Здравствуй, враг!

             Утром заехал Мишка. Как в старые времена: свою «хонду» ублажил, запряг отцовский акулоподобный «хёндай».       — Что-то ты серый? Кошмары мучили? Не выспался?       — Да, не особо…       — Так надо было у отца в баре пошукать! Там и винчер, и коньячила, и бренди. Я б не растерялся.       — Сегодня так и сделаю.       Неужели отец Мишку угощал? Или он просто по надобности зашёл в кабинет и увидел бар открытым? Ему достаточно и мельком что-то зацепить, чтобы запомнить. Не раз замечал, что он подмечает всё, да и не дурак, сходу любую тему мог поддержать. Отец бы не стал рядом терпеть тупицу. Мишка всегда понимал, с кем и как нужно себя вести. Помню, когда он за мной, голым и связанным, приехал зимой в ту Тмутаракань, где оставил меня похититель, то никакой жалости или суетливой растерянности не проявил. Никаких лишних вопросов не задавал. Разрезал веревки и даже помассировал мне руки и ноги. Предусмотрительно ничего не лапал, не двигал, не топтался. Первому, кому он стал звонить, — это Валере. Но тот был недоступен, и тогда отцу — спросить, не нужно ли вызвать ментов? «Конечно не нужно!»        Если он везёт отца, то превращается в робота, нереагирующего, неэмоционального, бессловесного. А со мной — балагур.       Вот и сейчас его понесло.       — У меня есть пара журнальчиков про алкоголь, — он, стебаясь, ударял на «а», — так вот, в «Декантере»* больно нахваливают винцо, что у твоего отца в баре. Шато Марго 1983 года! Мы с тобой ещё даже не задуманы были! Знаешь почём? Семь тыщ евро! Так вот, про это вино…       — Это откуда у тебя «Декантер»? — перебил я его, а то сейчас зальётся соловьём. Он вдруг осёкся. Прищурился. Он сейчас сочиняет или вспоминает?       — Так я сам купил в Лондоне… — осторожно ответил он, подумав. — Мы по обмену студентами туда катались.       — Ого, а ты где учился-то?       Он махнул рукой:       — А! Даже вспоминать неохота. Не доучился. Вытурили!       Неприятно корябнуло за грудиной. Если ты был так себе студент, какого фига тебя отправлять по программе обмена? Темнишь, парниша. Зачем только?       — Ты свободно на англи…       — Достань-ка мне очки из бардачка, чот солнце шпарит с утра! — перебил он меня.       В бардачке отцовский зонт, документы, какие-то лекарства, очки зеркальные без футляра и два журнала с комиксами «Star Wars». Опять что-то тревожно шевельнулось внутри.       — Ты любитель «Звездных войн»? — спросил я Мишку, подавая очки.       — Не то слово! Фанат! — Он явно обрадовался перемене темы. Но выслушать историю про любовь к Чубакке или Люку Скайуокеру мне, к счастью, не пришлось.       Загудел мой телефон. О как! Натали!       — Эричка, привет! — жалобный сладкий голосок.       — Привет, что-то случилось?       — Эричка, нам нужно поговорить.       — Мы вроде поговорили.       — Это просто кринж! Мне уже сказали, что те фотки в газете — это така-а-ая подстава. Ты же понимаешь, я тогда была сильно расстроена, сильно-сильно. Давай поговорим! Приезжай в наш Starbucks на Кузнецком, я тебя жду-у-у! — И отключилась. Вот манерка! И ведь не потрудилась встать в такую рань… Да и Starbucks опять «нашим» стал.       — Миш, заворачивай в центр, на Воровского к Starbucks.       — Будет сделано!              Наталья была в белом, сильно просвечивающем платье, на лице печаль и очень тщательный макияж а-ля «ой, я ваще не накрашена». На столике приготовлен нарочитый натюрморт: капучино с пенным сердечком с именем «Nata» (как у неё в блоге), бокал игристого вина (разве такое тут бывает?), разумно перевернутый початый блистер с таблетками (не удивлюсь, если аскорбинка), несколько смятых и художественно разбросанных фирменных салфеток (косой взгляд официантки в придачу).       