Ещё чуть-чуть и прямо в рай

Надо будет зашить этот рукав, как только вернусь в родные пенаты. Вон, и без того непрочный шов распустился так, что из дыры веером торчат белые нитки. Именно дыры, зияющей на верхней половине рукава. Именно той, которую могут увидеть все, кроме носительницы рваной вещи. Замечательно. Просто замечательно. Я раздраженно взмахнула руками и опустила обратно на колени. И почему здесь никак не удаётся расслабиться? Вполне комфортная машина. Вполне удобное кресло. Вполне подходящая компания - вернее, отсутствие таковой. А пальцы такие же холодные, словно слева сидит владелец этого автомобиля. Собственной персоной сидит. И в ухмылке скалит зубы, разжигая во мне костёр негодования. Хм, мы так давно перешли к человеческому общению, что я успела забыть, как он делал это. Как мастерски выводил меня за один лишь краткий миг. "Русское" радио настолько надоело, что самым лучшим способом казалось просто вырвать сейчас эту долбанную магнитолу "с бородой". Теплая на ощупь кнопка с изображенным красным треугольником сдавленно щелкнула, оставляя за собой только тишину. Слишком глухую для меня, она опять была слишком. Поглощала живые звуки извне, лишая самого важного, делая мир за стеклом не реальнее телевизионного сериала. Искоса взглянув за боковое стекло водителя, я убедилась, что ещё несколько минут проведу в этой тиши, и застонала сквозь зубы. По-моему даже что-то нецензурное выделила, но это уже не было важным. Те скользкие домыслы, что я недавно запихнула в самые темные ящики, нащупали ключ в этой тишине. И, без сомнений, воспользовались. Одна картинка. Другая. Пятая. Восьмая... И на каждой неизменное наглое лицо с хитро блестящими глазами! Словно на меня высыпали альбом полоумного фотографа, повернутого на сыне прокурора. Забавно, каким удачно-обидным вышло собственное сравнение. Для самой себя. На миг прикрыв глаза, передо мной снова оказался Андрей, вернее часть его лица. Губы. Они что-то говорили, повторяли без устали, пытаясь несомненно донести что-то важное. А я лишь облизала свои собственные, выпуская давно томившееся желание. Лучше сейчас, чем при нём. Боже, о чем я думаю? Что. Творится. В. Моей. Голове? Где то волнение перед столь ответственным рывком? Ошибка сейчас будет точкой во всей этой истории. Окончательной и бесповоротной. Судьба не страдает избытком щедрости. И третьего шанса не будет. Подушечки пальцев скользнули по кожаной оплетке руля, нагревшейся под обжигающими лучами. Только лед в руках растопило не это, его с легкостью расплавила короткая догадка о том, что он так же прикасался к рулю. Крепко сжимал его двумя руками или, наоборот, расслабленно хватал одной, оставляя вторую для более "важных" дел. А сейчас этот руль в моих руках, и сама мысль продолжает плавить сознание. - Соскучилась? - подобно вихрю объект моих вздохов явился сам, нетерпеливо усаживаясь в водительское кресло. Вечная прическа "в лучших традициях электриков" сегодня выглядела как-то по-особенному, наверное, разбушевавшийся в городе ветер сыграл свою роль. Одной секунды мне не хватило, чтобы подавить желание провести рукой по его волосам, потребовалось ещё пара, чтобы вырезать из подсознания манящий образ. Зажмурилась, выдохнула, вспомнила про Артема. - Достал? - вопрос прозвучал ответом на его собственный. С трудом оторвав взгляд от коротких русых прядок, я сосредоточила всё внимание на руках нападающего. Одной он неторопливо поворачивал ключ в замке зажигания, а вот вторую будто прятал от моих глаз. Пары мгновений оказалось достаточно, чтобы сопоставить очевидное и получить желаемое. Он достал. Большего мне и не требовалось. - Ты сомневаешься в моих талантах? - конец фразы потонул в шуме заведенного двигателя, и я расслабленно откинулась на автомобильное кресло, давая возможность отдохнуть ноющим позвонкам. Но всё хорошее заканчивается слишком быстро, и мой момент удовольствия оказался сравнительно недолгим. На мои колени с глухим перезвоном опустилась связка ключей, увенчанная нелепым брелком в виде детской