Ледяные оковы

      По грязно-серой глади просторной, но безветренной равнины черными кляксами распластались дохлые вороны. От гула ветра, закладывающего уши, спадающий с обрыва мутный ручей шумел приглушенно и монотонно. Маслянисто поблескивающие валуны торчали выгнутыми спинами затаившихся чудовищ. Ни растений, ни насекомых. Лишь хруст крошащихся под ногами костей.       — Вот оно, проклятое гнездо вампиров! — оглядывая безжизненный пейзаж, охрипшим голосом крикнул король. — Мы добрались до него... превосходно. Эй, паренек, ты тоже сильный маг. Не вздумай прятаться за чужими спинами. Ха, разве что за моей!.. Если побежишь — прикончу, выручишь — награжу. И где там наша бесценная жертва? Ведите-ка ее сюда!       Могущественные маги Льорда расступились, выталкивая вперед высокую женщину. Лет тридцати, статную, с гневно сведенными тонкими бровями и небесной синевой невидящих глаз. Изодранное платье оголяло белые ноги, крепкие, но теперь покрытые синяками. Весь этот путь слепая шла пешком, со связанными руками, не зная, куда ее ведут. Теперь, слушая тишину, пленница недоуменно поворачивалась из стороны в сторону, абсолютно беспомощная, с первой (и ставшей роковой) встречи обреченная на смерть.       Элрих остался верхом. Умерший в прошлой битве могучий вороной жеребец стоял смирно, не беспокоясь, как пятящиеся назад, нервно вздрагивающие лошади. Кроме вырывающегося с дыханием смрада да прикрытой дорогой тканью незаживающей раны, ничто не выдавало в нем противоестественную жизнь. А спокойствие… Оно очень кстати, когда приходится охотиться на нечисть.       Двое воинов ухватили отчаянно сопротивляющуюся женщину, и колдун, дождавшись позволяющего кивка, провел кинжалом по ее телу, глубоко вдавливая заточенное лезвие в подрагивающую плоть. Он тут же отшатнулся, чтобы брызнувшая кровь не запачкала его одежд — это обернулось бы для него большой неприятностью. Помощники подхватили судорожно извивающуюся жертву и, напрягая все силы, живо потащили к приметному камню. Швырнув женщину на землю, один торопливо ударил ее мечом по ногам, по сухожилиям, чтобы не могла далеко уползти, и поспешно отошел назад. Шестеро колдунов приподняли жезлы, создавая иллюзорное отражение равнины, а остальные терпеливо ждали появления кровопийц, концентрируя вокруг себя холод. Юноша, посаженный позади Элриха на вороного мертвеца, сидел смирно, сбежать не пытался, но постоянно вертелся и выглядывал вампиров. И последние не заставили себя ждать.       Первый появился, как тень, словно бы из ниоткуда, незаметно скользнув вдоль валуна и не отрывая глаз от жалобно стонущей женщины. Из невидящих глаз жертвы текли слезы, руки пытались оторвать лоскут подола, чтобы затянуть хотя бы одну из болезненных ран.       Другой возник на невысокой скале, не скрываясь, что-то злобно по-своему шипя. Ему вторили остальные, выползающие из каких-то щелей. Бледнолицые, одетые в какие-то бесформенные черные лохмотья, они совершенно не походили на людей, но пугали больше, чем те, что появлялись в деревнях под видом путников, просящих пустить в дом и дать напиться. В одно мгновение они плотным кольцом окружили истекающую кровью жертву, а затем кто-то посмелее бросился на нее. Прочие, не желая уступать, метнулись наперерез. Черные тела сбились в одну шевелящуюся кучу, погребя под собой несчастную, и маги наконец-то принялись за дело.       