Драконье царство

      Что это за чертов ящик, что все время мне мерещится? Хотя нет, уже не мерещится, ведь так? Ну его к дьяволу! Я знаю, что его не существует. Это просто что-то в моей голове.       Кажется, я понял. Чертов ящик Шредингера, в честь которого меня назвали. С закрытым в нем котом, который ни жив, ни мертв. И в этом все дело.       

***

      Мы с Гвенивер бодро скатились с лестницы, отдавая распоряжения направо и налево, и приготовились встречать гостей, к приезду которых и так давно были готовы. Кей почти злорадствовал, готовя последние штрихи к торжественной встрече. Мог бы злорадствовать и я, оставайся я в том же состоянии, что полчаса назад, но мое настроение качалось как маятник над кромешно-черным колодцем.       Неправда. Теперь этот колодец был закрыт, когда я понял, где именно он находится. Люди, что меня окружали, могли совершенно не заметить, что во мне произошла какая-то перемена, но подходящие караваны я встретил абсолютно спокойно.       Первым подошел Кадор. Он мог бы подождать Лота и Моргейзу, но понимал, что мы уже завидели их приближение, и предпочел не совершать никаких несолидных маневров. Возможно даже, он поторопился, чтобы непременно прибыть первым. Разве не он в народной молве был моим прямым и непосредственным наследником?       А Лот, завидев его издали, наверняка предпочел задержаться, избегая неприятностей. Пусть Моргейза – кровная сестра Кадора, его надежды на то, что моим наследником будет Гарет, добавляли могильного холодка любым кровным связям.       Леодегранс немного нервничал. Гвенивер тоже притихла. Но я пожелал, чтобы она оставалась со мной неотлучно. Разве что на шаг позади – чтобы не попасть первой ни под стрелу, ни под чей-то дурной взгляд. Я был намерен продемонстрировать, что она уже полностью вступила в свои права. И кто усомнится в этом – ему же хуже.       Я приветствовал Кадора радушно и равнодушно – официально, как дальнего родича и короля крупного бриттского королевства, но не имеющего ко мне никакого личного отношения. Кадор, несомненно отметил эту мою возросшую холодность, но едва ли мог ответить на нее как-то иначе, чем просто той же монетой. Константин выглядел крайне разозленным, но прекрасно понимал, что любое более явное недовольство будет встречено в том же духе, в моей обычной манере. Наконец-то я задумался именно о «своей личной манере», а не чьей-то еще. Теперь я мог, как будто, точно идентифицировать ее среди сотен других. Забавно, что Константин мог сделать это еще прежде меня.       Холодно и ярко. А все тепло – только на совести солнца. Едва Кадор и его отряд расположились в стенах Камелота, со стен заиграли фанфары – знак Лоту, что его ждут с нетерпением – и не к чему выдерживать паузу и дольше задерживаться. Лот уловил намек – а может быть, это была Моргейза – или, может, даже это был Гарет, и их поезд тоже подошел очень вскоре, так что встречающим не пришлось ждать долго.       Гарет приветствовал Гвенивер истинно по-рыцарски, подавая пример всему двору (сразу видно, чья школа!) С самым галантным видом преклонил колено и поцеловал ей руку, за что был очень сердечно поднят и расцелован в обе щеки. Эти двое друг другу нравились. Вот и прекрасно. Все прочее мало меня волновало.       «До чего же все обычно и буднично», – подумал я с легким удивлением, почти разочарованием.       Может быть потому, что не хватало Маэгона? Его присутствие всегда как-то бодрило.       Да и присутствие Мерлина. И кого угодно из «наших». А сейчас, ни в присутствии Гвенивер, ни в присутствии Моргейзы, ни в присутствии Константина и всех адских гончих вместе взятых – не было ничего необычного. Даже я перестал быть ненормальным для этого мира. Это само по себе было не слишком нормально. Но раз в этом была какая-то легкая новизна, то пусть побудет некоторое время. Ни к чему возвращаться к ненормальности и диссонансам просто по привычке. Пусть будет, как будет. Ведь всем уже, как будто, казалось, что я «всегда тут был». В этом даже почти не было так утомляющей «сказочности».       