куколки. Брови сами взлетели наверх от одного взгляда на улыбающуюся фею с розовыми стеклышками-крыльями на спине. - Сейчас начала, - хмыкнула я, приподнимая на пальце связку со столь нелепым дополнением. - Хочешь сказать, прокурор города украшает свои ключи розовыми феями? А дома у него, случаем, не хранится коллекция плюшевых медвежат? - Кислый фыркнул в ответ, уводя машину в какой-то совершенно ненужный поворот с разбитой дорогой и гаражами по окрестностям. В прямом смысле - уходя от ответа. Вернее, уезжая. Но и я сдаваться так скоро не собиралась, поэтому с интонацией терпеливого учителя снова повторила свои слова, понемногу выводя из себя горе-шпиона. - Чертова Катя, - прорычал он, а в животе неприятно заворочался червячок ревности. Какая может быть Катя, если я посылала тебя к Виктору Анатольевичу? Миновав очередной поворот, Андрей прибавил газу, наморщил лоб, старательно что-то взвешивая в своей голове. По капле вычерпывая моё терпение чайной ложкой. Ещё немного, и наш отважный партизан повторит печальную судьбу многих своих предшественников, только не от рук врага, а от ногтей любимой девушки. Черт, что ещё за "любимая девушка"? Ну же, не молчи. - Это запасные ключи. Мне их одолжила секретарша отца. - Просто одолжила? - мать твою, не веди себя, как ревнивая дура. - Может, вы с Катей... - имя соперницы выплюнула с самой ощутимой порцией яда, на которую была способна, - ... перед этим сняли друг другу напряжение, а? - какого черта я всё это говорю? Откуда подобный бред вообще очутился в моей голове? Надо. Срочно. Остановиться. - Или вы регулярно так проводите досуг? - прикуси язык, Соболева! Заткнись. Замолчи. Зашей свой/мой поганый рот в конце концов! Что же, хоть одно положительное есть в этом бреду - мне есть, куда стремиться. Оказывается, падать в глазах любимого человека можно гораздо дольше, чем я могла предположить. Пора заводить тетрадку для заметок о неприятных открытиях. - Какого хрена ты несёшь? - машину резко дернуло в сторону, и охреневший Кисляк вновь ухватился руками за руль, который секунду назад ошарашенно вывернул в сторону. Автомобиль чудом избежал столкновения с запрещающим знаком у края дороги и с трудом выровнял прежнее движение, то и дело срываясь на резкие маневры. На безопасность я плевала с тем же успехом, что и попутчик, постоянно цепляя глазами ненавистные карие. Я, признаться, впервые заметила, чтобы он так быстро перешагивал черту самообладания. В один миг выходил из себя. Это, честно, пугало. Руки хоккеиста мелко подрагивали от нахлынувшей ярости, сильнее впиваясь пальцами в кожаную оплетку, а глаза пытались уцепиться за дорогу. По-видимому, удавалось не слишком. - Чем ты успела закинуться, чтобы выдумать такую ересь? - и на выдохе. - Хренова идиотка. Запал ярости иссяк столь же быстро и неожиданно, как и зародился во мне. Ох, это уже напоминает приступ шизофрении. Может быть, пора набирать номер психдиспансера? Теперь же волнами накатывал стыд, пригоняя к лицу всё большие порции крови, что смогла окрасить даже мочки ушей. Действительно, каким ущербным должен быть мой интеллект, чтобы позволить себе воспроизвести такую чушь. Он прав. Я - идиотка. Щеки пылали, то ли ещё не успев остыть после гнева, то ли набирая краску от стыда, а руки были мертвецки холодными. Такой контраст, однозначно, пугал, но ещё больше страха нагоняло молчание в салоне. Я отчетливо слышала лишь, как в ушах шумит кровь, но не теряла надежды услышать его голос. Пусть наорёт на меня. Скажет что-нибудь оскорбительное. Пусть рассмеется мне в лицо. Что угодно, кроме тишины. - Ты не сказал "нет", - мозги шли сегодня вразрез с речевым аппаратом, и от такого противоречия с собой начинало колотить. Ругая себя последними словами, я вдруг ощутила острое желание свалить куда подальше из этой машины. Выпрыгнуть на полном ходу. Лишь бы сердце с гулким звуком не ломало хрупкие ребра. Бешеными ударами. Андрей скрипнул зубами так, что этот звук я различила даже через сотни вопящих голосов в своей голове. В следующий миг