***
Принц Элдис не волновался о том, как к нему относятся при дворе, однако порой случалось всякое, заставляющее задуматься. Так однажды он узнал, что его мать владеет магией огня. Никто не рассказывал об этом ему, зная, что он обязан выучить лишь одну стихию. Никто не объяснил, отчего от него скрывают так много. И почему некоторые косятся на принца насмешливо, с жалостью, непочтительно, злобно, будто в чём-то обвиняют. Гуляя по саду, его высочество вспоминал, как одна нелепая женщина, бедно одетая и полубезумная, бросалась на него, крича, что он виноват в смерти её мужа, убитого нечистью. Совершенно непонятно, причём здесь, собственно, принц. Разве он ласкал или кормил голодных оборотней? Не было такого! До сих пор мальчик ни разу с теми не сталкивался. Что касается растерзанной гончими псами лисы, то та оказалась обычной душительницей кур. О том, что потом стало с той сумасшедшей, принц спросил у учителя, полагая, что королевскому магу уже всё известно. Реакция графа была странной. Он огляделся, улыбнулся и прижал палец к губам, как будто из всего случившегося вывел какую-то тайну. Элдис сел возле пруда и, коснувшись пальцами воды, передал ей немного магии. Поверхность мгновенно затвердела, покрывшись коркой льда, и принц довольно усмехнулся, любуясь своими успехами. — Надо же, такой маленький, а уже колдун, — с непонятным осуждением заметил незнакомый резкий голос, и принц, подняв взгляд, с недоумением уставился на глазастую девицу, лет так четырнадцати, с короткими вьющимися блеклыми кудрями и бойко вздёрнутым носом. — И чего теперь? — хмуро полюбопытствовал принц, не привыкший к подобному обращению. — Да так. — Девчонка безбоязненно зашагала по льду и обличающе указала на зелёный бугорок. — Ты убил его! — Кого? Уходи оттуда, ты можешь упасть в воду! — Лягушонка, злобный колдунёнок! Он плавал тут, никого не трогал, а тебе всё забава! — Не забава, я тренируюсь, — миролюбиво пояснил Элдис, — а вы, сударыня, верно, скверно воспитаны, раз оскорбляете незнакомых вам людей, даже не поинтересовавшись их происхождением. — Подумаешь, происхождение! — Незнакомка ловко подскочила к нему и, пародируя кого-то из взрослых, подцепила за подбородок, разглядывая. — Подумаешь, какая важная птица! — Уже познакомились? — подходя ближе, с улыбкой полюбопытствовал Льорелл. — Несколько лет назад я подобрал Аккилу в живописных развалинах Льордского дворца. Она не помнит своего прошлого, но, я так думаю, бежала из приюта. Теперь похорошела, не так ли? Граф, дразня, коснулся носа зардевшейся девицы и удивился недоброжелательности принца, почувствовавшего укол ревности. Эта нахалка такая же ученица, как он? Смотрите-ка, как изменилась — ну просто сама скромность и добродетельность! И глазки опустила, ручки сложила, и выглядит невинной-невинной. Будто никого не распекала за гибель злосчастной лягушки. Обзываясь. — Для знакомства кое-чего недостаёт, — заметил Элдис, выпрямляясь и поворачиваясь к учителю, — я не представлен вашей воспитаннице, а она — мне. — Ваше высочество, как опекун, я представляю вам мою подопечную — Аккилези Бергондзен. Акки, милочка, это мой ученик, принц Элдис Льордский, сын Ледяного Сердца. — А госпожа Гер говорит, что у старого короля не могло быть детей, — внезапно выпалила девица, вновь задрав нос, но малость перепугавшись. Впрочем, после её слов ошарашенными выглядели все, в особенности принц, окончательно растерявшийся и где-то в глубине души закипающий от негодования. — Девочка моя, ты что такое говоришь? — горестно поинтересовался Льорелл, отстраняясь от дерзкой особы. — Ты хоть понимаешь, что тебе за такие слова грозит? Это обвинение против королевы. Если у тебя нет доказательств, то на костре окажешься ты. Если есть, то обе... — Это не я, это госпожа Гер! — тут же открестилась Киель, испуганно оглядевшись по сторонам. — Простите, ваше высочество, я сама не поняла, что сказала. — Граф, вы уделили её воспитанию совсем немного времени, — обращаясь исключительно к учителю, проговорил Элдис, даже не глядя на нахалку. — К сожалению, ею занималась та самая Гер, с которой