Здравствуй, враг!

             Чувствую, как он меня презирает. Слабака и пидораса. Но понимаю, что сдерживается, сжимает бессмысленно в левой руке футляр от очков.       — Что знал Ванагас? — это он о моём резиденте в «Рейциге».       — Ничего. Он не знал наши ценовые условия. Он должен был зафиксировать цены конкурентов. Что он и сделал. Это двести тысяч для него…       — Ну-ну… — Дядя Валера даже заозирался. — Ты охренел? Что, кроме «Колибри», негде было встретиться? Ты как бы не в курсе, что это за место?       — В курсе. Он назначил — я пришёл.       — Пиздец! Ты ещё и в курсе. Что Ванагас?       — Скинул оферты сторонних заявителей. — Я пододвигаю к Валере пальцем флешку с файлом цен. — Это было минут десять. Я даже ничего не заказывал. Ушёл, оставив человека с самим собой. Когда меня сняли… я не понял!       — Так, этот эпизод проехали. Ванагаса я сегодня поработаю. Кто вообще тебе его подсуропил?       — Закиров.       — Пф-ф-ф… Даже не удивлён! Наша инфа на носителе есть? — Он кивнул на флешку.       — Нет.       — Проверим. — Как меня раздражает его недоверие! Уже с час допрашивает меня, одни и те же вопросы, третья кружка кофе для него и пятиминутный нервный тик в правом глазу у меня.       — Что с исходящими по электронке? — Я знаю, что Валерина служба ещё вчера мониторила все наши сети, почту и просто активность в интернете.       — Ожидаемо невинно, если не считать твоего дружка.       — Что опять у Закирова?       — Нет. У Ярцева.       — Пашка? — Тут Валера меня удивил: у Пашки разве только нимб не светится над головой — такой он правильный. — И что у него?       — Запросы об электрошокерах. — Дядя Валера усмехнулся и пристально посмотрел на меня. — Это, возможно, со сливом проекта никак не связано, но… Ты сказал, что объявился твой личный маньяк?       — Вот. — Я вытащил и подал Валере конверт. Тот брезгливо его открыл двумя пальцами, как пиратскую чёрную метку. Прочитал вдумчиво, несколько раз.       — Детская считалка… Та самая с записи. Ты уверен?       Я кивнул и покраснел… Ничего не могу с собой сделать. Валера сделал вид, что не заметил.       — Етит… Как думаешь, сколько у тебя времени?       Я пожал плечами.       — Как получил?       — Ты же видишь, как и в прошлый раз, курьерской службой DHL. — Я ткнул на штамп. — Правда… в этот раз лжекурьер устроил спектакль. — Вспоминать кудрявого долбоящера не хотелось. А глаз всё ещё дёргался. — Я звонил в DHL, прорвался сквозь все автоответчики и победил всех ботов, и мне сказали, что курьер, как обычно, доставил письмо на рецепцию внизу и получил подпись о доставке не от Дарьи, а у диспетчера. Я посмотрел видеозапись — всё было именно так. Как этот актёр-актёрище с конвертом оказался в офисе — непонятно!       — Я тоже посмотрел записи… Он пришёл одновременно с Савушами. — Вот ведь сука Валера! Всё ведь уже знает и даже больше, чем я. Зачем спрашивает? — Пришёл он типа отдельно, но что-то мне подсказывает, что это только «типа». Он тебе не показался знакомым?       — Нет, — отрезал я со злостью.       — Диспетчер, это был Романенко, поверил, что пупс — курьер, тот показал ему конверт, и попросил, раз уж DHL так нужен Бакараев лично, поднять к тебе и первый пакет. Святая простота! — Что-то мне подсказывает, что Романенко уже нагорело. — Вот что… давай-ка в этот раз не будем шефу говорить. Сами-сами-сами… А то как-то много всего за один раз… Ещё неприятности с французами, с лицензией что-то... — Да, я слышал, что не только «Рейциг» ударил по компании. Валера резко встал и подошёл к окну. Прижался лбом. Вроде как сосредоточен, но пальцы левой руки дёргаются. Он соображает. Мой родственник — аналитическая машина при всех его странных заскоках. Он что-то рисует пальцем на стекле, скребя по нервам противным звуком… — Ты ночевал дома?       — Нет.       — Неплохо. А есть возможность там ночевать и дальше?       Я вспомнил странное поведение Тима.       — Нет. — Получилось хрипло и трусливо.       — Так… — Он поднял обе руки и прикрыл глаза.       — Что мне делать? — рискнул прервать его коннект с космосом я.       Его руки опустились, а лицо сделалось добрым-добрым, просто имбирный пряник!       — Слушай, давай маячок на тебя наклеим. Нового поколения. Он прям малюсенький. Ублюдок не заметит! И мы зацапаем его! Ну серьёзно! — Дело в том, что Валера мне уже предлагал такой финт.       — Пошёл ты в жопу! — Я понимаю, что Валера считает «моё дело» своим личным фиаско, только один раз его идея сработала, и то… это была идея удрать подальше, куда похититель не сможет добраться быстро. Но клеить на себя маячок — это значит соглашаться на очередное похищение, и не факт, что похититель не обнаружит его в первые же минуты моего невменько.       Его добренькую мину сразу смыло. Глаза вновь сузились, губы искривились, рыжие брови привычно нахмурились. Да, Валера у нас уникум в семье, «рыжий-рыжий-конопатый», но при этом волосы не приветливого золота, а тёмной меди. Лицо совсем не солнечное, да ещё и давний шрам аккурат на носогубной складке, привычка раздувать хищные ноздри — всё это делало лицо коварным.       — Ладно. Будут новые идеи, вэлкам. — Он раздражённо толкнул стул — видимо, беседа наконец-то закончилась. Я встал, собираясь свалить. — И вот ещё что… — остановил меня родственничек. Есть, оказывается, ещё что-то. — Вчера твой приятель Карен Сафиев, — он выразительно выгнул бровь, — около сорока минут отсвечивал около офиса. Из машины не выходил, зависал в телефоне. С тобой общался?       — Э-э-э… Карен? Нет. Я давно его не видел. Может, не он?       — Он. Надеюсь, на этот раз у тебя хватит ума не ходить к нему? Или хотя бы предупреждать… Короче, друзья у тебя удивительные… — Валера не договорил, хотя очевидно, что на языке крутилось матерное словцо. Отвернулся. Всё — аудиенция закончилась!       Конечно, Валера тяжёлый человек, но он единственный, к кому я могу обратиться. Пробовал решать проблемы сам: завел стикерную доску в инете, куда кидал все факты вокруг похищений, нанимал детектива, искал случайные видеозаписи, советовался с адвокатом, ходил к психотерапевту. Но ни реального результата, ни даже чувства защищённости. Дядя Валера хотя бы ради семьи старается и проявляет что угодно, только не равнодушие. Да! Нужно его спросить, вчерашний разговор не выходит из головы…       — Дядь Валера, а что ты знаешь про сына Ноймана, про Филиппа?       Валера обернулся, дёрнул подбородком и как-то нервно спросил:       — Зачем мне про него знать?       — Просто вчера один человек… — не буду лишний раз Тимку вспоминать, — …предположил, что Филипп может быть этим похитителем… ну так… в качестве бреда, я понимаю… — Это я увидел не просто недоумение на лице Валеры, а некое сомнение в моём адеквате.       — Ты у Закирова, что ли, ночевал?       — При чём тут Закиров?       — А при чём тут Филипп Нойман?       Дядя Валера резко шагнул ко мне и прошептал в самое ухо, обдав меня запахом сигарет:       — Нойманы — последние, кто будут вредить именно тебе. Герр Питерс о тебе заботится больше, чем родной отец… Я тебе сейчас скажу, а ты проглотишь навсегда и постараешься забыть. Именно Нойман заплатил за тебя выкуп второй раз, а не шеф…       Мои мозги враз превратились в вату. Сладкую, липкую, прозрачную. Тик прекратился в ступоре. Меня, видимо, повело. Валера схватил за плечи, удержал… Усадил в кресло. «В понедельник мяч гонял, а во вторник — рисовал, в среду в парк ходил гулять, а в четверг…»       — Что? Эри? Что ты говоришь? — Я сказал это вслух?       — Эта считалка… Когда мы с мамой прятались от отца, она говорила, что это такая игра, и считала… В понедельник мяч гонял…       Ф-ф-ф… В лицо ударила оживляющая свежесть. Капли воды потекли за ворот. Вблизи серые холодные и злые щели глаз дяди Валеры. Он плеснул в меня водой.       — Эй, приятель! — Он пощёлкал пальцами перед моим носом. — Ты жив? Бляха, зря сказал... Мне ещё этого не хватало.       — Да, видимо, я перенервничал. Но Нойман… — Я решил быть полуобморочно упрямым. — Филипп Нойман. Может, именно поэтому, из-за меня… Узнай.       — Ты придурок, «племянничек». Но, чтобы ты был спокоен, узнаю. Может, врача вызвать?       — Нет.       Я встал и, стараясь ступать твёрдо и ровно, вышел из его тёмного и душного кабинета. Конечно, Валера мне никакой не дядя, он двоюродный брат, сын тёти Лиды, сгинувшей в мире ладана и басовитого речитатива. Но так уж повелось, что я называл его дядей с детства. Он знал всё это время, что второй выкуп заплатил Нойман! Почему не отец? По-че-му? Вдох — выдох… Вдох — выдох… Кулер-энд-банкетка… как рок-энд-ролл... надо отдышаться, надо соглашаться. Почему всё так?       Рядом кто-то сел. Кто-то положил руку на спину. Кто-то поднёс к губам стаканчик с водой. Даже глотать больно… Кто-то расстёгивает верхнюю пуговицу рубашки. Кто-то открыл окно, хотя оно запечатано. Мои волосы ерошит ветер. У кого-то голубые глаза…       Да. Это Пашка.       — Выпей ещё. — Он со мной как с дитём.       Пью.       — У тебя мокрая рубашка и пиджак.       Я киваю.       — Ты от Валерия Николаевича?       — Наверное.       — Что-то случилось? — Пашка подул мне в лицо?       — Мы… просрали «Рейциг», — выдавил я «важную» информацию.       — Ну, это ерунда… — Информация была не первой свежести. «В понедельник мяч гонял, а во вторник — рисовал, в среду в парк ходил гулять, а в четверг…» В этот раз не вслух.       — Паш, а ты, вообще, как оказался в нашей фирме?       Он молчит.       — И зачем тебе электрошокеры?       У него вздёрнулись обе брови. А мне вроде получше.       — Так что?       — Это не твоё дело, — прошипел Пашка и собрался уходить.       Я зацепился за рукав его пиджака.       — Стой. Так случилось, что моё. Безопасники мониторили сети… Ты запрашивал электрошокеры. Скажи, что у этого есть простое объяснение.       Он сел рядом. Не смотрит на меня. Не контролирует руки.       — Это для сестры. Хулиганы на неё нападали, она попросила…       Он лжёт.       — И что? Выбрал? Заказал?       — Нет, я только обзоры почитал…       И ведь не смотрит на меня, прячет взгляд. Лжёт. Уж по его лицу я всегда это определю. Обычно открытое, светлое, уголки губ большого рта всегда приподняты. А если лжёт — начинает морщить свой широкий умный лоб, потирать нос и приглаживать непослушные русые волосы. Как бы закрывает лицо. Вот и сейчас лжёт.       Я почему-то обратил внимание на то, что одноклассник раздался в плечах, даже пиджак тесноват ему. Уже нет того робкого, худенького голубоглазого мальчика с кривенькими зубами. Красавцем стал, зубы выправил, и вроде как глаза потемнели…       — Ты в качалку ходишь? — резко переменил я тему.       — Да. — И он опять морщит лоб.       — Уважуха. Тоже надо заняться собой, а то…       — Тебе не надо, — вдруг перебил меня Пашка и покраснел. — Ладно, пойду я. А ты не расстраивайся из-за «Рейцига», да и из-за Валерия Николаевича… Ты ж его знаешь, да и работа у него такая: всё знать и везде нос совать.       Он отцепил мою руку от своего рукава и довольно-таки быстро скрылся за поворотом. Да уж, Валерий Николаевич знает всё… Интересно, а как Нойман узнал о моём похищении? И ещё более интересно, кто ему предложил выкупить меня? Знает ли отец? Судя по всему, дядя Валера сам решает, что сказать шефу, а о чём умолчать. Вот зачем он мне про Пашку сказал? Хочет, чтобы я присмотрелся к приятелю?       