Всплеск ручками.       — Эрик! — бросилась навстречу, чмокнула в подбородок, ибо промазала.       — Привет, что за разговор?       — Ты только выслушай меня! — затараторила Натали. — Во-о-от! Короче, эти фоточки папá прислал один парень. Он работает в «Колибри», официант. Что мы могли подумать? У меня прям адвент случился! Но я сначала не поверила! Ни-ни! Хотела почекать! Но он же там работает, он зна-а-ает! И был убедителен! Зай, ну как так? Просто факап какой-то!       — Что за парень?       — Зовут Лео! Эричка… Это ведь был он тогда… ну… как будто твой любовник со стрингами.       — Кудрявый пупс?       — Да не-е-е, он милаш. Короче, это он виноват! Я уже отцу сказала, что верю тебе, а не этому эскортнику.       — А он эскортник? Ты же говоришь, что официант.       — Пф-ф-ф… Одно другому не мешает!       — Расскажи, как всё произошло.       — Прикинь. — Натали, забыв про меланхолический вид, подвинулась ближе и затараторила ещё быстрее. Красивая она всё-таки. — Он приходит прямо к нам домой! Прикинь! Говорит, что есть компра на «вашего женишка», что ты, хи-хи-хи, «пидор», что вот фотки, что их нужно обнародовать, что ни в коем случае нельзя это спускать! Папуля в шоке, я в шоке. Ваще криповенько так-то — стать женой гея! Мы даже не знали, к кому обратиться! А наутро, блин-блин-блин, эта статья в таблоиде… — Эк она желтушную газетёнку именовала! — Этот парень говорил, что поможет. Что мы в накладе не останемся. Прикинь, какой гад! В общем, мы сглупили, повелись… Не надо было соглашаться… Э-э-эричка… Прости-извини. Так отвратительно, прям отвратительно всё это!       — Как найти этого Лео?       — Ну… наверное, в «Колибри». А ещё он в другом баре на Комсомольском работает. Я там не была, а папуля говорит, что «хорошее место».       — В «Отвёртке»? — осенило меня, активизировалась спонтанная логика.       — Да-да-да-да! Точно-точно! Эри, давай всё забудем… начнём всё сначала.       И я вдруг решил…       — Натали, я гей. Это правда.       — Э-э-э… — Она растерялась. — Мы с этим справимся, — понесла она полную чушь, вытаращив глаза.       — Наташ, как мы с этим справимся? Я трахаюсь с мужиками.       Она сглотнула. И выдала просто дурь:       — И чё, часто?       Я усмехнулся и сказал почти правду:       — Раз в один-два года.       — Ну, так… — Она тряхнула головой, как бы прогоняя какую-то мысль. — Эри, ты пиздишь!       — Натали, мы разбежались, и незачем нам в угоду нашим дальновидным папашам городить всякий, как ты говоришь, кринж. Согласись, мы даже не друзья. Зачем ломать себе жизнь?       — Эри… Значит, это правда? — Она вдруг стала нормальной.       — Неважно. Мне нужно найти этого Лео.       — Ну, так он в «Колибри» или в «Отвёртке». И знаешь что? У него пластика на лице! Поверь мне, я в этом разбираюсь! И ещё, Эри, будь осторожен, он тебя знает!       — Походу, и я знаю… Прощай, Натали! Будь счастлива!       Я оставил купюру на столе. Я освободился… Или откупился? Тогда за дёшево! Пошли в жопу все эти продуманные отцы!              — В офис! — скомандовал я Мишке. Он почему-то поддержал и решимость, и лаконичность. До конторы ни слова не проронил. Ни по-русски, ни по-английски.              В офисе сразу в отдел логистики. К Пашке.       — За мной! — кивнул я в его адрес. Он послушно пошёл в мой кабинет.       Захлопнув двери и велев Даше никого не впускать, я сразу напал на одноклассника с вопросом:       — Лёнька Дрогин! Рассказывай! — Впрочем, не совсем вопрос получился.       — Э-э-это всё он! — Пашка попятился. — Мы с ним и не общались практически. А если общались, он только про тебя и про отца твоего и спрашивал. Он помешался на мести!       — Мести за что?       — Ну как… За тот несчастный случай с карбидом…       — В смысле? За что там мстить?       — Так был же конфликт из-за того случая. Лёнька сильно обгорел, его родители потребовали от наших компенсацию. Александр Владленович ни в какую… Был даже суд.       — Но моя мама какие-то деньги передавала, я это точно знаю!       — Из-за этого всё и началось. Война целая! У Лёнькиного отца инфаркт случился, прямо в зале суда, он умер. Чтобы Лёньке лицо перекроить, его мать бизнес продала. Мои помогали, но что-то не получалось. А твой отец мог бы пальцем щёлкнуть, и всё бы решилось, у него связи, деньги, имя! Но он не просто пальцем не пошевелил — он разорил моих родителей. Потому что посмели в прессе заявить о его бессердечии… А я их подвёл… Я их подвёл… — На Пашку было жалко смотреть, он плакал.       — Почему я ничего не знал?       — Я их подвёл…       Я налил воды и подал Пашке.       — Ты стал работать на нас из-за шантажа?       Он кивал.       — Кто-то узнал, что ты увлекаешься БДСМ?       Он отпустил голову ещё ниже.       — Паш, похеру, чем ты занимаешься! Увольняйся!       — Нет, мама не переживёт… и вообще… Ты не знаешь, каково это — скрывать, озираться, придумывать всякие отмазки, в каждом видеть врага!       — Именно я это знаю лучше, чем кто бы то ни было! — На меня накатила злость, я тоже выдул воды. — Кто тебя шантажировал? Валерий Николаевич?       — Оба…       — Так… — Я нервно ходил по узкому кабинету туда-сюда…       Заглянула Даша, ойкнула и закрыла дверь.       — После «Рейцига» мне вообще кранты. Но я не знал, что Нойман будет перебивать ставку! — Пашка по-петушинному вытянул шею.       — Да хуй с ним, с «Рейцигом»! Меня интересует Лёнька.       — Это он подкинул твои фотки из «Колибри». Он там работает и тебя увидел случайно с каким-то мужиком. Говорит, что вы общались в приват-руме. Он и Наташке слил фотки…       — Стоп. Первый вопрос, ему так перекроили лицо, что я его не узнал?       — Да. Латали в Англии, наши до восемнадцати не брались, а те в семнадцать сделали. Но мне кажется, что плохо... Получилось как-то кукольно…       — Второй вопрос. Лёнька — гей?       — Откуда мне зна… Ты намекаешь на то, что раз я в Теме, то и друзья у меня обязательно геи? — Он соскочил, и слёзы даже высохли.       — Спокойно! Ничего я не намекаю! Чёрт! — Я обессиленно опустился на стул. Пашка тоже. Траурная пауза. Мы одновременно взялись за стаканы с водой — поминки по детству. — Но ведь Лёнька был мелкий. Как он вымахал-то так?       — Зато ты был выше всех, а сейчас что? Он в качалке вкалывает как проклятый, кубики здесь, рельефы где положено. Подсушивается постоянно…       — Машину водит?       — У него мотик. Но так-то водит, конечно. — Блин... Неужели Лёнька? Идти к Валере? Нет… Они и так уже натворили дел. Надо думать…       — Паш, ответь, я понимаю, что отец вам насрал в душу… Но я-то что сделал? Мне-то за что?       Пашка серьёзно посмотрел мне прямо в глаза:       — Потому что сын за отца в ответе, Эрик, что бы там ни говорили…              Как сейчас работать? Как перестать искать в интернете Лёньку Дрогина и его историю… Нашёл его в Instagram. Много фотографий из бара, именно из «Отвёртки» — рокеры на сцене, интерьеры, селфи с какими-то, видимо, знаковыми гостями. О, вот Лео и Фил, оба показывают «фак» в камеру. У обоих на башке пучок. Мотоцикл. Качалка. Лёнька лежит на силовой скамье, кто-то снимает его сверху. Подтягивается на турнике-брусьях. Видно хорошо обнажённую спину. Увеличиваю. Розовые