Может быть, это подспудное впадение в сон?       А может быть, лучшее, что можно придумать? Просто спокойствие. Без вечного стремления дергать весь мир за усы. Может быть, временное. Но правильное. Всем нам не помешает немного стабильности.              Кадор выдержал пышные, но до унылости безмятежные празднества не больше двух дней, и чинным ровным строем отбыл восвояси. Мы почти и не разговаривали. Все наши встречи были сплошной формальностью. Не выказывала большого желания поделиться со мной советами и Моргейза. Хотя это уже начинало разжигать мое любопытство. Она разыгрывала роль примерной жены и матери, и после войны мы еще ни разу не говорили с ней. Даже с Гаретом я о ней толком пока не заговаривал. Только приглядывался, как сказалось на нем пребывание дома, и какое влияние могла оказать на него мать. Видимого влияния не ощущалось. Тем любопытнее. Тем более теперь, когда отбыл Кадор, и можно было поговорить с Моргейзой и о нем. С чего она должна была быть со мной откровенна? Кроме того, что я тоже считался ее братом, я не мог поверить, что ей больше нечего мне сказать. Это было все-таки совершенно невозможно.       – Королева нижайше просит обождать, мой господин!       – В самом деле? С чего бы это?       Я сделал вид, что собираюсь, несмотря на «нижайшую просьбу», пройти к двери.       – О!.. Но она ведь дама! Ей требуется время, чтобы встретить тебя в достойном виде, господин мой!.. – в голосе стражника появились умоляющие и панические нотки. Разумеется, он не мог всерьез преградить мне путь, если я вздумаю пройти, и он буквально приплясывал от волнения. Я посмотрел на него пару секунд, иронично приподняв бровь.       – Хорошо. Я дам ей целую четверть часа! Предупреди ее, что затем я просто выломаю эту дверь! – заявил я с самой солнечной улыбкой, отошел к ближайшей оконной нише и уселся на каменный подоконник, продолжая пристально смотреть на мнущихся в смятении у дверей стражников Моргейзы. Они волновались, понимая, что я чем-то не на шутку взбешен. Хотя всерьез, на самом деле, как будто не был. Но пока я здесь, из дверей никто не выйдет и не будет отослан с поручением. Если моя названная сестрица собирается играть в свою игру, я сыграю в свою. Когда меня в последний раз волновали какие-то приличия? Всерьез, наверное, вообще никогда. Мне их вполне заменяло доброе отношение. И если ему не с чего было проявляться, то не существовало и ничего другого.       Один из стражников суетливо проскользнул в покои госпожи, и вышел оттуда спустя несколько минут с горящими щеками и странной белой отметиной на скуле, будто Моргейза не ударила его, а больно ущипнула с досады – к тому же это было куда тише, чем пощечина. Посмотрев на эту отметину, я снова ощутил подавленный гнев. Я на самом деле думал, что она может во всем походить на ту, чьим полным двойником являлась? Я ведь и раньше догадывался, что нет. По крайней мере, не совсем. Образы могут сливаться воедино, если между ними есть закономерная связь. А могут разделяться и дробиться до бесконечности. А мы заметим только самые яркие приметы и увидим то, что захотим видеть. Пришло время узнать Моргейзу по-настоящему. Как будто этого она, почувствовав, и боялась. Прежде я лишь проявлял осторожность, напоминая себе, что нельзя полностью доверять сходству. Но тогда мы еще верили в какие-то подобия «кристаллических решеток» и в то, что двойники и правда могут быть двойниками. Нельзя сказать, чтобы руководствовались этим как законом физики, мы же знали и видели прежде, что вариации могут быть самыми разными. И все же, как будто только теперь я готов был смотреть на Моргейзу не просто проявляя осторожность, и не просто как на некий независимый природный феномен. Но одновременно как на нее саму – то, что она есть здесь и сейчас, и как на все, что могло родиться в моем сбитом с толку мозгу. И заодно оценить разницу и степень точности своих ощущений.       