Год Крысы. Дороги или Последний аргумент Хольги

«Саший его поймешь, что творится в крысиной душе» Откровения деда Феофнатия Едва за Жаром закрылась дверь, Альк осторожно вытащил из-за пазухи Рыску. Фена сунулась к ней с тихими причитаниями, но тут же испуганно прикрыла ладонью рот. Крыска выглядела странно: неподвижно, с остеклененным взглядом, лежала на руке саврянина. - Она… умерла? – видьма в отчаянии упала на чудом уцелевший стул. - Нет. – Крысолов осторожно погладил клочковатую шерстку. – Она в послепереходном шоке. До вечера должна прийти в себя. - Если видьма подпитает силой, то раньше. – Буркнул отшельник, мрачно разглядывая разгромленную гостиную. М-да, его слова оказались пророческими. Альк таки дорушил дом. Хотя и не без помощи. Фена осторожно приняла неподвижное тельце, прижала к груди. Сухо бросила: - Ступайте отсюда. Вы мне мешаете. - Уйти из дома? – Альк без спора уступил первенство, ибо был строптив, но не глуп. Когда речь идет о мастерстве, лучшее, что можно сделать – дать возможность мастеру спокойно делать свою работу. - Нет, - махнула рукой Фена, - просто из комнаты. Не маячьте тут, не отсвечивайте дар. Пока Ринар с Ольгертом о чем-то приглушенно беседовали в углу коморы, Альк подглядывал в неплотно прикрытую дверь. Фена уж вторую лучины колдовала над Рыской. Не меняя позы, лишь слегка раскачиваясь из стороны в сторону, она сидела прямо на затоптанном полу посреди гостиной, что-то тихо, но страстно шепча. Судя по звукам – одну и туже, надрывно повторяемую фразу. Наконец она замолкла, а затем странным, словно надтреснутым голосом бросила: - Да не топчись ты под дверью, возьми Рыску. Она сейчас очнется. А то мне нехорошо… И правда, вид у видьмы был еще тот: бледная, с зеленцой, словно беспокойница. Казалось, еще доля щепки, и травницу либо вырвет, либо она сама ступит на Небесную Дорогу. Не успел белокосый принять пушистый шевелящийся комочек, как видьма, постанывая, поковыляла во двор. Судя по звукам, доносившимся из-под окошка, пожить она еще поживет. А вот скит изрядно пострадает не только внутри. Старец это тоже понял, и не в силах сдержать досаду, совсем не по-шляхетски пнул многострадальный стул. *** Рыска в ярости металась по добросовестно отполированной столешнице отшельничьего стола. На поворотах лапы то и дело разъезжались, но пребывавшей в животной (в прямом смысле этого слова) люти видуньи было не до размышлений, насколько эстетично она выглядит. - Это все ты! Ты виноват! Недовидун несчастный!!! – аж подскакивала «свеча». Волна раскаяния и жалости с души саврянина уже схлынула, и теперь он молча щурил на крыску желтые глаза, привычно задрав подбородок и сложив руки на груди. Наконец терпение двукосца иссякло. Аристократический палец ткнулся в крысиный нос. - Высказалась? Зря он это. Запал Рыски, пошедший было на убыль, вспыхнул с новой силой. - Ах, ты ж… да я тебе!!!... По иронии судьбы, палец, за который Рыска тяпнула Алька, тоже оказался указательным. Так что счет у них сравнялся: палец за палец. Увы, восстановление исторической справедливости лишь усугубило разногласия сторон. Альк взревел и навис над столом, намереваясь то ли отчитать негодяйку, то ли прибить сразу, без разговоров. К счастью, со двора вернулась Фена. Ловко сцапав дрожащую от ярости и отчаянно брыкающуюся крыску, она осуждающим взглядом обвела мужиков. - Совсем сбрендили. Ну ладно, этот дурак молодой, а вы? Молодой «дурак» от такого наглого и несправедливого женского напора на щепку потерял дар речи. Старые же «дураки» переглянулись, но возмущаться не стали. Накал страстей потихоньку пошел на убыль и в отшельничьей избушке, наконец-то, прозвучал первый толковый вопрос. - Непонятно одно, почему – Рыска? Фена не стала пояснять, что она имеет в виду, всем все и так было понятно. - Ну, это, как раз, просто. – Изрек Крысолов, и все головы повернулись в его сторону. – Связка у Алька и Рыси возникла спонтанно. Обряд проведен не был. Альк в ней играл роль «свечи» только потому, что на тот момент ею уже являлся. Но по обряду он был «свечою» Райлеза, а не Рыски. У молодого видуна враз выдуло из головы все обиды. От волнения он даже об укушенном пальце забыл. - То-то меня всегда удивляло, почему Рысь не гасит мой дар? Не управляет им. Она даже толком взять «свечу» не могла. Вечно приходилось ее «вести». Но я все списывал на ее необученность. - И зря. – Усмехнулся Ринар. – Необученность ничуть не мешала девчонке потягивать из тебя дар, видеть и даже менять дороги. С чего бы она помешала брать «свечу»? Альк вспомнил драку на заячьих бегах. А ведь верно. Ничуть не мешала. Когда Рыска очень захотела, то «зажгла» его аж бегом. Почему же не получалось в другое время? Может потому, что в другое время он был настороже, а на заячьих бегах отвлекся, не ждал подвоха? Точно! Рыска брала «свечу» тогда, когда он ей это позволял. Или не мешал. А не мешал, потому, что не знал, что сможет помешать. Более того, он сам потягивал рыскин дар. А то и использовал ее, как «свечу». - А теперь связка восстановилась и… - … и «свечою» стал тот, кто слабее. Кто ведом… – подхватил Крысолов. - … а восстановилась потому, что к Рыске вернулась сила и заработал дар. - Закончил Альк. Стало тихо. - Но почему Рыска приняла обличье крысы? – первой нарушила его Фена. - Думаю, простое стечение обстоятельств. – Крысолов привычно почесал нос. – Ситуация смертельной опасности, страх за (видун скосил глаза на Алька. У того предательски порозовели уши)… э-э-э… друга. Ну, и наличие рядом нашей дорогой видьмы, да-с, сыграло свою роль. Не только ускорило процесс возвращения дара, но и многократно усилило. А крыса, наверняка, где-то рядом ошивалась. И так как связка ранее существовала в, так сказать, классическом виде, то и восстановилась она таким же образом. - Я ее только покормить хотела-а-а, - Рыска залилась горючими слезами, быстро-быстро умывая мордочку лапками и подергивая хвостом. - Угу, зайцу ты тоже хотела «немного помочь», - злорадно вставил Альк. – Заячья заступница. Теперь, вижу, на крыс перешла. - Я не знала-а-а, что так получится-а-а!.. - Ничего, побегаешь немного с хвостом. Может, ума прибавится. Рыска нацелилась на другой палец, но теперь Альк был начеку. Изловчившись, он поймал крысиный хвост, приподнял, ехидно ухмыльнулся: - Всегда мечтал это сделать. - Не хватай меня там!!! - Это почему? - Это… это неприлично! - Хм, и что ж там есть такого, чего я еще не видел? - Охальник! - Кусака! Сзади раздался вкрадчивый голос Крысолова. - В принципе, я мог бы до Брбрсжисща походить с крысой. - Щ-щас, - буркнул Альк, ловко подхватывая шипящую и брыкающуюся Рыску за спинку, - Вот Саший, куда теперь Крыса пристроить? *** Жар вернулся даже раньше уговоренного. Уже по мрачной физиономии спудея стало понятно, что дела плохи. Зачерпнул полный жбан воды и жадно напился. Вытер ладонью рот и, перемежая слова ругательствами, выдал: - В Мириных Шахтах на всех углах висят ваши с Крысоловом портреты и подробное описание трех особо опасных преступников, совершивших разбойное нападение на тсарских стражей. За поимку обещают пятьдесят златов, за информацию о месте нахождения – четвертак. - Вот оно что, - присвистнул Альк, - хитро задумано. И верно, тащить нас через всю страну обратно в Ринстан и муторно, и хлопотно. А то и опасно. А так, бери и вяжи в любой дыре, никто слова не скажет, наоборот, народец наперегонки побежит закладывать. Тсарские преступники! Да за