полосы. Дата? Третье июля. Фотка не новая… Чёрт! Лёнька в кимоно, обнимается с каким-то парнем. Он же в чёрной кожаной маске с заячьими ушами… Это привет от Пашки? Опять мотоцикл. И… Лёнька за штурвалом яхты… Гадство…       Позвонил Егоров. Пришлось идти на очередные переговоры с «Рейцигом». Потом Лара пришла с ужасными цифрами по производству детского питания. Неужели и тут провал? Потом ругался с сисадмином, рядом сидел довольный Зверев и грел уши. После — презентация была у рекламщиков… и всё это время в башке Лёнька за штурвалом яхты. Названия яхты, да и тип не виден. Понятно только, что Лёнька не позирует, а действительно рулит…       Как мне поступить? Прийти в «Отвёртку» или в «Колибри» и сказать ему, что всё понял, всё знаю… Так он потребует аргументировать… Я могу предъявить ему только фотки для Савушей. Он возьмёт и признает этот факт. Скажет, что это «месть твоей семейке»… И дальше? Я ему буду намекать, что он трахал меня? Что я хочу услышать? «Да, прости, это был я… люблю-немогу!..» И посоветоваться не с кем.       Что, если действовать как с Нойманом-младшим? Предстать перед ним внаглую…       Позвонил в «Колибри» — Лео сегодня не работает. Значит, в «Отвёртке».       Заглянул к дяде Валере. Его нет на месте. Тупо вышел в туалет? Да и пофиг… На его столе тот самый конверт со считалкой. Забираю. Обращаю внимание на включённый монитор. Сайт наших партнёров — французов, которые отзывают договор... «Подгнило что-то в датском королевстве... Распалась связь времен...»**       Уже в коридоре встретил Валеру, потряс значительно конвертом, он устало махнул рукой. Плохо выглядит.       Мишка Бомко расстроился, что я не взял его с собой. Видать, приглянулась ему «Отвёртка»…       — Вам столик или к бару? — Девчонка другая, жгучая блонди, но с чёрными губами.       — К бару, я ненадолго! — Вижу, что за стойкой с кем-то смеётся он. Мой пупс. Он в драной футболке, но с накрахмаленным фартуком поверх. Волосы намешаны беспорядочной соломой с завиточками, на оголённом рельефном предплечье шипованные браслеты, штук десять. На шее платочек с черепушками. Да, в лице есть что-то неестественное, нарисованное, кукольное. Возможно, это всего лишь предубеждение.       Присаживаюсь с краю. Машу бармену. Он увидел, глаза забегали… Узнал! Мгновение. Взял себя в руки. Смело подходит. Выгнул бровь, но не в удивлении… Он флиртует? Он уверен, что я НЕ в курсе…       Я достаю из кармана розовенький конвертик со считалочкой и пододвигаю ему. Лео чему-то кивает, берёт. Уверенно вскрывает… Читает.       — И?       — Леонид, вы это оставили для меня… пару дней назад.       — Рили? — Он надул губы и взмахнул ресницами. С-с-ука!       — Абсолютли! — Я тоже похлопал глазками.       — И что же вам налить в память об этом событии? — Он тянет время? Уходит от ответа? Но смотрит открыто, прямо в глаза. — Могу предложить шот «Амиго»: калуа, сливочки, текила. Да, дорого, но вы же деньгоспособны? — вытянул губы в трубочку, чмокнул в воздух.       Блядь! И что я должен говорить? Что разочарован? Что Тим был прав, говоря про правду, что она всегда нежеланна, не к месту, поперёк твоих представлений.       — Лео, так тебя зовут теперь? Если ты ещё раз посмеешь… посмеешь…       — То что? — Хамская улыбка. Неужели меня целовали эти губы? Рассматривали эти глаза? Трогали эти пальцы… А что ты хотел? Чтобы это был Джуд Лоу? Или кто там у тебя в списке номинантов?..       — Налей мне кайпироску. Две!       — Не вопрос…       Он режет лайм… свысока сыплет сахар, давит мадлером. Кидает кубики льда, льёт водку, облизывает губы.       — А-а-а-тличный выбор! Пятьсот рупий! — И опять финт ресницами и наглый взгляд.       