Катюха- дура.

Все тело тряслось от холода и сырости, одежду вряд ли уже можно было отстирать от этих пятен. Я сидела, облокотившись о ствол дерева. Мои мысли были похожи на кашу. Зачем я что-то сказала? Зачем я сделала это? Я знаю, что мучая себя вопросами, я ничего не добьюсь. Но меня душила паника, мне казалось, что кислород просто перекрыли, и что у меня не будет больше возможности нормально дышать. Мне казалось, что в один из таких дней, когда меня вновь атакует паника, я реально задохнусь. Может, это были лишь глупые предположения, а может, я просто слишком впечатлительна, и Олеся Юрьевна ничего не скажет, может, она сделает вид, словно ничего не было. В любом случае, даже на эти мысли мне требовались ответы, мне нужна была информация. Я не думала, что я могу так просто подойти к человеку и в лоб задать ему подобный вопрос. Это казалось для меня дикостью. Чьи-то шаги отвлекли меня от моих размышлений, тяжёлое дыхание - кто-то совсем рядом. Я вскочила на ноги, ожидая чего-то ужасного. Но это была Олеся Юрьевна. И как только она смогла найти меня в этом лесу? Она смотрела на меня все так же, как смотрела несколько дней назад. Она смотрела на меня взглядом, полным тепла и страха за меня. - Олеся Юрьевна? - это все, что я могла сказать тогда. - Ты явно не ожидала меня больше увидеть, - тихо ответила она и села на землю. – Зачем ты убежала? Чего ты испугалась? Того, что я откажу тебе, рассмеюсь, выскажу что-то ужасное в твой адрес? Чего ты ждала? Ведь убегая от этого разговора, ты делаешь лишь хуже. Я не хочу говорить о том, что это ненормально. Нет, не в том плане, что однополая любовь – ненормальность, а в том, что любовь между учителем и ученицей – она не может быть нормальной для меня. - Вы боитесь? Или я не для вас? – я лишь села рядом с Олесей Юрьевной, вдыхая влажный воздух. - Ты – самая прекрасная девушка, с которой я когда-либо была знакома, поверь мне. Но да, я боюсь. И нет смысла врать тебе, ибо вранье никогда не приводило к чему-то хорошему. Ты нравишься мне с первого дня нашего знакомства, юная художница. Ты так мило улыбалась и смущалась. Послушай, глупо говорить шаблонные фразы психологов о том, что все это пройдет, ведь я понимаю, что бывают разные ситуации, и редко когда это все проходит, а если и проходит, то безболезненно. Просто я не хочу делать тебе больно. Мы едва знаем друг друга, мы едва способны понять наши чувства. Но то, чего я точно от тебя хочу, так это того, чтобы ты перестала бегать от всего этого. Я попытаюсь, правда. Попытаюсь сделать все, чтобы тебе было хорошо. Но я не могу, не могу точно сказать то, что давно зрело где-то в подсознании, - она замолчала, ее грудь тяжело вздымалась, я слышала частые, короткие всхлипывания. - Я знаю, что это все странно, что все это вряд ли можно объяснить, но я действительно люблю вас, и я хочу, чтобы вы тоже признались в этом, чтобы вместе бороться со всем ужасом, который может нам встретиться. Мама часто говорила мне о том, что за свое счастье нужно бороться. Если честно, то никто, кроме Арины, не знает, что у меня две мамы. Моя мама была ученицей, и она тоже полюбила своего учителя, да, их отношения были сложными, я знаю. Но сейчас они вместе, и они счастливы. Мой папа, простите, так я зову свою вторую маму, всегда был стеной для нас. Вот что значит: « Я и баба, и мужик». Просто пойдите мне навстречу, я прошу вас, Олеся Юрьевна. Я никогда никому не говорила ничего подобного, и мне так сложно говорить внятно и при этом не полный бред. Я люблю тебя, Леся… - последнее предложение в моей, как мне казалось, не очень уж и содержательной речи далось мне так сложно. Ее рука сжала мою, я подняла на нее давно уже мокрые от слез глаза и улыбнулась. Мне хотелось, чтобы сейчас, в этот самый миг она сказала мне, что будет бороться. Но она молчала, она просто смотрела куда-то сквозь стволы деревьев, сквозь темноту. И мы просто молчали, кажется, высказав все, что хотели. Но я все еще была без ответов, без чего-либо, и это злило и пугало меня с такой силой, что хотелось встать и уйти, сказать, что все слова – ложь. Но я понимала, что все слова, сказанные мной сейчас, не были ложью и не могли ею быть. Я понимала, что молчание лишь отдаляет нас, лишь делает больнее. Нужно было что-то сказать, что-то сделать, но я все еще ждала чего-то от Олеси Юрьевны. - Я тоже тебя люблю… - тихо ответила она спустя час молчания. Сейчас, когда я услышала эти слова, я поняла, что ответы больше не душат меня, что одного этого предложения было достаточно, чтобы убить любые дурные мысли у меня в голове. Я лишь прижалась к Олесе Юрьевне еще сильнее и поцеловала ее в щеку. Щека была соленой от слез, и только сейчас я поняла, что больно было не только мне. Лаборантка коснулась холодными пальцами моей щеки, провела большим пальцем по губам и поцеловала. Нежный, едва ощутимый на губах поцелуй заставил меня парить где-то над облаками. Олеся Юрьевна начала целовать мои щеки, лоб, целовать закрытые веки. Она коснулась губами моей шеи и остановилась. - Мне страшно, Дина, но я готова терпеть все выходки судьбы, потому что люблю тебя. Я бы назвала все это – любовью с первого взгляда. Я никогда в нее не верила, считала, что ее придумали одинокие женщины, которым за сорок, или же слишком молодые и глупые девушки, у которых просто шалят гормоны… - я вновь поцеловала ее. - Не портите момент вашими умными высказываниями, - засмеялась я. - Так и будем морозить попы здесь? Или все же пойдем в лагерь? – она погладила меня по голове. - Да, стоит пойти в лагерь, я уже ног не чувствую. - Только одно условие: давай не будем торопить события, хорошо? – она помогла мне встать. - Да, конечно, - ответила я. - И никаких «вы» больше, идет? Я еще не так стара, - она обняла меня за плечи, и мы пошли в сторону лагеря. - А что подумают дети… – начала было я говорить в шутку, но меня заткнули губы Олеси Юрьевны. - А что дети? Поверь мне, твои одноклассники намного озабоченней, чем я и ты вместе взятые, им все равно. Идем.