Ледяные оковы

      Кетрейр Лиррвольский ни разу в жизни не изъявлял желания посетить негостеприимный ледяной Льорд, но обстоятельства, с которыми стало невозможно более мириться, к этому его в конце концов вынудили. И дело было даже не в давних врагах, вампирах, донимающих всех своих соседей, а в заполонившей реки, мелкой и пакостливой нечисти. Стоило оборотню подойти напиться, как русалки утягивали его на дно, а даже матёрые волки в воде относительно беспомощны...       Срочно требовались колдуны из Льорда для призыва холодов. С приходом зимы русалки уплывали в далёкие тёплые моря, а прочая мелкая нечисть закапывалась в ил. Внезапно же сковавший реки холод способен убить кого угодно, для того-то в леса, скрипя от бессильной злобы зубами, и зазывали высокомерных чужаков. Но те все никак не решались на рискованную поездку, и окончательно раздосадованный их вежливыми отказами Кетрейр собрался в долгий путь сам. На желающую увязаться следом стаю пришлось сорвать голос, и теперь огромного тёмно-серого волка, трусящего по тающим снегам Льорда, сопровождали лишь с два десятка лучших бойцов да несколько самок. Отряд из одних мужчин мог вызвать подозрения, хотя многие знали, что волчицы силой едва ли уступают противоположному полу.       «Стой!» — хрипло рявкнул Кейрр. Стая замерла, чутко оглядываясь. Какая-то самка трусливо прижимала уши к по-детски пушистому загривку, и вожак мысленно отметил, что надо её как-нибудь хорошенько проучить, иначе потом хлопот не оберёшься.       От мрачной крепости отделилась крошечная фигурка, тут же утонувшая в первом же сугробе, и принявшаяся отчаянно разгребать его руками. Надо же, кого поставили в охрану... гномов!       Но почти тут же оборотень приметил и мага, неслышно появившегося на стене крепости. Ага, вот это уже куда серьёзней.       — Вы из чьих будете? — пропищал карапуз, поняв, что дальше не проберётся. — Оборотни, али всамделишные волки? Дедов с двустволками на вас нет. А ну кыш!       — Они не могут заговорить, — подал голос колдун, не отрывая взгляда от напрягшегося вожака, — эй, вышлите посла, господа оборотни! Мы впустим его, дадим превратиться, а затем побеседуем с ним. Всю стаю пустить не можем.. Ба! Да это ты, что ли, Кейрр? Вот не узнал так не узнал… Откуда такой шикарный шрам? Гам, впусти их.       — Как бы не так! — пропыхтел гном, закатываясь обратно и запирая за собой крошечную дверцу внизу ворот. — Может, ты хочешь, чтобы нас всех сожрали!       — А не надо было мои туфли к потолку примораживать, как только ухитрились, коротышки… Это гости нашего короля, отпирай, красноносый, не морозь волчьи лапы! С ними король, пеньковая дурь!       — Ага! Ну тогда они точно меня сожрут…       Пришлось Шильпаке спускаться и самолично с руганью отпирать тяжёлые ворота. Гномы за это время успели разбежаться и попрятаться, да и остальные обитатели крепости поздороваться с гостями не спешили. Жалко поскуливающая от ужаса собака забилась в конуру, лошади в стойлах беспокойно переступали ногами и фыркали. Магу и самому стало не по себе, когда мимо него уверенно и бесшумно заскользили серые быстрые тени. Кейрр знал, где находится домишко с нужными вещичками и вёл стаю без боязни подставы. Чутьё говорило ему, что здесь безопасно, и ничего, кроме проделок гномов, гостям не грозит.       Славную волчью шубку, шитую из задушенных врагов, Кетрейр накинул прямо на голое тело. Штаны, правда, отдавая дань приличиям (а вдруг в крепости присутствуют дамы), пришлось натянуть. Да и расшитые бисером сапоги, чтобы ноги не мёрзли. Не заботясь об остальных и не прикидывая, всем ли хватит одежды, оборотень вышел и крепко пожал руку мнущемуся возле крыльца продрогшему Шильпаке.       — С прибытием, ваше величество, — приветствовал колдун, ухмыляясь в бороду, уже вознесясь мыслями в дружескую пирушку, которую устроит в честь прибытия знатного гостя.       — Да брось. Ты единственный нормальный колдун, владеющий магией льда… которого я знаю. Просто Кейрр. Но сам понимаешь, людям надо иногда показывать мое положение. Иначе они нас не примут. Мы слишком разные.       — Это повод… — прочувственно заметил знакомый, восхищённым взором провожая приодевшуюся самку, безо всякого стеснения идущую босиком по снегу, — … это надо как-то отметить. А ей не холодно?       — Пока что нет. Слушай, я бы не советовал. Эти волчицы впервые в людях. И поиск пары для них — нечто серьёзное. Потом не отпустит, пока не выкормит детёнышей.       — Ох… Так поэтому ты до сих пор холостяк?       Кетрейр лишь фыркнул и хлопнул колдуна по спине так, что чуть не сбил с ног.       У толпящихся возле дверей обеденной гномов вид короля оборотней вызвал противоречивые толки. Кое-кто заявлял, что незачем отращивать такую длинную тёмно-серую косу, лучше отпустить бороду лопатой. Другой твердил, что бородатый волк — создание нелепейшее. Куда девается после превращения коса спорщики так и не решили, но сошлись на том, что оборотень, пусть и не привлекателен, бабам весьма люб чем-то эдаким. То ли выпуклым заумным лбом, то ли золотистыми хищными глазами и задорным дерзким оскалом, то ли чем-то неуловимым и бесстрашным. О том, что женщин может привлекать сила и красота могучего тела в самом своем расцвете лет, гномы, не обладающие ни тем, ни другим, додуматься не могли.       — А почему не нацепил свои безделушки? — глядя на охотно поглощающего угощения Кейрра, поинтересовался Шильпаке. Друг — это хорошо, но сытый друг, особенно если он оборотень…       — Потом, — отмахнулся тот, — успеется. Пока послы известят о моём прибытии, пока Элрих встречу подготовит и позволит притопать… Последние две недели мы бежали почти без роздыху. Мне стало не по себе. Совсем отвыкли от людей. Одичали. Это хорошо, что нас не сразу во дворец. Эй, выше нос! И не вздыхай. Не съем я твоего жилистого короля.       — Но магов он не даст. Или пошлёт каких-нибудь оболтусов-подмастерьев, которые по дороге друг дружку уничтожат.       — Он ведь женился…       — Ха! Думаешь, это что-то меняет? Нет, королева там роли не играет. Всё у нас по-прежнему. Такой же беспросветный мрак. Народ ждёт, что её величество родит наследничка, а я вот что думаю. Ну, родит, и что? Его вырастят таким же бездушным и хладнокровным уродом. И всё тут.       — Ох, договоришься ты когда-нибудь, — покачивая головой, пообещал Кейрр, — даже у нас в лесах так о королях не отзываются. Хотя и мы об их политике невысокого мнения.       — Да я б… — малость захмелевший Шильпака начал заикаться и теряться в крамольных мыслях: — Ух, как бы я порезвился в ваших лесах! Травка, цветочки, ягодки…       — И голые девки из-за деревьев выскакивают… Мда, красота. А мне здесь хорошо. На меня там молоденькие самки вздумали охоту устроить. Вроде бы не весна, а пройтись невозможно.       — Давай меняться! Ты… ик! Тут отдохнешь, а я у вас речки моросить буду… и там… волчат выращивать… ик!       — А ты ничуть не изменился. Кто ж тебя к нам отпустит? Служба, белый брат, не шутка. Хотя попробую у короля отпросить...       Снаружи отчаянно взвизгнула и затихла собака. Гномы, бросившиеся к окнам, вновь укоризненно зашептались. Их общая любимица валялась на снегу бездыханная, а к крыльцу двигалась прихрамывающая босоногая волчица, оставляя за собой россыпи алых капель.       Красавец-посол вел себя куда тише, осторожно поглаживая дрожащего коня и что-то успокаивающе шепча ему на ухо. Едва ли это было «я не съем тебя, ты еще не отъелся хорошенько». Скорее, обратное, если принять во внимание мечтательное выражение лица. Гномы, которые уже знали, что гости в крепости задержатся, приуныли. А другие наивно радовались. Пока.