я поговорю. Всё моё внимание принадлежит вам. — Женщин нужно держать в строгости, — не удержавшись, авторитетно заметил принц, — с этого момента проследите, чтобы к этой сироте приставили хороших учителей. Юная непоседа то краснела, то бледнела, но граф до боли сжал её руку, заставляя молчать. Не в первый раз он заметил, что принц начинает высказывать своё собственное мнение. Притом зачастую расходящееся с интересами воспитателя. Взрослеет мальчик, то ли ещё будет. Если будет. Несказанно гордый своей мудростью Элдис позволил увести с глаз зеленоглазую обзывательницу. Хорошо ли её проучил или ещё следовало бы? Неприятный осадок от сказанного не проходил. Все намёки и перешёптывания накапливались в воспоминаниях. При дворе отчего-то многие не верили, что юный принц — сын короля. Но если не его, то чей? Вернувшийся Льорелл продолжил извиняться и вскоре незаметно перешёл к последней теме занятия, но ученик едва слушал его, поглощённый мрачными раздумьями. — Скажите, граф, а как вы определяете стихию, которая есть в человеке? Почему вы всё время повторяете, что у меня будет только одна? Быть может, я способен к магии ветра... — Едва ли, ваше высочество. Видите ли, я — редкое исключение. Я не владею в полной мере одной магией, хотя ледяную вправе обозначить основной. Из всех чародеев здесь, в замке, я не могу назвать ни одного, кто обладал бы сразу несколькими стихиями. — Тогда почему все бояться, что я стану опасен? — не выдержав, прямо спросил принц. — Что со мной не так? Встрепенувшийся Льорелл тут же огляделся, заговорщически приложив палец к губам. Вид у него, однако, был отнюдь не радостный. — Кто тебе сказал такую глупость? — негромко спросил колдун, убедившись, что поблизости никого нет. — Если хочешь — давай сейчас проверим тебя. Видишь тот листок? Попробуй зажечь его. — Использовать магию огня? Так это правда... — Что правда? Внимательный хищный взгляд графа совсем не понравился юному принцу, и никаких стараний к эксперименту он не приложил. Сообщив, что можно было и не ждать чуда, Льорелл, оглядываясь, ушел в замок, а Элдис остался на месте, не зная, что и думать. Читая истории правлений, он не раз воображал себя в середине заговора, но теперь впервые до дрожи испугался, что его могут убить. И матушка тут ничем не сможет помочь. Отходя всё глубже в сад, принц и сам не заметил, как потерял своих верных стражников. И почти натолкнулся на высокого незнакомого мужчину с недоверчивым злым взглядом. — Оп-ля-ля, — щёлкнув языком, насмешливо протянул тот, разглядывая мальчика, — цыплёночек. Ты тут чего делаешь? Поражённый его тоном принц отвечать не торопился, глядя исподлобья, незаметно пятясь назад. Чужак меж тем к чему-то принюхался, фыркнул, прямо как лошадь, и вновь щёлкнул, неподвижно уставившись на нежданного свидетеля. Беззвучно возникший второй, беловолосый и желтоглазый, явно напоминающий нечисть, живо с первым переглянулся, будто неслышно переговаривался о плане. Пожал плечами, а затем без лишних слов кивнул на замершего Элдиса. — Кто вы такие? — хмурясь, поинтересовался его высочество. — Вам разве позволено заходить в сад? — У него шрамик на подбородке, — уже вслух, не боясь юного слушателя, задумчиво изрёк сероглазый, — а это так оставить нельзя. — А если это тот самый? — Да оный и есть, много ли тут принцев. Ублюдков Элрих не оставляет. Слухи ходят про одного. Пока принц растерянно вслушивался, пытаясь хоть что-то понять, незнакомцы извлекли откуда-то мешок, говорящий больше слов. О похищениях детей знатных особ и их выкупах Эл был наслышан, а посему ловиться не захотел. Понимая, что убежать не сможет, а кричать слишком стыдно, он попытался преступников заморозить, однако те отряхнулись и хоть бы что. — Вам это не простят, — зло прошипел Элдис, чувствуя жжение от выращиваемого в ладони кристалла. Мать никогда бы не простила ему убийства, но он не собирался сдаваться, поэтому без колебаний метнул в ближайшего негодяя Ледяную Иглу. Та должна была вонзиться в сердце, но принц был учеником, к тому же не очень усердным. Сероглазый оскалил острые зубы, глянув на