Хроники десяти королевств

      Неуклонно приближался час казни.       Мириэн, разодетая в самое дорогое платье во всем королевстве, - шелковое, гранатового цвета* ниспадающее до самого пола, - неохотно, но уверенно поднялась на помост. Она не понимала, зачем так изысканно одеваться ради того, чтобы посмотреть на чью-то смерть, но главная фрейлина объяснила, что это требование самого короля. Преодолевая чувство отвращения к собственному супругу, женщина все же исполнила бессмысленный приказ.       Мягко ступая по застеленному коврами помосту и волоча за собой шлейф роскошного одеяния, юная ансарийка под шум и завывание толпы на площади добралась до громоздкого кресла, расшитого золотом. Величественно, с той грацией, что присуща лишь истинным королевам, опустилась на край сиденья, бросив безразличный взгляд на мужа, восседавшего по правую руку от неё. Эмгар был не менее роскошно одет: шелковый пурпуэн лилового цвета, отороченный мехом куницы, черные кожаные ботфорты до колен, на голове его поблескивала золотая корона, украшенная драгоценными камнями. Правитель Сейдарии грозно взирал на своих подданных; некогда смуглое лицо ныне казалось необычайно бледным, изнуренным, постаревшим. Оно белело на фоне яркости платья короля, подобно снегу северного Туриона.       Мириэн перевела взгляд на центральную площадь города, переполненную людьми: собрались не только все жители Сатиора, но и множество обитателей прилегающих к нему окрестностей. Толпа встречала её сдержанно, изредка слышались приглушенные выкрики "Да здравствует королева!", но все они тонули в общем гаме, терялись в громогласных возгласах "Да здравствует король!".       Помост, который представлял собой королевскую ложу, вплотную примыкал с одной стороны к городской стене, с трех других была окружена сейдарийской элитной стражей так, чтобы никто не смог пройти к государю и его семье. Прямо напротив королевской ложи возвышался деревянный столб, обложенный со всех сторон охапками хвороста и дров, заготовленных для долгого поддержания сильного пламени. За ним столпилась бескрайняя орда зевак, заполонившая площадь. Мириэн была последней, кто взошел на помост, остальные кресла в ложе были заняты. Справа от короля, сложив руки на подлокотниках и безупречно, словно по струнке, держа осанку, расположился молодой человек лет двадцати, одетый в темно-зеленый короткий распашной жакет, зауженный в талии и стянутый поясом; костюм дополняли коричневые кожаные штаны и высокие сапоги черного цвета. Гордо вскинув голову, юноша опечаленно взирал на ликующую толпу, не выказывая особого восторга относительно предстоящего в скором времени действа.       Но стоило только Мириэн приблизиться к помосту, как выражение скуки и неодобрения на его лице тут же сменилось, и как ни старался Келлай, - а это был именно он, - скрыть свои чувства к юной королеве, всё же сторонний наблюдатель без труда мог разглядеть в глазах юноши безграничную любовь, что жила в его сердце по отношению к ансарийке. Девушка ответила на пылкий взгляд Келлая едва заметным кивком головы, после чего ни разу за всё время казни не взглянула в его сторону, хотя именно этого ей хотелось больше всего на свете. Она боялась гнева мужа, боялась, что он догадается обо всем, раскроет их тайную связь.       Слева от Мириэн, утопая в складках шелкового покрывала, накинутого поверх кроваво-красного платья, расплылась по креслу Ларента, старшая дочь Эмгара и Иврин. Девушка была чрезмерно полна телом, симпатична лицом, смугла кожей, в движениях неповоротлива и медлительна. Помимо этого, она отличалась также скверным характером и дерзила всем без исключения. Впрочем, на то у неё имелись свои причины: вот уж лет пять она числилась в старых девах, и надежды на то, что отец всё же опомнится и сосватает её хотя бы за местного дворянина, таяли с каждым днем. Властно, горделиво взирала Ларента то на горожан, то на место казни, не удостоив Мириэн даже мимолетным взглядом. Игнорировала она не только мачеху, но и своего отца, давая понять, что он для неё такое же пустое место, как и она для него.       Сразу за ней, изогнувшись в нелепой позе, вжавшись в кресло и глядя на Мириэн огромными добрыми глазами, устроилась малышка Солсари. На вид ей было не больше тринадцати, на самом же деле - все семнадцать. Необычайно худая девушка была одета в голубое платье, скроенное из самых дорогих тканей. Но, несмотря на достойный пошив, одежда висела на ней мешком, как на огородном пугале. Личиком Солсари тоже не вышла: помимо огромных, слегка раскосых глаз, у неё был маленький острый носик и длинный рот с тонкими губами, небольшой заостренный подбородок. В совокупности с оттопыренными ушами эти черты придавали ей определенные сходство с мышкой-полевкой. Эмгар не раз удивлялся: и в кого пошла эта невзрачная девчонка? В отличие от своей сестры, малышка была застенчива, немногословна, попросту неприметна. Зато чиста душой и добра сердцем.       