скрипнули уже тормоза его машины, которую он наспех остановил прямо на краю дороги. Бах! - стукнул кулаком по рулю, выпустил воздух сквозь сжатые челюсти и только потом обернулся. Ко мне. - Я тебе сказал всё, - с нажимом на последнее слово проговорил нападающий, так и не разжав кулака с покрасневшими костяшками. Он смотрел прямо в мои глаза, а я никак не могла заглянуть в его, не в состоянии оторвать взгляд от лица. Кисляк сказал что-то ещё, наверняка весьма обидное, но слова пронеслись мимо, пока я завороженно смотрела, как двигаются его скулы. Изо всех сил терзая зубами внутреннюю сторону щеки, мне удалось сдержать желание облизать губы. Черт, какие у него губы, как отточенно они двигаются, выделяя каждую интонацию хозяина. Какого хрена, я никак не могу оторвать от них глаз? - ...и ты мне не жена, чтобы закатывать такие сцены, ясно? Поверь, ты будешь последней, кому я предоставлю отчет о своем досуге. Что касается, этой долбанной Кати... - мне ни капельки не интересно, что и как ты с ней НЕ вытворял. Можешь не утруждаться, твоих оправданий, пусть и в резкой форме, я уже не слышала. Потому как в моей голове так шумела кровь, что едва различала собственные мысли. - Заткнись, пожалуйста, Андрей, - и снова тело шагает впереди меня, вытворяя вещи, угодные ему одному. Кислый прервался на слове, моргнул, потом ещё раз, анализируя какую-то неправильную действительность. Слишкомненашу. Кажется, понимание происходящего медленно утекает из его головы, игнорируя суровую реальность. Хоккеист открыл рот, желая что-то разъяснить для себя, но... не сегодня. Моё тело перестаёт быть моим, подчиняясь чертовым инстинктам, пронзительно звенящим в голове. Катитесь, принципы, к черту! У него такая горячая кожа, что на ладонях непременно останутся ожоги после наших касаний, но это завтра. Сегодня я готова сгореть до тла, но не отдернуть рук. Его ладонь уже на моём предплечье, а я чувствую, как шевелится каждый волосок на моем теле. Наверное, разворошила муравейник. Внутри. За янтарными радужками сверкает удивление, удовольствие, фирменная язвинка и какое-то... восхищение. Медленно руками по крепким плечам, ощущая, как вслед за пальцами скользит легкая дрожь. Неслышно касаясь пальчиками выступов мышц, замирая там, где отчетливо бьётся тоненькая жилка. - Ты будешь жалеть, - какой у него хриплый голос, даже иронии не различить. Жалеть... Определенно, буду корить себя, его, эту дуру Катю, весь гребанный мир, что позволил мне совершить непоправимый поступок... Черт, как же от него вкусно пахнет. Цитрусами и мужским шампунем с ментолом. От яркого контраста запахов начинает давить виски, только сейчас эта боль не идёт в сравнение с той эйфорией, что тягучей, густой патокой разливается по телу. Взгляд уцепился за бусинку пота, что скользила от краешка волос вдоль по скуле. Оставляя на любимом лице тонкую блестящую полоску. Янтарные настойчиво впивались в моё лицо, ища ответ, а я затуманенным взглядом следила за движением этой капельки, ощущая под своей ладонью его пульс. - Плевать, - выдохнула я, стирая мокрый след подушечкой большого пальца. Это моя жизнь, и только мне решать, как ею распоряжаться. А решать надо обязательно, не отсиживаться в кустах в ожидании небесной манны. Не трястись от страха, настойчиво отмахиваясь от собственных желаний. Нужно решать. И я решила. Столь быстро, чтобы и тень сомнения не смогла помешать мне. Теперь ни я, ни он, ни хреновы обстоятельства не смогут изменить содеянного. Его нижняя губа уже у меня во рту, такая мягкая, желанная, а воздух оказывается лишним звеном в этой цепи. Есть я и он, наши губы и его запах, который заменяет мне кислород. Играючи оттянуть его губу своими, слышать заглушенное рычание в ответ, с наслаждением отмечая, как немеют пальцы в его волосах. Невесомо языком по верхней губе, дразня, заманивая в капкан наших ошибок. Клац! - теперь никому не выбраться. Горячий-до-невозможности язык уже бесцеремонно терзает мой рот, с непривычной нежностью лаская губы. Мнесновасноситкрышу - контраст. - Не