Драконье царство

      – Проснись! Проснись! – кричала Гвенивер.       О черт… Кажется, я ударил ее… Что-то упало. Я знал, что это была она. Так и знал, что этим все кончится… Ну, как фантазии? Хорошо швыряться ими по комнате?       Не очень-то хорошо… Верно?       – О боже. Прости. Я принял тебя за… Неважно. Тебе лучше не знать…       Гвенивер поднялась на ноги, все еще осторожно прикрываясь рукой, но в ее голосе не было страха, только искреннее беспокойство и любопытство.       – Что тебе приснилось? Артур?       – Просто сон. Одна жуткая тварь…       – И тебе часто снится такое?       – Да… Знаешь, Гвенивер… – в приглушенном свете бронзовой жаровенки, спасающей от ночной сырости, я разглядел то ли тень, то ли наливающийся вокруг ее левого глаза синяк. – Наверное, будет лучше, если мы найдем тебе другую спальню. Сделаем ее чудесной, удобной, и я не буду тебе мешать…       – Ну что ты, как так можно?..       Нда… я снова посмотрел на ее левый глаз. Определенно синяк. Она вдруг ойкнула от какой-то догадки:       – Это медведь? Тебе снился медведь, правда?       – Э… да… – от такой простой лжи стало легче. Как будто это на самом деле было так. Гвенивер улыбнулась, как будто удар, который она получила, ничего не значил. – Нет, – сказал вдруг я. Меня подзуживал какой-то внутренний демон. – Не медведь.       – Но ведь ты его совсем не помнишь? Может быть, во сне?..       – Может быть. Но нет. Ты помнишь, что я говорил в самом начале? О памяти, скрытой в полых холмах?       На ее лице закономерно отразился суеверный страх. Еще бы, среди ночи говорить о таких богомерзких пакостях… Да еще когда мне снится черт-те что, а может и вовсе – вселяется нечто… Вот теперь Гвенивер испугалась. Я отметил это с чем-то похожим на мрачное удовлетворение.       Когда я поднялся, она едва не шарахнулась в сторону – не то чтобы всерьез, рефлекторно, неуправляемо, будто спала, и ей могло присниться что-то страшное, но я прошел мимо, к столу, и открыл стоявший на нем большой резной ларец с секретом.       Хитрым замочком «ящика Пандоры».       В нужным отделении я нашел нужный флакончик и вернулся к ней. На этот раз она уже не вздрогнула, успев успокоиться.       – Что это?       – Просто хорошее снадобье. Надо же мне исправить свою оплошность.       – Такое случается, – она великодушно попыталась улыбнуться.       – А не должно, – сказал я твердо, снимая пробку. – Покажи мне, обещаю, теперь я буду нежен и осторожен.       – Ой… – сказала с легкой тревогой Гвенивер, когда состав был наложен. – Холодно!..       – Только не трогай, – я аккуратно поймал ее машинально поднятую руку. – Не бойся, сейчас это пройдет, и не будет ни боли, никаких следов к утру. Совсем. Тебе не придется быть снисходительной, говоря, что «так бывает», и объяснять кому-то, что это случайность. Просто – как будто ничего не было.       – О, – произнесла негромко Гвенивер после как-то вещественно прозвучавшей паузы. И снова едва удержалась, чтобы не коснуться рукой лица. Ее глаза приняли задумчивое выражение, будто она изо всех сил пыталась почувствовать то, чего ни почувствовать, ни увидеть не могла. – Совсем никаких следов…       – Верно.       – Гм. – Она скользнула по мне взглядом, и я ощутил себя странно уязвимым. – Это магия?       – Да нет, просто снадобье.       – Это магия, – слегка кивнула она своим мыслям. – Твои полые холмы. Вот почему у тебя нет шрамов. Их «как будто не было».       Я пристально посмотрел на нее и улыбнулся. Собственно говоря, именно это я и хотел ей сказать. При этом, как будто, не говоря. Последовательностью слов, действий, тоном, сменой тона, сменой темы. Ничего удивительного в том, что она догадалась.       – Каких чудовищ ты видел? Расскажи! – спросила она вдруг с совершенно детским любопытством.       – Ну нет! – рассмеялся я. – Иначе больше никогда не уснешь!       – Ты меня дразнишь! – вздохнула она облегченно и шутливо надула губки.       – Ну конечно!       И я поцеловал ее несчастный висок, от меня же недавно и пострадавший, и дальше нам стало совсем не до кошмаров – как будто их никогда и не было.              