В темнице

В который раз мой взгляд привлекли к себе руки темного мага. Обычно такое говорят о взгляде, глазах, что они очень выразительные. То же самое мне всегда хотелось сказать о его руках, узких ладонях и длинных изящных пальцах. До чего же у Румпельштильцхена выразительные руки! Кем был Румпельштильцхен до того, как стать не человеком? Великосветским манерам и речи можно научиться, или наоборот скрыть их за простонародной грубостью, но руки всегда точно скажут, носили твои родители шелка или холстину. Оба или кто-то один. Это только в книгах любящим сердцам никогда не страшны никакие преграды, и заканчивается все свадьбой. В реальной жизни люди часто и не помышляют о браке, только о развлечении на стороне. Такую порочащую положение в обществе связь скрывают. А результат такой связи редко когда, повзрослев, облачается в шелк, чаще всего он или она так никогда не узнают, что они благородны по крови. Так кто же ты, мой хозяин, тщательно скрывающий от меня свое прошлое? Кто бы вошел ко мне так — знатный господин, которого прогневила простая служанка или не стесняющийся в средствах крестьянин, скорый на простую незатейливую расправу? У Румпельштильцхена и черты лица такие же, тонкие, аристократичные, как и его выразительные пальцы. На этот раз привлекшие к себе мое внимание тем, что их обладатель держал в руках длинную крепкую и гибкую розгу. Этот кошмарный прут намертво приковал к себе мое внимание. Заставил обмереть, застыть на месте, почувствовав, как по телу прокатилась волна сладкого стыдного жара, ударившая румянцем в щеки. Едва только Румпельштильцхен, держащий розгу на уровне груди одной рукой, плавно, медленно, демонстративно провел по ней двумя пальцами другой, к кончику. Смотря мне прямо в глаза своими, черными сейчас, как его магия. Не выдержав его взгляда, я опустила свой. — Н-не надо… — слабо возразила я, дергаясь, как если бы Румпельштильцхен уже хлестнул меня розгой по так некстати оттопыренной сейчас попе. Дернуться я дернулась. И все! Мои ладони и колени точно приклеились к полу, я не смогла и пошевелиться! Не то вскочить и убежать. Хотя куда тут убежишь… от него… и его чар… — Надо было тебя высечь, еще когда ты разбила чашку, душа моя, — тоненько и язвительно едва ли не пропел Темный, заливаясь высоким издевательски веселым смехом. Вот только от взгляда, которым жег меня, как каленым железом, хотелось не смеяться, а закричать. Свой я осмелилась поднять ненадолго, потом и голова моя опустилась. — Надо было повалить тебя на стол, задрать юбки и отходить розгами так, чтобы ты не могла спать и лила слезы от порки. Мешала бы мне спать ночь за ночью так же, но хоть повод был бы стоящий. А в другой раз ты, дорогуша, ты сперва подумала бы, прежде чем делать что-то без спроса. Распускаясь окончательно в моем замке, как у себя дома. От этого я тебя сейчас и собираюсь отучить, Белль, раз и навсегда. Но при надобности незамедлительно повторю урок. Всыпав розог в два раза больше. Я резко обернулась, хотела возмутиться, у меня уже и гневная отповедь мысленно сложилась, и рот я успела раскрыть. Только для того, чтобы громко ахнуть и сжаться. Продолжающий посмеиваться Румпельштильцхен легко взмахнул розгой, будто дирижерской палочкой, и все до единой мои юбки, шурша, взмыли вверх, как при порыве ветра. Панталончики же развязались и соскользнули по бедрам вниз, к трясущимся коленкам. Я не то испуганно, не то возмущенно вскрикнула, руки метнулись прикрыть неприлично оголившуюся часть тела. Еще и перед мужчиной! Стоило мне ощутить на коже холод после тепла, как я вся покрылась мурашками, от страха перед поркой тоже. Я же