так, - прямо в его рот выдыхаю я, прикусывая мягкую губу, почему-то отдающую мятой. Тонкие пальцы всё глубже зарываются в короткие прядки, цепляясь за них так, словно только это удерживает самого Андрея. Когда кончик языка неожиданно обжигает тупой болью, хочется улыбнуться. Значит, не только. Крепкие руки вытворяют что-то невообразимое с моей футболкой, сминая её так, что уже видна застежка лифчика. Мы на грани провала. Голова идёт кругом от непередаваемой палитры ощущений. Внизу живота скручивается тугой узел, одна за одной тело настигают волны мурашек, плечи мелко подрагивают в горячих руках, а про дыхание я и вовсе позабыла. Он тоже дрожит, эти вибрации чувствуются даже на его мятных губах, которые я никак не могу отпустить. Поцелуй, ещё один, потом ответный, затягивающий в янтарные глубины, горящие сейчас по-особенному сильно. Ногти чертят полосы на шее, опускаясь в выемку между лопаток. Чертова рубашка! Особенно нежно хоккеист обводит уголки губ языком, покрывая поцелуями каждый дюйм уже распухшей кожи. Боже, только не шея... - Мм, Андрей, не... - голос предательски обрывается в тот миг, когда раскаленные губы обжигают нежную кожу за ухом. Неторопливая дорожка спускается всё ниже, а у меня складывается ощущение самой сладкой пытки. В кулаках остаётся дорогая ткань рубашки, а мой мучитель легонько прикусывает кожу на шее, тут же вбирая губами покалывающий участок. Ещё больше обжигая. Раскаляя меня целиком. Прошу, пожалуйста, продолжай. Янтарные радужки исчезают из зоны досягаемости, скрываясь где-то за подбородком, щекоча щеку русой гривой. Ногти безостановочно изображают на спине замысловатые узоры, то замирая, то впиваясь с новой силой. Ты сам диктуешь условия художнику, Кисляк. Скоростной рычажок неприятно давит на живот, но дискомфорт от неудобной позы будет последним, что испортит момент. Момент, где Саманта счастлива. Без вечных проблем, тяжелого выбора, неправильных решений. Без груза тайной любви на плечах. Момент, где нет Соболевой, Кисляка, общей задачи, этой машины. Есть просто мы, и этого достаточно. - Твою мать, - раздраженный выдох последним покинул горящую кожу, привычно поднимая дыбом каждый волосок. Мобильник в пальцах хоккеиста угрожающе хрустнул с такой силой, что мне на миг подумалось, будто тот сейчас со злости швырнет гаджет об асфальт. Честно говоря, я бы и сама не пожалела причину нашего облома, разбив ту на маленькие кусочки. Хотя, зная цену этого телефона, легче будет разбить голову звонившему в такой неудачный момент. Но Андрей решил пойти самым изведанным путем - ответил на звонок, нервным жестом одергивая рубашку и отводя взгляд в окно. По мере его приглушенного разговора, я также направленно смотрела на оконное стекло, прерывистыми движениями собирая растрепавшиеся волосы. В отражении на меня укоризненно поглядывала прозрачная девица с припухшими губами, отлично гармонировавшими с пунцовым цветом лица и по-настоящему огненной гривой на плечах. Несмотря на румяные щеки, девушка в стекле не смущалась, наоборот, глядела упрямо перед собой, сжимая покусанные губы в тонкую полоску. К моему удивлению, такая нелепая уверенность украшала гораздо больше, чем трясущиеся руки, которым никак не удавалось убрать на место ненужную прядь. - Буду должен, Костян, - хмыкнул в трубку Андрей, возвращая меня на эту сторону зеркала. Автомобиль плавно тронулся с места, мимо опять лениво заскользили многоэтажки в обрамлении сочно-зеленых крон деревьев, приковывая моё внимание к дороге. Горло царапнуло неприятной сухостью, хотя ещё минуту назад мне никак не удавалось избавиться от избытка слюны во рту. Говорить было невероятно трудно, да и в загашнике не нашлось ни одной уместной фразы. Андрей также хранил молчание, невозмутимо глядя перед собой. Былая уверенность вернулась к Кисляку гораздо быстрее моей, которая успела потеряться где-то по дороге, и теперь парень с достоинством сохранял невозмутимое выражение лица. В это с легкостью можно было поверить, если бы не ходившая ходуном челюсть хоккеиста. Он