Беллиорские ёжики настолько суровы...

Спать устроились под наспех растянутой в виде навеса бывшей палаткой. Милина пообещала помочь назавтра с её починкой, а пока притащила из дома несколько одеял – чтоб рамерийцам не было зябко спать практически под открытым небом. Хозяева усадьбы также одарили временно оставшегося без одежды Лана (накануне перестиранные им и развешанные сохнуть вещи после разгула шестилапого разбойника пришлось собирать по кустам и снова стирать и сушить), и теперь донельзя смущённый арзак с затаённым любопытством оглядывал себя в непривычном ему местном наряде. - Ну а чего? – высказал своё мнение Эль-Сун, тоже оглядев его с головы до пят придирчивым взглядом менвитского щёголя. – Вполне себе смотришься! Даже лучше, чем в этом своём мешковатом комбезе! Будь сейчас здесь местные девицы – тебе бы от них отбою не было! Мегранец вскинул на него взгляд, в котором явственно читалось: «Только не это!!!». Эль заржал и потащил ассистента к хозяйскому дому, где на вынесенном из дома столе Милина уже накрывала поздний ужин на четверых. Зоолог не признавался себе, но смотреть на Лана в местных обновках было… приятно. Беллиорская одежда из льняной и шерстяной домоткани сидела на арзаке настолько ладно и непринуждённо, словно он всю жизнь в ней ходил. А, учитывая, что на Рамерии натуральные ткани ручной работы могли себе позволить лишь очень богатые ценители, можно было с уверенностью утверждать, что одет был арзак совсем не как раб! Он был одет как принц! Эль про себя даже усмехнулся этому парадоксу. Принц-раб, принц в рабстве… чего только не придумает разнузданная (не настолько, правда, как у начальника Первой Беллиорской, но всё же) фантазия! Деревня была непривычно тиха и пуста. Не перекликались звонкими голосами женщины, не вопила, гоняясь в пятнашки, ребятня, не стучал в кузне молот, не скрипели колёса повозок и колодезных воротов. В ярко раскрашенных домиках не горели уютные огоньки, и не звучала с площади музыка доморощенного деревенского оркестрика, вызывая молодёжь на танцы. Молчали хлопотливые куры и деловитые свиньи, не пели, отмечая наступление ночи, петухи, не мычали важные и спокойные коровы и не ревели, возвращаясь с полей, шестилапые. Всю домашнюю скотину и птицу ушедшие жители прихватили с собой. И потому деревня казалась вымершей. Только в одном из опустевших драконятников слышалась живая возня – Фалька ворочалась сама и перекатывала лапами яйцо. По прикидкам Реньено появление на свет детёныша следовало ожидать со дня на день… но вот успеет ли он вылупиться? Не перечеркнёт ли всё надвигающийся катаклизм? Даже рамерийцам передалась тревога беллиорцев. Эль-Сун предложил на всякий случай приготовить большую прочную сеть, чтобы в случае опасности драконица смогла сама спасти своё дитя, подняв в воздух, словно авоську, сеть с яйцом. - А чтоб не терять тепло, яйцо можно завернуть в одеяла. Идея была хороша – вот только поди объясни намерения людей самой драконице! Фалька в последние дни стала крайне раздражительной и чуть ли не бросалась на всех, кто подходил слишком близко к ней и её драгоценному яйцу. Корм ей приходилось задавать в далеко отставленную от гнезда кормушку и сразу же делать ноги из драконятника. Будущая мамочка ворчала и огрызалась даже на Лана, а уж казалось бы, к нему-то вся их драконья братия питала вполне себе благожелательные чувства. - Что вы хотите – женщина в положении! – разводил руками Реньено. – У таких вечно в голове не пойми что! Подождём вылупления дракончика. Думаю, после этого она успокоится. Ночь после эвакуации деревни прошла вполне спокойно. А под утро рамерийцев разбудил запыхавшийся Реньено. - Вставайте! – затормошил он их. – Началось! - Что началось? – спросонья подхватился Эль-Сун. – Бедствие? - Да нет же, хвала великому Гудвину!.. ЯЙЦО ТРЕСКАЕТСЯ!!! Это было… невероятно. Затаив дыхание, рамерийцы молча смотрели, как пятнистая, кажущаяся несокрушимой поверхность яйца покрывается трещинами, как эти трещины разрастаются, соединяются… Хррясь! – от толчка изнутри вывалился кусочек скорлупы, и в отверстии на мгновение мелькнула маленькая лапка с крошечными, ещё мягкими коготками. Детёныш возился внутри, готовясь покинуть своё тесное обиталище. Вот хрустнул и отвалился ещё один кусок – побольше – явив на свет вывалившийся из дыры хвостик. Яйцо закачалось… и