Беллиорские ёжики настолько суровы...

Дракон Ойххо вернулся примерно через полчаса. Один. Взнузданный и осёдланный, с прикреплённой к спине лёгкой плетёной кабиной. Менвит изумлённо повернулся к беллиорцу, читающему ответное послание, извлечённое из сумочки на драконьей лапе: - Так он у тебя ещё и ездовой?.. Рахис ответил, нимало не заботясь о том, что его не поймут, свернул и спрятал в карман записку и жестом предложил ему забросить вещи в кабину и сесть туда самим. - Ты предлагаешь нам лететь на… этом великолепном создании? – медленно проговорил зоолог, чувствуя нарастающий в душе восторг. Подумать только – лететь на драконе! В самых своих смелых фантазиях он не мог и помыслить такого! В основном, конечно, потому, что на Рамерии драконы давным-давно стали легендой. А обнаруженные экспедицией на Беллиоре… ну кто же знал, что их тут приручают?! Оставался открытым только один вопрос: куда собирался отвезти их Рахис? В Ранавир? Ой, вряд ли! К правителю страны? А вот это куда больше похоже на правду! Ладно. Что бы там ни ждало их впереди – а Лан нуждался в нормальном лечении и уходе. Может быть, плен у беллиорцев будет не слишком тягостным, и они даже позаботятся о раненом? Вроде как жители Гудвинии не производили впечатление бессердечных злодеев. А потом можно будет попробовать договориться о выкупе или… обмене? «Генерал не отдаст Ментахо» - подумал Эль. – «Даже взамен кого-то более важного, чем простой зоолог и тем более - раб. Его жену – тоже, иначе переводчик откажется сотрудничать. Разве что нас могут обменять на ту девицу, что захватили недавно?.. А ценна ли она для беллиорцев? Посмотрим». Он решил пока отложить несвоевременные размышления и заняться делами более насущными. Отказавшись от помощи Рахиса, он уложил вещи в задний отсек кабины, разместив их с привычной эргономичностью. Потом подошёл к арзаку. Лан посматривал на него по-прежнему смущённо и виновато, сознавая свою ведущую роль в постигших их неприятностях. Но молчал, не желая, видимо, раздражать и без того недовольного избранника. Эль примерился и, стараясь быть как можно аккуратнее, поднял арзака на руки. Тот оказался совсем не тяжёлым. Пока зоолог нёс его к дракону, Лан напряжённо смотрел куда-то в себя и не шевелился. Хотя наверняка травма причиняла ему, несмотря на инъекцию, боль и неудобства. Эль-Сун про себя одобрил и даже похвалил его выдержку. Возникла некоторая заминка, когда ему понадобилось самому влезть по верёвочной лестнице в кабину на спине дракона, и погрузить арзака. - Может быть, я сам, господин? – смущённо и несмело попросил Лан, явно чувствовавший себя крайне неуютно на руках у господина избранника. - Угу… - саркастично проворчал менвит. – Сам он… Лучше заткнись! Тебе сейчас вообще нельзя разговаривать! Тут его что-то подтолкнуло в бок. Он обернулся и увидел Ойххо. Дракон согнул шею, положил голову на траву и приглашающе посмотрел на пришельца. - Ты хочешь, чтобы я воспользовался твоей головой, как подъёмником? – осенило Эля. Дракон фыркнул и ещё раз ткнулся в него – давай, мол, не робей! Подивившись такой почти разумностью гигантского ящера, зоолог осторожно уложил арзака на широкую драконью морду. - Держись крепче! – приказал он, вскарабкиваясь сам. Ойххо легко, как пушинку, поднял их на свою спину (Лан расширил глаза в восторге и лёгком испуге и вцепился в какой-то выступ на носу зверя). Эль-Сун перебрался в кабину и перенёс туда раба. Неведомо как рядом с ними оказался Рахис. Он уселся на скамеечку впереди кабины, разобрал поводья, оглянулся, подмигнул своим необычным пассажирам и произнёс пару слов. Эль понял это, как «держитесь крепче!» и ухватился одной рукой за сиденье кабины, другой крепко, но осторожно прижал к себе Лана. Арзак смирно полулежал на скамье, опираясь спиной на его плечо и грудь, и менвит ладонью ощущал частое биение его сердца под гладкой кожей и шершавой повязкой. Странное это было ощущение. Будто не презренный раб сейчас покоился в его руках, а достойное жалости и сочувствия маленькое дикое существо – раненое и нуждающееся в его помощи. Менвит неодобрительно покачал головой и поправил сбившийся спальник, в который был закутан арзак. Дракон слегка присел и взлетел на этот раз без разбега, прямо с места. И Эль тут же позабыл занимавшие его странные мысли. - Уау!!! – воскликнул он в восторге и неожиданно для себя рассмеялся. Это было… упоительно! Рахис оглянулся на