***
Прошло два дня, ничем не отличимых от вереницы скучных будней, но мысли о неведомом друге Хельсиорру по-прежнему не оставляли. Как она жаждала того, чтобы незнакомец в маске оказался могущественным и знатным, но увы… Звучание в памяти слов Сольфины разбивало все её надежды. А как было бы приятно знать, что хоть кто-то в холодном Льорде тебе сочувствует. Пусть даже он бедняк. Эльси вспомнила доброго рыбака и мечтательно прикрыла глаза, воссоздавая в памяти его улыбку, сильный торс, теплоту рук… но королева-ведьма не должна грезить о маленьком домике на берегу моря. Она должна жаждать большей власти. Желательно, над всем миром. Королева прикусила губку и, вытащив дневник, на родном языке записала новое правило для создаваемого жуткого образа, списываемого, в основном, с обожаемого супруга. «Мечтать о власти над миром». Чуть позже «мечтать» было переделано на «думать», и перед «миром» добавилось многозначительное словечко «всем». Хельсиорра в тяжких размышлениях потёрла лоб и, не отпуская мысль, уставилась на колеблющуюся свечу. Какая-то служанка переусердствовала с топкой, и теперь в спальне было невыносимо душно. Пришлось открыть окно и предаться рассуждениям о тяготах жизни, хотя давно полагалось спать. «А Сольфина опять где-то пропадает», — невесело припомнила Эльси, небрежно ставя под кляксой размашистую подпись. Теперь загляни кто в её дневник, решил бы, что королева корпела над жуткими правилами в исступлении, скрипя зубами, то всё перечеркивая, то брызжа на ни в чём не повинные листы чернилами и... — Её величество почивает, — ворчливо прозвучало из-за двери. Оказывается, не только она не могла заснуть. Оставшаяся в покоях рыжая Беатриче отвечала так колко и зло, что не было сомнений в её вынужденном бдении. — Дело нельзя отложить. Вам знакома ведьма, что приехала вместе с невестой короля? Тут очень деликатное дело… о котором стоит помолчать. Кое-кто застал её за нарушением правил и намерен наказать, вот я и решил… — Идёмте! — распахивая дверь, оживлённо проговорила королева. Так как она и не собиралась пока что ложиться, в беспорядке были лишь распущенные волосы, кажущиеся в полутьме почти седыми. Украшения уже свернулись в ларчике, дожидаясь утра, и неудобные туфельки сменились более простенькими. Решительность, прозвучавшая в голосе девушки, заставила рыжую умолкнуть на полуслове, а посыльного — невысокого паренька, обрадовано кивнуть. — Я пойду одна, Беатриче. Оставайся здесь и никому не позволяй «тревожить мой сон». — Но ваше величество, возьмите с собой хотя бы молодого рыцаря Миорра Вольского. Пусть он молод и глуповат, но он вчера поклялся вам в верности, к тому же так пылко в вас влюблён, что даже Хозяину Ледяных Драконов не даст вас в обиду. — О, не беспокойтесь. Я и сама всё улажу, — так зловеще протянула королева, что больше возражений не объявлялось. Слуга нёс серебряный подсвечник с тремя свечами. Бледно-розовыми, обильно плачущими восковыми слезами. Он шёл впереди, показывая дорогу, хотя королева постоянно пыталась его обогнать, не в силах сдерживать тревогу. Что же верная подруга могла натворить? Наверняка это опять из-за неё! — Она в темнице, — останавливаясь перед какой-то невзрачной дверью, решил пояснить провожатый, отчего-то избегая взгляда королевы, — позвольте принести вам одежду. Придётся немного пройтись, а сегодня на улице сегодня холодно, и этот ветер... — Нет, я дойду и так, — почти без раздумий отказалась Хельсиорра, — не медлите. Парень покорно кивнул и, распахнув перед её величеством дверь, вышел вслед за ней в тёмный сад. Из мрака на подсвечник набросился холодный промозглый ветер, и огоньки заплясали, словно собираясь сорваться и улететь. Отбрасываемый ими свет так искажал лицо шагающего рядом спутника, что оно казалось то уродливой грубой маской, то бесстрастной скульптурой, то чем-то нереальным и пугающе-прекрасным. К огонькам потянулись корявые ветви деревьев, им подмигивала то и дело скрывающаяся за быстро мчащимися облаками луна, мрачно следили за их танцующими тенями тёмные провалы дворцовых окон. — Дальше мне нельзя, — останавливаясь, негромко заметил слуга, — вас