такое вознаграждение! И даже если саврянская дипслужба вмешается, пока суд да дело, многое можно успеть. Скажем, заставить замолчать… навсегда. Ищи потом, кто из служилых дураков отдал роковой приказ… Белокосый зло пнул обломки многострадального стула. Тот жалобно заскрипел, пошатался-пошатался и с тихим шелестом опал на вконец затоптанный сосновый пол. - Нам теперь и оставаться здесь нельзя, и даже нос высунуть опасно. Первая же встречная крыса настучит, Саший его в дупу. - Днем, - подала голос Фена. Мужчины с удивлением уставились на видьму. - Как же далеки вы от народа, - усмехнулась травница. – Сегодня вечером начинаются Хольгины Святки. Народ колядовать будет. - Точно, - вскочил с пола у грубы, возле которой он грелся, Жар, - знаете, что на Хольгины Святки творится? Колядники ряженые толпами бегают, размалеванные кто во что горазд. В такой толпе мать родную не узнаешь, не то, что преступников по описанию. - Почему не знаем, - обиделся уличенный в невнимательности к народным обычаям отпрыск знатного рода, - я сам мальчишкой коледы пел. Отшельник кивнул – было дело, пел. Не чурается высокородное панство народных основ. Крысолов тоже промычал нечто невнятное, подтверждая, что и он, того, близок к истокам. Даже Рыска, сидевшая у Алька на плече, с интересом глянула на парня. Крысолов уже успел успокоить перевертыша, уверив, что обряд «делегитамации связки» - «тьфу, плевое дело» И как только они доберутся до столицы Саврии «пара лучин – и все». И только Крыс пребывал в препаскуднейшем настроении. Его опять ни за что, ни про что упекли в макитру, даже на шаг не позволив приблизиться к новенькой рыженькой милашке. Люди… *** Слов Альку показалось мало. Он тут же вознамерился доказать свое глубокое знание обычаев. - Дед, где моя старая гитара? Надеюсь, ты ее от злости не сжег? Ольгерт Хаскиль презрительно фыркнул, и, сложив руки на груди, надменно отвернулся. Только подбородок задрался выше обычного. - Ясно, в спаленке, - удовлетворенно бросил Альк и нырнул в соседнюю комнатку. Перешагивая через возмущенно мычащих людей в темном, снял со стены гитару. Вернувшись в гостиную, любовно приладил гитару на колени. Играть пришлось правой рукой. Указательный палец левой, увитый в кокон из старого носового платка старца, на время вывел ее из строя. Впрочем. Альку это не мешало, левша от рождения, он за годы так натренировал и ту, и другую, что они обе были для него «левыми». Струны ответили на легкое касание чуть глуховатым, но слаженным разноголосьем. Гитара была старенькая, дерево потускнело, но пела чисто, без старческого дребезжания. Даже особо настраивать не пришлось. По комнате полилась торжественная, за душу берущая мелодия. Циха ноч, светла ноч Покой несе людзим всем. - Красиво, - выдохнула Рыска. - Но у нас в веске пели иначе. Прышлі Калядкі – бліны ды аладкі. - А у нас так, - выступила на середину комнаты, притопывая и поводя руками, Фена. Коляд, коляд, коляда, Хай обходить вас біда. - О! Меня в Лоэни еще и такому научили, - снова встрял саврянин, ловко переходя на быструю веселую колядку. Коляд, коляд, колядныця, Добра з маком паляныця. А без мака не така, Дайте, тітко, мідяка. Рыска с Феной переглянулись и, не сговариваясь, подхватили. А мідяк не такий, Дайте, тітко,золотий! - Я вижу, вы перед кончиной решили повеселиться, - буркнул Крысолов. Все это время он тихо сидел в углу возле окна, занимаясь мечами. То натирая серебряные вставки ножен, то подтачивая и так острое, как бритва, лезвие. Обожженное плечо, заботливо умащенное Фениными снадобьями и перевязанное куском старой простыни, все еще ныло. - Точно, - спохватилась Рысь, - нужно решить, во что будете рядиться. Жара можно цыганом обрядить, а Алька – Козой. - Кем? – опешил видун. - Козой… - уже не так уверенно протянула подруга. – Ты ведь самый длинный… - И потому козел? – прищурил янтарные глаза двукосец. - А что? Похож, - оскалился Жар, - точь-в-точь, как наш в господе. Даже фыркаете одинаково. Альк, отложив в сторону гитару, начал медленно подыматься со скамьи. Рыска отчаянно вцепилась в ворот сорочки, в душе проклиная себя за длинный язык. - Э-э-э, я хотел сказать, что ты гораздо мужественнее и не такой драчливый, - спудей отступил на шаг, выставив вперед кулаки. - Хочешь проверить? - Как дети малые, - всплеснула руками Фена, - Альк, ты лучше подумай, что со стражами делать? - Да-да, - поддакнул Жар. Альк, все еще глядя на спудея, выгнул бровь. - Ну, пойди яду купи. Можешь у коровьего лекаря, чтоб сильно не тратиться. - Точно, - хлопнула себя по лбу Фена, и бросилась к своей торбе. Конопляная торба, по краю расшитая обережными загогулинками, нервно трепыхалась, пока видьма вытаскивала и вновь погружала в холщевое чрево мешочки, сверточки, коробочки и нечто, замотанное в тряпицы. Наконец на Хольгин свет был извлечен невзрачный мешочек. - Вот! – торжествующе провозгласила Фена, высыпая на ладонь немного серой соломки. - Вообще-то, я пошутил, - ошарашено выдавил посольский сынок. На долю щепки с него даже спесь слетела. - Незаменимое средство, - не обращая ни на кого внимания, продолжала любоваться травой видьма, - Двенадцать лучин крепкого здорового сна в одной ложке! - У-у-фф! – выдохнул Альк облегченно. По крайней мере, повесят их таки не за душегубство тайных стражей. Накинув на плечи плащ и сунув отчаянно сопротивляющуюся Рыску за пазуху, отправился на задний двор: поискать подручный материал для Святочной Зірки. И от греха подальше. *** Рыска обиженно вертелась за пазухой, пытаясь высунуть нос между петлями жупана. Но лапы то и дело съезжали вниз, щекоча и царапая Альку не только грудь, но и живот. Наконец, видун не выдержал. Ладонью легонько придавил неугомонный комочек. - Не царапайся! - А сам? - У меня там для опоры были «кочечки», а ты мне уже весь живот исполосовала. Ах, «кочечки»… Рысь на щепку притихла, но вскоре вновь завозилась и белокосый почувствовал, как мелкие острые зубки легонько сжимают его сосок. От неожиданности он застыл, но уже через щепку выволок негодницу на Хольгин свет. Рыска висела в посольском кулаке, судорожно вцепившись в него передними лапками и отчаянно молотя задними. - Ты что творишь?!! – взгляд мужчины не предвещал ничего хорошего. - А ты почему меня здесь, как в тюрьме держишь? В глазах посольского сына отчетливо читалось: с каким же наслаждением я сейчас свернул бы тебе шею. Но не зря в его воспитание семейство вбухало сотни золотых. Альк сделал несколько глубоких вдохов, помолчал и четким, ровным голосом произнес: - Ладно. Давай заключим компромиссный договор. Специально для малограмотных. Компромисс – это… - Я знаю, что это. Рыска сделала попытку пнуть сжимавший ее кулак задней лапой. Альк злорадно ухмыльнулся, прекрасно зная, что в такой позе – это пустая затея. Не меняя интонации продолжил: - Ты ведешь себя, как подобает воспитанной панночке, а я обеспечиваю тебе приемлемые условия содержания и регулярный выгул. Рыска чуть не задохнулась. Выгул? Вот мерзавец! Черные бусинки глаз метали молнии. Увы, на белокосого негодяя они не произвели никакого впечатления. Пошипев и поизвивавшись еще полщепки, Рысь решила сменить тактику. - Заключим, но на моих условиях. Ты прекращаешь вести себя как обнаглевший жлоб, а я не буду трогать твои «кочечки». Альк застонал. Нет, Крысолов прав. Чем быстрее они вернут Рыску в человечье обличье, тем лучше. Крысиное на нее воздействует просто чудовищно. *** Когда Альк