Катюха- дура.

Так странно, но эта простуда все меньше походила на нормальную простуду. Теперь меня не мучил жар, меня больше не рвало. Прошло еще два дня, осталось еще пять. И я прекрасно понимала, что испортила отдых всем, ибо кто-то непременно оставался со мной, чтобы, если вдруг мне вновь станет плохо, помочь. Олеся Юрьевна переживала, кажется, больше всех. Ну, ее можно понять, она ведь ответственная за нас всех, и если со мной случится что-то ужасное, отвечать придется ей. Мне нравились тихие вечера, когда в домиках горел свет, пахло дымом, иногда барабанил дождь. Арина пока что переехала к девочкам в соседний домик, на это настояла Олеся Юрьевна, сказала, что так будет правильней, не хватало еще, чтобы и Арина слегла. Так что весь домик был в нашем распоряжении. Мое тело ломило, я не могла встать, но уже не бредила, кошмары тоже перестали меня мучать. Возможно, из-за того, что рядом со мной спала женщина, от которой внутри меня кипела кровь. Вечером сегодняшнего дня Олеся Юрьевна зашла в домик, держа в руках толстую книгу. Я сначала подумала, что она решила узнать, что за гадость прицепилось ко мне, но потом, когда женщина села рядом, поняла, что это не медицинский справочник. На обложке книги был изображен лев, красные буквы снизу были изогнуты, составляя слово «Нарния». - «Хроники Нарнии»? Решили вспомнить детство? – тихо спросила я и улыбнулась. - Нет, решила почитать тебе, а то ты лежишь весь день, ничего не делаешь, так же и со скуки умереть можно. Ты же не против? Мне кажется, что подобные книги должен прочитать каждый, они помогают на время забыться, отдохнуть от всех проблем реального мира. - Я не против, я люблю эту книги. Вернее сказать книги, их же семь. - Отлично, тогда двигайся, Динка-мандаринка, - она легла рядом и начала читать. Она читала тихо, ее голос обволакивал все тело, мурашки бегали по всему телу. Я не заметила, как медленно начала погружаться в детские воспоминания, ее голос смешивался воедино с картинками в моей голове. Я вспоминала, как мама купила мне диск с фильмом, снятым по второй книге, как я пересматривала его каждый день и плакала каждый раз, когда Аслана убивали. Я знала, что он оживет на рассвете, но все равно плакала. Мама уже просто смеялась надо мной, так же, как и папа. Диск в конечном итоге у меня забрали. Я просила вновь его включить, мама спрашивала, буду ли я плакать в этот раз, я кивала и говорила, что не буду. Но в результате все равно захлебывалась слезами. - "Ну и огромный шкафище! - подумала Люси, раздвигая пушистые шубы и пробираясь все дальше и дальше. Тут под ногами у нее что-то хрустнуло. - Интересно, что это такое? - подумала она. - Еще один нафталиновый шарик?" Люси нагнулась и принялась шарить рукой. Но вместо гладкого деревянного пола ее рука коснулась чего-то мягкого, рассыпающегося и очень-очень холодного. - Как странно, - сказала она и сделала еще два шага вперед. В следующую секунду она почувствовала, что ее лицо и руки упираются не в мягкие складки меха, а во что-то мягкое и холодное. Еще через мгновение она увидела, что стоит посреди леса, под ногами у нее снег, с ночного неба падают снежные хлопья. Люси немного испугалась, но любопытство оказалось сильнее, чем страх. Она оглянулась через плечо: позади, между темными стволами деревьев, видна была раскрытая дверца шкафа и сквозь нее - комната, из которой она попала сюда (вы, конечно, помните, что Люси нарочно оставила дверцу открытой). Там, за шкафом, по-прежнему был день. "Я всегда смогу вернуться, если что-нибудь пойдет не так", - подумала Люси и двинулась вперед, - читала Олеся Юрьевна.