него, улыбнулся и покивал головой. Ему явно пришлась по душе смелость высокого пришельца. Всю дорогу Эль не отрывался от окон кабины, рассматривая проплывавшие под ними пейзажи Гудвинии. Ракурс с такой высоты был ему не нов – всё-таки, он уже летал над нею – но в вертолёте. А вот так, как сейчас… Нет, ручной ездовой дракон – это вам не вертолёт! Вот остальные-то избранники от зависти полопаются, когда он им расскажет! Особенно генерал! Такого он даже в своей книге не фантазировал! Развеселившись этими мыслями и резко подобрев, менвит даже устроил поудобнее Лана, чтобы раб тоже мог оценить красоту пейзажей и наслаждение таким необычным видом путешествия. Но арзак почему-то вдруг вздрогнул, закрыл глаза и инстинктивно прижался к нему, как более сильному и храброму. Лицо его снова побелело. - Ты чего это ко мне жмёшься? – удивился менвит. - Я, кажется… боюсь высоты, господин… Простите… - пробормотал раб и сделал попытку отстраниться, чтобы не мешать избраннику. Но тот только крепче прижал его к себе. - Сиди и не дёргайся. Не вывалишься, я тебя держу. А потом, забыв, что сам же приказывал ему молчать, поинтересовался: - Раньше приходилось летать? - Нет, господин. До экспедиции - ни на драконах, ни на чём-либо ещё. И мне раньше и в голову не приходило, что высоты… можно бояться… Простите, пожалуйста. Я даже не знал, что у меня... вот так. - Ну, на драконе и я впервые лечу, – успокоил его зоолог. И вдруг спросил, - Как твоё ребро? Очень… больно? - Ничего страшного, господин… - раб смотрел в пол кабины, но в голосе его послышалась неловкая улыбка. – Меня уже столько раз ломали, что я привык. Менвит дёрнул бровью. Разумеется, избранники требовали от рабов откровенности, но чтобы настолько… - Твой господин… - начал было он и прикусил язык. В самом деле, какое ему дело до того, как Ра-Хор относится к своему рабу? В конце концов, это даже неэтично – интересоваться эдаким. Но раб, кажется, просёк смысл его незаконченной фразы. - Это было до того, как я попал к господину Ра-Хору. – отозвался он. Эль кивнул. Рабы, как и всякое прочее имущество, иногда переходили из рук в руки, и это было в порядке вещей. Он в очередной раз присмотрелся к спутнику. На момент Дня Величия тот явно был уже не ребёнком, а подростком или, скорее, юношей – как и сам Эль. А куда сразу после Пира отправляли всех «первично обработанных» взрослых арзаков для того, чтобы завершить процесс промывки мозгов и подготовить их, кого – к продаже в частные руки, кого – к распределению по государственным учреждениям и предприятиям? Правильно, в рабоче-накопительные лагеря. Некоторые задерживались там на годы. Некоторые - на всю жизнь. Эль-Сун задумался, анализируя полученную информацию и свои догадки. Ещё в тот памятный вечер купания и последующего за ним ежового визита от него не укрылось наличие на теле арзака старых, давно заживших шрамов и прочих… отметок. Такое впечатление, будто кто-то когда-то намеренно резал и прижигал кожу раба. Нормальные, бережливые хозяева так не поступали. Ра-Хор – несмотря на его суровость – производил впечатление нормального. Да и раб говорил о нём с особой теплотой… если, конечно, он не принадлежал к числу тех людей, которые ловят кайф от боли и истязаний. Но нет, шрамы-то старые… - Лагерный раб? – напрямую вывалил Эль, больше уточняя, чем спрашивая. - Да, господин. Вы весьма проницательны. - Любопытно… - протянул зоолог, окидывая арзака пристальным взглядом и чувствуя когнитивный диссонанс от несовпадения того, что видел, и того, что слышал. Это в высшей степени контактное, послушное, предельно честное, искреннее и… (он вдруг нашёл это слово!) СВЕТЛОЕ существо никак не могло быть в прошлом лагерным рабом! Элю доводилось встречать арзаков из таких мест, и они производили на него довольно неприятное и тягостное впечатление своей вечной угрюмостью и зажатостью. Они были покорны, но покорялись, подобно бездумному стаду ведомых на заклание скотов. Ясное дело, что в последнее время уважающие себя хозяева прибегали к покупке раба из лагеря только в самых крайних случаях. Незавидный был товар, прямо скажем. - И чем же ты так привлёк господина Ра-Хора, что он вдруг выкупил тебя? – продолжил допытываться ощутивший в себе исследовательский азарт менвит. Раб осторожно шевельнул плечом. - Спросите лучше у него сами, господин. Мне этого знать не полагается. Искренняя, не наигранная скромность арзака