принцесса! Меня нельзя пороть! Как какую-то прислугу! Как-то даже не сразу вспомнилось, что на роль прислуги меня и взяли, и что мои ладони все так же цепко приморожены к камню. Так же до моего сознания не сразу дошло, что Румпельштильцхен говорил о… будущем, когда будет продолжать наказывать меня, если я снова ослушаюсь его! Значит, все останется по-прежнему! Ну, почти… — Пусти меня, ты, чудовище! — негодующе пискнула я, гордо задирая голову повыше. Так просто я не сдамся! Вот только предательски голос подвел. И взгляд тоже. Скользнув снизу вверх по кожаным штанам моего хозяина, и задержавшийся там, где ему было решительно не место. Настоящие принцессы себя так не ведут. Простые приличные девушки, кстати, тоже. Но очень уж неудобно вставать в позу, стоя на четвереньках с оголенной для порки попой. — Эээ нееет, дорогуша, — насмешливый голос темного мага пригвоздил меня к полу еще крепче. А уж как заискрились его глаза! Только бы Румпель не заметил, куда я пялилась, что угодно, только не это! — Рано или поздно за свои проступки всегда приходится платить. Ты готова, Белль? — И думать не см… ай! Я еще договаривала, когда Румпельштильцхен снова взмахнул рукой. Теперь высоко. Изменившись при этом в лице. В котором больше не осталось и тени насмешки, и искорки пляшущих в глазах озорных бесенят. Одна только бешеная ярость. И почему-то отчаянная боль. Такая же ужасная как та, что полоснула меня поперек ягодиц, стоило его руке опуститься, лишь только мои последние слова слились с леденящим свистом розги. Это было, как если бы на меня плеснул кипяток. Сперва не чувствуешь ничего, скорее уж холод. Потом ожог, в одном месте, но боль от него мигом разливается вокруг, заставляя кричать, не помня себя. Я и закричала. Под вторым и третьим жалящим ударом розги, слившим в один — во все горло. Почти тут же последовали четвертый, пятый. На нем я сбилась со счета. Только, не переставая, громко вскрикивала, вздергивая голову вверх, подаваясь вперед, и содрогаясь всем телом под каждой новой розгой, безжалостно впивающейся в мою несчастную обнаженную попку. — Это за то, как небрежна ты была со своими обязанностями, Белль. За то, что разбила хозяйскую чашку. — Румпельштильцхен прервал порку, давая мне время отдышаться и выплакаться. Раз не отбросил розги, значит, скоро продолжит пороть опять. Никакой он не аристократ! Это только крестьянин взялся бы учить уму-разуму свою такую же простую, как три медяка, жену, за сожженную кашу! Меня, принцессу, белую кость, порол какой-то темный мужик!!! Последняя мысль потрясла меня. Тем, как отозвалась во всем странно и приятно затрепетавшем теле. Заставив голову кружиться, позабыв о жгучей боли и постыдности позы, в которой я стояла. Нет, последнее скорее уж только усилило загадочную негу и жар, который я чувствовала между ногами, а не только выше. — А это за то, что ты разбила мне сердце! — зло бросил Румпельштильцхен, после чего на меня посыпался хлещущий ливнем град ударов розги, свист которой раздавался теперь беспрерывно. Лишь поначалу я выкрикивала идущие от полного раскаяния сердца «Прости!». Вскоре могла только выть на одной ноте, и вертеть бедрами в глупой, безрезультатной, инстинктивной попытке избежать боли. Вот только своему хозяину я сделала несравнимо больнее… И не крестьянин он никакой… Плевать ему на чашку… — Ну что, Белль, теперь ты будешь аккуратнее с хозяйским добром? — иронично поинтересовался Румпельштильцхен, перестав нещадно сечь меня и… игриво поглаживая кончиком розги по пылающим ягодицам, таким чувствительным сейчас к любому прикосновению. Ой, еще и между погладил! Прямо там, скользнув розгой