вдруг с влажным треском лопнуло, развалилось на несколько неравных частей, среди которых копошился маленький, покрытый внутриплодной слизью комочек. Эль-Сун в крайнем волнении стиснул руки в замок, словно умоляя высшие силы не вмешиваться, дать процессу рождения пройти без осложнений, не погубить дракончика. Краем сознания тем не менее мелькнула прагматичная мысль, что надо будет обязательно выпросить у Реньено обломки. Скорлупа настоящего драконьего яйца – о, какой фурор она произведёт в научных кругах Рамерии! С помощью матери новорождённый малыш, наконец, выкарабкался из яйца, и теперь сидел среди его обломков, неуклюже растопырив толстенькие лапки и крошечные крылышки и бессмысленно тараща пока ещё мутные глазёнки. Размерами он был с некрупную собаку, и трудно было поверить, что этот кроха со временем вымахает в огромного могучего зверя. Фалька деловито и нежно вылизывала детёныша, счищая с него остатки слизи. Вид у драконицы был гордый и счастливый. - Пацан! – заулыбался Реньено. – Видите гребешок на голове? У самок, как видите, таких нет… Ну Фалечка, ну красавица моя! Порадовала! А уж как папа-то Ойххо обрадуется сыночку! Эль-Сун зачарованно смотрел на перламутрово-серого чешуйчатого малыша, который, пошатываясь и отфыркиваясь от слишком ретивых движений материнского языка, уже пытался исследовать окружающий мир. Неуклюжими движениями он напоминал только что открывшего глазки котёнка или щенка. «Это самый лучший момент в моей жизни!» - с блаженным умилением и улыбкой чуть ли не до ушей думал про себя зоолог, остро жалея, что после разгрома их лагеря снять это эпичное событие на видео было просто нечем. Камера не сказать, чтобы сильно пострадала, но Лан пока не успел заставить её работать в режиме видеосъёмки. Да и фоторежим на ней теперь работал раз через два. Встроенную же камеру ноутбука после очередной её поломки Эль-Сун некогда выкорчевал сам в связи с очевидной бесполезностью. И теперь жалел об этом. Тем не менее умница-арзак всё же пытался что-то снимать барахлящей камерой, в последний момент прихваченной им с места ночёвки. Оставалось только молиться всем, какие есть, богам, чтобы там хоть что-то смогло запечатлиться. Хотя бы пара-тройка кадров! Драконица, наконец, обратила внимание на щёлканье и мигание вспышек и предупредительно заворчала. Ей явно не нравилось столь пристальное и навязчивое внимание людей к её ненаглядному дитятку. - Это у неё первый детёныш, - пояснил Реньено. – Потому она и ревнует его ко всему, что шевелится. Давайте-ка пока уйдём отсюда, пусть Фалька займётся сыном без посторонних и наконец успокоится. Завтра, я надеюсь, она уже будет более дружелюбна. Эль-Сун с крайней неохотой покинул драконятник. Дай ему волю – и он остался бы тут дневать и ночевать. Но ничего не поделать, пришлось подчиниться просьбе беллиорца. Потому что зоологу было прекрасно известно, что такое ревнующая своего малыша самка! Особенно такая огромная, зубастая и грозная! - Ну что? – встретила их на крыльце закутанная от утренних сквозняков в шаль Милина. – Кто у нас? - Мальчик! – словно о человечьем ребёнке торжественно возвестил Реньено. – Тащи тот самый кувшинчик, жена! Это дело надо отметить! И хитро подмигнул рамерийцам. Следующие несколько дней Эль-Суну пришлось постоянно обуздывать своё желание неотлучно торчать в драконятнике и наблюдать за развитием хвостатого малыша. Фалька всё ещё проявляла недружелюбие к посторонним и подпускала к себе только Реньено. Так что все работы по чистке и кормлению драконов теперь брал на себя он, а пришельцам ничего не оставалось, как заниматься своими делами или же слоняться вокруг драконятника и быть на подхвате. Одно радовало: каким-то чудом кадры процесса рождения дракончика получились все, и даже без битых пикселей! Зоолог раз за разом любовно пересматривал скинутые на ноут фотофайлы, сочинял к ним поясняющие комментарии и мечтал о скором продолжении исследовательских работ. Его настолько захватило свершившееся событие, что даже угроза надвигающегося катаклизма отступила на второй план. Чтобы не так тягомотно было коротать время вне зоны доступа к вожделенному дракончику, Эль снова взялся за подзаброшенные было им медитативные практики. И, памятуя о своём недавно возникшем намерении, стал обучать некоторым приёмам самоконтроля и Лана. Занимались обычно на