вернулся, чудодейственное средство уже было готово. Осталось только решить каким образом влить его в стражей. То, что им это не понравится сомнений не вызывало. - Значит так, - не допускающим возражений тоном велел младший Хаскиль, - Я держу за голову, спудей ложкой разжимает зубы, Фена выливает зелье. Все понятно? Пошли. Едва троица ввалилась в спаленку, повязаные тревожно зашевелились. Но стоило Альку, выцепив первого попавшегося из стражей, зажать тому голову и подставить Жару (который с жутким скрежетом всунул в рот жертвы ложку) люди в темном принялись расползаться. Крепость доморощенных уз вызывала у Алька большие сомнения. Пришлось звать подмогу. Пока Альк с Жаром и Феной опаивали пленников, Крысолов с отшельником отлавливали отчаянно извивающихся стражей и подтаскивали для экзекуции. Наконец, порядком взопрев и запыхавшись, компания рассовала питие во все рты. - Ну, - отер пот со лба саврянин, - и когда они… вздремнут? - Через пол-лучины, - невозмутимо ответила Фена и, как ни в чем не бывало, отправилась мыть посуду. - Вот это самообладание, - восхитился спудей, - мне бы так. Мужчины понимающе переглянулись. *** Впрочем, Фена умудрилась удивить видавшего виды посла еще раз. Когда Альк через лучину заглянул в спаленку, то увидел почти семейную картину. Все пленники были заботливо укрыты, а под их головы подложены свернутые из подручного тряпья «подушечки». Когда же Альк приподнял одно из одеял, то обнаружил, что и веревки на руках сладко сопящего парня перерезаны, а сами ручки удобненько уложены на животе. Саврянин рывком распахнул двери в гостиную и с порога прорычал: - Что за богадельню вы здесь устроили? - Так замерзнут же, - небрежно бросила Фена, собиравшая осколки побитой в боях посуды в здоровенную макитру. – Мы уедем, кто грубу топить будет? А им еще спать и спать. - Ну, правда, Альк, - подала голос Рыска, – Жалко же людей. - Если бы у этих людей был иной приказ, у тебя были бы все шансы валяться в спаленке вместо них. С одним отличием – перерезанной глоткой. Но спорить больше не стал. Дед с малолетства внушил: препираться с женщиной – не достойно мужчины. Да и себе дороже. Забрал нарезанные из старых рушников ленты и отправился украшать ими сани. Одним балаганом больше, одним меньше – какая уже разница? Если все их нынешнее путешествие - один сплошной балаган. Увидели бы его сейчас колежане-дипломаты... Альк раздраженно скрипнул зубами, и вдруг застыл с лентами в руках – Саший побери, а ведь это новое слово в дипломатии. Ну, кто из традиционных политиков стал бы спасать от холода своих поверженных соперников? Даже предположить подобное смешно. В политике ценится сила – грубая и беспощадная. А если переиграть противника, противопоставив ему не грубую, а, скажем так, «мягкую» силу? Интересно-интересно. Нужно об этом подумать…. *** Сумерки в последний день грудзеня подступают с пугающей быстротой. Вроде еще светло, а уже через щепку Хольга по небу бузинные чернила разлила. И они, прямо на глазах, наплывают, сгущаются: вот только была синь, а теперь, глянь, хвиолет. А еще через щепку и непроглядная чернь. Это уже неряшливый Саший полез чистить небесную печь, да и натрусил сажи. Та ковром легла до самого окоема, только недогоревшие угольки искорками вспыхивают. Ох, и задаст ему Хольга! Фена задвинула заслонки грубы: и верхнюю, и нижнюю. Хорошая у отшельника печь. Такая до утра будет тепло держать. Не замерзнут их пленники, да еще под одеялами. Оглянулась в последний раз и вышла на крыльцо. Приятели уже рассаживались в санях и видьма окинула их пристальным взором. В вывернутых наизнанку кожухах, с намалеванными усами из сажи и бурячным «румянцем» - они выглядели как настоящие колядники. Жар, ну