встретят. Вы ведь не боитесь темноты, верно? — Почему это вам дальше нельзя? — изумилась Эльси, впервые заподозрив что-то неладное. Она подняла взгляд на проводника, но свет озарил странную усмешку, метнулся от легкого дуновения и погас, оставив королеву в темноте. Некоторое время девушка стояла, прислушиваясь к свисту ветра и едва слышным убегающим шагам, не зная, как ей себя вести, чтобы не уронить королевского достоинства, но затем решила, что так и надо. Раз Сольфина в беде, то её и без провожатых необходимо вызволить. Только, кажется, дамы говорили о том, что по ночам вокруг дворца рыщут злые собаки, готовые всех ночных гостей разорвать в клочья... «У меня есть огонь», — успокаивала себя Хельсиорра, шагая в указанном направлении, вздрагивая от малейшего шороха. Однако ни света, ни прочих признаков человеческого присутствия по-прежнему не было видно. Зато она явственно услышала очень подозрительный шорох и хруст сломанной ветки. В свете на мгновение выплывшей из-за серебристых облаков луны сверкнули два пронзительно жёлтых глаза, уставившихся на Эльси... но это была всего лишь ушастая сова. Девушка уже захотела повернуть назад: руки окоченели от холода, да и алое бархатное платье совершенно не согревало, однако беспокойство овладело ей настолько, что она уже не представляла, как можно сидеть в покоях, когда Фи, возможно, уже пострадала за неё. Наконец впереди замерцало что-то светлое, не очень-то похожее на огонёк, зато явно движущееся навстречу. Но как только Хельсиорра шагнула вперёд, кто-то очень сильный, беззвучно подкравшийся сзади, прижал её к себе, зажимая перчаткой рот. Испуганная ведьма чуть не вызвала со страху огненную саламандру, но вовремя поняла, что никто не собирается её никуда тащить. А если бы ей намеревались свернуть шею, то давно бы это сделали. Руки незнакомца, удерживающие девушку, вполне справились бы с подобной задачей. Свечение меж тем приближалось, и королева с трепетом осознала, что едва не угодила в более опасную ловушку. Об Убитых Льдом ходило множество легенд, и, судя по тем, даже тех несчастных, кто видел призраков издалека, как говорили древние сказания, ожидали крупные неприятности. В чём-чём, а в этом сомневаться было сложно, так как последние девушку преследовали и безо всяких там потусторонних существ, замораживающих дыханием. К счастью, Убитый Льдом не заметил прячущихся за деревом людей, но прошёл так близко, что они успели разглядеть некогда богатые одежды — а ныне призрачные их обрывки, светлые невесомые волосы, резкую черту губ и застывшие бельма глаз без радужек и зрачков. А вот когда жутковатый призрак скрылся из виду, Хельсиорру подхватили на руки и куда-то поволокли. Теперь она сумела разглядеть шлем на голове своего похитителя, но это открытие не радовало и не печалило, потому как предсказать, во что выльется эта встреча, не поручился бы даже Льорелл, прославившийся и на этом поприще.***
Королева пришла в себя возле ярко пылающего грязного небольшого камина, над коим висела ссохшаяся от жара кабанья голова. Кто-то набросил на оглядывающуюся девушку волчью шубу, и некоторое время ушло на освобождение от неожиданно щедрого дара. Сразу же после закутывания в мех, Эльси вновь принялась изучать обстановку и нашла, что всё не так уж и плохо, как можно было ожидать. Комнатка оказалась совсем небольшой, освещаемой лишь пресловутым камином да свечами, устроенными в плошках на столе. За единственным крошечным, к тому же ещё и запотевшим окошком различить что-либо оказалась невозможным, да Гэмрет как раз задёргивал шторку, брезгливо взявшись за более-менее чистый край. Хельсиорра некоторое время пыталась определить, действительно ли это герцог, но королевского сына выдавала горделивая осанка и изысканные манеры. К тому же плащи обычных солдат не были оторочены мехом, а шлем незаконнорожденного принца во многом отличался по форме. Кроме Гэмрета в помещении никого не оказалось, если не считать собаку, лениво дремлющую на истоптанном грязными сапогами коврике. Ну и немного смущала незаправленная постель, подле которой на столе красовались какие-то объедки и поблескивали треснутые стаканы. — Это сторожка для ночной стражи, — предупреждая вопрос, произнёс герцог, проверяя, хорошо ли заперта дверь, — молодцы обходят дворец, и, думаю, нескоро вернутся. Я удовлетворил ваше любопытство? Тогда сам кое о чём у вас вынужден спросить. Вы знаете, что ночью из дворца выходить нельзя? Куда вы спешили, оставив супруга? — Это допрос? Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, как воспитанница приюта благородных девиц, по ошибке отправленная в кабинет директрисы и не понимающая, за что и как её собираются наказать. Гэмрет не раз замечал, что причёски придают юным модницам женственности, а заодно и лишние годы. Хельсиорра же с распущенными волосами, без красок на лице и множества обязательных украшений, казалась совсем девочкой, такой невинной и беспомощной… — Да, — жестоко ответил он, прекращая расхаживать по комнате и становясь напротив королевы, — если это измена королю, то уже допрос. — Клянусь богиней Варет, я ни в чем не виновна! — тут же воскликнула Эльси, напуганная суровостью герцога. — Я всего лишь хотела выручить мою служанку, за которую я в ответе перед своей совестью. Эта честная душа пожертвовала ради меня всем… — Кроме вас и сопровождающего из дворца никто не выходил, — холодно отчеканил Гэмрет, сверля королеву взглядом сквозь прорези хищного шлема, — наши правила гласят, что вечером и господа, и их слуги — все должны возвратиться во дворец до его закрытия. Опоздавших уже не впускают. Кто известил вас о беде? — Какой-то странный посыльный, бросивший меня на половине пути. Он даже не предупредил меня о призраках! — Как он выглядел? Дальнейшее разбирательство велось на редкость скучно. Королеве пришлось осторожно упомянуть о «весёлом» характере Сольфины, на что зануда-герцог заявил, что столь распутным особам не подобает прислуживать королеве. Гэмрет не раз вновь начинал подозревать Хельсиорру в притворстве, но даже будь она лгуньей, разве хоть одна здравомыслящая женщина решилась бы пойти на встречу с любовником, зная, что по парку разгуливает Убитый Льдом? — Ваше величество, а вы согласились бы отправиться за служанкой, когда бы вас о призраке предупредили? — Разумеется! — подумав, оживлённо ответила та. — Быть может, мы с ним не столкнулись бы… А оставить человека в беде я не могу. — А убить? — Это… как-то относится к допросу? — дрогнувшим голосом спросила королева, затравленно оглядываясь на герцога. — Не знаю. Да, возможно. Но только в целях самозащиты. — Хорошо, тогда убейте меня, — надвигаясь на неё, как-то зловеще попросил Гэмрет. Вытащенный из ножен кинжал упал королеве на колени и был тут же схвачен тонкой крошечной ручкой. Однако замахнуться Эльси так и не посмела. — Ну же? — потребовал безумец, поднимая лицо девушки за подбородок, опасно приблизившись. Но на уставшую Хельсиорру насилие подействовало совершенно иначе. — Делайте, что хотите, — опустошённо прошептала она, — сколько можно издеваться над этим телом? Какая разница, в конце-то концов, кто овладеет мной? Будь то хоть король, хоть разбойник и убийца. Все равно я для всех лишь кукла без собственной воли. У вас хотя бы нет лица, внушающего мне столь сильное отвращение — вы прячете его. Так пусть. Я стану думать, что вас нет вовсе, что это «злое проклятье», которого мне не избежать. Ну и отчасти это станет местью королю, который думал, что в жены взял девицу… Жаль, что она оказалась лишена возможности видеть целиком лицо герцога, после можно было бы вспомнить его выражение и от души посмеяться. — Король ещё не заходил в вашу опочивальню? — Заходил. И с тех пор этого опасается. Я чуть не сожгла его. Хельсиорра вызывающе глянула на Гэмрета, но тот ей не поверил. — Он такого не прощает. И его месть оказалась бы более изощрённой, чем смерть от Убитого Льдом. — Напротив, в последнее время его величество ко мне очень любезен! — А вот это больше похоже на правду. Не завидую вам. Когда король добр и щедр — это знак того, что кому-то вскоре не поздоровится. Он очень радуется, придумывая козни. И очередного несчастного можно вычислить по сердечному расположению его величества. Если это, конечно, не граф