Довольно часто в то время, когда Мириэн держали в темнице после очередного гневного выпада Эмгара, девочка пробиралась к ней, отпирала камеру и садилась рядом, бережно опуская её голову себе на колени, ласково гладила по волосам. Так они вдвоем в полной тишине проводили по нескольку часов в тесной сырой каменной комнате. Мириэн понимала, что ничего большего для неё Солсари сделать не могла, но была благодарна даже за этот крошечный лучик теплоты и ласки, который малютка вносила в её серую безрадостную жизнь.       Также в ложе присутствовали генерал Редсай, герцог Фасильдилии Медар Исланвир (родной брат Иврин, унаследовавший титул герцога после её самоубийства), канцлер Сейдарии Гэдей Брэгор, а также рыцарь ордена правительницы северных ветров Даэтсены - двухметровый великан Уихт, уроженец туманной Лоттлании, повсюду сопровождающий короля на праздничных и светских мероприятиях.       Король сосредоточенно молчал, мрачно поглядывая на свою королеву: всего несколько минут назад между ними состоялся неприятный разговор. Чувствуя, что Мириэн замечает его болезненность и может воспользоваться его слабостью, Эмгар приказал ей смотреть на приговоренную к смерти женщину от начала казни до самого конца, пока обугленная плоть несчастной не превратится в пепел. Очередное наказание для чужеземной девки, к тому же хороший урок – пусть супруга знает, что ждет её в том случае, если вдруг чего задумает.       Время для Мириэн тянулось необычайно долго, она мысленно торопила его, в то же время страстно желая, чтобы час сожжения никогда не настал. Но наконец возле приготовленного для казни столба появился Вескрай, облаченный в яркую сиреневую рясу. На голове его возвышался похожий на тюрбан головной убор Верховного Служителя, надеваемый по особым случаям и дарованный самим Владыкой вместе со священным саном.       Рев толпы на площади стих. Вескрай поднял взгляд на короля и тот спустился с помоста, стал рядом с ним и обратился к жителям Сатиора. Торжественно прочитав речь, полную презрения к племени Теней, правитель Сейдарии вернулся на место под неистовое ликование толпы. Но рев множества глоток усилился еще больше, когда трое стражников вышли из ворот замка и двинулись к месту казни, ведя перед собой ту самую женщину, пойманную в лесу и признанную Верховным Служителем жрицей Теней. Пленница ступала по булыжной мостовой уверенно и совершенно спокойно, будто не понимала, куда её ведут. Руки её были связаны, на шее черной полосой выделялся кожаный ремень с тугой веревкой, особой нужды в которой не было – ведьма шла впереди своей стражи. Её идеальная фигура в этот раз была скрыта белой бесформенной рубахой из грубой ткани, спадающей ниже колен.       Стражники подвели матерь Теней к столбу, поставили к нему вплотную, туго обмотали веревками и обложили со всех сторон хворостом и дровами так, чтобы кладка доставала до пояса. Ведьма не произнесла ни слова. Не кричала, не молила о пощаде. Только смиренно выполняла всё, что требовали от неё палачи.       Всё это время Мириэн, словно слившись со своим креслом в единое целое, пребывала где-то за пределами разворачивающегося на площади действа, мысли унесли ее за несколько тысяч верст от центра Сейдарии, в родные края. Она смотрела прямо на жертвенный столб, но не видела его, просто не хотела видеть, хоть и сидела с широко открытыми глазами. Всей душой женщина пребывала далеко, в родной Ансарии, бегала по Осониэрскому саду, раскинувшемуся близ замка Роз, утопающему в лучах летнего солнца, не такого раскаленного, как здесь.       В своем видении она, пятилетняя девочка, играет на обширном лугу вместе с братом Дэйвиэром и сестрой Мариэн в догонялки.       – Мириэн, – манит её братик, – бежим на пруд!       – Бежим! – подхватывает старшая сестра, машет ей рукой, увлекает вслед за собой. – Скорее, Мириэн, Томиэн поймал огромного сома! Того самого, что поедал глупых белок, подходящих слишком близко к кромке воды!       Мириэн со всей прытью маленькой юркой девчонки бросается вслед за сестрой и братом, но не успевает пробежать и нескольких метров, как её детское сердечко, сжавшись от ужаса, замирает на мгновение, а затем начинает колотиться в ускоренном темпе, готовое выскочить из груди. Из горла вырывается истошный крик.       Вначале падает Мариэн, сраженная прилетевшей откуда-то стрелой, угодившей ей в шею. Она хрипит, захлебывается собственной кровью, клокочущей во рту, стекающей по подбородку на лиф её платья.       