Жизнь-сказка с волшебными королевствами шла своим чередом, размеренная, беспечальная, и такая удивительно простая, когда, наконец, в нее стало возвращаться что-то почти раздражающее и кажущееся неуместно чуждым. Хотя – это ведь было здорово, что возвращалось.       Вернулись колдуны – из своих «полых холмов». А нервничать я, как обычно, начал заранее, зная об их подходе. Они будто хотели все разрушить. Я почти чувствовал враждебность.       Непременно разрушат. Как острая стальная струна, попавшая вместо нити в станок для ткущегося гобелена. Все разорвут, не по своему желанию, а по роковым законам физики. Неизбежно. И я ничего не смогу с этим поделать. И не смогу от этого сбежать.       А тут царили мелкие склоки, легко разрешаемые, как детские игры. Шли вполне серьезные «битвы за урожай», наполнявшие сердца вокруг весельем и радостью, и надеждами на будущее, которое – было ли? «Наконец-то ясное завтра» – такое близкое и такое мифическое, что от его невозможности хотелось перерезать себе горло. Но пока мы с Гвенивер осваивали соколиную охоту, летели сами вскачь, вслед за птицами, будто разрезая прильнувшие к земле небеса – океан простора и воздуха. И мимо проносились птицы, а иногда и шальные стрелы, и это был всего лишь свист ветра, и больше ничего.       Но любые каникулы пролетают быстро, и потом приходится признать, что это был лишь сон. Но в каждом таком сне – будто целая жизнь. Со своей юностью, расцветом, старостью и концом.              Они и выглядели ужасающе диссонансно и чуждо. Удивительно, что они не вызывали суеверный ужас одним только… но ведь вызывали же. Одним только видом. Хотя трудно было зацепиться за какую-то конкретную деталь, чтобы сказать, что здесь вопиюще не так. Дыхание чужого мира, режущее этот – по-живому.       – Ты как будто не рад, – беззаботно прощебетала Линор, пока я провожал ее до ее временного обиталища. – Выглядишь испуганным и виноватым. Что ты тут без нас натворил?       Внутренне я тут же поднялся на дыбы.       – Ничего! Уж «без вас», конечно, совсем ничего!       Линор остановилась и посмотрела на меня вприщур, будто в прицел винтовки.       – А что так свирепо?       Я обнаружил, что у меня дрожат руки, всерьез, не на шутку, и сжав кулаки, чтобы унять дрожь, постарался успокоиться.       – А ну-ка… – Она толкнула створку и затащила меня в открытую дверь. Я позволил ей протащить меня через всю комнату, мягко подтолкнуть к стулу и усадить.       – Эрвин, что случилось? Тебя трясет. – Ее руки лежали у меня на плечах, будто тоже помогая мне сдерживаться. Взгляд серых глаз был внимателен и обманчиво спокоен. – Ну что опять?       – Не хочу об этом говорить. Полная ерунда. Просто не могу разобраться…       – Хочешь.       – Ладно. Что случилось? Обычная человеческая счастливая семейная жизнь.       Она кивнула, все еще не понимая и не принимая всерьез.       – Да, я помню. Политический фиктивный брак… скоро все кончится и не надо будет притворяться. – Ах, какие мы благоразумные, спокойные и понимающие!..       – Притворяться?! Фиктивный! Черта с два!       Ее руки на моих плечах крепко сжались.       – Что значит «черта с два»?       – Не понимаешь? Не фиктивный. Самый настоящий. На полную катушку! – глаза Линор непроизвольно потрясенно расширились. Хватка ослабла.       – Но она же…       – Что?! Игрушка, по-вашему?!       Линор с каждым мгновением выглядела все потрясенней. Она нервно облизнула губы, явно не зная, с чего начать возражать.       – По-твоему! – вспылила она, и отпустила меня, будто оттолкнула. – Да как ты мог?!..       Я на мгновение прикрыл глаза.       – А вот мог. Для вас что, открытие, что я не всегда в себе?       На лице Линор вспыхнула ярость.       – Это что, такой демарш?! Показать, что все должны с тобой возиться, чтобы только ты не устроил черт знает что, на что у тебя, по твоему мнению, всегда есть индульгенция?! Показать, что все сволочи, раз бросили тебя одного на пару недель?! Да как мы смели, а?! А кто, черт побери, влез в короли себе на забаву? Тебя просили высовываться?! Нет! Так что это теперь за истерики на всю вселенную?!       – Пристрели меня!       – Иди к черту!       – Ты думаешь, я шучу или выделываюсь?       – Именно последнее!       – Ладно. Я урод. – Дрожь вдруг улеглась, и я вздохнул спокойнее. – Я все равно не смогу тебе этого объяснить. Себе-то не могу.       Она вдруг смягчилась.       – Прости, я знаю, стресс ищет выход…       – Да пошел он к черту, ваш стресс! Ты не понимаешь. Я не хочу считать ее игрушкой. Она – как этот мир. Весь целиком. Может быть, он не то, что мне нужно, но я окунулся в него, вжился, полюбил, неосторожно, неожиданно! Глупо. Я не должен был этого делать. Но к чему я никак не могу сейчас относиться всерьез, это к словам «должен» и «не должен». Я перестаю их понимать, и ни от кого другого не смогу услышать, неважно, насколько это будет верно. Даже от себя самого не могу. И зачем я все это несу? Что бы я ни сказал, звучит глупо, потому что это и слишком много для того, что я хотел бы сказать, и слишком мало.       – Гм… э… – рассудительно пробормотала Линор, пытаясь сохранять спокойствие. – Если рассуждать логически и примитивней, у тебя это первый брак, и он эмоционально сильно тебя задел…       – Не смеши меня! Первый! В дюжинах разных столетий – я знаю, как это бывает. Неважно, я там был, не я, я просто знаю! Все, что мы помним – все наше!       – Это не одно и то же тоже!       – Как мне это надоело!.. Если наша память – не наша! Если наши знания – не наши! Если наши жизни – не наши! Даже наши собственные! Тогда что это все такое? Занавеси для пустоты? Вечной? Всегда и везде? Здесь и сейчас. Каждое мгновение. Постоянное осознаваемое небытие! Мы можем все, мы знаем все, но нас не было, нет и не будет!       – Знаешь что? – изменившимся голосом сказала Линор. – Меня все это доконало. Надо срочно забирать тебя отсюда.       – Через мой труп! – рефлекторно ответил я, почти что к собственному удивлению.       – Желаешь – через все наши? – едко поинтересовалась Линор.       Я покачал головой и поднялся. Она не стала меня останавливать. От этого мне стало грустно. Но от любого другого исхода – было бы так же. А еще, я был уверен, что и ей тоже – грустно. А ведь они только что вернулись с очень важного дела. С победой. У этой задачи не было удовлетворительного решения. Даже если я утоплюсь в пруду, и то едва ли кому-то станет легче и радужней на душе.       Разве что Константину. О! Благослови боже, врагов наших! Хоть им мы можем иногда доставить радость.       Недавно я думал, что меня добьет война. Кажется, теперь меня добьет мир.              Разобравшись с парой стопок донесений, многие из которых состояли из пары строк, но каждая в своем особом шифре, о котором сразу не догадаешься, и о котором даже не подозревал отправитель, и переговорив с Галахадом, сообщившим, что они уже почти под самыми стенами, я выбрался во двор, поближе к воротам. Вот почему-то команду с севера я ожидал с большим нетерпением, чем «волшебников».       Впрочем, я ждал и их, скорее уже после их появления как будто все изменилось, сомнения и неудовлетворенность перевесили ожидания. В конце концов, они уже были здесь. И об этом не нужно было беспокоиться. Надежно. Точно. И слава богу.       Солнце немного потускнело. Еще не думая садиться. Просто набежали облачка.       По двору сновали люди, а я старался им не мешать, ведь многих из них парализовывало одно мое присутствие. Прокрадываться, было, конечно, бесполезно, так что я просто напустил на себя мечтательный отсутствующий вид, показывающий, что я не хочу, чтобы на меня обращали внимание, и сам его ни на кого не обращаю.       Я так хорошо разыгрывал рассеянность, поглядывая то на небо, то на верхушки башен, то в землю, что когда передо мной вдруг выскочил Гамлет, с трагически выпученными глазами, я даже не понял, откуда он взялся.       – Да как ты мог! – выпалил или булькнул он.       – О, боже мой… – проворчал я. Судя по всему, он успел поговорить с Линор. – Какого черта, это моя личная жизнь! Какого дьявола это всех так волнует?! Потому что у всех ее просто нет?!       – Но она же еще ребенок?! – Гамлет пытался буркать все это приглушенно, и оттого говорил неразборчиво, хотя тихо у него все же не получалось. Но в любом случае, пока я старался «никому не мешать», все старались не мешать мне, и слишком рядом никого не было. Так что вполне было достаточно и этого.       – По каким меркам? По здешним? Ха! Да она старше меня на три тысячи лет! И уже намного старше Джульетты! На целую одну седьмую ее гипотетической жизни или на четырнадцать процентов...       – Не валяй дурака! Это же Гвенивер!       – Ну да. И что? Кто-то был не в курсе, что я женюсь?       – Она же несовершеннолетняя!       – Опомнись, в каком мы веке?! Какая разница, я или любой другой проходимец на верховном троне? Я еще не худший вариант, я надеюсь… Леодегранс только и мечтал выдать ее замуж. А думаешь, окажись на моем месте Кадор, его бы что-то остановило отдать ее за Константина?       – Но ты-то не любой другой, идиот! Ты из другого мира, и все отлично понимаешь! Ты не можешь себя вести как любой человек отсюда!..       – «Не вправе он, как всякий человек, стремиться к счастью!..» – воскликнул я со злостью. – Почему?!       – Потому что ты скоро исчезнешь отсюда!       – Кто тебе, черт побери, сказал?       Гамлет уставился на меня с таким изумлением, что я сам слегка удивился. Неужели эту часть Линор пропустила? Или он не поверил? Или прослушал?       – Ты… Ты… Да ведь «Янус» уже в порядке!       – Я знаю! – заверил я.       – Псих.       – Не новость.       – Идиот.       – Все относительно. В каком-то смысле – несомненно.       – Не прикидывайся. Это… да ты просто врешь! Врешь всем, врешь нам, и может, самому себе! Ты не думаешь тут оставаться на самом деле, правда? Тебя просто развлекает эта мысль! Тебе нравится что-то такое воображать! Играть в игрушки!       – Воображать?! Вся наша жизнь – пустышка!       – Ой, хватит этих капризов и манерничанья!       – Капризов?! Да! Пустышка! Мы скачем по мирам, не задерживаясь! Проскальзываем, как будто нет ни их, ни нас!       – Ты что, собираешься так же спятить как Линн?       – Я еще никого тут не отравил.       – Отравил! Идеями, надеждами, приручил, подчинил. Обманом! Они все пляшут перед тобой на задних лапках! Но это же все обман!       – Да…       – Да?       – И именно поэтому бросать их теперь подло.       – Черта с два! Подло было приручать!       Я помолчал секунду.       – Наверное. Но что сделано, то сделано.       Гамлет решительно кивнул.       – Поэтому я пойду и скажу ей это прямо сейчас!       Я недоуменно моргнул.       – Скажешь что?       – Что ты ее обманул, и тут не останешься. Ты самозванец, подделка, призрак, примеривший на себя роль короля, и решивший в ней остаться. Но теперь есть Мордред, и тебе придется уступить ему место!       – И ты думаешь, что его примут? Кому он нужен?       – Он тут на месте!       – Уже нет. С тех пор, как мы превратили это место во что-то другое. А не будь нас, может, и его бы тут не было.       – Я пойду и скажу ей!..       – Не городи чепухи!       – Я не шучу. Мы все уберемся отсюда прямо сейчас.       – О! Сам так решил? Один? Как? Что, с боем? Напугав всех до полусмерти? Да ты хоть с кем-то еще говорил об этом?!       – Это надо как-то закончить! Лучше немедленно! Разрубим гордиев узел!..       Гамлет повернулся с торжественным видом, будто собираясь заявить что-то во всеуслышанье…       – Стой! – вырвалось у меня, как будто я поверил во весь этот его бред. Под влиянием момента он вполне мог быть на такое способен. Да ведь одного диссонанса нашего тут присутствия вполне хватало.       – Попробуй, останови!..       – И остановлю. Ты правда хочешь причинить ей боль? Разбить ей сердце?       – Это сделал ты!       – Еще нет.       – Уже да! Все, что мог, ты сделал! Теперь пора положить этому конец!       – Стой! Ты несерьезно!       – Кто? Я несерьезно?! Проверь! – Он взмахнул рукой. – Я объявлю это прямо здесь и сейчас!..       – Прекрати пороть чушь!       – И не подумаю! Так вот!.. – он возвысил голос.       – Заткнись!       – Да, я говорю!..       В ярости я выхватил меч. Почти неконтролируемым движением. И не подумал пожалеть о нем.       – Ты замолчишь!       – Нет!       – Тогда я убью тебя к черту! – пообещал я.       – Неужели?! – Гамлет отскочил, и тоже выхватил бодряще скрежетнувший и свистнувший меч.       – Я не шучу, – предупредил я.       – Я тоже!       – Отлично! – и под кажущиеся такими далекими, чьи-то испуганные вопли, я напал на него.       А ведь кстати… не такой плохой выход. Кто-то из нас может убить другого. И это единственная вещь, которая может объяснить и извинить все. Посмотрим, какие это игрушки!       Я ударил его мечом, совершенно не пытаясь быть осторожным. Не то чтобы всерьез пытаясь убить, но без осторожности – захочет, так сумеет уклониться или парировать. Еще удар, еще!..       – Да ты соображаешь?!.. – возмутился он наконец.       – Нет! – мстительно ответил я.       – Чокнутый! – его меч пронесся слишком рядом, уже угрожающе. Это меня разозлило. Я тоже ударил серьезней. Гамлет протестующе вскрикнул и ответил очень «неосторожным» ударом, от которого всерьез пришлось уклониться мне. Странно. Мне это понравилось. Понравилось, что удар был настоящим, что это был бой на равных. Ну наконец-то!.. Не какие-нибудь разнесчастные саксы, не драконы и не мифические великаны, которые могут продержаться против нас «целых две минуты». А кто-то абсолютно мне равный, и по силе, и по знанию, и по возможностям хотя бы даже в любой момент устроить тут какой-нибудь взрыв, который оставит вместо нас во дворе только глубокую воронку. Я одновременно хотел убить его, и радовался, чувствуя странное громадное облегчение, и был ему за это благодарен. Да, даже за желание его убить!       Отовсюду неслись крики, кто-то все время попадался под ноги и тут же отлетал прочь. Нет, пострадавших не было, на это нам реакции хватало, даже без особого обращения внимания, пока мы с Гамлетом увлеченно гоняли друг друга по двору, выбивая искры из подворачивающихся колонн, стен, булыжников или бортика фонтана посреди двора, служившего одновременно поилкой лошадям.       Но вдруг во все это врезался совершенно инородный звон, одновременно сбивший движение и моего клинка, и вражеского – третий меч, нахально вклинившийся посередине. Одновременно мы остановились и развернулись к тому, кто его держал, не то, чтобы забыв друг о друге, но ненадолго прервавшись. Возможно, чтобы вместе устранить помеху.       – Это еще что?.. – осведомился я, и увидел Мордреда, который опустил меч и вместо него встал между нами сам. – Убирайся! – велел я, впрочем, не слишком недружелюбно.       В глазах Мордреда горел азарт. В походе он загорел и превратился в гору мускулов, в которой никто бы уже не заподозрил выкормыша монахов. Собственно, пожалуй, за последние недели он стал крупнее меня, и еще больше стал от меня отличаться, или… черт. В чем-то, стал еще больше походить.       – Прикажи мне! – парировал он, как будто я только что этого не сделал. Я глянул поверх его плеча на опешившего Гамлета, таращившегося на него во все глаза, опустил меч и покосился в сторону, на Олафа, ожидавшего наготове с деревянным ведром, доверху полным воды… где он его только взял? Вода-то понятно, что из фонтана, у которого мы все остановились – в центре красовалась здоровенная рыбина с разверстым ртом-чашей, из которого и била струя воды.       – Если прикажешь, я буду сражаться за тебя! – с отчаянным задором заявил Мордред. – Но ты не можешь подвергать себя опасности! – Как будто его кто-нибудь спрашивал.       – А ты – можешь? – поинтересовался я из чистого любопытства.       – Я – никто, – повторил он спокойно свои какие-то давно сказанные слова. «Я – никто» – слова Мордреда. «Меня не существует» – слова Гарета. И я все еще думаю, что у меня какие-то особенные проблемы, сильно отличающиеся от простых человеческих?       – Нет никакой опасности, – заверил я. – Мы только упражнялись. – Гамлет за спиной Мордреда будто стал сдуваться как воздушный шарик. С облегчением. – Ведь верно, Ланселот?       