Из расставленных ледяных кристаллов, соединяя их, пробежали тонкие, едва приметные серебристые лучи, заключающие собравшихся на пир вампиров в некое подобие клетки. Еще четыре сверкающих осколка взмыли в воздух, завершая ее. Никто не знал, могут ли кровопийцы летать. Распространяющийся холод заставил попавшихся вскинуть головы, но оказавшиеся внутри ловушки были обречены. И только слепой ничто уже не угрожало — от нее остались лишь розоватые кости, едва виднеющиеся за падающими замерзающими убийцами. Кое-кто из них действительно сумел воспарить, но тут же рухнул, пронзенный метким выстрелом. Элрих самодовольно хохотнул, но тут кто-то ощутимо толкнул его под локоть, испортив нарастающее торжество.       Гневно обернувшись, король встретился взглядом с бледным юношей, который тут же показал куда-то назад. Над обрывом, в неровной, заостренной на концах черной короне, не удерживая трепещущего рваного плаща, похожего больше на огромные крылья, стоял еще один вампир, высокий и ужасающе мрачный, со странным любопытством наблюдающий за разыгрывающемся представлением.       — Не отступать! — крикнул король, быстро оглядывая встревоженных колдунов. — Держать строй, занять круг…       Договорить он не успел — вампиры не стали медлить. Они бросались прежде, чем маг успевал вскинуть для защиты руки, убивали, не пытаясь испить крови, терзая и бросая. Люди бежали. Из разрушенного барьера высыпались озлобленные продрогшие кровопийцы, жаждущие за все расквитаться, и даже мертвый конь вскинулся на дыбы, взбудораженный общим безумием и близостью смерти.       Вылетевший из седла парнишка упал в крошево черепов и болезненно вскрикнул, а король, не пытаясь ему помочь, доверился интуиции хрипящего животного, уходящего от средоточия смерти. Почуяв погоню, жеребец ускорился в беге, а Элрих, впервые за столь долгое время, испытал прилив жгучего страха. Зная, что вампиры не перейдут за реку, он со всех сил подбадривал коня, когда тот внезапно запнулся и рухнул, придавливая короля тяжелым холодным телом. Ударив по земле ослабевшей ладонью, его величество окружил себя высокими, но ужасно ломкими сияющими кристаллами. Зная, что к ним не прикоснуться, вампиры бродили вокруг, жадно заглядывая в щели и перешептываясь. Один из них подобрал чей-то меч и беспрестанно ударял по брызжущему осколками льду. Ослабевший Элрих едва удерживал их, когда внезапно все переменилось. Темные тени заметались быстрее, силуэт в короне, на мгновение появившийся за барьером, испугал полыхнувшим серебром глаз, и что-то обжигающе горячее пробило королю ребра, пригвоздив к земле. Теряя сознание, Ледяное Сердце видел, как рассыпаются его кристаллы, мерцают какие-то яркие вспышки…       — Мертв, — наклоняясь над скорченным телом, выдохнул колдун, в ужасе сжимая похолодевшей рукой потрескивающую от напряжения трость. — Мы опоздали. Все это напрасно. Будь проклят час...       — Тихо! — прикрикнул другой. — Нужно уходить отсюда, скорее…       Проскользнувший меж магов паренек безбоязненно присел возле мертвого правителя и, ухватившись обоими руками за меч, стиснув зубы, потянул рукоять на себя.       — Что ты делаешь, безумец?       — Я? Я… же лекарь… Сейчас… Пого… Да помогите же!       Резкий окрик не дал ожидаемого результата — напряженно озирающиеся колдуны и не думали осквернять тело короля. Мальчишка явно тронулся умом, раз собирается лечить мертвеца. И меч он выдирал под ошеломленное беспомощное молчание.       — Идемте отсюда, — наконец произнес один из шести уцелевших магов, мрачно следящих за светловолосым безумцем. Вскоре возле того остался лишь вороной, не понимающий, почему его не держат ноги. Не держала лишь одна, сломанная, но воскрешенная тварь этого не осознавала. И продолжала судорожно дергаться, отвлекая лекаря, вздрагивающего от малейшего шороха. В любой момент могли явиться вампиры...       