Льорелл. — Но он не может убить свою законную жену! — Ошибаетесь, ваше величество, такие истории отнюдь не редкость и зачастую воспринимаются как дань традициям. — Стало быть, если я его отравлю, то это тоже будет дань… — А вот здесь следовало бы помолчать, — многозначительно заметил герцог, невольно оглядываясь по сторонам, — вот вы и оговорились. Допрашивать можно с применением физической силы, но куда эффектней совмещать действия со словами… Ошеломлённая королева молчала, все больше ужасаясь тому, что наговорила. Она призналась в том, что так и не стала женою короля! А потом поделилась своей ненавистью к нему, поставила под сомнение верность и в результате выдала свои тайные помыслы об его убийстве… — Бедное, наивное, но такое злое дитя, — отстраняясь, протянул Гэмрет, в задумчивости склоняя к плечу голову, — чем же вам так досадил супруг? Можете уже не отпираться... — Король ко мне добр, — опустошённо выдавила девушка, не в силах больше пугаться, но всё же опасаясь в очередной раз проговориться, — и я во всём стараюсь подражать ему. — И вы желаете ему смерти… — Да, — устало созналась королева, надеясь, что теперь всё кончится. Её отошлют в замок подальше, посадят в темницу, а потом совершенно случайно отравят. — Он мне глубоко противен. Да и вы тоже. Я словно бы попала с небес во мрак обители смерти. Еще год назад я и подумать не могла, что во мне вместо желанного дитя может зародиться столько ненависти. Я хотела стать хорошей покорной женой, заботливой матерью и мудрой соправительницей, но все эти грёзы были разрушены с первой же встречи. Он уже мёртв, ваш король, не способный ни полюбить, ни даже по настоящему возненавидеть. Элрих согласился на союз с Сифором из какого-то любопытства, даже каприза. И ему покорно доставили очередную игрушку. Да, на родине меня едва ли замечали — я не наследница престола, не любимая дочка. Даже не красавица. Ко мне не съезжались женихи со всего света, мне не делали предложения. И учителя-то едва уделяли мне внимания, а сёстры зачастую избегали… Но я жила. У меня всё-таки имелись подружки, служанки, которые невольно ко мне привязывались, собачки, моя белая лошадь Карши. Я могла петь, когда захочу, петь свободно, не боясь косых взглядов и толков. Никто не обсуждал каждый мой поступок, никто не испытывал ко мне ненависти. Провожая меня, многие плакали, а я тогда не понимала, почему меня так жалеют. Здесь холодно. Нет, не снаружи. Даже здесь, подле камина. Везде. Она замерла, не зная, как ещё высказать то, что накопилось за эти томительные дни, когда засыпаешь, надеясь на чудо, и просыпаешься опустошённой, не желающей расставаться с грёзами. Если бы не Сольфина, проявляющая к ней такое участие, если бы не она, то… Тепло, разлившееся по телу, заставило Эльси вздрогнуть от изумления — ни одна из служанок не прикасалась так к её волосам. Гэмрет гладил её, как маленькую плачущую девочку, без насмешки, едва дотронувшись, боясь невольно оскорбить. — Король умрёт, — так веско произнес он, что в это было сложно не поверить. — Он проживёт ещё долго, — с недоумением возразила она, поднимая взгляд на безликую маску. — Если кто-нибудь его не убьёт. — Нет, я не смогу, — покачала головой королева, — впрочем, и сама не знаю. С чего бы это вам утешать меня? — Видите этот голубоватый шрам? — поворачиваясь к ней профилем, требовательно спросил герцог, указывая пальцем на край подбородка. Хельсиорра с недоумением кивнула, не понимая, чего от неё хотят, и вообще, при чём тут это. — Считается, что у всех потомков Ледяного Сердца есть такая метка. Подобная имеется и у Элриха, и у Деймонда, и даже у безумного бастарда, которого прячут в одном из замков. То есть, у меня есть доказательство моего высокого происхождения. И, убив короля, я могу занять престол. Льорд станет моим. Ну а теперь поговорим о том, что касается вас. У нас есть жестокий, но справедливый обычай. Новый король должен убить всех жен умершего (обычно их несколько), иначе любая из них может сбежать, утаив свою тайну, и вырастить за пределами королевства мстителя... Из сына погибшего. — Почему вы такое говорите? Я вам не верю, вы не