Обливион

История началась. Малыш был очарователен. Ушки, носик, ротик все в Джеймса, даже курчавые завитушки из трех волосинок были его, но ярко зеленые глаза немного меняли картинку. В них была то ли любовь, то ли ненависть, то ли все сразу. Он уже подрастал, и были заметны семейные черты характера, но не черты семьи Поттеров. В таком раннем возрасте можно было точно понять, что характером он пошел и ни в Джеймса и ни в Лили. Иногда он был раздражителен, бросался игрушками и был чем-то недоволен, а иногда часами мог сидеть у окна и наблюдать за птицами или смотреть как плывут облака. Хоть ребенок рос очень веселым, смышленым и любил плутовство, все равно пугал своей частой сменой настроения. Джеймс спускал все на баловство, мол, все дети через это проходят, а Лили одинокими ночами плакала в подушку, боясь, что скоро этот ужасный обман раскроется. Надо сказать, что ребенок очень сильно привязался к своему крестному отцу Сириусу. Они очень много времени проводили вместе и Сириус как-то приноровился забирать Гарри в свой дом погостить. Никто, конечно же, не был против, даже Джеймс не ревновал Гарри к Сириусу. Зачастую и он отправлялся в холостяцкую квартиру друга и там они отдыхали в мужской компании. Одним осенним вечером Лили и Джеймс сидели на кухне и ужинали. Гарри уже давно спал в своей кроватке и видел десятый сон про единорогов. В этот вечер Лили решилась во всем признаться Джеймсу. Прошел уже целый год с рождения Гарри и все это время её мучила совесть. Слишком большая тайна, скрывать от отца, что ребенок не его. Признаться было еще сложнее, но Лили не хотела мучиться еще шестнадцать лет и ждать, когда все само всплывет на поверхность. Она больше не могла терпеть это. Одно упоминание о Пожирателях Смерти выводило её из себя. А зная о том, кто настоящий отец Гарри её и вовсе убивало. Растерзать! Растерзать! Растерзать! Женщина сидела за столом, напротив своего мужа и осторожно поглядывала на него, пока тот читал письмо, которое принесла сова Дамболдора. Почувствовав на себе взгляд, Джеймс отвлекся от чтения. - Есть новости? – нежно спросила Лили. - Ничего существенного, - пожал плечами тот и отложил письмо в сторону. - Дорогой я хотела с тобой поговорить. Это касается Гарри, - осторожно начала Лили. - Да, я тебя слушаю, - не отвлекаясь от приема пищи, произнес Джеймс. Лили замолчала. Она понятия не имела, как начать этот разговор и чем все закончится. Возможно, Джеймс простит её за обман, а, возможно, нет. Сколько различных сцен у нее проплывало перед глазами, на протяжении минувшего года. Джеймс уходит от неё, Джеймс избивает её, Джеймс убивает ребенка. Джеймс… Джеймс… Джеймс… Все это её достало. Она больше не могла терпеть и уж лучше она признается во всем сейчас, чем через шестнадцать лет её муж проснется и увидит отпрыска Малфоевской династии. Но слова комом застряли в горле и никак не хотели лезть наружу. - Так, что там с Гарри, дорогая, - спросил Джеймс, отрываясь от тарелки с едой. Лили смотрела на него. На своего любимого мужа. Огорчить его, значит испортить всю идиллию в доме. Но все уже было построено на обмане. Она уже испортила их отношения своим враньем. И никто не мог этого изменить. Никто и никогда… Долгие, насильно сдерживаемые слезы, наконец, хлынули наружу. - Лили, - Джеймс вскочил со стула и подбежал к своей супруге. Это признание, этот крест. Она не могла больше ждать. И он, Джеймс, он должен понять её, он должен простить и забыть обо всем и принять этого ребенка. Это же Джеймс. По-другому и быть не могло, но этот страх. Она смотрела в его любящие глаза и ничего не могла сказать. Слова были уже здесь, у самого горла, но не выходили, не произносились. Самый лучший, самый любимый и преданный. Самый сильный и мужественный. Он должен выдержать и не осуждать её. Она надеялась. Набрав в грудь воздуха она начала говорить. - Милый, наш Гарри он… Входная дверь с грохотом отворилась. Послышался ужасный грохот и в комнату ворвались клубы черного дыма. Джеймс инстинктивно повалил Лили на пол и закрыл своей грудью. Волшебной палочки при себе не было, и он попытался воспользоваться ситуацией с черным дымом и вывести супругу на улицу. Но было слишком поздно, на порог ступила нога Волан-де-Морта.