткнулся носом в камин. Оттуда доносилось жалобное попискивание. Пробежавшись следом за Кабалом и с изумлением поняв, что его там так заняло, я охнул и принялся его оттаскивать, хотя он, как выяснилось, всего лишь демонстрировал свое добродушие, а потом вытащил из камина маленький комочек ужасающе мокрой после знакомства с языком дружелюбного Кабала черной шерсти. Котенок тоненько мяукнул, жмуря огромные темно-золотые глазки. Вид у него был несчастный, как у заблудившегося домовенка.       – Бедвир, взгляни-ка!       Бедвир резко вздохнул.       – Господи, откуда это здесь!       – Какая прелесть, – воскликнул я с чувством. Кабал прыгал вокруг, проявляя, как всегда, исключительную общительность.       – Наверняка это кто-то из друидов, – мрачно решил Бедвир. – Оставил в знак проклятья. Но зачем? Разве ты кому-то насолил?       – Если и так, то по делу, – отозвался я, ласково приглаживая кончиками пальцев слипшуюся шерстку. Кабал пыхтел, нетерпеливо тыкаясь носом мне в колени. – Погоди, – остановился я и с удивлением посмотрел на Бедвира. – Почему ты сказал – в знак проклятья? Разве черные кошки в Британии не приносят удачу? – Этот знаменитый выкрутас британских суеверий много столетий повергал в шок жителей других стран.       – Что? – изумился Бедвир. – Конечно, нет! Черные кошки всегда и везде приносят несчастье.       – Серьезно? – Я посмотрел на придурковато ухмыляющегося Кабала. – А адские гончие?       – Послушай, откуда мне знать! – возмутился Бедвир. – Я только говорю то, что с детства слышал.       – Ну и ладно. А на будущее – черные кошки будут приносить удачу, попомни мои слова. Ты только посмотри, просто чудо. – Маленькая кошечка запросто помещалась в одной ладони. Встряхнувшись и пару раз чихнув, она принялась умываться микроскопическим розовым язычком. Я откровенно умилился.       – Ну, не знаю… – с сомнением протянул Бедвир.       – Я ее оставлю, – решил я. – И назову… ну, скажем, Мэб – как королеву фей! Это звучит так по-кошачьи… Познакомься с королевой, Бедвир!       Он лишь ответил мне совершенно смехотворным взглядом.       – Ладно, это шутка! Но топить я ее правда не собираюсь. Молочка не найдется?       Бедвир потом поговаривал, что наблюдать, как я тетешкаюсь с угольно-черным котенком и адской гончей, особенно, когда дело к ночи или к грозе – зрелище не для слабонервных. Впрочем, тут в Камелоте к чему только не привыкнешь. Как бы то ни было, в последующие почти полтора дня ничего такого уж неприятного или сногсшибательного не произошло. Олаф забраковал свой план коллектора и начертил два новых, Фризиан рушил стены, похоже, руководствуясь исключительно стратегическими соображениями, мол:              Кто придет к нам с мечом –       Будет бит кирпичом!              А Мерлин, между тем, был на подходе...                                  * Кромлех - круг из камней, тип мегалитического сооружения.