раненную руку, и что-то негромко процедил на древнем языке. Его мальчик знал превосходно, но, судя по всему, слова были очень ругательными, не изучаемые. — А щенок умеет огрызаться, в другой раз уже станет опасным. Прикончим его? — Возьмём живым. Если не выйдет — убьём. Выродок, ты слыхал? Светловолосый странно выгнулся и спустя мгновение упал в траву белоснежным лисом, едва не запутавшимся в сброшенной одежде. Хищником, однако, он обернулся крупным — Рунги был бы доволен достойным соперником, пусть и столь стройным, даже изящным. В два прыжка настигнув принца, зверь повалил его в траву, чем воспользовался мужчина, пустивший в ход мешок. Вскоре вероятный наследник дрыгался на плече сероглазого, а белый лис неторопливо двинулся проверять, нужна ли помощь Кертейру Лиррвольскому, отправившемуся высвобождать гарпию. Оборотни неспроста прогуливались в столь опасных местах. — Не подобраться, здесь нужна помощь мага, — выныривая из кустов, сердито рыкнул король, не пожелавший вернуть человеческий облик. Так даже надёжней, всё равно незнакомцы вызывают слишком много подозрений, — да и невелика птица эта гарпия. Война и не такие жертвы собирает. Ничего не поделаешь. Отдадим на растерзание мерзким колдунам. Ледяное Сердце славно спрятал пленницу. Даже армии мертвецов придётся потрудиться. — Говорят, эта гарпия — племянница Кассулы. Но сама виновата. Так легко попасться! — Пахнет… Человечинкой пахнет, — внезапно заметил Кертейр, внимательно оглядываясь. — А ещё — магией льда. — Мы тут нечаянно встретились с принцем. Сыночком Элриха. Или кто там разберёт… Тем самым. Отчаянный малый. Пытался мне сопротивляться. Что с ним делать, убить? Он видел нас… — Прежде всего — уберёмся отсюда подальше. Иначе рискуем встретиться с колдуном, а с ним даже мы втроём не справимся. А потом в качестве дара преподнесём Седому Мертвецу. Пусть сам решает, как поступит с щенком. Привяжи-ка его мне поперёк хребта. Уходить будем быстро, на себе не дотащишь. До войны лисы не ладили с волками, держались особняком и считали их кровожадными чудовищами, но после нашли немало общего. Кое-кто даже шутил о политических браках, но, к счастью, до дела не дошло, хотя вопрос, в кого перекидывались бы дети, интересовал многие кланы. Отказ от политических браков был подкреплён тем, что у лисьего князька не имелось дочери, только белошёрстый сыночек, ныне сопровождаемый пепельным телохранителем, совсем недавно освобождённым великодушным волком от роли носильщика. Несчастный принц болтался на мощной спине, задыхаясь в мешке и мечтая о быстрой смерти, лисы резво мчались бок о бок с неутомимым Кертейром, не строящим из себя великого и ужасного, а в замке никто даже не догадывался о похищении. Лишь королева ощущала смутную тревогу и не могла найти себе места, то и дело бросая вышивание. Льорелл отчитывал юную грубиянку Аккилу, а король об отпрыске даже не думал. Что касается слуг, то те только радовались — избалованный сумасброд, пусть даже крайне обаятельный, доставлял им немало хлопот. Элдис потерял счёт времени и даже не представлял себе, день ли ещё или уже вечер. Вытряхнули его из мешка, когда на небе высветились звёзды. Жадно вдыхая свежий воздух, он просто лежал, даже не пробуя бежать. Сероглазый, вновь обернувшись лисой, лёг возле, согревая своим пушистым телом, Кертейр скрылся в лесу, а белый свернулся поодаль, брезгуя приближаться к человеку. Утром пытки продолжились, только теперь мешок волочил то и дело отстающий сероглазый, которого остальные называли Фрау. Имя лисьего княжича оставалось неизвестным, так как обращались к нему исключительно почтительно, именуя Серебряным князем. Волчий же король вёл себя настолько просто, что свидетели бы диву дались. Только лисы к этому привыкли, а принцу было не до того, и вскоре он сам окликал его Кейрром. После второй ночёвки в объятиях телохранителя Элдис перестал надеяться, что его спасут, больно далеко оказались. Сбежать он по-прежнему не пытался, зная, что лес просто кишит нечистью. Да и знакомые похитителей попадались всё чаще. На третий день им встретился целый отряд