Вспомнилось, что давным-давно именно Ярцеву влетело больше всего за то, что мы взорвали карбид. Так как выяснилось, что именно одиннадцатилетний естествоиспытатель Пашка подобрал карбид после сварочных работ, соорудил «пушку» из дырявого термоса и подговорил меня принести каминные спички, чтобы типа безопасно поджечь ацетилен после наших дружных плевков на карбид. Безопасно не получилось. Наш третий соратник по хулиганству — мелкий Лёнька — получил серьёзный ожог, искорёженный термос прилетел мне в лоб, и меня вырубило. Только преступный организатор — Пашка — остался невредим.       Лёньку я больше не видел. Знаю только, что мама ходила к нему в больницу и помогала деньгами его родителям. Меня на полгода закрыли на домашнее обучение, чтобы не связывался со всякими идиотами. Потом, когда вернулся в класс, мы с Пашкой перестали дружить как раньше, общались, конечно, но не в затяг…       Возникла идея поговорить с Валентиной Петровной из бухгалтерии, она в фирме с основания и, скорее всего, знает многое про то, как собирался коллектив. А ещё у неё есть сведения о больничных листах…       В бухгалтерии только что начался обеденный перерыв, резвая девочка из кейтеринга раздавала лоточки с едой. Мне налили только кофе, я обедаю не на фирме.       После ничего не значащих, но обязательных реплик про здоровье и внука задал Валентине главный вопрос:       — Валентина Петровна, а как к нам в фирму Павел Ярцев попал из логистики?       — Неожиданный вопрос… — Валентина даже отставила пластиковую посудинку с борщом. — С чего вдруг ты заинтересовался?       — Просто проверка из-за «Рейцига»…       — Ну! Уж Павел тут вообще ни при чём! Они же сами его переманили от Ноймана! Уговаривали, несмотря на молодость, сразу должность хорошую предложили!       — Кто переманил? — Я не догоняю… Пашка работал у Ноймана?       — Так начальство наше, — и ещё более осторожно, — отец твой…       — Пашку? — Я тупил.       — Его. Он какой-то вундеркинд был, типа школу закончил раньше всех, учился за границей. — И я вспомнил, что Ярцев не был на выпускном, он свалил из школы в девятом классе. — Ну и, если честно, мне казалось, что твой отец как-то знаком с его родителями…       — Валентина Петровна, — мне вдруг стало трудно говорить, — у вас есть сведения о больничных или днях «без содержания»?       — Конечно. — Её тон сразу стал «рабочим».       Я назвал два года. Валентина, прихрамывая, проковыляла до шкафа и вытащила две толстых папки. Листаю. Так… Январь, три года назад. Заявления… Морошкина… о, Зверев… Ярцев. По семейным обстоятельствам… две недели. Числа совпадают. Прошлый год. Июнь. Серухин из безопасности, Бомко — отцовский шофёр, блядь… Ярцев. Больничный. Код болезни J00-J02. Что там говорит Google? Острое респираторное заболевание. Фарингит. Три дня? Дважды во время похищения у Пашки были нерабочие дни. До этого он работал у Ноймана…       Мои размышлизмы прервал звонок. Отец. Велел явиться. Валентина Петровна сочувствующе похлопала по руке.       В кабинете отца было накурено, значит, что-то обдумывал. Чёрт! На столе лежит знакомая газетёнка. Он хмуро кивнул на стул.       — Значится, первое. Езжай в «Рейциг», сообщи господам о том, что мы начинаем процедуру обжалования результатов, вот, — он передал мне папку, — Егоров тут нацарапал иск в арбитраж. Говорит, что шансы хорошие, что ты прав, по срокам заявки победившего участника что-то не совпадает. Говори с немцами ласково. Сначала протест, а только потом иск. Но если почувствуешь, что они слишком уверены, что «танки грязи не боятся», тогда — второе. — Он подкидывает газетку. — Разыграй эту карту. Скажи, что подашь в суд за оскорбление чести и достоинства, за сорванную свадьбу и бла-бла, и на суде обязательно всплывёт связь этого журналюги с господином Ванагасом, который бесстыдно вымогал средства у участников аукциона. И у нас есть свидетели!       — Не понял... — На меня посмотрели, как на дебила.       — Что тут непонятного? Ванагас вымогал у тебя деньги за инфу. Ты честный, ты отказался. Тогда тебя заманили и сфотали в этом гомосятнике, стали шантажировать. Ты — всё ещё честный и не поддался. И как только кто-то предложил хорошую цену, тебя наказали за несговорчивость, выложив компромат. И теперь ты потерпевший! Думаю, что эта карта сработает. Немцы не потерпят, что их имя будут марать коррупционные скандалы.       Нифига себе Валера — игрок! То, что «второе», придумал он, а не юрист Егоров, я нисколько не сомневаюсь! Когда успел?       — А какая связь журналиста с Ванагасом?       — Валера что-то там нарыл. Так что дерзай! Жми на недопустимость аморальности, на попранные чувства… ну, ты это умеешь. Если честно, то фоточки устроили придурки Савуши, они думали что-то поиметь, хотели отката. Но нам — это на руку: во-первых, нахер нам эти суки сдались в семье, во-вторых, получилась складная и своевременная стори. Сразу мне позвони, как всё пройдёт.       — Хорошо, всё сделаю.       — Езжай на Мишке, так пострашнее будет. — Отец даже декорацию придумал. Прикольно, что история с истерикой Натали оказалась кстати. — Он меня сейчас в аэропорт отвезёт, ты пока изучи всю эту арбитражную мутотень… И действуй.       Отец куда-то улетает. Даже спрашивать не буду. Но спрошу другое, раз он в хорошем расположении духа:       — Слушай, зачем ты переманил Пашку Ярцева?       Он нахмурился. И ответил не сразу, подбирая слова.       — Странный вопрос… Он учился практически на наши деньги, батя его прогорел, а я его доучил… И неужели после этого он будет на этого долбоёба работать?       — М-м-м… Ясно. — Надо заканчивать, не будить лихо. — Я всё понял. Позвоню.               Сказал «ясно», а ничего не ясно… С чего вдруг отец платил за учёбу Пашки? И если это так, то почему Пашка начал работать у Ноймана? И почему его пришлось уговаривать? Да и ни капли благодарности отцу от друга детства я не улавливал… Скорее, он избегал разговоров, отмалчивался. И отмалчивался не с корректностью и уважением к боссу, а с осторожностью к моему статусу всё-таки сына этого монстра.       Я отправился сначала к Ивану Иванычу Егорову, нашему юристу, чтобы обсудить правовые закавыки предстоящего разговора в «Рейциге», фамилии, на кого могу ссылаться. Он пророчески предположил, что «достать газетку» придётся всё равно.       — …и даже когда будешь излагать про шантаж, про сорванную свадьбу, говори «мы». «Нас оскорбило», «мы не пошли на сделку», «компания не потерпит»… Чтобы они там не подумали, что это твоя личная потеря, личные проблемы, что генеральный на твоей стороне.       — Да, я знаю. — Егоров относился ко мне как к неумелышу, всегда азбучные истины втолковывал как для первоклассника. При этом он терял бдительность. И я пошёл ва-банк. — Иван Иваныч, а как думаете, почему Ярцев не предупредил нас о том, что Нойман будет перехватывать контракт?       — Кхе-кхе… Думаю, что Петерс ему не дал информацию о своих планах, возможно, раскрыл… Он не дура-а-ак, ой не дура-а-ак. — Егоров по-стариковски пригрозил кому-то. — Не нужно его недооценивать. Ладно, ступай, сорок четвертый фэзэ* поштудируй, удачи.       Вот так. Пашку не просто переманили как вундеркинда — он двойной агент. Что же заставило его служить отцу? Не может быть, что плата за учебу. Да и, зная отца, можно предположить, что эта плата была ничтожной. Иван Иваныч вряд ли в курсе всех нюансов. А знающие будут молчать.              