Что ему отвечать?       А-а-а…       Шот на то и шот, чтобы выпить одним глотком. Двумя глотками.       Собираю себя, ударенного водкой в мозг.       — Благодарю! — кидаю десять евро. — Надеюсь, мы больше не увидимся!       Оставляю конверт со считалкой на стойке. Освобожден!       Конечно, буду думать. Вспоминать.       Не-е-ет. Теперь я свободен. Теперь он знает, что я знаю. И я знаю, что он знает, что я... Но какой артист!       Или я идиот? Я ожидал увидеть в его глазах испуг и любовь. А в них презрение.       Я сел в «хёндай».       Или это всё-таки не он? Если им движет месть и ненависть, почему не требовал выкуп после второго раза? Почему никому не отправлял видосы? Почему терпел и когда нассал на него, и когда раздирал его спину? И опять прав Тим... Почему он был нежен?       Лёнька слил мои невинные фотки из «Колибри», провозгласив, что я — пидорас. Хлипкое доказательство. А ведь у него есть гораздо более горячие и неопровержимые кадры...       Или я напридумывал себе таинственного, одержимого мной похитителя? Или мне просто привиделась любовь и страсть в его дыхании, поцелуях, касаниях... Может, это не страсть, а злость? Может, он гадко лыбился, когда я вдруг стал ему отвечать? Может, это не нежность, а сознательное совращение?       Мишка молчит.       И я молчу.       Он удивительный.       Он профессионал.       Он просто профи.       Он водитель мечты…       — Давай домой.       Водитель мечты молчит весь путь. И только перед самыми воротами:       — Бар за портретом вашей матушки… ну, на всякий случай. И это... сигнализацию-то включаешь на первом этаже? Включай! И звони, если чё...              Запираюсь на тысячи замков. Впрочем… зачем?       — Бля-а-адь! — Я бахнулся посреди этого ёбаного фойе. Стянул с себя галстук. На потолке ничего, удавиться будет проблемно. Знакомая с детства золочёная лепнина. Впереди… зачехлённая анфилада, упирающаяся в икону, прости Господи, Николая Чудотворца. Там была «женская» половина дома. Прямо как в домостроевские времена. Слева лестница. В ад! Шесть ступеней... поворот... и ещё шесть. Чёртова дюжина! Благочестиво и иерархически устроенный ад! Именно там, на втором этаже жили мои детские страхи и отцовские интермедии, там я слушал их всё детство. А ещё там бар. Точно!       Ну, держись, отче! Я иду к тебе, Chateau Margaux…       Мамочка на портрете очень красивая.       За холстом тупо дверки. Плим-плим… и они отворились. Н-да, мой отец — любитель элитарного винчера. Но я буду крайне избирателен! Вот она, бутылка с серенькой, непримечательной этикеткой. 1983? Мишаня? Я прав? Надеюсь, пробка не рассыплется! Штопор…       Пью прямо из горла. Отлично же! Ничего так…       Хм… на текиле Gran Patron, зацепленный кольцом на горлышке, болтается какой-то ключ. Всяко от сейфа! Я варварски выпиваю львиный глоток из дорогущей бутылки. И я знаю, где сейф! Он в полу под самым креслом того, о ком нельзя говорить… тс-с-с…       Здесь деньги. Драгоценности. Мамино ожерелье с рубиновым сердечком…       Надеваю на себя. Застёжка дурацкая… золото, блядь… Мне идёт!       Подмигиваю отцу в отражение стекла его фотографии.       Надо открыть эти затхлые шторы, а то темно. Вино путёвое, респект, папуля! Жаль, что нет второй бутылки...       Что ещё в сейфе? Документы, дряхлые письма, паспорта… даже мамин... Фотки какие-то… Ржака… О, мой спортивный пистолет... Vicing МР-446... Вино зачётное. ____________________       * «Decanter» — старейший экспертный винный журнал Великобритании, издаётся только на английском языке.       ** Крылатая фраза из трагедии «Гамлет» Уильяма Шекспира.