Книга 4 КОРОЛЬ ЛЕТА
Принц, добыча мрака или света, Принц, наследник мира и проклятий, Предсказаний ветхого завета, Сказочных, языческих заклятий, Победитель вечного дракона, Проводник к возвышенным селеньям, Нарушитель правды и закона, Истребитель с черным повеленьем, Туча, что полна огня и громов, Солнце, что пылает в поднебесье, Вольные ветра аэродромов, И костей глухое перекрестье.
XV. Янус
– Все это инфантилизм, – уверенно заявил Ланселот. – Ужасающий, если вдуматься. Мы жили в каком-то заколдованном замке и смотрели на весь мир как на какую-то сказку! И уж конечно, не относились к нему серьезно! – А тебе не кажется, что нам теперь только так кажется? – Не кажется! Как мы могли сравнивать себя с людьми, которым некуда деваться из их собственного времени? Это же почти инвалидность с нашей точки зрения! – Не увлекался бы ты, Ланселот… – Я не увлекаюсь. Вот вспомни хотя бы тех ребят из шестнадцатого. Они были так на нас похожи и – редкий случай – наша память какой-то период была совершенно активной одновременно, так что мы понятия не имели, где заканчиваются они и где начинаемся мы. Насколько они были взрослее и умудренней… И при том все же «так похожи»? – Дорогой мой, смотря в чем – все относительно. – Вот именно, что относительно! Да мы просто щенки рядом со всеми этими реальными людьми. Неудивительно, что они сразу признали нас чуть не за пятнадцатилетних! На их месте я бы и сам так подумал! – О боже, я и сейчас так думаю. – Что?.. – обиженно переспросил Ланселот. – Угадал – глядя на тебя. – Ну, знаешь ли! Зачем переходить на личности?! – О, это тебя совсем не портит! Этакая, знаешь ли, изюминка. Ну хорошо, отчасти ты прав. Но к чему столько об этом говорить, если и так уже все ясно? – Ясно что?!.. За время одинокого путешествия по Малой Британии, Ланселот, похоже, слегка одичал. А может быть, одичал я, за то время, пока пытался закончить войну, бессмысленность и ненужность которой чуть совсем меня не задушила. В чем-то это было эгоизмом – не такой уж она была бессмысленной и ненужной для тех, ради кого я за нее взялся. Вот только зачем это было нужно мне, я с каждым днем понимал все меньше. Отвлечься? Заняться хоть чем-нибудь – абсолютно неважно чем? Даже принесущим кому-нибудь пользу? И все равно – зачем? Ни тени смысла. – Что мы остаемся полными идиотами, пока не вернемся в свое время и на свое собственное место! Ланселот замолчал, изумленно хлопая ресницами. Да какого лешего – Ланселот? Гамлет, черт побери! Гамлет подумал немного, затем откашлялся. – А как мы можем быть не на своем месте, если мы путешественники во времени? – Очень просто – пока мы тут застряли. И это, знаешь ли, своего рода чертова инвалидность! – А, ну да… – Конечно, да! – Артур… – К лешему! Назови меня по имени! – Что?.. – Это не по правилам, но на какого дьявола нам правила! Да мы уже сто раз их нарушали! Назови мое имя! – Послушай, успокойся… – Давай, Гамлет! – Ни за что!.. Я вздохнул. – Ну и ладно, черт с тобой. Все равно отчего-то полегчало. – А может еще и разобьем этот мирок? Как дешевый калейдоскоп? Вытряхнем стеклышки на асфальт и раздавим каблуком в пыльцу. – Эрвин, прекрати. – Ну, то-то же. – Что, стало легче? От последнего вопроса – определенно нет… Снова. Так не пойдет. Но волшебной дверцы с надписью «выход» нет как нет. Я развернул коня, направляясь с вершины холма, откуда открывался такой безмятежный вид на травяной ковер, разноцветный как стеклышки в калейдоскопе под украшенным перистыми облачками сияющим куполом, к оставленному войску. До Камелота уже оставалось всего ничего. И мне очень хотелось знать, изменилось ли что-то к лучшему в тех делах, о которых до сих пор, боюсь, не хотел бы