вылитый цыган - с гитарой в руках, подпоясанный красным кушаком. Альк оделся Крысой, но кто не знает, запросто за Козу примет (главное, чтобы саврянин об этом не догадался). У Жара в руках красуется Святочная Зірка на шесте. Пропала отшельникова швабра, хотя, после такого погрома, ему эта швабра… Рядом пристроились два подтоптанных мужичка. Видать, охочие до веселья, вот и увязались с молодежью. Правда, как для весчан, уж больно горделиво сидят, а у седого двукосца глаза так и зыркают свысока. Надо бы им шапки поглубже на лбы насунуть. В Мириных Шахтах веселье уже било чрез край. Улицами, от дома к дому, бродили хохочущие и яркие группки колядников: с факелами, Святочными Зірками, торбами с гостинцами. То тут, то там слышались старательно выпеваемые нестройными голосами коледы, смех, шутки, перебранки, оклики, лай собак, мычание коров, скрип разукрашенных саней и санок. Как и предсказывал Жар, затеряться в этой праздничной круговерти не составило труда. Разве что иногда, пробегающие мимо «колежане», дружески махали руками и интересовались, много ли наколядовали. В ответ приходилось кричать, что да, пироги да колбасы так и сыпятся, вот бы сребров еще! «Колежане» понимающе кивали, и гурьба уносилась в своем направлении. На сиротливо белеющие на заборах листки с описанием «тсарских преступников» никто не обращал ни малейшего внимания. На тракте до Рогатки тоже было достаточно оживленно, а уж после городка так и вовсе стало людно. Многие жители прикордонья имели родственников в Саврии, и на праздники, понятное дело, с удовольствием ездили в гости друг к другу. Развеселых колядников, правда, было поменьше, но тоже хватало, так что компания ряженых в санях никого особо не заинтересовала. Наконец подъехали к связывающей два тсарства плотине. Перед отстроенным, ярко освещенным смоляными факелами мостком толпилась кордонная стража. Все знали, что после Хольгиных Святок тсарская чета объявит об Унии Саврии и Ринтара, но пока высочайшего повеления не последовало, стража сидела на своих местах. Досмотр тсецы вели больше для вида, но порядок есть порядок, и разноликая и гомонливая толпа послушно выстраивалась в очередь. - Что, служилые, нос повесили? - Зычно проорал дородный мужик на пегой, откормленной корове, успевший втиснуться впереди наших путешественников, - Печалитесь, что лавочку вашу прикроют? Вы бы напоследок хоть пирогами у колядников разжились, а то без кордонной мзды невеселая житуха начнется! Толпа одобрительно загоготала. - Ты поддувало-то прикрой, - хмуро, но беззлобно кинул ему страж. А что толку злобиться. Оно понятно, что скоро придется такому же мужику кланяться в поиске работы. Зато без кордона можно попытать счастья в Саврии, где плата повыше будет. Может и удастся семейный доход сохранить. - Та шо там прикрой, - продолжал зубоскалить мужик, - ты не рот затыкай, а лучше умных людей послушай. А то привыкли на казенной службе… В Крокаше селитирню открывают. Там крепкие парни, тсарской службе обученные, во как нужны. Валите туда, хоть польза от вас будет. Толпа притихла, но ненадолго. Первой подала голос востроглазая и долгоносая тетка, гнавшая через плотину старую бодливую козу: - Это шо за селисирня такая? Может, и моего деда возьмут? - Темнота! – развеселился всезнающий мужичина. – Селитирня! На ней из го…на порошок такой делают, который (мужик замялся, видимо и сам толком не понимал, о чем вещает), ну если его в такую… макитру засунуть и бросить, то он огнем бахкает. Насмерть. Толпа грохнула обидным смехом. Громче всех заливалась тетка с козой. Она сунула хмыкающему стражу медьку и потащила упирающуюся всеми копытами козу. - Тьху на тебя! Шо, наколядовался уже? А я-то думала… От обиды мужик