берегу местной речки, где вся обстановка настраивала на нужный лад. Заодно и за водными процедурами после занятий не нужно было далеко ходить. - Концентрация внимания и внутренний покой – это основа любой методики, - вещал Эль, прохаживаясь перед стоящим на одной ноге арзаком. – Ты должен уметь делать это в любых условиях и при любых обстоятельствах. Даже если они самые неподходящие. Он вдруг несильно стеганул ученика по оголённой щиколотке прутиком, который держал в руках. Лан невольно покачнулся, но всё же сумел удержать равновесие. - Расслабься. Дыши медленно. Представь, что ты дерево. Почувствуй, как прорастают в землю твои корни. Как течёт по ним питательная влага и живительная сила недр. Открой себя этой силе, пусть она наполнит твои ветви и листья. Цепляйся корнями за землю и не давай себя выкорчевать. Первые тренировки предсказуемо не дали никаких результатов, хотя Эль-Сун и видел, что арзак старался изо всех сил в точности выполнять его указания. Но вот не давалась ему почему-то концентрация - и всё тут. Может быть в этом была виновата близость избранника, из-за которой Лан, будучи рабом, ожидаемо не мог расслабиться, постоянно ожидая какого-нибудь приказа. Но избавить процесс тренировок от своего присутствия зоолог, естественно, не мог. А ещё он в который уже раз отметил, что мегранец с трудом переносит прикосновения к себе. Занимались они обычно в одних только штанах и босые, и когда Эль подходил к ученику, чтобы исправить какую-то погрешность в очередной асане, тот всегда невольно вздрагивал и слегка напрягался. - Ну вы, арзаки, и недотроги! – сказал ему однажды менвит. – Чего ты всё дёргаешься, я ведь не делаю тебе больно! И хватит стесняться, словно фрейлина в казарме гвардейцев Верховного! Арзак краснел, закусывал губы, извинялся и спешил исправиться. То есть выравнивал дыхание, расслаблялся и, наконец, делал всё, как надо. Но при этом у Эль-Суна возникало стойкое ощущение того, что мегранец каждый раз преодолевает какой-то нешуточный психологический барьер. В чём была причина такого поведения – зоологу было неизвестно, но ещё один повод в дальнейшем обстоятельно поговорить с Рахи он себе нашёл. «Тростник, - думал Эль-Сун, глядя на то, как Лан в очередной раз сбрасывает напряжение и начинает дышать ровно и глубоко. – Как есть речной тростник! Гнётся – но не ломается!» - Знаешь, что? – однажды предложил он. – А давай-ка ты попробуй делать этот комплекс упражнений без меня! – арзак от удивления расширил глаза и недоверчиво уставился на него: господин это серьёзно? – Да-да, и можешь не таращиться так на меня. У тебя какой-то ступор от моего присутствия рядом. Ты, видимо, всё время ожидаешь от меня какого-нибудь приказа, чтобы незамедлительно его исполнить. Да, конечно, я ценю исполнительных и покорных рабов… но в данном случае твоя исполнительность мне нужна исключительно в плане чёткого и осознанного – я подчеркну: осознанного! - следования моим указаниям. То есть, если я говорю тебе расслабиться и ни о чём не думать – ты должен это сделать. Сам, без гипноза! Понимаешь? - Понимаю, господин… - прошептал арзак. - А у тебя это не получается! Ты слишком зажат внутренне и постоянно боишься. Пойми, я не собираюсь причинять тебе боль. И то, чему я сейчас пытаюсь тебя научить, в дальнейшем поможет тебе справляться с проявлениями твоего опасного для тебя же самого дара. Ты же не хочешь снова свалиться с таким же приступом, что у тебя случился недавно? Не хочешь. Вот и работай над этим! - Господин… - вдруг тихо окликнул связист. – Могу ли я задать вам один вопрос?.. - Можешь. - Простите за дерзость, господин, но… Почему вы, избранник, учите меня тому, чему рабов учить… запрещено? Вопрос оказался настолько внезапным и по содержанию чуть ли не крамольным, что Эль даже слегка «завис». Ну в самом деле, почему? В памяти вдруг чередой пронеслись ощущения, пережитые им, и мысли, передуманные им за всё время его короткого знакомства с этим «нестандартным» рабом. Разве мог он, Элеор Сунмар – менвит, аристократ, племянник (хоть и опальный) самого Верховного, известный зоолог и телеведущий – подписывая тот договор аренды чужого раба, даже подумать о том, что этот раб совсем скоро перестанет быть для него очередной безликой и безымянной «куклой», на которых он так любил срывать дурное настроение и горечь непризнанности