заговаривать всерьез. Но если не сделать последнего, как же я что-то узнаю? Может быть просто прекратить делать вид, что я не верю, что все вокруг настоящее? Но кто сказал, что я «делаю вид»? Одновременно я считаю этот мир очень даже настоящим, но… в этом-то ведь и может быть ловушка. Похоже, даже если все хорошо и прекрасно, моя песенка спета. А все, что еще происходит – просто бессмысленная загробная жизнь. С каждое утро одним и тем же воскресающим вепрем, до скончания времен, когда бессмыслица наконец прекратится – одновременно с остатками надежды отыскать смысл. – Эй, да в чем дело? – Гамлет быстро меня нагнал. Безмятежный и рассеянно-сочувствующий. Как будто не он еще пару месяцев назад винил меня во всех грехах человечества. Его конь беззаботно хрумкал удилами у меня за спиной, пока мы рысцой продирались сквозь заросли дрока. – Все, больше никаких войн, – проворчал я. – Чужих! Разве только по мелочи… Если очень, очень припрет. То, чем мы тут заняты – это пресловутое забивание гвоздей микроскопом. – Ага, – легко согласился Гамлет. – Больше трех месяцев на одном месте в одном времени… – Зато какое вживание! – О-ох! – А знаешь, мне нравится твой настрой. – Повесься, Ланселот! – буркнул я. – Как грубо! – Как гвоздь для микроскопа. И мы зверски растоптали последний кустик, прежде чем выбраться на свободное пространство. За нами кубарем выкатилась наша адская гончая. – Послушай! Неужели этого хотел когда-то Линн? Это же, черт побери, совершенно бессмысленно! Править замками из песка! – Ну… э… А разве кто-то в этом сомневался? Что то, чего он хотел – было бессмысленно? – голос Гамлета ясно выражал, что он говорит так спокойно и дружелюбно только потому, что у него нет наготове шприца с успокоительным. – Нет…***
– А ведь лето еще в разгаре, – заметил Мерлин, как-то хитро щурясь. – Уверены, что больше не будет подлых нападений на дальние пределы? – Да и история еще не закончилась, – ответил я. – Мало ли что может случиться за десяток-другой тысяч лет? Разве угадаешь? – Все может случиться, – кивнул мудрец и волшебник. – Абсолютно. Оглядев его внимательней, я вздохнул спокойнее. Отец не производил впечатления вжившегося в «роль» и начинающего пускать корни, подобно Ланселоту, чья способность к адаптации, похоже, привела меня в настоящий ужас. Точно так же выглядела Линор, которую мысленно можно было не называть Морганой. Может быть просто потому что они были «волшебниками», они все равно смотрелись среди всех немножко чуждо. Нам нами пролетела стайка диких гусей, рассеянная, ее трудно было назвать клином – с одного озерца на другое, еще не в дальние страны, почти в беспорядке. Мерлин глянул на них с таким видом, будто хотел попробовать себя в роли авгура. Но снова переведя взгляд, только улыбнулся и ничего не сказал. Они выехали встретить нас во главе небольшой процессии, не пышной, но яркой. Антея-Нимье держалась немного позади, и поглядывала оттуда на нас очень таинственно. На нас, или только на меня? Сколько раз она уже взглянула? Все время переводя затем взгляд в сторону, на кого-то… Я снова посмотрел на Мерлина и Моргану. Они, как я уже упомянул, были во главе процессии, приблизились к нам вплотную, – тогда как все прочие сопровождающие держались позади, и их, и наши, – и не оглядывались назад, но само по себе внимание, мелкие движения – они как будто стремились обернуться – мысленно, чтобы посмотреть туда же, где находилась Антея, но на нее ли, или на того, кто был рядом? А ведь никого из знакомых там не было. Все «наши» были здесь. Последнюю часть пути мы проделали вместе и с Ланселотом, и с Галахадом, и с Гавейном. Кто мог вызывать у них такой интерес? Я невольно вспомнил улыбчивого