***

      Приготовления во дворце начались на следующий же день после того, как Сольфина подслушала разговор короля с матерью о приезде необычных гостей. Престарелая королева, вопреки ожиданиям, приняла деятельное участие в хлопотах, хотя с постели её поднимало лишь что-то весьма значительное. Ноги уже не держали королеву-мать, и её носила по залам на специальном кресле четвёрка сильных лакеев. Свита же у бедной женщины давно поредела, и каждый день один из медиков заходил к ней, проверяя, не преставилась ли дворцовая долгожительница.       Однако, несмотря на всё это, Элрих матери благоволил, что вызывало искреннее недоумение. Обычно правители опасались старушечьих интриг и отсылали паучих в далёкие загородные замки, где те и умирали в совершенном забвении. Но король выказал неожиданную сентиментальность и родительницу не обижал. Называл старуху «матушкой», наградил петлёй некого медика, предложившего «безболезненный уход».       Хельсиорра была вынуждена относиться к почти выжившей из ума королеве Аненвель с благоговейным почтением. Визиты к ней стали сущей пыткой — старуха с первого же дня невестку люто возненавидела. Она обожала, в прямом смысле этого слова, своего ненаглядного сыночка, и как-то интуитивно чувствовала разлад меж «молодожёнами».       — И продолжай пить сок выжмухи, — твердила Аненвель, не обращая внимания на слуг (в языке «благородных» те не разбирались), — очень полезно для здоровья. Особенно для желудка!       Молодая королева прекрасно понимала, для чего выращивают это ядовитое растение, при употреблении в небольших дозах приводящее к бесплодию, но кивала покорно, зная, что её распутные служанки с превеликим удовольствием присланный ввечеру напиток используют по назначению. Сольфина, к удивлению Эльси, не присоединялась к церемониальному распитию, что навевало грустные мысли. Былое наличие мужа и вереница любовников на жизни единственной верной подруги никак не отразилось. Она по-прежнему оставалась бездетной, хотя при виде каждой милой девочки фонтанировала восторгом. Стало быть, в этом нездоровье кроется суть её яростного невидимого вызова всем правилам и приличиям?       После обеда Хельсиорра была вынуждена присутствовать на смотре, встав на памятном балконе и со смешанными чувствами глядя вниз, на ряды одинаково безличных чёрных шлемов. Среди этих жестоких, скованных сверкающими доспехами убийц, выделялся лишь гарцующий на коне принц Гэмрет, одетый более богато, с прикреплённым пышным плюмажем. Сильный промозглый ветер, несущий затхлый дух подтаявших сугробов, пытался запутать всех выбравшихся из укрытия людишек их же одеждой, изредка роняя на плечи то ли снег, то ли дождь, то ли слёзы бессильной злобы.       Королева беспечно, но как-то стыло улыбалась, и Элрих, с некоторых пор начавший её замечать, решил, что она начинает осваиваться на новом месте. Деймонда сегодня не было, зато присутствовала напряжённо следящая за невесткой «матушка», замотанная в меха, как в плесневелый кокон.       — Могущественная армия. Весь мир преклонится перед ней. А та его часть, что не преклонится, будет уничтожена, — кладя холодную ладонь на тонкие пальчики Хельсиорры, обыденно произнес Элрих.       — Вампиры действительно страшны, — безбоязненно возразила та, — хотя армии у них нет.       — Дезорганизация их и погубит. Все эти твари будут уничтожены. До последней.       Она поверила, заглянув в его глаза, и поняла, что хоть в чем-то порабощенный мир будет ему благодарен. Впрочем, последующие слова испортили волнующую приятность предыдущего обещания.       — Оборотни, ведьмы — вся нечисть будет сожжена. Мир очистится от грязи и возродится новая цивилизация, сильная, стремящаяся к саморазвитию. Люди научатся делать всё без магии. Каждый сможет построить свою жизнь, каждый получит то, что заслужил. Другая жизнь…       «А как же я, дорогой мой супруг? — с застывшей улыбкой разглядывая смотрящего куда-то вдаль Элриха, беззвучно спросила Хельсиорра. — Я ведь та самая ведьма. Ты обещал нам, ведьмам, свою защиту, а на самом деле лишь на какое-то время притворился нашим другом? Чтобы мы не сговорились с твоим врагом? Раз ты не можешь любить и дарить тепло, значит ли это, что меня нужно сжигать? Я убью тебя первой, я не позволю тебе торжествовать…»       На губах короля, словно читающего её мысли, появилась едва приметная усмешка, и Аненвель ожесточённо откинулась в кресле назад. Улыбающиеся молодожёны, держащиеся за руки, выглядели вполне счастливыми.