Мишка Бомко работал на отца уже лет десять. И пережил три машины. Как три любовницы. Женой была старенькая Honda — мотоцикл из 90-х. С утра он приезжал к нам на ней даже зимой, протирал, разговаривал с ней, именно как с женщиной, оставлял в нашем гараже и уматывал изменять ей с «мерсом»-«тойотой»-«хёндаем». Помню, даже меня учил на мотике ездить, за что получил выговор. Не потому, что я упал или на что-то наехал. Потому, что «обслуга должна знать своё место» и никакой дружбы с принцами быть не должно.       Полагаю, Миша многое знал о нашем семействе. Но делал вид, что нулёвый. Всегда добродушное выражение лица, беспечный голос, замечания либо ни о чем, либо невпопад. После того адского Нового года он около месяца Юльке привет передавал. По-любому понимал, что мы расстались, и наверняка знал почему. Но упорно каждое утро, пока я не съехал в свою квартиру: «Малышке своей приветик, давно не видел».       Вот и сейчас, типа он не в теме, что «Рейциг» нас кинул, всю дорогу о том, что «немчики дюже приятные партнёры». Это он по тому делает выводы, что машину под тент поставили, кофе водителю принесли, милые девочки с ним мило разговоры разговаривали. Ну-ну… Нехило эти приятные партнёры испугались информации о Ванагасе, просили подождать с иском в арбитраж, шаркали ножкой, выходили из кабинета, чтобы позвонить…       — Смотри-ка, друган твой, Ярцев, машину ловит, — вдруг вырвал я фразу из потока Мишкиной болтовни, — может, подвезём? Нам чё, Александра Владленовича не будет неделю, у меня выхи наклёвываются, сделаем пацану приятно…       Действительно, Пашка на автобусной остановке вскинул призывно руку, и рядом уже притормозило бело-жёлтое такси с четырьмя всем известными буквами на борту.       — Нет! Сможешь за ними поехать? Чтобы не светиться? — возникла у меня идея.       — Юху! Пошпионим? — развеселился Мишка. — На нашей машине и «не светиться»? Проблематичненько. Давай попробуем… Норма-а-ально, они на проспект жмут, там смотри в оба, чтобы перестроиться вовремя…       Бомко азартно комментировал манёвры преследуемых, что не мешало лихо ему лавировать в плотном потоке, несмотря на крупные габариты. Мы проехали почти весь проспект, завернули на юго-восток, обогнули торговый центр, еще километр по тихой тенистой улочке. Их машина остановилась. Мы тоже. Пашка выскочил из такси и направился в сторону медицинского центра, нет… прошёл мимо. Зашёл в соседний дом, там какое-то заведение, по фасаду которого белоснежные пилястры и романтический плющ. Мы подкатили ко входу. Золотистыми вычурными буквами-монограммами надпись: «Сад».       — Странно, — задумчиво высказался Мишка, — никогда бы не подумал, что Пашка по садоводству прётся, хоть он и ботаник. И что характерно, смотри, этого заведения нет на карте. — Он ткнул в монитор навигатора.       — Ну-ка, я посмотрю, что это за заведение… — Я вышел из машины. Мишка за мной. Красивая дверь с наборным растительным орнаментом не поддавалась: на магнитном замке. Мишка смело постучал.       — Эй, садовники! Ку-ку!       Вдруг мягко клацнул замок, и дверь тихо отворилась. Перед нами предстала ярко накрашенная красивая женщина в необычном латексном костюме с шипованным чокером на шее. Просканировала нас взглядом.       — Вы вдвоём?       Мы переглянулись.       — Типа не видно? — поддержал беседу Мишка.       — Жа-а-аль… — Дама плотоядно мне улыбнулась и облизала губы. — Вы от Александра?       — Да, от босса. — Мишка подмигнул мне.       — Ваши рекомендации?       — Мы передумали… — Я потянул общительного водителя назад.       Дверь почти что сразу притворилась.       — Чёткая нимфа, — оценил Мишка. — Только я не понял, что это за дендрарий такой, куда рекомендации нужны?       — Едем в контору. Это БДСМ-клуб.       Мишка присвистнул и затих на всю обратную дорогу.       Если начать рыть, можно отрыть дракона… __________________       * Фэзэ – федеральный закон, в данном случае № 44 «О контрактной системе в сфере закупок…»