призрака на холме над шахтой, в которой обитал дракон – бедная мутировавшая рептилия. Призрак привел сбежавшего коня, говорил с нами при свете солнца, а затем просто исчез, свернув за невидимый «поворот» в воздухе, как будто это было в порядке вещей, самым будничным делом. Спору нет, порой мы сами так себя ведем. Но когда ведет кто-то другой, нам лучше прочих может быть ясно, насколько это бывает серьезно. Как бы то ни было, я начал проявлять естественное беспокойство. Того, на кого посматривала Антея, загораживали другие всадники, не мешая нам видеть при этом саму Антею. А тут, будто нарочно сговорились… И не успел я так подумать, как чья-то лошадь переступила ногами и шагнула чуть в сторону, загородив теперь Антею. Я недоумевающе всмотрелся. Какой-то молодой человек в зеленой куртке и алом плаще, смущенный и будто избегающий поднимать глаза. Медно-рыжий, чем-то очень знакомый… О! Да у него еще и знакомый конь! Почти белый, если не придираться, не слишком красивый, но еще крепкий конек. Это же Гвен. Надо же… И наконец парень поднял голову, и пока нас никто от него больше не загораживал, посмотрел вперед. Я его точно где-то видел. Мысленно я провел линии от взглядов Антеи, от незавершенных движений отца и Линор, от собственного непонятного смущения незнакомца, от того, что он был в зеленом и алом, что его волосы были медными, а конь почти белым и его звали Гвен. Я давно не видел настоящего зеркала… В этом мире, по сравненью с теми зеркалами, что нам привычны по многим другим временам, не только по своему собственному, было одно сплошное недоумение, а не зеркала. Но я мог бы увидеть его в зеркале. Он был моим двойником. Такое случается время от времени. Моргейза здесь не была исключением. А глаза призрака, – вспомнилось мне, – были похожи на глаза отца. Или на мои собственные. Между прочим, как неосторожно так походить в этом на Мерлина, хоть в остальном Мерлин постарался меньше походить на меня чем обычно. И никто этого пока не замечал. Замечали другое – что я был очень похож на покойного короля Утера, хотя я представления не имел, как он выглядел на самом деле, это, в сущности, и было для всех аргументом, что я и есть настоящий Артур. И если кто-то здесь так похож на меня, то о чем это говорит? О том, что он также не меньше похож на Утера? Вот это здорово!.. – Где вы его нашли?! – выпалил я. Вместе со всем этим, куда лучше понимая теперь Эктора, первым заметившего сходство, и всех, кто с ним согласился. Они не были всего лишь внушаемыми безумцами, сходство действительно имелось. И у них были все основания верить собственным глазам. – …Ты что, ничего не слушал? – с неудовольствием переспросила Линор-Моргана. – Нет. А вы что-то говорили? Взгляд сестрицы стал очень выразительным. Мерлин насмешливо кашлянул. – А что это мы застряли на дороге? – нетерпеливо спросил я. – Не проехать ли нам в Камелот и там уже обо всем поговорить? – Именно об этом мы говорили, – вздохнула Линор. – А, прекрасно! И мы благополучно стронулись с мертвой точки. Но Антея со своим спутником так к нам и не приблизились, продолжая ехать в стороне. Похоже, представить нас друг другу они решили отдельно, не акцентируя на этом слишком много внимания для посторонних. Хотя не заметить моего двойника мне казалось невозможным. И уж конечно, весь Камелот был в курсе, иначе и быть не могло. Ведь в то же время и скрыть этого никто не пытался. Кто бы в здравом уме подсунул ему Гвена, если бы хотел это скрыть? Напротив, сходство было еще и подчеркнуто. Может быть, мы уже начинаем тихо планировать, как поменять нас местами? Мы? Разве я принимал в этом участие?.. Тут все, кажется, решили и без меня. И без еще некоторых. Ланселот, Гавейн