на пегой корове стал буряковым. Хотел что-то возразить, но лишь махнул рукой. - Да ну вас, темнота весчанская. Шо б вы понимали. Это наука! – Он глубокомысленно поднял палец. – Даже купетство из Ванзейской Унии вкладывается. А вы ржете. Мужик бросил тсецу свою монету и обиженно потрусил через плотину. Рыска высунула усатый нос из растегнутого ворота алькового жупана. - Я читала трактаты алхимов, но думала, что они философский камень ищут, а не мануфактуры открывают. - Правильно думала, - протянул Альк, и нетерпеливо развернулся к отшельнику. – Дед, правда, что ли? - Правда, - высокомерно бросил тот, - Шарес ваш, оказался не дурак. Ванзейцам пошлины снизил, вот они и вкладываются. Некий порох будут делать. Страшное оружие, исчадие Сашия. Погибель рода человеческого. Альк задумался, машинально почесывая Рыску под шейкой (та тут же притихла, зажмурилась и вытянула голову, чуть не вывалившись из-за пазухи). Вот оно что. А в Лоэни все гадали, с чего это Шарес так резко политику развернул. Витор то, ванзейцев на дух не переносил. Теперь понятно, с чего. Рисковый шаг. Но какой красивый. И главное, с заделом не на годы, на десятилетия вперед. Н-да, прав дед. Не прост их тсарь, ох не прост. Тем временем, толпа, смеясь, балагуря и поругиваясь, рассеялась. На мостке остались только тсецы и сани с «колядниками». К ним вразвалочку подошел страж. Тот самый, который пару щепок тому назад препирался с просвещенным мужичиной. Страж скользнул цепким натренированным взглядом по содержимому саней, задержался на торбах. Альк отреагировал быстрее всех. - Пироги теще, а вам, - он вытащил из кармана и со смаком позвенел в руке парой сребров, - от нашей компании и в честь праздника вот это. Но перекочевать в карман мздолюбца сребры не успели. За спинами «колядников» раздался холодный, привыкший повелевать голос. - Подкуп тсарского служилого карается отсечением длани. С этими словами из тени на свет факелов, в тишине, нарушаемой лишь поскрипыванием мостков, вышел Берек. Но подошел не к саням, а к стражу. Сгреб за грудки и, наклонив излучающее холодное презрение лицо прямо к перекошенной от страха роже тсеца, отчеканил по слогам: - Ты не на торбы, придурок, смотри, а на физиономии. Для кого, спрашивается, тсарский указ вывешен? И Берек зло ткнул в листок с описанием «тсарских преступников», прибитый здоровенным гвоздем прямо на плохо отесанном столбе у входа на мосток. Рыска оглянулась и похолодела: из холодной зимней тьмы выступали молчаливые ряды готовых к бою тайных стражей. Один за другим, люди в темном подымались на мостки, отрезая путь к отступлению. Через плотину также было не прорваться: другая группа тайных стражей за какие-то доли щепки перекрыла, еще недавно пустой мосток. Альк напрягся и скользнул рукой под жупан – к мечам. Остальные мужчины тоже приготовились дорого продать свою свободу, а может и жизнь. Но Рыска с ужасающей ясностью понимала – шансов выпутаться из облоги у них нет. Даже Альку с такой навалой не справиться. Почему-то о себе она сейчас не думала. Как завороженная, не отрываясь, смотрела и смотрела в побледневшее и словно окаменевшее лицо беловолосого мужчины. И в отблеске янтарных глаз видела картины недалекого будущего – звон мечей, перекошенные яростью лица, кровь на белых косах. Ночь вокруг сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее сгущалась, наваливаясь, и словно засасывая в гигантскую воронку. Казалось, еще немного, и морок высосет из нее не только все силы, но и душу. Но в последнюю щепку, тело вдруг пронзила такая острая боль, что Рыска дико, отчаянно закричала. А затем, на нее со всех сторон хлынул ослепляющий и одуряющий свет, затопил все естество, и выплеснулся через край.