Панки

В абсолютно здоровом мире безумие — единственная свобода. Джеймс Грэм Баллард

Почему, когда у тебя похмелье, твой слух становится настолько чутким, что я слышу то, как разговаривают люди за стеной или даже на первом этаже? О Боже, как болит голова. Все эти разговоры, непонятные шуршания и бормотания отдаются в моей голове, постукивая по стенкам моего воспаленного мозга. Кажется, моя голова весит тонну, а веки пришили нитками к моим отекшим от алкоголя щекам. Не могу открыть глаза, поднять голову, я могу только чувствовать то, как все эти смешанные звуки отдаются болью в моей черепной коробке. Облейте меня холодной водой, вонзите в мою ногу или руку нож, сделайте хоть что-нибудь, чтобы я смог открыть глаза и подняться с постели, пожалуйста. Только не орите, прошу, а то мой мозг не выдержит этого и взорвётся к чертовой матери, измазав стены и постель. Мама будет недовольна этим беспорядком. Пытаюсь пошевелить руками, но не могу этого сделать. Они не тяжелые, как моя голова, не привязаны и не пришиты, они... заключены в объятия?! Почему я слышал все, что происходит за стеной, на нижнем этаже, но не слышал того, что кто-то прямо у моего уха сладко сопит и обнимает меня, нет, правильнее сказать, лежит на мне, черт возьми? Я резко распахиваю глаза, отчего солнечный свет больно режет мои покрасневшие глазные яблоки. Часто моргаю, в глазах собираются слёзы от этого яркого света. По комнате проносится недовольное бурчание, которое впивается в мой мозг, разъедая его, как кислота разъедает кожу на теле. С трудом поворачиваю свою тяжелую голову вправо и... Фрэнк?! Я настолько испугался, что мне хватило сил скинуть его парализованное от алкоголя тело с себя. Я резко принял сидячее положение, но, не рассчитав, свалился на пол, больно ударяясь задницей. ― Черт! ― выкрикнул я и упал на пол, хватаясь за свою голову. Прядь волос упала мне на глаза. Красная прядка упала мне на глаза! Я подлетел с пола на ноги и помчался в ванную. Где эта гребанная уборная? Я что, не дома? Я огляделся по сторонам. Мебель и обои не такие, как у меня дома, много цветов. Черт, это однозначно не мой дом. Я что, в доме Айеро? Найдя ванную комнату, которая находилась за стенкой спальни Фрэнка, я кинулся к зеркалу. ― А-а-а-а-а! Я выбежал из уборной и с разбегу запрыгнул на спящего Фрэнка, который не ожидал такого пробуждения и от неожиданности вместе со мной свалился с кровати. Я оказался сверху. Поудобнее устроившись на его бедрах, я схватил его за плечи и начал трясти, на что он крепко зажмурил глаза и болезненно простонал. ― Джи, мать твою, перестань, мне плохо... ― Почему я проснулся, а мои волосы не черные, а красные, черт возьми?! Ты слышишь, они красные! ― орал я ему в лицо, продолжая сжимать его плечи. ― Уэй, меня сейчас вырвет прямо на тебя. ― Фрэнк широко открыл глаза. Я резко соскочил с его бедер. Айеро поднялся с пола и скрылся в ванной комнате. Как только он закрыл дверь, послышались противные звуки. Его рвало. Через двадцать минут в комнату вошел зеленый Фрэнк. Да, именно зеленый. А зеленый он был не потому, что злился и перевоплощался в Халка, а потому, что его рвало гребанных двадцать минут! Мне даже его стало немного жалко. Я хотел было раскрыть рот, чтобы предложить ему выпить таблетку, но он перебил меня. ― Молчи. Я знаю, что выгляжу, как Гринч после недельного запоя. Мне стало смешно. Что? Гринч? Я упал на кровать, хватаясь за