и Галахад ничего особенного, как будто, пока не заметили и не подозревали, просто были рады встрече и возвращению домой. Насколько это место можно было считать домом. Временным – как все на свете. Но само по себе возвращение уже волновало меня куда меньше, чем раньше. Или нет – не меньше, просто беспокойство и заинтересованность разошлись веером по разным сторонам, на разные объекты. Да и когда вообще оно волновало меня само по себе?! И сосредоточенность опять уступала место растерянности и только было подавленной неуверенности? Может быть. Не слишком ли все хорошо складывается? Как раз в нужное время. Так услужливо – будто в ответ на желания. Но ведь так бывает. Как ничуть не нова теория заговора Вселенной, которую всегда называли то роком, то проклятьем, то синхронизхмом, то законом подлости. Но бывает – или только подделывается под то, что так бывает? Что за притворство? Почему не быть чему-то простым и ясным? Правда, могу ли я теперь опознать хоть что-то простое и ясное, да еще в него поверить? Таранис храпел и привычно грыз удила. Навязчиво привычно. Скучно. Ненатурально обыденно. Разыгрывая что-то простое и ясное. Как солнечный свет и твердая земля, от которой поднималась такая осязаемая, пахнущая реальностью, фальшиво успокаивающая пыль. И вдруг мне показалась не столь уж непривлекательной мысль снова удрать в Каледонию. По крайней мере, на какое-то мгновение. Но нет – только на мгновение. Возвращение «домой» состоялось своим чередом. Чего мы в нем не видели? Чего не видели в Камелоте? Снова расставшись со всеми, под предлогом отдыха после дальней дороги, мы собрались в покоях колдунов, убранных теперь коврами и шелками. Теперь здесь был даже настоящий дубовый круглый стол. Я нервно побарабанил по нему пальцами, прежде чем спросить: – Так что здесь происходит? – Как я понимаю, война окончена, – ответствовал Мерлин. – На этот год. – Это верно! Она окончена! Все удивленно переглядывались, не понимая причин моей нервозности. Все, кроме колдунов. – Тебе не померещилось, – спокойно сказал Мерлин. – У нас действительно появился твой двойник. – И по чистой случайности его тоже зовут Артур?! – Нет. Его зовут Мордред. Воцарившуюся тишину точно можно было назвать гробовой. – Как?.. – на всякий случай переспросил я. – Мордред. Так назвали его приемные родители. Нет. Не совсем родители. Монахи. Он рос в одном из захудалых «пустынных» монастырей в Корнуолле. – О! Вот как? Стало быть, и впрямь «вепрь из Корнубии»?.. – Я замолчал и кивнул, показывая, что временно снова контролирую эмоции. – Они считали, что его выбросило из моря, так как нашли его среди досок, оставшихся после кораблекрушения, на морском берегу, – продолжил Мерлин. – Ага… – протянул я. – И я знаю, что ты сам хотел сперва взять это имя, – мягко добавил отец. Я шумно вздохнул. – Верно. Хотел… А что начет Эктора? Кея? Что насчет медведя? Он помнит что-нибудь такое? Даже если думает, что ему это только приснилось? Отец улыбнулся. Иногда его улыбки напоминают улыбки сфинкса. Его глаза остаются добрыми и сочувствующими. Но вместе с тем в них отражается что-то отстраненно-жуткое. Как в абстрактной звездной карте. – Помнит и не помнит одновременно. Сознательно – нет. Но мы умеем применять гипноз. – Ага… – Все мы умеем, – повторил он, пристально глядя на меня. – Даже если не пользуемся этим часто. – Конечно… – Так что, мы знаем, что медведя он помнит. – Мерлин вольготно расселся в кресле с удобной спинкой и подлокотниками, наверняка изготовленном по его собственным указаниям. Тут хватало еще таких. И я последовал его примеру, как и Линор и Антея. За мной, наконец, сделали то же самое мои друзья, все еще выжидающе и