Следом за ней, пораженный неведомым недугом, на землю валится Дэйвиэр, кривляясь в предсмертных конвульсиях. Мириэн оглядывается по сторонам, пытаясь найти убийцу. Расширенными в страхе глазами она видит, как из окаймляющего поляну леса, в тени которого раскинулся пруд Сомов, к ней галопом несутся три всадника на вороных конях, укутанные в черные плащи.       Поравнявшись с девочкой, они сбрасывают с голов капюшоны, открывая лица. Один из трех ей хорошо знаком: это Томиэн, сын лорда Кирэна - мальчик, с которым они когда-то часто играли вместе. Теперь он уже не мальчик; Мириэн смотрит на него и узнает знакомые с детства черты, но сейчас перед ней взрослый мужчина, злобно взирающий на неё холодными карими глазами. С трудом, но всё же Мириэн узнает и его спутницу: это её повзрослевшая племянница Кэтриэн, дочь упавшего в траву Дэйвиэра. Но как такое может быть? Третий всадник ей не знаком, это мужчина лет сорока с густыми русыми прядями волос, продолговатым лицом и горбатым носом, большими зелеными глазами, - суровыми и колкими, как наконечники пик.       – Зачем вы это сделали? – холодно обращается он к Мириэн, указывая на лежащие в траве бездыханные тела, не скрывая презрения и нарастающей озлобленности.       – Что? – всхлипывает девочка. – Я? Но это вы их убили...       – Мы? Ах, ты сейдарийская шлюха! – взвизгивает Кэтриэн. – Ведьма! Сжечь её!       – Сжечь её! Сжечь! – повторяют её спутники, спрыгивая с лошадей и приближаясь к маленькой девочке...       Пелена сошла с глаз.       – Сжечь её! – скандировала толпа на площади, когда Мириэн вернулась из кошмарного видения в суровую реальность. Вескрай дочитывал очищающую молитву, двое служек уже держали в руках зажженные факелы. Жрица Теней впилась взглядом в глаза юной королевы. Мириэн стало не по себе от блеска её глаз: она почувствовала, как неведомая сила окутывает её сознание, проникает в глубины души. Так вот кто наслал ей недавнее жуткое видение – все это колдовские чары жрицы кровавой Богини! Чего она хочет? Мириэн попыталась отвести глаза, вырвать свой взгляд из плена глаз ведьмы, но та словно парализовала её.       Вспыхнуло пламя – служки подожгли хворост. Между двумя женщинами выросла стена из огня, но противостояние на этом не закончилось. Мириэн все еще чувствовала неведомую силу, но теперь к ней добавилась невыносимая боль, словно не ведьма, а она сама находилась в центре костра. Невыносимо зажгло и защипало ноги и живот, но как девушка ни пыталась, она не могла даже пошевелиться. Пламя медленно взбиралось по столбу и своей жертве, оно было необычайно чистым, прозрачным и без дыма. Сквозь прогоревшую ткань стала заметна запузырившаяся на животе и груди кожа. Факелом вспыхнули волосы, но жрица не издала не звука, и даже не дернулась, хотя кости ее стоп уже должны были обугливаться под сгоревшей плотью. Не выражали той адской боли, что испытывало тело, и её глаза: они по-прежнему были недвижимо прикованы к лицу Мириэн. Ещё мгновение, одна яркая вспышка – и огонь полностью поглотил ведьму. В небо вырвался столб дыма, от которого мановением легкого ветерка отделилась бесформенная субстанция фиолетового цвета, направляясь к королеве. Она клубилась подобно облаку, продолжая приближаться почти вплотную, пока не приняла очертание уродливого женского лица.       – Тебе не избежать этого, – прошипел дух, зависнув над королевой, и в ту же секунду растворился в воздухе.       В тот же миг неведомая сила наконец отпустила Мириэн. В ужасе она вскочила с места, озираясь по сторонам. Первое, что она увидела, было умоляющее лицо Солсари, словно говорящее ей: "Пожалуйста, сядь на место!" Затем - безразличную и вечно недовольную гримасу Ларенты, возмущенно взирающей на неё, и лишь потом она встретилась взглядом с багровеющим от гнева лицом мужа, готового разразиться бранью. Выходит, только она видела злобный дух, покинувший тело ведьмы. Ей хотелось рассказать о видении Эмгару, но яростный взгляд и небрежно брошенные слова:       - Я прикажу выпороть тебя! - заставили её передумать. Не сдержав вздоха, девушка опустилась в кресло, чувствуя себя совершенно обессиленной. Пережитые боль и страх не оставили следов на ее теле, но словно бы выпили саму ее душу.       Толпа роптала. Безмолвное сожжение не произвело на них должного впечатления - совсем не этого они ожидали от казни.       – Истинная жрица Теней. – Вдруг произнесла Ларента, неторопливо поднимаясь со своего места. – Только дети Сардимит способны выдержать огонь, не издав ни звука. На вашем месте, отец, я бы щедро отблагодарила нашего Верховного Служителя за то, что он безошибочно определил ведьму. *плод гранатового дерева был символом Сейдарии и значился на гербе королевства и правящей династии Туон