эльфов. Пленник мешка узнал их по манере речи, которую так любил пародировать учитель. Тогда же злосчастного принца повесили на плечо какого-то великана. Передвигался тот медленно, зато лежать на нём было удобней, чем на костлявых хребтах оборотней. Не так трясёт, не сваливаешься, только запах чудовищный. Звериный всё-таки лучше. На шестой день путники встретились с передовым отрядом, занявшим развалины конюшни. Там сбылась придуманная Элрихом забава — пленника заставили сразиться с гномом. Лисы, продолжающие сопровождать его высочество, отнеслись к этому равнодушно. Понимали, что ранить бедолагу не посмеют, не время ещё. Судьбу мальчишки решит Седой Мертвец. Скажет убить — убьют. Поставит возглавить отряд — дадут присягу. Нет, ну куда ему, сопляку, воевать! Измученный путешествием принц едва держался на ногах. Пару раз под улюлюканье ронял меч, но тут же поднимал, опасаясь, что его действительно хотят убить. Звериные и человеческие морды казались ему отвратительными и безжалостными. Но ненавистней всех был гном, решивший самоутвердиться за счёт столь слабого противника. Он то и дело плашмя шлёпал его высочество мечом по спине и ниже, вертясь вокруг, делая обманные выпады и явно наслаждаясь происходящим. Озлобленный мальчик всерьёз вознамерился коротышку проткнуть, но ему помешали встревоженные шёпотки зрителей, расходящихся в стороны. — Что здесь происходит? Негромкий голос, похожий на шелест камыша, заставил всех присутствующих вскинуть головы. У гнома затряслась борода, меч выпал из рук, но его благородный противник не стал пользоваться удобным случаем, неторопливо обернулся и обмер, поняв, кто перед ним находится. Неужели это и в самом деле один из Тёмных Королей? Высокий и статный красноволосый эльф плавно сдвинулся с места, не скрыв тени отвращения, отразившегося на лице при виде гнома. Высокородные не считали коротышек за равных, определяя их к ошибкам природы, а потому с первого же взгляда симпатии достались человеческому дитяти. Оборотней эльфы также не жаловали, без зазрения совести называя их животными. Впрочем, и гарпии с русалками популярностью не пользовались. О вампирах дипломатично помалкивали. Серебряный Князь широко зевнул, продемонстрировав острые клычки, и требовательно глянул на телохранителя. — Мы везём в подарок Седому Мертвецу вот этого юношу, — нехотя проворчал Фрау, кивая на пленника. — Это принц Льорда. — И выглядит соответственно. Тарсеита, посмотри, есть ли шрам. — Об этом вся нечисть знает, — злобно тявкнул пепельный лис, наблюдая за тем, как эльф, избегая прикасаться к человеческому дитю (эти все грязные и сопливые, не сравнить с чистокровными и великолепными), брезгливо разглядывает пропыленное личико. — Так значит, принц… Превосходно. Я повезу его дальше под надежной охраной. — Один мой лис стоит десятка ваших длиннокосых мечников, — впервые заговорил пренебрежительно оскалившийся князь, — не стоит утруждать себя понапрасну. И тратить бесценное здоровье… — Из одного лиса не выйдет даже хорошей накидки, — чуть прищурив глаза, заметил Аламзэлло. Сие свидетельствовало о неком раздражении, и перепалка могла затянуться, когда бы не принц. Мальчик всегда считал Тёмных Королей чем-то недосягаемым, безобидным, как ведьму из сказки. Занимаясь с Льореллом, он едва отличал их от давно умерших могущественных злодеев, а посему растерялся, так просто встретившись с одним из них. И если поначалу он перепугался так, что еле удержался на ногах, то послушав оскорблённого, вполне обыкновенного эльфа набрался храбрости и решил атаковать. О том, какое оружие следует употреблять против остроухих, он не помнил, поэтому решил использовать что есть — подобранный меч, ещё недавно обращаемый против гнома. Король эльфов почти не заметил нападения, не почувствовав угрозы и не поняв маневр. Он машинально отклонился от удара и, перехватив руку мальчика, осведомился у оборотней, почему их пленник вооружён, неужели они не понимают, что тот может навредить себе оружием взрослых? То, что произошло дальше, повергло эльфов в смятение. Принц не собирался сдаваться и пошёл на отчаянные