понравилась Эль-Суну. Равно как и то, что тот так мужественно терпел боль. Он уже не жалел, что раб столь неловко подставился под удар драконьим крылом, и что теперь именно из-за него им грозит плен у беллиорцев. Сейчас он видел перед собой нечто заслуживающее не меньшего внимания, чем даже крылатый ящер, нёсший их на спине. В Лане было что-то такое… парадоксальное, необычное, до чего хотелось добраться, раскрыть, изучить… На Рамерии Эль, как профессионал-зоолог имел дело с самыми разными живыми созданиями. Большинство из них вызывало его интерес, порой – восхищение своей силой, красотой, непредсказуемостью… опасностью. За ними хотелось наблюдать (и желательно – с близкого расстояния), их хотелось выслеживать, ловить, изучать и… отпускать обратно на волю. Может и парадоксально, но Эль-Сун, будучи представителем высокомерной расы повелителей Рамерии и принадлежа по праву крови к родовой аристократии, не любил причинять вреда «меньшим братьям». И не любил охоту «развлечения ради» с её обязательным финальным убийством ни в чём не повинного зверя. Дикие существа – рассуждал он, - не арзаки, и они не могут принадлежать менвитам – ибо уже принадлежат породившей их природе. Вот арзаки – другое дело. Им на роду написано быть в подчинении у избранников. Вот только они – не звери. Они - животные. Приручённые, покорные, трудолюбивые и безответные. Как тягловой скот или, скажем, комнатные любимцы для хозяйских забав. Эль-Сун, как и многие выходцы из менвитской аристократии, презирал арзаков. Правда, до Дня Величия он, свободно общаясь с представителями их расы, обнаружил в них немало интересных и достойных внимания и уважения черт. Это несколько сгладило его непреходящую злость и обиду на беспутную бабку. В школьных и студенческих экспедициях по Рамерии им довольно часто помогали ассистенты и проводники из арзаков, и Эль не мог не отметить, что с детства коренившаяся в нём неприязнь к этому низкорослому племени как-то постепенно сходит на нет. Возможно, со временем она и вовсе бы исчезла… но тут грянул День Величия. Арзаки проявили слабость и позволили подчинить себя, превратить в жалких униженных рабов. В тупых, покорных животных. Разве достойны были уважения такие? Эль-Сун презирал арзаков именно за эту слабость. И ненавидел самого себя за то, что в нём текла кровь слабой расы – расы рабов. И время от времени его ненависть и презрение выплёскивались наружу, принимая форму довольно жестоких выходок по отношению к арзакам и… к себе самому. Но странная и неведомая сущность, что смотрела на мир глазами раба по имени Лан, её открытость, искренность и эмоциональность зацепили и не на шутку раздразнили интерес Эль-Суна. И, похоже, интерес не только профессиональный! Этот арзак уж точно не был ни животным, ни даже необычной экзотической зверюшкой. Он был зверем – пойманным, посаженным на цепь и усмирённым, но меж тем сохранившим воспоминания о вольной жизни, степной траве под неутомимыми лапами и весёлом ветре, свистящем в искрящейся пушистой шкуре. И вот этого зверя хотелось приручить. Вернее, нет, не так. Не приручить – арзак уже был приручён. Вот только приручён не им, Эль-Суном. Другими. Или другим – если брать во внимание особое отношение Лана к Ра-Хору. Приручить самому, чтобы однажды увидеть в этих не по-рабски живых и ясных, но сейчас затуманенных болью глазах не уже приевшуюся за эти несколько дней учтивую покорность и настороженное ожидание приказа, а горячую и самую искреннюю преданность и безоглядную готовность отдать за тебя жизнь. И чтобы однажды эти строгие сухие губы – сейчас искусанные в кровь и распухшие – с тихой гордостью и обожанием выговорили бы не безликое почтительное «господин», а ласкающее слух «МОЙ господин»… Эль был очень наблюдателен, и от него не укрылись те почти незаметные стороннему глазу знаки, которыми в башне обменивались связист и его раб. Взгляды, жесты, слова – всё указывало на некую особую близость, существовавшую между этими двоими. И вот как-то не слишком много в этом было отношений раба и господина. Менвит терялся в загадках. Ну, положим, каким-то образом Лан стал у Ра-Хора любимцем, и теперь тот им дорожит и всячески его балует. А вот за что арзак был настолько предан своему господину – только ли за то, что тот вызволил его из лагеря? Занятый своими мыслями, Эль-Сун едва не прозевал момент, когда дракон прибыл в место назначения и начал снижаться.