Обряд отнял целую ночь, а кровопийцы так и не показались. Видимо, их не привлекало отсутствие крупной дичи и обилие сомнительных трупов. Остаток сил лекарь потратил на восстановление коня. Сращивать мертвые ткани магией — дело чудовищно выматывающее. Упавший паренек лежал без движения до вечера, пока не пошел холодный дождь. И, очнувшись, молодой человек вновь принялся действовать.       Поднять не живое и не мертвое тело короля удалось только с четвертого раза, а вот взвалить его на вороного удалось только к полудню, когда обессилевший юный некромант принялся управлять своим подопечным.       Поездка получилась невеселой. На середине дороги Элрих стал подавать первые признаки жизни. Сердце не затихало, как раньше, болезненно подрагивали ресницы, сжимались, будто в мучительной агонии, пальцы. На привале он открыл глаза и долгое время бессмысленно смотрел в небо. На следующем впервые заговорил.       — Ты? — вспоминая, с сомнением, спросил он, изучая измученное лицо спасителя.       — Льорелл, ваше величество, — решил напомнить тот, не зная, много ли учеников выкупил у известных чародеев Элрих.       — Вампиры? — оставаясь кратким, продолжил расспросы король.       — Уже за рекой. Они не пойдут по следам… мертвого коня.       — И короля, — горько усмехнувшись и касаясь ребер, невесело заметил его величество, — хотя какой король из мертвеца...       — Вот список, — доставая из сапога свиток, неуверенно начал лекарь, раздумывая, стоит ли поступать столь жестоко, — здесь те люди, которые видели вашу смерть. Их всего шестеро. И едва ли кто-либо из них покинет эти земли.       — А если и выживут, то канут в лету. Что же ты… Льорелл, оказывается, еще и некромант? Да, твой учитель твердил, что обучил тебя всему. Признаться, я и не поверил. Скажи-ка мне, паренек… Зачем спас-то меня? Я ведь тебя не щадил. Выкупил, как раба. Захотелось такого милого чародейчика при дворе держать. Как в клетке…       Пытливый жестокий взгляд встретился с открытым и твердым. Лекарю нечего было скрывать, хотя теперь он боялся своего мертвого короля вдвойне.       — Ваш брат пропал в своих скитаниях, и уже с полгода о нем нет никаких вестей. Достойных престола кроме него нет. Смерть вашего величества стала бы поражением не только нашего войска — всего Льорда. Вампиры… Вампиры не должны побеждать.       — Это верно, — потрепав светлые волосы спасителя (или губителя), мрачно согласился король, — только если ты думал, что я стану тебе подчиняться, то поступил весьма неразумно. Больно силен я для марионетки. Может, напрасно так хвалюсь, но тебе, зеленому юнцу, не по зубам буду.       — Я просто исцелил рану. Я всего лишь лекарь…       — Уже нет. С этого дня ты мой придворный маг. О награде для тебя подумаем позже. Пора ехать, Льорелл. В одном мы с тобой точно споемся. В ненависти к проклятой нечисти.       Печальным было и возвращение выживших в Льорд. Никто и не надеялся увидеть «живого короля». О пропавших колдунах не было ни слуху ни духу. Что облегчало задачу Льорелла, ставшего правой рукой его величества и обреченного вечно хранить ужасную тайну Ледяного Сердца. Последний очень скоро свыкся со случившемся и порадовался своевременному обряду, позволяющему наслаждаться всеми радостями жизни. Мешали лишь несколько мелочей. Ранее пышная шевелюра стала столь жалкой, что пришлось от нее избавиться, да последствия обряда на теле могли выдать запрещенную магию.       Что касается ненависти ко всей нечисти, с годами она не становилась слабее.