Ланселот откашлялся.       – Да, правда, – выдавил он насквозь фальшивым тоном, и принялся припрятывать меч в ножны, настороженно, впрочем, поглядывая на меня – сделаю ли я то же самое? Или подло нападу, как только все расслабятся. Я просто опустил меч острием в землю и дружелюбно улыбнулся.       – О, – промолвил Мордред. – Прости. – Но с места сдвинулся лишь на полшага. И все еще выглядел более внимательным, чем смущенным. И ничуть не взволнованным. Будто ему было совершенно все равно. Он серьезно относился к своему «никто».       Насколько он все-таки похож на меня? Что ж, если и правда похож, в чем-то это даже лестно.       И я вдруг понял, что оттаиваю, или уже оттаял. Какое-то время назад. Как-то внезапно. И все на свете, будто, стало куда проще. Я снова взглянул на Гамлета, переводящего взор с меня на Мордреда и обратно с таким видом, будто у него двоилось в глазах – а ведь мог бы давно привыкнуть к странностям нашей бурной жизни. Но он, кажется, даже немного позеленел, как от морской болезни. Что ж, кто знает, может, у него были свои причины. Посмотрел вокруг, на столпившийся чуть в отдалении смятенный народ, на бледного хмурящегося Кея, растерянного Бедвира, прищурившегося Галахада, иронично сложившего руки на груди и склонившего голову набок, испуганную Гвенивер, которую крепко удерживала в объятиях Линор, на Антею, напряженно стискивающую в руках свой «волшебный» жезл, которым она могла оглушить кого-то из нас, но понятия не имела, чем это может закончиться.       Все просто. И что бы там ни было – в сущности, неважно.       – Все отлично, Мордред, – сказал я, на самом деле это чувствуя. – И я чертовски рад, что вы вернулись!       Олаф спокойно отставил полное ведро в сторонку. Вода в нем только тихо колыхнулась.       И раз уж мне вдруг стало все равно, что происходит, я не стал разговаривать ни с кем, для кого это, как будто, имело значение. Я ушел вместе с Антеей, так и не пустившей в ход свой жезл – поблагодарить ее за это, а заодно – она казалась самой отстраненной из всех, а мне не хотелось погружаться снова в тот замкнутый круг, который, кажется, начал размыкаться. Нас тут же все оставили в покое. И ради меня, и ради ее жезла. От всех волшебников старались держаться подальше. А от нее, пожалуй, особенно. От Мерлина с Морганой, при мне, все равно ведь не увернешься.       – Что у тебя за проблемы с твоим Танатосом? – озабоченно спросила Антея.       – С кем? – переспросил я рассеянно.       – Ты знаешь. Ты ведешь себя так, как будто очень хочешь, чтобы тебя убили. Осознанно или нет. О, сознательно ты этого, наверное, не хочешь и ловко выбираешься из всех ловушек, которые сам же себе и подстраиваешь. Но подстраиваешь их снова и снова. Так не может долго продолжаться!       – Ну и прекрасно, должно же это как-то закончиться.       – Я не только о том, что происходит сейчас, а о том, что творилось тут с самого начала. Стать королем – это что, не сублимация идеи о самоубийстве?       – О!       – Высунуться и стать мишенью.       – Но послушай, делают же это все время нормальные люди… Или ты думаешь, что они все ненормальные?       Антея вздохнула.       – Ну что поделать, у всех есть Танатос. В той или иной степени… Лучше бы, конечно, ты сам догадался, ты же у нас умник. А теперь только закрываешь окошки в своей голове и продолжаешь улыбаться. Видел бы себя со стороны, сразу бы все понял… – Антея наконец пригляделась получше. – О нет, ты же знаешь, да? И давно?       – А что толку, если я не могу изменить мир?       – Проблема в тебе, а не в мире!       – Да вот нет, как раз не во мне. Хотя все это – всего лишь «нормально».       И еще раз не во мне – Антея опоздала со своими откровениями. А вот Гамлет успел – тем, что мы едва не лишили друг друга жизни, и это так неприлично меня обрадовало. И вернуло чувство настоящего равновесия. И успел Мордред. Тоже восстановив равновесие, другое – как столкновение с зеркалом. Неважно, насколько это верно на самом деле, но – и в самом деле – а кто еще меня остановит, кроме меня самого?