***

      Даже гуляя по парку, Хельсиорра продолжала видеть обряженных во все чёрное, уверенно движущихся к цели солдат, но теперь они проходили мимо неё призраками, безликими и пугающими. Смотр действительно произвёл на неё впечатление, но совсем иное, чем на супруга. Королеву медленно поглощала ноющая тоскливая безнадёжность. Идти за спасением к Сольфине она теперь опасалась, зная, что ей нужно бороться с трудностями в одиночку. Деревья уныло кланялись Эльси, ветер вырывал из рук муфту. И всё в этом мире её ненавидело...       — Бездумное и глупое созданье опять тайком стремится на свиданье! — насмешливо продекламировал чем-то отдалённо знакомый голос. Обернувшись, девушка почти испугалась, увидев незнакомца в полумаске, небрежно прислонившегося к дереву, однако расслабленная поза мужчины её несколько успокоила, а осмысленные слова обидели.       — Вы знаете, кто я? — пытаясь говорить как можно строже, придав себе высокомерное выражение, спросила королева.       — Кто же не знает королеву мышек, прекраснейшую Хельсиорру Сифорскую, изменчивую как весенний снег!       — Так вы шут? Сравнение с грязным тающим снегом мне отнюдь не польстило. Отчего вы идёте за мной? Я хочу побыть одна.       — Нет, вы хотели увидеть меня. И этому есть одно неопровержимое доказательство.       — Какое же?       — Вы не можете оторвать от меня взгляда, моя королева.       То было верно. Она боялась отвернуться, не зная, чего ожидать от незнакомца, да и одевался он презабавно. Девушка впервые видела человека, наряженного во все белое, от сапог и до шляпки. Того же цвета были и маска, и волосы, и даже кольцо на пальце. Из чего такое могли сделать затейники-гномы — та ещё загадка.       — Кто вы? — всё же спросила она, уступив любопытству. Выглядел говорящий молодо, стоял уверенно и прямо, расправив широкие плечи. Едва ли он действительно шут, скорее знатный и очень нахальный дворянин...       — Ваш враг и в то же время друг. И совсем немножечко убийца.       — Богиня Варет! — тихонечко вскрикнула она, только теперь приметив обшитые белым бархатом ножны. — Так кто же вы всё-таки?       — Очарованный вашей красотой мужчина. Я влюблён…       — А по мне, так вы дерзкий безумец! Свидания мне назначает только супруг.       — Так вы любите его?       — А на этот вопрос отвечу только ему. Оставьте меня.       — Я ведь готов ради вас на всё, моя королева, одарите только откровенностью вашего преданного слугу. Я чувствую, что вы ждали меня. Того, кто вас выслушает.       — Так снимите маску!       Она даже остановилась, перестав убегать, и с едва скрываемым любопытством к нему обернулась.       — Не могу. Вы знаете меня и можете погубить, сказав о моей любви королю.       — Так вы не доверяете мне? — невольно улыбнулась девушка, едва надеясь на то, что у неё появился хоть один доброжелатель. Который, ко всему прочему, боится её саму больше, чем она его.       — Я верю в вас. И, зная вашу честность, разумно опасаться нахлынувшего раскаяния. Ведь это наше первое свидание…       — … и последнее, — не очень-то и весело продолжила Хельсиорра. Она прекрасно понимала, что это может оказаться ловко растравленной ловушкой, а рисковать ей нельзя. — Не вздумайте больше меня преследовать. Так будет лучше и для меня, и для вас.       — Если случится беда, то оставьте записку здесь… Вот здесь, в корнях этого дерева закопайте.       — ... даже если случится какая-нибудь беда. Забудьте о том, что видели меня. Прощайте.       Незнакомец не стал преследовать её, но до самого дворца Эльси то и дело оглядывалась, вспоминая о нём и втайне надеясь на новую встречу. Улыбка то и дело озаряла немного усталое бледное лицо королевы. Какие же приятные ей ставят ловушки!       Сольфина и сегодня выглядела нездоровой. На рассказ королевы о забавном чудаке отреагировала крайне болезненно, заявив, что это очередная ловушка и что никаких сомнений в этом быть не может. На робкие возражения ответила обидным смехом, в котором звенело такое напряжение, что Хельсиорра поражённо притихла. Впрочем, подруга почти тут же извинилась, обняв девушку и заверяя, что у неё все в порядке. Но даже непривычная ласка не избавила королеву от подозрений. И весь оставшийся день она не могла скрыться от неясной тревоги.