***

      Никто не обращал внимания на съежившуюся девушку в темно-серой накидке с капюшоном, торопливо скользящую вдоль стены к покоям королевского мага. Видела бы в это время Сольфина осанку ее величества — испепелила бы одним взглядом. Не одна неделя была потрачена на мучительные занятия.       Отчего-то в детстве Хельсиорра походила на принцессу куда больше, чем после, когда ее мать стала королевой, отягощенной вниманием съехавшихся дочерей. Бабушка не любила бестолковых внучек, в большинстве своем неприспособленных к обучению, и щедро распихивала их родне, ошеломленной непоседливыми подарочками. Только маленькую Эльси пощадили из-за ее относительно тихого характера. По крайней мере недоброй старухе девочка не досаждала своими невинными шалостями. И до того времени, как вернулись повзрослевшие сестры, она считала себя настоящей принцессой.       Но встреча прошла для всех весьма болезненно. Отчего-то отношения сразу не заладились, возникла ревность, соперничество… Хельсиорра знала, что едва ли станет Королевой Ведьм, и не жаждала этого, но отчего-то она всегда оказывалась последней. Всегда последней. И если бы не безграничная свобода, даруемая этим пренебрежением, принцесса, возможно, посчитала бы себя несчастной.       Приезжающие женихи, завороженными мухами кружащие вокруг ее красавиц-сестер, скорее пугали ее, чем вызывали зависть. Последнюю оживил лишь обворожительный посол, потерявший голову от Адделин и уговоривший ее бежать. Суматоха, вызванная этим событием, взбудоражила ведьм так, что они с полгода пытались влюбленных выследить и покарать, а Эльси таяла в грезах, воображая себя на месте сестрицы, ночующей в живописной пещере, увешанной сталактитами и летучими мышами. Спустя месяц после того, как поиски прекратились, вернулась подурневшая, едва живая от усталости беглянка, столь жуткая, что мечтательница разом перестала быть таковой (на какое-то время). Торжества по поводу прибытия не устраивали. После беседы с Королевой Ведьм Адделин куда-то исчезла и вернулась только спустя две недели, потеряв свою неестественную полноту и обретя странное спокойствие. Ее никогда не приглашали за стол, да и сама она держалась скромнее фрейлины. Тоска в глазах бывшей принцессы вселила в Хельсиорру недоверие к красивым мужчинам, и она категорически отказалась бежать с хорошеньким пажом, пленившимся ее непосредственностью.       Отчасти этим же объяснялось и ее необычное равнодушие к красоте графа Льорелла. Другой, не менее весомой причиной было причисление колдуна к недоступным, то есть уже занятым мужчинам. И последней стал страх. Затаенный, почти подсознательный, но тем не менее отнюдь не забавный. И страннее всего было то, что королева в очередной раз намеревалась с графом побеседовать, даже зная, что тема этого разговора будет весьма ему неприятна.       Незапертая дверь противно скрипнула, выдавая проникновение, и Хельсиорра, уже не таясь, выпрямившись и откинув с кудрей капюшон, прошла внутрь. Вопреки ее ожиданиям, граф не возмутился, не встретил любезностью. Он даже не открыл глаз, вольготно разлегшись на невысокой софе.       Королева подошла ближе и, впервые столь внимательно рассматривая колдуна, в очередной раз поразилась его красотой… и необычной бледностью кожи. Сделав еще несколько шагов, она поняла, что Льорелл спит, чему несказанно смутилась, думая уйти, однако цель ее визита была слишком значимой. Эльси твердо поставила себе не сдаваться, пока не узнает тайну короля. Пускай ее хотя бы успокоят правдоподобной ложью, лишь бы не вздрагивать после, встречаясь с супругом взглядом, чувствуя его отвратительно холодные прикосновения.       — Граф! — осторожно позвала она, невольно вглядываясь в спокойное бесстрастное лицо. Ей очень хотелось коснуться светлых волос, раскинувшихся по темному бархату сияющим шелком — и девушка позавидовала бы их удивительной мягкости… наверняка. Льорелл источал магию обаяния даже во сне, что показалось королеве странным. Еще мгновение — и кто знает, чем бы это все кончилось... если бы не усталые шаркающие шаги.       