меры, разозлённый насмешливым замечанием Тёмного. Изогнувшись, он сделал то, что никогда не повторяли воспитанные эльфята. Его высочество укусил руку пленителя, со всей силы сжав зубы и издавая почти звериное рычание. Первым пришёл в себя гном. Глянув на побледневшего Тёмного Короля, вообразившего, сколько заразы таится в омерзительной пасти этого эльфоеда, на расширенные тёмно-зелёные глаза, выражающее смесь отвращения с испугом, коротышка схватился за животик и громогласно, так, что по лесу мгновенно разнеслось эхо, захохотал. Спустя мгновение зрители, представившие, что сейчас ощущает высокомерный эльф, дружно к нему присоединились, и лишь лисы-оборотни себе этого не позволили. Они были крайне деликатными созданиями и не насмехались над союзниками, хотя с врагом могли себе и не такое позволить. Аламзэлло перевёл взгляд на сопровождающих, и те, наконец-то догадавшись, что должны помочь, бросились освобождать его величество от юного хищника. Рану тут же промыли, не щадя чистейшей воды из фляг, но перевязывать не стали. Целитель в семь слов залечивал такие пустяки. — Думаю, теперь вы не будете возражать, если я заберу это с собой. — Эльф по-прежнему грациозно показал искалеченной рукой на Элдиса и беззлобно добавил: — Если у вас нет важных поручений, то почему бы не продолжить путь с нами? Оборотни всегда славились как хорошие разведчики. Принц, чувствуя в своей судьбе перемены, перестал сопротивляться и позволил отвести себя под раскидистое дерево, вокруг которого то и дело мелькала очень красивая эльфийка с мёртвым взглядом и неслышной походкой. Фрау, которого послали узнать, как устроили пленника, шарахнулся от этой особы, как матушка Элдиса от Рунги, но воскрешение давно перестало быть чем-то необычным — пришлось тихонечко лечь возле мальчика и наблюдать за остроухими. Пленнику впервые предложили (а не сунули под нос) еду, да ещё такую утонченную, что принц, привыкший к простой походной пище, стыдился есть руками. Сами эльфы не пользовались столовыми приборами, ухитряясь и без них кушать аккуратно, но за стол гостя не усадили, и он возомнил, что его считают каким-то дикарём. Насчет последнего сомнений не было даже у Фрау, брезгливо приглядывающегося к яствам. На подносе не оказалось ни единого кусочка мяса. Поговаривали, что эльфы иногда снисходят до птицы, но из-за союза с гарпиями охоту на пернатых запретили. С русалками было проще — те сами вовсю ели рыбу. И делиться не хотели. Оборотни разогнали всю дичь с округи, но не голодали, и многие подозревали, что питаются они врагами. Чем подкрепляется Седой Мертвец, не знали даже Тёмные Короли. Утолив голод, Элдис сыто икнул, извинился перед недоумённо приоткрывшим глаза Фрау и прислонился к дереву. Связывать его никто не собирался, допрашивать, вроде бы, тоже. Может, поспать? После тряски, тесно сплётшейся в сознании с похищением, даже на сон сил не оставалось, лишь на оцепенелое забытье. Представляя, какие козни для него выдумывает укушенный Король, принц некстати сомкнул веки и вскоре уже посапывал, сползая на недовольного Фрау. Какое-то время оборотень порывался сбежать, но статный эльф с уже излеченной рукой явился раньше, чем лис ускользнул. Аламзэлло спокойно взглянул на постанывающего мальчишку, терзаемого кошмарами про допросы и пытки, сдержал зевок и неторопливо направился к роще. Мстить за укус он не собирался, а принца забрал с одной целью — целым и невредимым доставить Седому Мертвецу.Глава 2. Проклятые лисы
21 июля 2015 г. в 15:25
Над невысокой городской стеной, пестреющей въедливым, но давно умершим и присохшим лишайником, с хриплым карканьем метались голодные вороны. Камни внизу усеивали жёсткие чёрные перья, свидетельствующие о частых драках. Висящий человек ужасно походил на пугало: худой, нескладный, длинноногий, с неестественно бледным лицом, однако птицы уже догадывались, что этого красавчика повесили именно для них. На шее несчастного остались грубые швы, свидетельствующие о «королевской казни», — опознавать человека, которого никто не видел без шлема, по голове было бы странно. И подозрительно.
