архив чувств

Кристина переезжает жить к матери через четыре дня после исчезновения отца. Внутри нее чувства мешаются в одну странную кашу и бурлят так, словно их в котле кто-то доводит до температуры кипения. Это сложно вынести, но Крис вроде бы сильная (так принято считать) и у нее всегда все очень просто получается, если не вдаваться в подробности, поэтому гости даже не говорят ей о своем сочувствии. Все идут к матери, ей чуть ли не в пол кланяются, оставляют немного слез на ее плечах и своих носовых платках – все, как у людей. Любовь Дмитриевна же принимает каждое слово и впитывает, впитывает, впитывает в себя каждое «соболезную». Как губка. И с каждым часом улыбаться становится все сложней, потому что боли внутри уже больше положенного, все предохранители срывает к чертям, и она уходит в свою комнату на второй этаж, стараясь не заплакать. Выходит чертовски плохо. - Поминки всегда даются тяжело тем, кто искренне любит усопших, - говорит какой-то странный парень возле Кристины с серыми и абсолютно холодными глазами. В таких было бы крайне неприятно утонуть, думает она. - Это слишком простая истина, чтобы произносить ее вслух, - отвечает Крис и уходит. Перебарывает себя и делает несколько шагов в сторону. Сваливает из дома и прячется в саду. Это лучше, чем влюбляться в незнакомого парня на похоронах своего отца. У Кристины одна большая проблема – она очень (слишком) влюбчива. И даже смерть самого близкого человека, даже огромных размеров боль, что дерет изнутри, как сошедший с ума зверь, не останавливает. У Крис ненормальное сердце. И столь же ненормальная душа. Она сидит на лавочке вдали от собравшихся около двух часов. Смотрит на дерево, которое посадил ее отец. Смотрит на цветы, которые матери подарил ее отец. Смотрит на кусты сирени, которые привез ее отец из командировки. Здесь все напоминает о нем. Не о человеке, которого помнит абсолютное большинство пришедших. А о папе, близком друге, надежном товарище, который катал на своей шее и водил в школу даже в десятом классе, если Кристина просила. - Он так много пил в последнее время, - слышит Крис, когда возвращается в дом. - Да. Говорят, что в момент аварии он был пьян. Кристина сжимает в руке сорванную розу и ускоряет шаг. Ей хочется остановится и хорошенько вмазать тем девицам, что остались за спиной. Хочется прогнать их из дома с громкими криками и приложить пару раз головой о ближайшую стену. А лучше кинуть обеих в кусты шиповника. Или надеть на голову каждой терновый венок, чтобы впивался в кожу и доставлял невероятную боль (у Крис в голове очень много самых разных способов наказать дамочек, только вот она не станет). Не опускайся до уровня тех людей, которые тебе отвратительны. Так говорил ее отец. - А я тебя повсюду искал, - у немного знакомого незнакомца очень холодные глаза и слишком бледные губы. Он совсем не улыбается, и выглядит так, словно в его жизни произошло какое-то очень большое горе. И Крис сомневается, что дело в ее отце. Здесь практически нет тех людей, кто по-настоящему был бы подавлен из-за этой смерти. Может, из-за смерти Фриски – то куда вероятней. - Плохой из тебя сталкер, - на автомате говорит Кристина, осматриваясь. Мама сидит на диване и смотрит на своего друга, Михаила Евграфовича. Они знакомы сто лет и три месяца, если верить ее рассказам, и именно он свел родителей Кристины. Именно он сейчас сидел на любимом месте ее папы, стучал по подлокотнику так же, как папа, и время от времени несмело улыбался, опуская взгляд (единственное отличие). - Может, прогуляемся? Тебе явно не очень тут нравится. На самом деле, Кристине плевать. Место нахождения никак не влияет на количество боли внутри. Нет разницы. Абсолютно. - Все равно. Если тебе хочется, пошли. Парень с серыми глазами вздыхает и хватает ее за руку. В этот момент он кажется ей знакомым, но Крис настолько плевать, что она даже не пытается найти в своих воспоминаниях его образ. Она послушно следует за ним, и через десять минут они оказываются на заднем дворе школы, в которой она училась. Кристина закончила ее семь лет назад. И это было настолько давно, что она уже почти не помнила, как выглядело большинство ее одноклассников. - Ты как? – Крис думает, что это самый бессмысленный вопрос из тех, которых ей задавали в жизни. Зачем спрашивать в день похорон у человека, который потерял своего отца, о его состоянии? Что за бред? - Полна ненависти и отчаяния. А ты? - Жалею, что мой суицид пятнадцать недель назад не увенчался успехом. Зато честно, думает Кристина. Больше они не говорят. Не то, чтобы нечего спросить. Просто не за чем. Разве что Крис произносит нечто вроде «я не хочу в тебя влюбляться», а через минуту добавляет тихое «сейчас» и получает взамен абсолютно молчаливое понимание со стороны парня, которого даже не знает. И это все даже слишком странно. Когда она начинает плакать, он обнимает ее и прижимает к себе. Когда слезы заканчиваются, он все равно не отпускает ее. Крис чувствует себя выпотрошенной. Пустой. И ей правда хочется спросить, кто он, что он здесь делает и почему обнимает ее сейчас. Почему делит с ней ее боль и не несет той чуши, которой обычно люди друг друга награждают. Почему?.. Но Кристина молчит. И это – правильно. Все, что ей нужно сейчас, - это поддержка. Не помощь. Не советы. Не пожелания. А опора. Человек, который позволит не утонуть в том дерьме, что преподнесла жизнь. И не важно, кто станет им. Уже стал. Через три дня и четыре часа Кристина узнает, что этого парня зовут Никита. И разглядит его абсолютно рыжие волосы. И они посмотрят вместе «Мелифисенту», которая станет их любимым фильмом. Через год они начнут бросать курить. Вместе. Но пока это все не важно. Пока этого всего попросту нет. Кристина просто рада, что ей есть кому помолчать об алкоголизме отца, который культивировала ее же мать, о постоянных ссорах внутри семьи, о громком «Я ненавижу тебя» Любови Дмитриевны и ее изменах с тем самым, мать его, Михаилом Ефграфовичем, о нетрадиционной ориентации ее отца, которая выходила ему боком абсолютно всегда, о ненависти каждого прохожего, что смотрел на ее папу, о доведении до суицида взрослого и состоятельного мужчины, которого она любила всем сердцем, о несказанном «я все равно люблю тебя, пап», о предсмертной записке, которую Крис нашла у себя под подушкой. Кристина действительно рада, что ей есть, кому помолчать обо всем этом, и не получить ненависть и презрение в замен.