Когда я решил, что время вышло более чем наполовину – сверяться с часами, которые всегда были при мне в одном из браслетов я, несмотря на презрение к приличиям, не стал, да это и не имело большого значения в воцарившейся тут атмосфере, напротив – я должен был достаточно заметно нарушить отпущенный мною же срок, чтобы произвести точно то впечатление какое нужно, дав при этом Моргейзе достаточно времени для того, чтобы на самом деле привести себя в порядок, если вдруг, по чистой случайности она действительно была не готова – я встал и целеустремленно направился к двери. Никто не посмел меня остановить. Я имел полное моральное право на эту антифору. Только один из стражников негромко, но нервозно забарабанил в дверь, предупреждая, что сейчас я войду, прежде чем распахнуть ее передо мной.       Я без остановки вошел в открывшуюся дверь, сразу миновал переднюю комнату, и прошел в следующую, светлый и просторный будуар (неважно, как он сейчас назывался, по сути – это был именно он), где, собственно, временно и обитала Моргейза.       Я ничуть не удивился, застав ее в «домашнем» платье. Темно-синем, под цвет ее глаз, мягком, с глубокими складками, с полами, так уютно ниспадавшими на пол у ножек кресла, в котором она сидела. Спиной ко мне. Потупив голову, будто пыталась смутить меня этим скорбным невинным видом. Черт возьми, это было так явно! Попробовала бы она смутить меня, когда я был Калигулой. Впрочем, неважно, это был не я. Кто сказал: «Не верю!»?       Что ж, смотря как смотреть. Может быть, и в этом мы только находим себе оправдания.       В углу, на резном сундуке, болтая ногами над полом, до которого не дотягивалась, и для разнообразия лицом ко мне, с кислым видом сидела отнюдь не благообразная дама в летах, в темном чепце, превращавшем ее в подобие гладкого и упитанного, и одновременного морщинистого «червя-победителя».       – Здравствуй, Моргейза! – провозгласил я, остановившись в шаге от своей названной сестры.       – Здравствуй, Артур, – ровным тихим голосом отозвалась она, не поднимая головы. О, кажется, и руки у нее были сложены неким молитвенным образом?       – Рад видеть тебя в добром здравии, дорогая сестра! В этот раз мы еще не виделись с глазу на глаз! Может быть, отошлешь куда-нибудь свою верную хранительницу?       – О, я не смею, брат мой… – пролепетала Моргейза с настолько несвойственным ей скромным и робким видом, что это бесило уже окончательно. Чем я вел себя решительней, тем она ложно казалась более тихой и покорной. Ну разумеется… Как в фехтовании – если ты выше ростом – используй это. Если ниже – используй именно это, чтобы подобраться ближе. Двусторонняя агрессия – кто кого?       Я шагнул ближе, коснулся ее плеча – так что она вздрогнула от неожиданности и, улыбнувшись, промурлыкал:       – Ну конечно смеешь! Есть ли хоть что-нибудь на свете, чего бы ты не смела?       Пока она пораженно или наигранно-пораженно молчала, я посмотрел прямо в беспокойные бесцветные глазки «червя-победителя». Лицо дамы было изжелта-бледным, но кончик носа возбужденно алел, подрагивая.       – Оставь нас, – велел я, обращаясь прямо к ней, не сводя с нее немигающего взгляда. – Я должен поговорить с моей сестрой – королевой, о делах, касающихся судеб королевств. Ты ничем не можешь помочь нам. И абсолютно ничем не можешь помочь своей госпоже.       Дама побледнела еще больше, так что потерял цвет и алеющий кончик носа, и медленно сползла с сундука, с едва скрываемым страхом поглядывая на Моргейзу. Моргейза по-прежнему не поднимала головы.       – Видишь ли, – продолжил я, обращаясь к даме. – Как бы ни пугала тебя твоя госпожа, я ее брат. Думаешь ли ты, что она может быть страшнее, чем я… для нее самой?       – Оставь нас, Летиция, – пролепетала Моргейза своим новым, ничуть не похожим на ее прежний, голосом.       Летиция сделала что-то вроде неуклюжего реверанса и покорно заспешила за дверь, к стражникам, которые, похоже, только и жаждали закрыть дубовую створку снаружи, чтобы оказаться наконец вне того напряжения, что царило внутри этих покоев.       – Закройте дверь, – велел я им, на их счастье. – Никто не должен нас слышать.       Дверь плотно закрылась, во избежание всех приличий, о которых прежде Моргейза не задумывалась.       Я наконец выпустил ее плечо, выпрямился, обошел сидящую и встал прямо перед ней.       – Ну? – спросил я. Постояв так с минуту.       – О чем ты говоришь, брат мой?..       – Об этой гнусной игре, что ты ведешь, Моргейза. Я не узнаю тебя и не верю ни одному твоему слову. Ни одному жесту! С каких пор ты стала такой? Я помню тебя более откровенной и – более смелой. Прямой. Подобной мужчине по уму и силе. Ну же, взгляни на меня! Ведь я знаю тебя!       – Ты не знаешь меня, Артур, – пробормотала Моргейза. – Как я совсем не знаю тебя. Разве ты не знаешь, почему я изменилась?       – Нет. Не знаю. Почему?!       – Потому что ты дал надежду и силу моему мужу. Потому что велел ему не слушать моих слов! И теперь я лишь покорная жена, знающая свое место и не вмешивающаяся в дела мужчин.       – Не валяй дурочку, Моргейза!       – Почему ты так жесток, Артур?       – Ты хочешь сказать, что боишься меня? – поинтересовался я без тени раскаяния.       Моргейза молча чуть склонила голову.       – О, это не ты, Моргейза! – засмеялся я. – Тебя подменили! Кто это сделал? Сиды? Тролли? Ангелы небесные?       На ее щеках наконец проступили ярко-розовые гневные пятна.       – Почему ты вдруг решила сделать вид, что боишься меня? – спросил я уже без насмешки. – А может быть, подменили меня, а не тебя?       Моргейза сильно вздрогнула.       – Знаешь, это было очень давно. Для меня. И в то же время, не очень, всего-то чуть больше десятилетия назад. В твоей жизни и в жизни Кадора это не такой уж большой срок, правда?       Она снова дернулась. О, так она действительно боится?.. Как мило.       – И вы оба думали, что я вполне могу быть жив. Потому что понятия не имели, куда я делся, после того, как меня унес дрессированный медведь…       Моргейза наконец вскинула голову и звонко воскликнула:       – Артур!.. Кто бы ты ни был!..       – Вот даже как! – Ее глаза стали совсем темно-синими, с оттенком скользящей черноты – очень похожей на отчаяние. Тень от ресниц? Тень от крыльев ворона. Она замолчала. Не продолжая, плотно сомкнув губы. – Но теперь вы знаете еще кое-что. Мало того, что я снова появился. Снова появился Мерлин. Но и этого мало. Потому что появился еще один человек. Вы не знаете его. Но уже прослышали, что мы похожи как две капли воды. Правда? И вы даже знаете, что он прибыл из Корнуолла. Там, где потерялся когда-то мой след. И теперь вы даже не знаете, кто из нас настоящий! И какие силы преисподней связаны с нами обоими!       – Артур!..       – Я ведь не очень похож на настоящего, правда?! Так кто я? Порождение волшебства? Мстительный демон? Который носил некогда имя Эрик, и пришел с Драконьего берега, вместе с драконом, сошедшим с неба! Потому что на самом деле «Артур умер»!       Она попробовала вскочить на ноги.       – Сиди спокойно, Моргейза! Я тебя не трону.       Она застыла на месте, и ее глаза широко распахнулись в ужасе, когда я медленно и довольно зловеще извлек из ножен Экскалибур.       – Ты видишь его? Меч королей. Меч моего отца Утера, которого ты ненавидела всей душой. – Я не чувствовал, что говорю хоть слово неправды. Если все здесь соответствовало паутине в моем мозгу, само наличие когда-то Утера было подстроено под мое собственное сознание, под меня самого. Этот мир так же принадлежал мне, как им всем, может, даже в большей степени. Потому что слишком многое в нем соответствовало нашим фантазиям, а они тут всего лишь жили. – Ты думаешь, он или я здесь – просто так? А может, на самом деле, я сам вернувшийся Утер?       Мне показалось, что Моргейза сейчас завопит в неконтролируемом ужасе. Я приложил палец к губам, и она снова застыла.       – Но вот что я сделаю сейчас. Не бойся.       