— Ублюдок! — седой воин стукнул кулаком по дереву, не в силах бороться с удушающими рыданиями. — Приказ короля! Да он просто испугался, что мы восстанем, вот и отослал. Провёл, как зелёных юнцов... Не того мы послушали.
— Говорят, последние несколько дней командующий наслаждался жизнью, — спокойно заметил товарищ, наблюдая за птицами, отчего-то не решающимися садиться вблизи трупа, — королева теперь в темнице, дожидается своего часа. Допрыгалась, ведьма. И себя погубила, и его. От женщин только зло одно.
— Мы сами виноваты, — глухо заметил кто-то третий, не показывающийся на глаза, — он много раз проверял нас, пытаясь определить, за кого мы станем сражаться. Теперь поздно сожалеть. Будем подчиняться тому, кто сильнее. И умнее.
— А его тело? Оставим так, воронам?
— Наш король велел не снимать, пока птицы не склюют всё до костей. Кости не знают стыда. Идёмте. Нехорошо, если нас здесь увидят.
— Я слышал, уже объявился самозванец, величающий себя чудом выжившим герцогом. Собирает вокруг себя армию. Аж глянуть захотелось на этого мерзавца.
— Тише. Видите? Это барон Эльер, королевский шпион. Очень интересный человек. Но познакомиться с ним, думаю, никто не пожелает. Поговаривают, что он знаток человеческих слабостей. Мастер пыток. Ну?
Вояки торопливо расходились, забыв о своем казнённом военачальнике. Любовник Сольфины проводил их очень внимательным взглядом. Осмотрел нетронутое тело, нахмурился и побрёл обратно, погрозив продрогшей страже. Последние уже давно с нетерпением ждали смены караула. Ничего приятного в обществе трупа они не находили и очень обрадовались, увидев неторопливо бредущих воинов. Оно, конечно, понятно, снег, но двигаться так медленно...
— Вы что, не проснулись ещё? — лязгая зубами, проглотив грязное ругательство (нехорошо при покойнике), выкрикнул самый замёрзший. — А ну прибавьте ходу, чего вы как...
На мгновение его обожгло жаром, когда меч легко скользнул меж рёбер, пробив доспехи. После он уже ничего не чувствовал, сползая по стене. Скользнув по убитому мутным равнодушным взглядом, сменщик отыскал лестницу и принялся сбивать цепи с подвешенного тела. Остальные ещё сражались с недоумевающими товарищами, дивящимися, где же они могли видеть эти лица. Ах да, это ведь те ребята, что тайком остались с герцогом...
Казнённый рухнул на землю, придавив одного из своих сторожей. Его рука слабо дрогнула, сжимая снег в нетающий ком. И отпустила. Мертвец тяжело поднялся, держась за горло, оглядываясь равнодушно, не узнавая ни своих сподвижников, ни города, возле ворот которого был прикован. Он не чувствовал ни боли, ни холода. Не помнил ничего. Не обращая внимания на тех, кого подсознательно поднял, бывший герцог двинулся прочь, подальше от недоумевающих притихших ворон. Однако новые подчинённые не пожелали его оставлять. Умертвив своих бывших друзей, они торопливо двинулись следом, не раздумывая, для чего это делают. Высокую и костлявую фигуру в чёрном было видно издалека. И лишь мрачный лес мог скрыть её, никак не широкое поле, погребённое под ослепительно белым, искрящимся в солнечных лучах снегом.