удивленно молча. Мы одновременно были теми, кто мы есть, и теми, чьи роли только играли. Пересечение реальностей – с искрами, дымом и скрежетом небесных сфер. – Просто замечательно! А он случайно не помнит его желудок? Лично я, кстати говоря, помнил. Хотя на самом деле меня там не было. И никто, по счастью, не додумался меня об этом спросить. – Нет. Он помнит, что они как бы играли. – Играли?! – Судя по всему, медведь был ручным. Еще он помнит людей в ярких одеждах, с раскрашенными лицами. Какие-то бродячие актеры. – Актеры? Ух ты! – Никто не заметил иронии? – А когда я спросил кое-кого из людей Кадора, не встречались ли им как-то бродячие шуты с ручными медведями, тот, конечно, ничего не ответил, но так испугался, что казалось, готов был повеситься, спроси я его еще хоть что-нибудь – хотя бы о погоде. – Угу. – И я перевел взгляд на окно. Знаете ли, бывают такие моменты, то ли от усталости, то ли от обычной сырости, подбирающейся от наступающего вечера, когда выцветают не только краски, а вся ткань реальности проваливается как нечто отсыревшее и прогнившее, расползающееся на неопрятные куски, и не остается ничего, кроме вселенской неприютной промозглости. И это состояние кажется вечным и единственно реальным. Больше нет ничего. Иногда за это я ненавижу природу. – Ну так как? – спросил Мерлин. – Тебе еще не нравится идея, что теперь у нас есть на кого все тут оставить? Фризиан иронично кашлянул. – Если, конечно, кому-то нравится идея делиться лаврами неизвестно с кем. – Мм? Лаврами? – переспросил я. – Ну, не он же выиграл войну. Не он вынул меч из камня. Все уже было сделано за него. «Как украденная жизнь», – подумал я. И что самое неприятное – это ведь я ее украл. – Да. Было. Но удержать гораздо труднее, чем получить. – Верно, – согласился отец. – Но зачем? – Что зачем?.. – Зачем удерживать? – пожал плечами он. – Просто будет что-то новое, что он сделает сам. – Ему будет чертовски трудно после нас сделать что-то оригинальное. – По крайней мере, он тоже извлек меч из камня, – заметила Нимье. Кажется, ее распирало от радости от этого факта. – Как это? – По-своему, – довольно улыбнулась она. – Свое оружие он раздобыл в каком-то дольмене по дороге сюда. – Ах, он еще и расхититель гробниц?! Нимье насупилась. – Я бы подошла к вопросу более мифологично! – И вспомнила бы, что он не только расхититель гробниц, но еще заполучил по чистой случайности такое имечко как Мордред! – Да ты ведь сам едва его не взял!.. – А в этом мире все происходит по случайности! Правда? По случайности здесь оказались мы! По случайности кого-то годы назад утащил медведь – по случайности оказавшийся ручным! По случайности нас на нашем берегу встретил граф Эктор. По случайности тут все так напоминает легенды. Да еще поздние! Или «теория вероятностей» окончательно сошла с ума, или этот мир не настоящий! – Или создан «Янусом», – спокойно сказал отец. И я остановился с открытым ртом, забыв, чем собирался продолжить свою пламенную обличительную тираду. – То есть?!.. – То есть, объем перемещения был необычайно огромен. Пусть объяснение, что «все придуманное где-то существует» слишком плоско и примитивно – множественность измерений и версий развития событий допускает то, что где-то можно наткнуться на что-то, что было бы хотя бы похоже на придуманное. – Да, конечно, по стольким пунктам сразу!.. – «Янус» не мог попасть в ближайшие к нам измерения – большое смещение вероятностей было неизбежно. Но ведь куда-то ему надо было попасть. И он воспользовался нашими представлениями, в которых было не так уж много научного – если не считать того, что древние сказки – сами по себе история и те еще артефакты, достойные изучения. Фризиан