между ними и ниже! Где мигом все сжалось, стало так сладко, что почти больно, от того что… чего-то не хватало… — Да, Румпельштильцхен, — задыхаясь не только от слез, всхлипывая прорыдала я, — Прости меня… Пожалуйста, прости меня! Не только за чашку… Ай! Ой, нет, пожалуйста, пожалуйста, не надо больше, я больше не могу! Аааа! — Это за то, что ты без разрешения оторвала шторы! Ты делаешь только то, что тебе приказываю я! Это понятно? — Дааа! Нееет, не наадооо! Ой, Румпель, миленький, ну пожалуйста, простиии меняаа! Аааа!!! — За то, что отпустила вора! Который пришел обокрасть и, не задумываясь, убить, если понадобится! Он мог убить и тебя, глупая девчонка! Никогда так больше не делай, Белль! Никогда! Никогда! Каждое «Никогда» Румпельштильцхен подкреплял ударом розги такой силы, что, что у меня дух захватывало. Я и закричать-то не сразу смогла, только когда он опустил розгу последний раз. Он… был прав… как же неосторожно я поступила… Разве чутье не могло подвести меня? Я же не ясновидящая… Тот, кого пытали, мог свернуть мне шею не раздумывая, в отместку темному магу. Потом бы скрылся. Ненадолго. Но мне бы это никак не помогло, воскрешать мертвых не может никто… — Я буду слушаться тебя, Румпельштильцхен! Прости меня, пожалуйста, я больше не буд… Ой, нет, аааа, ну пожалуйста, не надо больше, Румпель, я больше не вынесууу! — Это за то, что ты хотела бросить меня, Белль! Да я бы умер без тебя, красавица моя! Все во мне без тебя умрет! Как ты могла этого не понимать?! Что я люблю тебя! Без поцелуев это непонятно?! Люблю! А ты что?! Эксперименты на мне ставить, доверившись незнакомке?! Ты соображаешь, сколько у меня врагов, наивная ты моя? Ты то даже не понимаешь, что я жить без тебя не могу! Маленькая лгунья, предательница, дура, глупышка ты моя! Только сейчас я поняла, что до этого хозяин порол меня разве что вполсилы. Теперь было больно так, что я едва не теряла сознания от дикой, непереносимой, немыслимой до этого боли. От которой ничто иное, как… удовольствие становилось только острее. Может быть, и скорее всего, у меня плыли перед глазами радужные круги из-за него. Я читала о чем-то таком… Читала я и о том, чего никогда не было со мной, как с принцессой, и мне было стыдно признаться себе в том, что… так бы хотелось и мне… Попасться в руки пиратов, разбойников, работорговцев или еще кого… Совершить попытку бегства, тут-то они меня и поймают, и… накажут… Всыплют по первое число! Если так совсем честно, я, пусть по большому счету и неосознанно, пошла на сделку с Румпельштильцхеном и поэтому… У моей жертвенности очень глубокие корни… Скрытые ото всех, и до этой минуты от себя самой в первую очередь… Это ведь так стыдно! Мне захотелось стать его служанкой. Этого чудовища. Быть порабощенной им целиком и полностью! Как сейчас… Когда я была счастлива, как никогда в жизни! Не столько из-за сбывшейся вдруг мечты, тайного сокровенного желания. Это сущий пустяк по сравнению. Мое счастье было безгранично потому, что Румпельштильцхен показал свои чувства! Показал, что я небезразлична ему! Что значит, отпускает и не ждет?! Только то, что я ему не так уж и нужна! А бьет, значит любит! Народная мудрость на пустом месте не рождается. А я сейчас точно помру… Все. Не могу больше. Не могу… Я не сразу поняла, что порка прекратилась. Так и продолжала визжать. Под розгой, которая больше меня не секла. Теперь она, сломавшаяся, отброшенная прочь, лежала недалеко от меня. Чувствовала я сейчас совсем другое, не то, что прежде. Настолько другое, что сразу и не поняла что. Хоть догадаться было и можно. И все-таки такого я почему-то от Румпеля не ожидала!..