***

      Его величество имел неосторожную привычку заходить без стука и приглашения. Впрочем увиденное могло шокировать разве что ну очень стыдливую девицу, так как сомневающаяся в чувствах графа художница кроме осторожных объятий и нежных, всё ещё невинных ласк, ничего не позволяла. Почему-то Льорелл все никак не решался сделать ей предложение, хотя продолжал уверять, что от неё без ума. А раз без ума, то чего, собственно, не совершил непоправимую глупость и не привел бедную дворяночку к статуе Варет?       Поняв, что происходит в покоях, Элрих не засмущался, досадливо вздохнул, догадываясь, какая неловкая вышла ситуация, и поднял глаза к высокому потолку, украшенному пятнами каких-то взрывоопасных экспериментов графа. Как он и предполагал, первой опомнилась зардевшаяся девица.       — В-ваше величество… — протянула она, то ли падая в обморок, то ли пытаясь присесть в реверансе. В любом случае Льорелл не подгадал, бережно её поддержав. Но его пристальный взгляд уже пытался определить, в каком настроении важный гость. Выходило, что не в плохом, раз Элрих лишь молча махнул глупышке на дверь. Та попыталась ещё что-то сказать, но граф, припомнив случай с королевой, не очень-то и деликатно выпихнул любимую за тут же запертую дверь. Лишь после этого он почтительно поклонился и подошел ближе, чтобы поцеловать протянутую в знак прощения руку.       — Как и обычно, — хитро прищурив один глаз и разглядывая невозмутимого колдуна, протянул старик, — а ведь не какая-то там красавица. Или те уже покорены до последней?       Льорелл, не желая поддерживать щекотливую тему, как-то безразлично кивнул. Куда больше его волновала цель визита короля. Тот не заходил просто так, чтобы скоротать вечер.       — Только вы знаете мою тайну, граф, — издалека начал Элрих, с отвращением принюхиваясь к тонкому запаху каких-то цветов… или духов. — Мне не с кем посоветоваться, кроме вас. Вы знаете о моей ране, которая могла стать смертельной. И о той метке, которая осталась после моего исцеления. Что если королева, увидев её, посчитает меня марионеткой какого-нибудь могущественного колдуна? Она ведь ведьма и должна разбираться в подобных заклятьях. Когда я решил на ней жениться, то и думать забыл о памятном шраме. И лишь в брачную ночь я остановился возле ведущей в спальню двери, борясь с нерешительностью, боясь войти и угодить в ловушку, хотя создания, беспомощней этой девицы, я не встречал. Спустя несколько дней я убедился, что мои опасения были не напрасны. Эта тварь улыбалась! Я не мог понять её. То смотрит на меня, требуя внимания, то осторожно отнимает руку и избегает. Зная, что долго невозможно скрывать такую правду, как супружеские отношения, от злых языков, я рискнул войти к ней в темноте. Но королева оказалась на редкость несговорчивой. И теперь я не знаю, что делать. Что если в следующий раз эта кошка исцарапает мне лицо? Посоветуйте, граф. Вы великий знаток женщин. Что думаете о королеве?       — Ваше величество, будьте снисходительны к забавной вашей игрушке. Она ещё сама не знает, чего хочет, поэтому то улыбнётся, то испугается. Королева дичится всех мужчин и избегает даже меня. Если нужно, то устройте ей проверку, но я считаю, что в её покои никому не удавалось пробраться. Вы должны поблагодарить Варет за то, что вам прислали девицу. Хотя, если у неё на родине был жених… — заговорившийся граф осёкся, но король в задумчивости не заметил его развязности: — Впрочем, вот что я могу сказать. Узнайте её лучше. Проводите как можно больше времени вместе. И на время куда-нибудь удалите маркизу. Её присутствие делает обстановку более напряжённой.       — Нет, граф, я вовсе не желаю завоевывать благосклонность королевы. Мне нужно знать о ней. Ваше мнение. Передо мной она может быть какой угодно.       — Ваше величество, она такой ребёнок, что у меня не возникало даже мысли посягать на её невинность…       — Этого еще не хватало!       — Прошу прощения, у меня не появилось бы и в мыслях, это образное выражение. Она мила и все её коварство крайне забавно. Ваше величество, избавьте меня от тягостного поручения. Я едва знаю королеву и не могу за неё отвечать. Но у меня есть одна очень интересная идея...