царствующим родом? Разве мог он представить, что однажды ему станет небезразлична судьба этого парня, что он сам будет сражаться за его жизнь и в ужасе замирать от мысли, что может потерять его? И не только потому, что по договору он был обязан вернуть арзака его господину целым и невредимым. Но… разве он знал, что этот арендованный чужой раб внезапно станет для него, гордого избранника, самой важной и нужной личностью в его жизни? Станет настолько своим, что даже извечная ненависть Эль-Суна к арзакам покладисто утихнет и спрячет когти? И… почему же все эти мысли и ощущения, которые он до сего момента считал бредом и досадливо отметал, едва они только возникали, теперь вдруг стали настолько вескими и ослепительно-яркими, что игнорировать их уже было нельзя? «Он… нужен мне, - с внезапной беспощадной ясностью вспыхнула в сознании мысль, расставляя все точки над нужными буквами и заставляя, наконец, признать то, от чего он всё это время отмахивался. – Нужен! Но он – не мой раб, он принадлежит другому. Мы вернёмся в Ранавир, я верну его хозяину и, скорее всего, мы больше не увидимся. А Рахи – очевидно же, что он не согласится продать его мне… Лан, Лан… Ну почему ты не мой раб? Почему ты… раб?..» Чужой, но такой… до боли в стиснутых кулаках свой… раб, которого Элю уже не хотелось видеть рабом, ждал ответа. И вот что он должен был ему ответить? Отбрехаться привычным непререкаемым «потому что мне так хочется!» или надменным «потому что мне скучно»? Раньше, в начале их совместного приключения Эль так и отвечал, совершенно не заботясь о том, что на это подумает арзак. Но не теперь. Не теперь! Врать этому парню – равно как и говорить ему правду – не хотелось. Он не заслуживал первого, но и для второго мегранец, что называется, рангом не вышел. Для правды не хватало только одного главного условия: равенства между ними. Равному себе Эль-Сун мог бы сказать всё, как есть, ничего не скрывая и не боясь при этом уронить свой авторитет… но если бы только Лан не был рабом!!!.. И Эль ответил так, как ему подсказывала сама сложившаяся ситуация и пока ещё властные над ним самим установки менвитского избранничества. - Почему, спрашиваешь?.. Ну, что-то мне подсказывает, что твой господин и сам бы, обнаружив в тебе эти аномальные способности, начал искать способ если не избавить тебя от них, то хотя бы сделать так, чтобы они не доставляли проблем ни тебе, ни окружающим. А поскольку он сам говорил, что гипнозом в отношении тебя он не пользуется, да и вообще, судя по всему, очень крепко к тебе привязан – то полагаю, что этот способ был бы чем-то вроде того, что делаю я. Но поскольку твоего господина сейчас рядом нет, а ты по договору временно принадлежишь мне – то мне же этим вопросом пока и заниматься. Такой ответ тебя устраивает? Арзак вспыхнул, смущённо пробормотал своё «да, господин, простите, господин» и низко опустил голову. Губы его дрогнули, словно он хотел что-то сказать ещё, но в последний момент передумал. Эль-Сун тут же просёк это. - Говори! – велел он. Лан поднял голову. Вскинул взгляд, зажёгшийся уже знакомым Элю упорством. Зоолог тут же зацепил, подхватил этот взгляд, протянув между ними… нет, это были уже не те заскорузлые от соли и крови абордажные тросы гипноза с безжалостными крючьями на концах. Это был мост. Мост между берегами. Мост над кипящей в пропасти горной рекой. Надёжный, словно протянутая рука помощи и поддержки. «Говори, не бойся!» - Вы необыкновенно прозорливы, господин, - проговорил арзак. – Проблемы. Дело именно в них. С того самого момента, как господин Ра-Хор купил меня – «проблемного раба», я поклялся не создавать ему проблем. И не создам! Я… очень благодарен вам, господин, за то, что вы делаете для моего господина… и для меня. У меня не всё пока получается, господин, простите, но я обещаю вам, что сделаю всё, чтобы такого больше не было. Вы… верите мне, господин?.. Прежде чем ответить, Эль, продолжая смотреть мегранцу в глаза, медленно протянул руку и коснулся его лица. Твёрдые как дерево пальцы менвита, умеющие быть жестокими и беспощадными пальцы избранника мягко и бережно отвели упавшую на глаза арзака прядь, скользнули по высокому чистому лбу, коснулись горькой складочки между бровями… - Верю, - сказал Эль-Сун. – Тебе – верю! …как же не хотелось его отпускать!.. Что ж ты делаешь со мной, арзак?..