нервничал, подбирал слова, но безуспешно. - Я... Мне звонил мой знакомый, который... Неважно, в общем, у нас сегодня есть доступ к архиву. Он пропустит кого-то одного внутрь, и ты должна будешь сфотографировать все материалы дела, поняла? - Поняла, - незамедлительно кивнула я, пока ещё не осмыслив всю суть сказанного. - Погоди, а почему это не можешь сделать ты? Я думаю, тамошние постояльцы меньше удивятся отпрыску городского прокурора, чем какой-то подозрительной девке! - в порыве праведного гнева не замедлила возмутиться я, вновь заправляя назад взбесившиеся пряди. Пальцы обожглись о кончики волос, когда невольно вспомнилась его крепкая хватка здесь, но усилием воли эти воспоминания были проигнорированы. - Всегда знал, что мыслительная деятельность - не самая сильная твоя сторона, - устало выдохнул он, но, как мне показалось, безо всякой издевки, сбавляя скорость перед поворотом. Я вспыхнула, пожевала губу, отыскивая ошибки в собственных аргументах, и решила не спорить, пока не получу объяснений. - Как только меня там заметят - не поленятся стукануть отцу. А он и так на меня косо поглядывает из-за этого твоего дела, - и очередная однозначная фраза прозвучала пусто, без должного укора в интонации. Я осмелилась поднять глаза на своего водителя, чтобы хоть как-то попытаться разузнать причину такого равнодушия. Андрей упрямо вглядывался в проезжающие мимо машины, хмурился каким-то своим, отнюдь не простым мыслям, а я жалела, что природа обделила меня способностями телепата. Как бы мне хотелось взять на себя часть его груза, чтобы в янтаре снова полыхало солнце, а не по-осеннему острая тоска. Словно по чему-то важному, чего он сам себя лишил. - Ладно, я пойду, - согласно кивнула, удержав внутри обреченный вдох. Совершенно не было сил спорить и возмущаться. После совершенного эмоционального выплеска накатывала дикая усталость, от которой едва не подгибались кости на ногах. О том, чтобы идти куда-то сейчас, вновь рисковать и волноваться, думать вовсе не хотелось. Сил не было даже на элементарный страх быть пойманной в прокурорском архиве. В голове набатом стучало желание поскорее расправиться со всем этим. Оставалось только задать волнующие меня вопросы. - А как я узнаю сейф твоего отца? Там же наверняка будут сотни подобных. Мне, что, каждый ключом проверять? - Во-первых, там всё подписано фамилиями, - фыркнул Андрей, притормаживая у здания городской прокуратуры. При взгляде на красивое белое здание сердце в груди заколотилось чаще обычного, создавая очередную ненужную слабость. - Во-вторых, у моего отца - у единственного сейф, остальные довольствуются стеллажами. А уж металлический сейф с металлической полкой в состоянии перепутать только полная... Плотникова, - с его губ сорвался сомнительный комплимент, и во мне опять проснулось нестерпимое желание коснуться их... Кисляк, как будто предчувствуя подобный провал всей операции, спешно отстегнул мой ремень и сунул в руки дорогой телефон, давая какие-то последние напутствия. Наверное, действительно ценные, но когда эти губы говорили, слова пролетали мимо. - Ты всё запомнила? Не читаешь, сразу фоткаешь и бегом ко мне! Это "ко мне" вызвало глупую улыбку, подавить которую просто не получилось с первой попытки. Уже особо не прислушиваясь к здравому смыслу, Кислый сжал мою ладошку своей и потянулся ко мне. Сердце затрепыхалось в груди с новой силой, ожидая долгожданного касания губ, но парень не решился осуществить мои мечтания. Невозможно тихое "удачи" обожгло его дыханием ушную раковину, а я неслышно втянула носом аромат его парфюма, словно тот был последним запахом в моей жизни. Опустив глаза от вновь вспыхнувшего в душе смущения, я заметила на его шее красные полосы от собственных ногтей. Выглядело весьма устрашающе и очень похоже на личную "метку", словно говорившую окружающим дамам, что этот завидный кавалер уже нашел свою избранницу. И удовлетворенное чувство собственности дарило душе толику облегчения и спокойствия. А холодная голова сейчас была главным залогом нашего успеха.