Я наклонился и положил меч на пол между нами. Стальную, остро отточенную границу. Она продолжала завороженно смотреть на нее, как на змею. И я понял, что она правда успокоилась.       – Ты же знаешь, что это значит?       – Что ты меня не тронешь, – пробормотала Моргейза. И впервые подняла на меня вполне осмысленный, живой взгляд. – Что бы ни случилось. Меч обычно кладут посреди постели…       – Верно.       – То есть, даже если ты не мой брат…       – Как проницательно.       – Значит, ты все-таки он!..       – Если это имеет какое-то значение.       Моргейза посмотрела в сторону и тихонько перевела дух.       – Кадор боится тебя, – проговорила она.       – О, я не удивлен.       – Многие боятся тебя. И не зря зовут тебя драконом. А ты ведь знаешь, что это значит у христиан. Которых в Британии все больше и больше.       – Знаю.       – Ты слишком много знаешь, – произнесла Моргейза как-то тоскливо.       – Многие знания, многие печали, – согласился я. – Но ты ведь и сама дракон. Не правда ли? Как же иначе? – Брови Моргейзы поползли вверх. Она была принцессой из Корнуолла, и ее родовым символом был вепрь (но разве это могло быть серьезно?), а к Пендрагонам она бы вовек не имела отношения, если бы могла. – В кого же еще превращаются оскорбленные ангелы?       – Артур… – В ее голосе была странная неуверенность. Я поглядывал на нее искоса, полуотвернувшись, но очень внимательно.       – В чем дело? Ты не понимаешь меня? Что именно вас насторожило? То, что Мерлин спросил одного из людей Кадора про дрессированного медведя… – Ну-ка, ну-ка, и что теперь, когда я вижу ее глаза, мелькнет в них? Злость?!       Растерянность и сожаление… На мгновенье. Как будто неконтролируемое мгновенье.       Внутри меня что-то начало непроизвольно оттаивать.       Не она? Неважно, какие образы могли слиться. Или даже подменить друг друга. Неважно, насколько они все могли быть похожи. Я ведь мог относиться к Моргейзе просто как к Моргейзе, не смешивая ни с какими фантазиями, дурными или хорошими. Тем более что – мне ведь по-прежнему хотелось относиться к ней хорошо. Ничего же не изменилось от всех догадок. Хотя…       – Ты помнишь это? – спросила Моргейза.       – Нет, – ответил я. Мордред тоже не помнил. Это было только как воспоминание о сне. Хотя ведь странно. Ему было целых пять лет. Мог ли он столько забыть и не вспоминать, какой жизнью жил когда-то? Но, судя по всему, помнил он об этом только под гипнозом. Как о сне. И что же делать с ним потом? Дать все вспомнить? Дать все забыть? Что будет менее болезненно? Знать, чего лишился, или знать, что есть тайна за темной дверью, которую не можешь открыть? И может быть когда-нибудь он вспомнит сам, слишком поздно, поймет, что был обманут, и во что это его тогда превратит?       И о чем я беспокоился больше? О Мордреде, или о том, в каком свете окажусь сам? В такие моменты приходят ничуть не благие мысли о том, что легче и милосердней убить кого-то, чем разбираться. Интересно, Галахад и Гавейн догадаются?.. Галахад, пожалуй, мог бы… Я резко тряхнул головой. Не хотел бы я жить в том мире, о каком сейчас думал, даже если на самом деле жил в нем.       Моргейза тихо облегченно выдохнула. Ну конечно, ведь тем меньше у меня было настоящих причин ее ненавидеть. Но это легкое движение одновременно снова меня разозлило. Легко отделались? Да полно, мое ли это дело? А чье еще? Неважно. Прошли годы.       Я придвинул ближе стоявший у стены еще один стул, поставив почти вплотную к искусственной стальной границе на полу, и сел, наконец видя ее лицо ближе, почти на одном уровне.       – Скажи мне одну вещь, Моргейза. Нет, бог с ними, не о медведях… Догадываюсь, вы просто придумали что-то вместе. Не знаю точно, что именно вы хотели со мной сделать, убить сразу или просто держать при себе. Даже провозгласив это во всеуслышанье. Возможно, вы еще спорили, что тут будет лучше. Но нет, скажи мне – почему за все эти годы Кадор так и не стал верховным королем?       Моргейза смотрела на меня пораженно. Открыла было рот, и поглядела чуть в сторону, будто сама озадачилась таким вопросом. Потом вдруг вспыхнула и поджала губы.       – Потому что… мы потеряли тебя.       – То есть, потому что я был все равно, что мертв? Унесен зверем, и с концами? Но это ему не помогло. А если бы попал к вам, то как, стал бы козырем в рукаве? И в какой момент мне свернули бы шею? До того, как решили бы признать меня королем – и уверяли бы всех в том, что это прискорбная случайность? Или уже после? Вот как сейчас?       В лице Моргейзы появился какой-то зеленоватый оттенок.       – Чего ты хочешь? – спросила она спокойно и прямо.       – Ясности, – сказал я. – Так почему он не стал королем, если я вам больше не мешал? От моего присутствия возни было бы больше. Разве нет? Хотя стоп. Понимаю. Сама идея ведь относилась только к моему отцу. А нет никого из нас, и сама идея верховного короля уже не так обязательна. Стало быть, я был нужен вам все-таки живым – до поры до времени.       Моргейза моргнула.       – Я даже не стану спрашивать, какая из идей принадлежала тебе. Это неважно. В любом случае, Кадор был бы моим наследником, как и сейчас.       – Я не знаю… – пробормотала Моргейза.       – Знаешь, – сказал я твердо. – Кадор – отличный король Корнуолла. Но ему нечего делать в верховных королях! Он такой «домашний хозяин»… – А вообще, есть ли кому что там делать, после того как война кажется выигранной?       Не навсегда, ясное дело – не навсегда. И все-таки… Едва вершина позади – и начинается спуск вниз. А до вершины мы домчались быстро, и не заметив, одним духом.       – А потом его шансы еще уменьшились, верно? – добавил я. – Из-за Константина.       – Артур, – проговорила вдруг Моргейза очень мягко, так что я внезапно ощутил каждой клеточкой, что она и впрямь могла бы быть моей сестрой. – Что с тобой?       – О чем ты?.. – спросил я помолчав. Не то, чтобы она сбила меня с толку. Просто я сам отвечал на все свои вопросы, и кажется, уже потерял запал.       – Ты ведешь себя так, будто собираешься умереть.       Теперь я моргнул, промолчав. Она быстро продолжила:       – Как будто ты боишься и не знаешь, на кого оставить королевство.       «Ты слишком много знаешь…» – подумал я. Хотя чего еще я ждал? Она ведь славилась своим умом. А чем я? Подсознательной тягой к самоубийству, приведшей меня сюда, чтобы сказать ей все это? Роли вдруг чертовски четко переменились. Я уже не хотел понять, чего хочет Моргейза. Это она меня спрашивала. И даже, почему-то, сочувствовала. А может быть, правильно? Я хотел, чтобы этому миру было не все равно. Не все равно, что с ним будет. И не все равно, что я могу с ним сделать? Он должен был мне ответить. Сказать, чего хочет, сам. И для этого я выбрал Моргейзу. Кого же еще?       Все верно – на кого оставить этот мир и, собственно говоря, оставлять ли? Зачем? Затем, что в будущем должно случиться что-то, требующее моего присутствия? А какого черта? Я ничего не обещал будущему. Почему оно должно влиять на мои поступки в прошлом? Кому обязан? Другим измерениям? Справятся без меня. Раз не спрашивали моего согласия…       – Ты болен?       – Нет, – ответил я с сомнением, позволяя ей перехватить инициативу. Может быть, так и нужно, кому же еще… А если я передумаю, от этого не будет никакого вреда.       – Что бы с тобой ни было, – очень трезво произнесла Моргейза, – Тебе придется разобраться с Константином, если это беспокоит тебя.       Я пристально посмотрел ей в глаза и слегка улыбнулся.       «Ты всегда остаешься психологом», – подумал я со странно веселым облегчением. «Может быть, я зря тебя подозревал, и страхи и ненависть играют в моем сознании не такую важную роль как мечты и желания. Может быть. Или это лишь желания, выдаваемые за действительность. Но, в конце концов, никто не идеален».       Внезапно раздался оглушительный грохот. Дверь распахнулась, в нее ввалился взъерошенный, как дикий еж, Лот, с отчаянным сверканьем в очах, и застыл на пороге. Посмотрел на жену, на меня, на лежащий между нами меч, и смятенно произнес:       – О…       – А? – рассеянно переспросил я.       – Мм… – протянула Моргейза.       – Ну наконец-то, хоть одна согласная! – искренне обрадовался я. И снова перевел взгляд на Моргейзу. – Но ведь Кадор – твой брат.       На ее лице отразилась такая гамма чувств, что мне захотелось навеки запечатлеть ее в своей памяти. И этот неповторимый тон… не знаю что… все сразу…       – Ты тоже, – ответила она. Мне так захотелось ей поверить.              – Что тебя вдруг так устрашило, Лот? – спросил я. Мы шли по галерее. В просветах между колонн шпарило солнце.       – Ну, знаешь… Кадор – он только что уехал. Он, прости… говорил, что ты, похоже – сумасшедший тиран. Ну, вроде Нерона там, или Калигулы…       – А!.. – Какое попадание. А почему же нет, если все они тут «притянуты за уши» нашими собственными мыслями?       – И он… – Лот сглотнул, а потом деликатно прочистил горло, – Считал, что ты смотришь на мою супругу не только как на сестру…       – Гм…       – Ну, потому что твой отец, и ее… ваша мать… Это могло как бы передаться дальше… по наследству… Я не хотел сказать, что между вашими родителями было кровосмешение, я не к тому, просто ты как он, а она – как она… Извини! Насчет тирана я даже осторожно соглашался. На всякий случай, чтобы он не переставал говорить…       – О, ну конечно, очень разумно…       Лот продолжал что-то объяснять, а я снова подумал о Моргейзе. Если все они «притянуты» нашими мыслями и желаниями – может быть, это на самом деле такой подарок «судьбы»? И на самом деле, глупо от него отказываться? Это что-то идеальное, вызванное нашим сознанием. Мы сами «вызвали» все это к жизни. И теперь отказываться? Может быть, это просто трусость? Бегство от собственных желаний? Лицемерная игра с ними в прятки. Вдруг эти набившие оскомину навязчивые мысли снова меня взбесили. Ради чего? Ради оживления фантазий? Только чтобы подтвердить, что они фантазии, эрзац, подделка?! И ничуть не живы?! Как и мы сами?!       Наш мир тоже не существует – он где-то в другом измерении, в совсем других вероятностях, возможность которых здесь далеко не очевидна. И мы тут для него – то ли живы, то ли мертвы, в Авалоне, в загробном царстве. А окружают нас стальные стенки… «Януса».       Где угодно, где бы мы ни были.       Отделяя от мира живых, и от мира мертвых, отделяя один мир от другого, и нас от каждого из них – где бы мы ни находились…       – Так что ты там говорил о Кадоре? – переспросил я, пусть внезапно, но очень спокойно. – У меня есть кое-какие соображения, хотелось бы обсудить их с тобой. Праздники меня доконают. Пора бы заняться делом…              Немного позже, чтобы никто не помешал мне, я направился не в свои покои, где мог теперь оказаться кто угодно, даже Гвенивер, а во временно опустевшие покои Мерлина, где меня встретила только скучающая королева Мэб – подросшая грациозная кошечка, черная как уголек.       Я придирчиво оглядел помещение – толстые стены, узкие окна, вещи в комнате просто удобные и обычные и будто случайные, ничто не указывало на то, кто обитал здесь. Кроме черной кошки. Верно. Никто же не собирался тут обживаться. Или где бы то ни было еще?       Я уселся в кресло перед столом и, не включая передатчик, задумчиво посмотрел в сводчатый потолок. Королева Мэб, громко мяукнув, вспрыгнула мне на колени и выпустила коготки, чтобы надежней удержаться. Я засмеялся и подхватил ее на руки, ласково почесывая за ушком.       – Скучаешь, Тарси?... – спросил я беззаботно, и осекся. Кошка обратила ко мне загадочные золотистые глаза. Как-как я ее назвал?.. Королеву Мэб? Королеву сновидений?..       Я осторожно поставил разочарованно мяукнувшую кошечку на пол, и потянулся к передатчику. Немедленно выскакивать из комнаты – глупо, да и не помогло бы. Кругом только призраки. А оставаться в одиночестве было уже невозможно. Мне нужен был кто-то если не живой, то хотя бы такой же, как я. С кем можно было поговорить, не чувствуя отделяющих намертво стальных стенок. Будь это время, разные миры, или просто ложь.