живот, давясь собственным смехом. ― Гринч? При чем тут этот чувак? ― сквозь смех спросил его я. ― Потому что он зеленый, а мой цвет лица ничуть не отличается от этого оттенка, ― прыснул Фрэнк. Фрэнк еле доковылял до кровати и откинулся на мягкий матрац рядом со мной. Он повернулся ко мне лицом, и мы встретились взглядами. Глаза в глаза. А у него красивые глаза. И цвет красивый. Я тонул в них и даже не заметил, как Фрэнк протянул свою руку к моим волосам и начал накручивать прядь красных волос на палец. ― Тебе идет красный, красавица, ― улыбнулся он и положил руки себе на живот, устремляя взгляд в потолок. ― Идиот! Что я теперь скажу родителям и Дже... ― не договорил я. ― Джен? Так ты к ней побежишь мириться? ― хмыкнул Фрэнк, продолжая пялиться в потолок. ― Не знаю. ― Ты знал, что ты подкаблучник, красавица? И снова я встретился с его насмешливым взглядом. ― Не называй меня так. На мои слова он только хмыкнул и снова уставился туда, куда смотрел ранее. ― Ответишь на мои вопросы? ― спросил я, вспоминая о том, что он обещал мне это. ― Валяй. ― Ты правда учишься? ― Первое, что пришло мне в голову. ― Правда. В университете. На психолога. Последний курс. Я поднялся на локтях, вглядываясь в его совершенно серьезное лицо. ― Ты серьезно? ― не поверил я. ― Похоже, что я лгу? ― не обращая внимания на ошарашенного такой новостью меня, произнес он. ― Нет, но... ― Почему вы все думаете, что если неформал, то без будущего? Вы странные. ― Я не думал. ― Но предполагал. Я снова опустился на мягкую постель и начал разглядывать потолок, как это делал Айеро. ― Мы у тебя дома? ― Да. ― Сколько тебе лет? ― Двадцать два. А тебе? ― Мне двадцать. ― Черт, Джи, я даже старше тебя, ― улыбнулся Фрэнк, продолжая сверлить дыру в потолке. ― Получается. Я тоже улыбнулся. С Фрэнком так легко общаться. Он совсем не такой, каким кажется на первый взгляд. Он веселый, задумчивый, отзывчивый, умный и... милый? Я не знаю, но что-то в нём притягивает меня, а что? ― Ты атеист? ― Джи, что за идиотские вопросы у тебя? ― Не знаю. Мне интересно. ― Я хоть и редкостный засранец, но верю в Бога. ― Это странно. ― Почему? ― Я думал, вы опровергаете веру. ― Мы разные. У всех у нас разные взгляды, боги и религии. Мы тоже люди, Джи, а не какие-то там безмозглые и неадекватные твари. Ты понимаешь? ― Понимаю. ― Вот и славно. ― Фрэнк? ― Да? ― А как ты стал таким? ― Каким? ― Панком. И тут я пожалел, что задал ему этот вопрос. Его лицо резко переменилось. Он поднялся с кровати и впился в меня яростным взглядом. Что я такого сказал? Глаза Фрэнка, кажется, почернели от злости, а лицо сменилось с зеленого на красное. Айеро схватил меня за ворот рубашки и поднял над кроватью. Я не понимал, что происходит, и продолжал пялиться во все глаза в его перекошенное гневом лицо. ― Не смей, ― прошипел он. ― Но... что я сказ... ― Я не успел договорить, так как полетел на пол, больно приложившись головой. ― Убирайся! Пошёл вон! Я не стал церемониться и пулей вылетел из его комнаты. Я не замечал ничего на своем пути. Мне было страшно. Его лицо было охвачено яростью и гневом, руки дрожали, а глаза были полны злостью и... болью? Я чуть не сбил на своем пути женщину, которая, кажется, приходилась Фрэнку матерью. Быстро извинившись перед ней, я обул кеды и вылетел вон из этого дома, надеясь на то, что больше никогда не встречусь с этими безумными и, в то же время, наполненными болью глазами.