снова кашлянул: – А еще можно предположить, что завернувшись во временные петли, все эти артефакты отразили наши собственные приключения, после того, как они произошли здесь, после того, как мы уберемся отсюда, и каким-то образом информация обо всем этом, бесконечно отражаясь в различных вариантах развития событий, попадет в наше настоящее прошлое, чтобы угодить в легенды! Я молча покосился на него. – Тоже вполне вероятно, – мирно кивнул отец. – Мы не воздействуем на свою историю напрямую. Но кто сказал, что мы вообще на нее не воздействуем? – А кое-кто, например Майк Арли, рассказывал, что еще как воздействуем, и очень даже физически, и во времени, которое должно считаться для нас неприкосновенным буфером! – добавила Линор, победно встряхнув в воздухе указующим перстом. – И кто сказал, что в этом нет логики? – спросила Антея. – Логика очень даже есть, если поискать ее там, где нужно. – То есть, мы действительно воздействуем на реальность. – Тебя это почему-то удивляет? – спросил отец. – Не то чтобы… – Я скорее как раз констатировал. – И хорошо, что не удивляет. Было бы странно, если бы то, что мы сами по себе реальность, оказалось для тебя новостью. Я откинулся в кресле и недовольно сощурился. «Кто знает. Может и так, а может и вовсе нет». – А чем докажете? – спросил я с вызовом. Он сделал вид, что не услышал. – Так вот… и еще ведь что. «Янус» не только пользовался всей доступной информацией, чтобы создать оптимальную модель для своего и нашего перемещения. Он еще и на самом деле взаимодействовал с нашим сознанием… – Ой!.. – тихо выдохнул Гамлет где-то позади. – В этом нет ничего удивительного. Сколько раз он снимал наши психоматрицы, чтобы отправить их в прошлое? Он многократно делал копии нашего сознания. И все это тоже использовал как материал для работы. – Двойники! – воскликнул я, не сдержавшись, после паузы. – Не наши! Чужие! Он и их извлекал из нашего собственного сознания, чтобы подобрать нам подходящее окружение. Теория «кристаллической решетки» – чушь, просто неверная гипотеза! А это отлично все объясняет! И без всякой мистики! – Так вот, почему Моргейза так похожа на Тарси. Я просто думал о ней. Но она неразрывно связана с образом опасности, потому она – Моргейза, а не, скажем, Гвенивер. Это оказалось оптимальной моделью для ее образа в моем сознании. – Так вот почему Линн когда-то угодил в прошлое, заполучив себе в соседи всех наших двойников – практически идеальных, не каких-нибудь более-менее подходящих, каких нам пришлось искать в другом времени. «Янус» отправил его в такое место, где мы все были рядом – оптимальная модель в его сознании, даже если он ее не осознавал! Ну конечно!.. Пусть просто потому, что мы его беспокоили, и просто потому, что были самым привычным окружением, с которым он бессознательно не мог расстаться навеки! Наконец я перестал бурно исторгать эмоции, и заметил уже более осторожно: – И у этого искусственного интеллекта есть какое-то подобие личности? – Возможно, – очень осторожно сказал отец. – По крайней мере, именно в этом мире… – О… – от этого предположения вдруг повеяло холодком. – Да. Я знаю. Та самая «смеющаяся баньши» – какой-то отзвук призрачного искусственного сознания. – О боже… – проговорил я, чувствуя, что нехорошо трезвею. – Что тебя так пугает? – спросил он в ответ на мой пораженный взгляд. – По-твоему, мы здесь потому, что «Янус» просто не хочет возвращаться? Может быть, не хочет расставаться ни с какой тенью своего искусственного разума? Все кругом отчетливо нервно заерзали на месте. – Ну, все-таки он, наверное, не настолько разумен… – впервые подав голос, приглушенно пробормотал Олаф. – Или, может, «она»?! – вставила Линор. – Смеялась