* - Олеся Юрьевна, - тихо перебила ее я. - Что? – она погладила меня по голове. - А вы как относитесь к однополой любви? – странный вопрос, возникший из неоткуда, смутивший, скорее меня, нежели ее. - Ох, ты ж, какие вопросы, - она приподнялась. – Знаешь, я не думала над этим. Все люди, и все имеют право любить и быть любимыми. Это дело каждого, и я не вправе осуждать их или ненавидеть. А почему это тебя так интересует? - Не знаю… - пробубнила я и укрылась одеялом с головой. - Ты влюбилась в девочку? – Олеся Юрьевна стянула с меня одеяло и погладила по плечу. – Ты можешь рассказать мне, если хочешь. - Нет… Я не влюбилась… Просто интересно стало… Просто столько людей, кто ненавидит гомосексуалистов, - боже, это даже не чувство неловкости, это чувство стыда и кретинизма. В общем, потом мы вернулись к чтению, закончив лишь к часу ночи. Мы вновь спали вместе. Но я не могла заснуть, меня терзали дурные мысли. И зачем я спросила ее об этом? Какого черта мой мозг так меня предает? Разве я не выдала себя с потрохами? У меня же на лбу написано, что я влюблена. На лбу написано, что я влюблена именно в нее. Прям бегущая строка с подсветкой и звуковыми сигналами. Эй, она маленькая девочка, что сходит по тебе с ума! Смотри на нее! Я встала, походила по домику несколько минут и набрала маму. Да, я понимала, что такой звонок скорее напугает ее до полусмерти, и меня просто сегодня же заберут домой, так что начать разговор стоило с нейтральной темы, сказать, что я просто очень соскучилась, тогда она не будет так волноваться. - Да, солнышко? – трубку взял папа. – Что случилось? - Это, я просто соскучилась, и мне не спиться, вот и позвонила. А где мама? – я пыталась говорить как можно спокойнее, не вызывать никаких подозрений. - Мама уехала, вчера, дела у нее за городом, я не интересовалась, сама понимаешь. Она же наговорит кучу информации, а мой мозг ее еще три недели фильтровать будет, чтобы понять. Выпей снотворного, почитай книжку, Дин. Позднее время, нужно давно уже спать. Как твои дела? Получаешь удовольствие от поездки? – я посмотрела на спящую Олесю Юрьевну. Футболка слегка задралась вверх, волосы были разбросаны по подушке, губы слегка приоткрыты. - Конечно же, я получаю удовольствие, - засмеялась я. – Ладно, я попробую уснуть, спокойной ночи, я люблю тебя, - я сбросила вызов и улыбнулась. Боже, я чувствую себя такой испорченной, грязной и неправильной. Вот о чем я думаю? Она же учитель, взрослая, красивая. И явно натуралка, хотя я сама толком не знаю, кто я. Я - запутавшийся в своих чувствах и эмоциях подросток. Я – сошедший с ума человек, желающий женщину, даже толком не зная ее. Я – тот, кто не может признаться даже самой себе. Я – пустое место, есть сотни, тысячи более приятных внешне и внутренне людей. Хватит терзать себя, нужно хоть что-то сделать, хоть маленький шаг навстречу или же нет. Я легла рядом с Олесей Юрьевной. Я долго смотрела на нее, касалась руками ее щеки. А затем пододвинулась ближе. Ее губы были так близко. Мне вновь сносило крышу, они действовали на меня, словно наркотик. - Я люблю вас. Или же влюблена. Я запуталась. Мне страшно, и я больше никогда не смогу вам этого сказать, мне не хватит сил и уверенности в себе, - я поцеловала ее в губы, ее дыхание опалило кожу. Я просто впилась в эти губы, мне не хотелось останавливаться. Но пришлось, ибо Олеся Юрьевна начала постанывать во сне. Я быстро отвернулась от нее, закрыла глаза и притворилась спящей. Через несколько минут Олеся Юрьевна проснулась, она потрогала мой лоб и, убедившись в том, что у меня нет температуры, встала, оделась и вышла из домика. А мне казалось, что я зря сказала это, зря поцеловала ее. Вдруг она не спала, вдруг… * простите за это цитирование, но я так люблю этот момент в книге, что не удержалась)