Очнувшаяся девушка живо спряталась за ширму — в другое время она бы долго металась в поисках укрытия, но предыдущий опыт во многом ей помог. Дождавшись, пока гость остановится над графом, Эльси осторожно высунулась и разом пожалела о своем несвоевременном визите. Подле спящего колдуна, сцепив руки за спиной и наклонив голову, стоял ее супруг — Элрих Ледяное Сердце собственной персоной.       Несколько тягостных мгновений Хельсиорра ожидала, что предполагаемый вампир ее вот-вот обнаружит, но король был столь поглощен созерцанием своего спящего колдуна, что не заметил неосторожно высунувшуюся, до полусмерти перепуганную жену. Шумно вздохнув, он оперся рукой на диван и тяжело на графа взгромоздился, придавив к бархату обивки. Потрясенный не менее Эльси, граф судорожно дернулся, мгновенно просыпаясь, но Элрих толкнул его назад, оценивающе разглядывая.       — Ваше величество… — растерянно пробормотал Льорелл, гадая, как он ухитрился сподобиться такой чести. Что сказать далее, он не нашелся, припоминая последние события.       — Лежи, — сурово велел король, рывком сдирая воротничок колдуна и небрежно отшвыривая в сторону. Пока он возился с пуговицами, Хельсиорра осознала, что ей, на ее глазах, изменяют, и в негодовании зарделась, торопливо отвернувшись. Фрейлины любили посплетничать о всякой гадости, но такое, такое! И что же ей делать? Молить богиню Варет о возмездии? И никуда, никуда нельзя уйти — не проходить же мимо этих двух…       Граф болезненно охнул, и Эльси торопливо зажала уши, подозревая, что слышно будет все равно и что она сгорит со стыда до того, как стремительно вылетит отсюда.       — Надо же, больно ему, — задумчиво заметил Элрих, слышимый вопреки всем принятым мерам. — Думал, я ничего не замечу? Мне рассказал обо всем Деймонд. Он смотрел на вас через шар, что, к сожалению, неподвластно мне. Брат терпеть тебя не может, однако отчего-то бережет… Впрочем, вероятно он не хотел упустить вампира. Так почему ты мне не сказал?       — Не хотел беспокоить ваше величество.       — И все же? Ты ведь можешь стать на какое-то время опасным для окружающих. Прежде чем умрешь.       Недоумевающая Хельсиорра прекратила свои бесполезные попытки и осторожно глянула в щель. Король и не собирался раздевать Льорелла целиком, сняв лишь его рубашку, чтобы видеть целиком странное пятно на груди. В том месте, куда колдуна ранил вампир.       Отчего-то Эльси казалось, что могущественный граф сможет даже новую голову себе прирастить, чего уж там такие пустяки. Слова о том, что такой молодой и красивый мужчина, любимчик короля и женщин, вдруг возьмет и умрет, показались ей лживыми. Однако озабоченный взгляд Элриха нешуточно напугал беспечную ведьму.       — Простите. Я устал и хотел отдохнуть…       — Этот сон мог стать для тебя вечным, не будь ты мне так дорог. Да-да, стоил ты недешево. Тот колдун решительно не хотел с тобой расставаться, но отчего-то ваша братия падка на золото. Меня всегда это удивляло. Такое могущество — и вдруг страсть к драгоценным камням и деньгам.       — Бесценные сокровища нельзя создать. А приобрести их могут только богачи. Из кристаллов выходят превосходные талисманы. Беднякам приходится довольствоваться корешками и надеяться, что их талант будет кем-нибудь замечен.       — Ты на редкость равнодушен к своей смерти, Льорелл, но будь добр, не заставляй меня в следующий раз прижимать тебя к стене, чтобы вызнать всю правду. А теперь изволь не отвлекать меня разговорами и не дергаться. Я посмотрю, что можно для тебя сделать. Как-никак, я тоже неплохой колдун…       Вытянувшая шею Хельсиорра, жадно следящая за каждым движением короля, спустя некоторое время разочарованно выдохнула и на мгновение отвернулась. Она не понимала ровным счетом ничего, хотя страстно надеялась на то, что занятия с Деймондом здесь скажутся. Элрих меж тем увлекся вычерчиванием какого-то знака, и королева вспомнила, что красные линии на теле — это магия огня, голубая — льда, а черная — смерти. Именно последняя и обвивалась вокруг зловещего шрама, пульсируя темными упитанными завитушками.       — Неужели нет никакого другого способа? — прикрывая глаза, с болью выдохнул раненый граф. — Мне придется лишить себя всех радостей…       — Это всего лишь причудливая метка — разве твои глупышки поймут, что это такое? То ли дело — королева. К тому же из Сифора. Вроде бы простушка, но если ее научили тому заклинанию…       — Простите, ваше высочество, это все очень неожиданно.       — Да-да, думать надо, прежде чем вживлять в себя плоть проклятой твари.       — Это было мгновение. Рана стала бы смертельной. У меня просто не было выхода.       — И у меня его нет. Ну вот, полюбуйся работой. По крайней мере, все весьма и весьма красиво. Я вот не могу похвастаться таким узором, ты спешил.       — Мой признак смерти, — поднимаясь и подходя к зеркалу, невесело проговорил Льорелл. Какое-то время он молча себя разглядывал, а покрасневшая Хельсиорра стояла отвернувшись, стараясь избавиться от мысли, что обнаженный торс работяги, облитого потом, выглядит куда пристойней, чем изнеженное тело некого графа, не торопящегося одеться.       Король, вопреки былым подозрениям, своим колдуном не любовался. Тяжело опустившись на освободившийся диван, он разминал невольно перенапрягшуюся руку, выведшую причудливый узор. Который, судя по резким движениям и скорости облачения, Льорелл по заслугам не оценил.       — Ну не вечно же тебе быть самим совершенством, — усмехнувшись, заметил его величество, — бери пример с Гэмрета — тот настолько свыкся со своим уродством, что без всякого смущения вьется вокруг нашей девочки. И она уже от него не отшатывается. Тут дело не в красоте.       — Королева не ответит ему взаимностью.       — А вот напрасно ты так в этом уверен. Ситуация интересна мне вдвойне. Гэмрет играет искренне, потому как и в самом деле влюблен в Сифорскую ведьмочку. Видишь ли, как получается… Я приказал ему подвести ее к костру, а он мечется, не знает, что делать. Герцог поставлен перед выбором, но… Он боится меня, поэтому предаст ее. Почему-то своя жизнь всегда оказывается дороже. В конце-то концов, не в любви счастье.       — Ваше величество, я прошу простить за дерзость, но эта забава мне не нравится. Для чего нужно убивать королеву? Она безопасна. Да, она злится, она пытается сопротивляться, но годы образумят ее.       — Да зачем она мне нужна? Я, можно так сказать, для того и женился, чтобы сжечь ее. Но для начала хорошенько развлечься. Пожалуй, я растяну это надолго. Она все еще забавляет меня, но… Мне нужен повод, чтобы в любой момент от нее избавиться. Эта ведьма может узнать кое-что личное, а держать язык за зубами она, скорее всего, не умеет. Проще всего будет обвинить ее в измене. А до тех пор я позволю ей воображать себя свободной, не обращая внимание на лесное украшение над головой.       — Вы о рогах? Но вы ведь не позволите им сблизиться настолько…       — Разумеется! Он не должен ее даже за руку брать. Доказательством станут умело подделанные письма. Или настоящие, если затея будет успешной.       Каждое слово отзывалось в голове мучительной болью. Время, проведенное в укрытии, стало для девушки пыткой. Едва дождавшись, пока мучители выйдут, она выскользнула из-за ширмы и опрометью бросилась к себе. В покоях ее уже поджидали верные служанки, живо переодевшие ее величество в тонкую ночную рубашку. Явно нервничающая особа, притворяющаяся увлеченно читающей, стащила парик с такой поспешностью, что чуть не вплела в него собственные волосы. К королеве мог прийти посетитель, пусть это и было маловероятно. Элрих, должно быть, утомлен маскарадом, да и придворные дамы не статуэтки из музыкальной шкатулки, способные вертеться без устали.       Велев служанкам оставить ее в покое, Хельсиорра упала на кровать, страстно желая потерять сознание. Она ощущала себя настолько измученной, что не могла даже пальцем шевельнуть, даже позвать Сольфину...       А дверь еле слышно приоткрылась и почти тут же с негромким скрипом захлопнулась, впустив зловещий, явно мужской силуэт.