ведь определенно девушка! – Это… более абстрактное название, – оживился Олаф. – И Янус-то все-таки мужского рода, пусть и двулик как черт-те что… – Не исключено, что у него много образов под настроение, – заметил отец. – Вот здесь он ведет себя так. А где-то, может – совсем иначе. В любом случае, это скорее отзвуки, отголоски очень многих сознаний, моделями которых он оперирует. И вот теперь, в момент какой-то перегрузки это, в частности, отразилось так, как фрагмент какой-то записи. – Ох, – вздохнул Фризиан. – Мы как будто объясняем природу привидений! – А это же и есть привидение! Техническое! Мы невольно взорвались смехом. Но ведь в этом и правда был смысл! Мы же знали! – То есть, ты думаешь, это не помешает нам вернуться? – Думаю, нет. Он сказал это слишком уверенно! И я снова уставился на него с пристальным нетерпением. – Он снова заработал?.. – Пока что на сорок процентов. Показания еще нестабильны. Но он явно восстанавливает свою «темпоральную энергию» и вскоре будет способен на скачок. Одновременно – окружив буфером это самое время – где он находится сейчас. Так что, ты был совершенно прав. Ничего не сломано и не испорчено. И даже смеющиеся призраки – не показатель чего-то фатального. Просто настройка на новую точку в пространстве и времени. Это действительно очень логично! Я прикинул кое-что в уме. – То есть, когда мы вернемся в свое будущее – какое-то время там не будет никакого буфера. Верно? Отец, прищурившись, кивнул. – Вернее не бывает! – Тогда следующий вопрос – столь же логичный: насколько мы уверены, что он вернет нас именно обратно, а не в какую-то оптимальную для нас модель «нашего настоящего будущего»? – Хороший вопрос, – улыбнулся отец не так весело, как ему бы хотелось. – Но я думаю, он справится. Все-таки, наша реальность есть наша реальность, и ее отпечаток все равно с нами, хотим мы того или нет. Вся информация – сознательно и бессознательно, и вся информация, накопленная самой станцией. В любом случае – если представить многовариантность развития одних и тех же событий, бесконечные наши подобия, различающиеся лишь «на волосок», совершат в этот момент то же возвращение, и я не думаю, что разница может оказаться хоть сколько-то заметной и принципиальной. Насколько мы просыпаемся теми же самыми каждое утро? Когда бесконечное количество клеток отмирает и сменяется новыми, и все мы меняемся с каждым мгновением, с каждой его долей, как ни дели. – Хорошо, – кивнул я. – А то я боюсь даже представить, куда он нас зашвырнет, если как следует покопается в моем сознании. Хотя, он ведь уже это сделал… – И что мы получили? – заинтересованно спросил Олаф. – Запеченные детские головы! – немедленно отозвался Фризиан. – Кровавые жертвоприношения! Живого динозавра! Адскую гончую! – Идите к черту! Этого и в нормальной реальности всегда хватало! Все расхохотались. – Вот именно! – воскликнула Линор. – Подумаешь мелочи жизни! – В конце концов, – проницательно подметил отец, – сегодня ты совершенно спокойно говорил о «Янусе» и не пытался сменить тему. – Вот только не думайте, что я вам доверяю! Снова повисла недоуменная тишина. Почти осязаемая и ласкающая слух своей неуверенностью. Она бы, конечно, не продержалась долго, но я все равно не дал ей шанса: – Я вам не верю, и не мечтайте! – улыбнулся я. – Но я верю в вас. Что вы всё сделаете правильно, даже если я ошибусь. – Давно ведь нужно было решить так, верно? Но я решил выждать время. На всякий случай. – И потом, что-то я не помню, чтобы мы сегодня всерьез говорили о технике. По-моему, все больше о привидениях! – Ха-ха! – громко воскликнул Гамлет, и все к нему присоединились. Наверное, даже «Янус» со своим призрачным смехом.