сможете стать королём! — Отчего же? Я уже договорился с эльфами. Пусть они и не любят бастардов, но ещё больше им неприятны настроения Элриха, желающего подчинить себе весь мир. Кроме того это я командую войсками. И есть многое другое, чего я пока не стану упоминать. Дэймонд не претендует на престол, ему это не нужно, а Элрих всегда казался принцу чужим. Королём стану я. Поэтому прошу вас хранить для меня руку и сердце. И, разумеется, девичью честь. — Я не понимаю… — Мне не хочется убивать и короля, и вас. Поэтому предлагаю некий союз и прошу вашей руки. — При живом муже? — Потом будет слишком поздно. Я не хочу, чтобы вы продолжили сближение с королем. После него в вашу опочивальню я войду с мечом. И придется убить вас, чтобы вы не обманули меня, говоря, что сын врага — мой сын. — Я не могу вам сейчас ничего ответить, никак не соберусь с мыслями… О богиня Варет, быть может, вы опять лжёте мне, чтобы выпытать новое признание? — Если вы думаете так, то едва ли я сумею вас переубедить. Однако очередное признание не перевесит тех предыдущих. Сознавшись в мыслях о смерти короля, вы уже подписали свой приговор. Или на самом деле вы не хотите, чтобы мужем стал тот, чьё обезображенное лицо скрывает маска? Гэмрет удивился, встретив такой искренне недоумённый взгляд, но Хельсиорра и в самом деле забыла о том, что у жуткого герцога ещё и лицо имеется. Невольно принявшись его заново оценивать, сравнивая с нынешним супругом, Эльси нашла, что молодость играет весьма значительную роль. Она опустила взгляд на руки «жениха», помня об их силе, невольно любуясь их аристократичной утонченностью. Пусть у Элриха пока не дрожали скрюченные, разбухшие в суставах пальцы, их желтоватые длинные ногти намекали на родство с вампирами... Но менять брата на брата! Чем Гэмрет лучше короля? Пожалуй, обращается с ней и того хуже, явно насмехается, позволяет себе всякие вольности… Однако это тот самый случай, когда злодеяния можно со спокойной совестью перевесить на другого исполнителя, более подходящего. Пожалуй, герцог и в самом деле не обманывает её, говоря о своих честолюбивых планах. — Я согласна, — твёрдо заявила она, — и Элрих не войдёт в мою опочивальню. Но наш договор станет правдой лишь в том случае, если вы будете коронованы. Я не люблю вас и не питаю ни малейшей склонности. Но в случае нашего брака мир с Сифором, моей родиной, вновь подтвердится, поэтому я и даю своё согласие. И до тех пор, пока жив мой супруг, вы не должны даже пальцем притрагиваться ко мне! — А если так? — целуя её пальцы, спросил Гэмрет, вроде бы шутя, но без улыбки. — Это дворцовый этикет, — вздохнула королева, всё же отнимая и пряча за спину руку, — если вы сказали всё, что хотели, то я давно мечтаю об отдыхе и сне. Отведите меня в покои…***
— Она согласилась, — коротко оповестил герцог Вьоретский, под утро появившийся в опочивальне своего короля. — Так скоро? — усмехнулся тот. — Ловко. Что же, пока что поиграем с ней, а потом можно и на костёр. Ты говорил всё, как я учил? — Всё, что запомнил, ваше величество. — Неплохо-неплохо… Даже не верится. — Она надела то обручальное кольцо, что вы отдали мне. Может, не стоит мешкать? Есть достаточно показаний для её казни. — Куда же торопиться? Насладимся прекрасной игрой. Деймонду не стоит знать об этом, он слишком честен и благороден. Может даже устроить нашему славному мышонку побег. А она этого явно не заслуживает. Не думал, что ей настолько безразлично, за кого идти замуж. Вот не везёт бедняжке в жизни… Один старик, другой урод. Я предлагал твою роль Льореллу, полагая, что он скорее её соблазнит, но граф категорически отказался, заявив, что предпочитает худосочным блеклым девам красивых чужих жён. Я чуть было не рассердился на него за такую дерзость… Ну-ну, ступай. Мне пора облачаться, а ты будешь только нервировать моих слуг. И не забудь, что отныне ты предатель и «жених». Продолжай следить за девчонкой. Она не должна раскаиваться в том, что натворила… до самого костра. Вы как гончие псы загоните эту лань в ловушку, а там и я подключусь к охоте, вогнав стрелу в трепетное горло. Я образно выражаюсь, герцог, образно…