Согрей мою душу, растопи мое сердце

                    Оглушительно грянувшее «Baruk Khazad» вернуло сознание Рейневен из полета под облаками в бренное тело. Меньше чем за минуту после падения на землю девушка умудрилась свыкнуться с грядущим переходом в мир иной, как-то чересчур легко попрощавшись с этим. Но громко орущие свой боевой клич гномы, посыпавшиеся разом отовсюду, моментально вернули желание жить и сражаться.       Те, кто удерживал девушку, мгновенно позабыли про пленницу и бросились защищаться, что дало ей возможность встать на ноги. Рейневен спешно огляделась, разыскивая выбитый при падении меч, с намерением как можно скорее присоединиться к явившимся как нельзя вовремя спасителям, но поучаствовать в сражении ей так и не удалось, гномы сделали всё сами, быстро и слаженно. Трое разбойников благоразумно сдались на милость победителей, предпочитая плен смерти. В творившейся вокруг свистопляске участвовал едва ли не весь отряд Дубощита. Рейневен сразу же заметила Двалина, который, свирепо сверкая белками глаз и оскаленными зубами, с топориками в руках гонял по поляне Анхеля.       А следом, стоило Рейневен только увидеть противника Торина, догадка о том, что за похищениями стоят люди с востока, получила свое подтверждение. Девушка была немало наслышана о том, что в Хараде и прилегающих к нему землях люди с достатком предпочитают развлечения и телесные удовольствия особого характера, более чем отвратительного на её взгляд. Соперником Дубощита был невысокий смуглолицый мужчина в черной одежде незнакомого кроя, гибкий, как лоза, и быстрый, словно змея, что, безусловно, помогало ему уклоняться и парировать тяжелые прямые удары гномьего меча. Он сражался широким сильно изогнутым клинком вороненой стали, со свистом рассекающим воздух при каждом замахе. Своим необычным оружием владел он виртуозно. Однако никто из гномов не вмешивался в эту схватку, стоя поодаль и терпеливо наблюдая. Это было совсем неудивительно, ведь предводитель отряда вел бой чести, сойдясь в бою не на жизнь, а на смерть не просто с организатором и заказчиком похищений, а с тем, кто нанес личное оскорбление семье гномьего короля и роду Дурина в целом.       Победный рык Двалина на мгновение отвлек девушку от созерцания схватки двух одинаково умелых воинов, и, повернувшись к нему, Рейневен застала не самый приятный момент. Голова Анхеля по красивой дуге летела в ближайшие кусты, а тело, разбрызгивая фонтанчиками кровь из перерубленных артерий, медленно заваливалось на траву под одобрительные возгласы зрителей. Торин же, проведя пару маневров, уверивших смуглолицего иноземца в гномьей неуклюжести и неповоротливости, совсем не по-гномьи выгнулся, ловко уходя от рубящего удара вороненого клинка, поднырнул, выпрямляясь, под все ещё поднятыми руками соперника, юлой развернулся на месте, оказываясь у него за спиной, и когда восточанин, удивленный такой маневренностью увешанного железом коренастого противника, едва достигавшего его подбородка, повернулся к нему, раскрывшись буквально на мгновение, Торин блестяще использовал это, всадив ему меч в грудь по самую рукоять. Иноземец медленно осел на траву, харадский клинок выпал из его рук, теперь охвативших гномий меч, торчащий из его груди. Алая кровь окрасила пальцы, а розовая пена запузырилась на безмолвно открытых губах. Торин рывком выдернул меч из его груди и отступил на шаг, позволяя уже мертвому телу мешком рухнуть на траву. Тяжело дыша, гном на пару секунд задержался на месте, а потом, смертельно бледный и с глазами, совершенно безумными от ярости, прошагал мимо удовлетворенных совершенным возмездием гномов, не видя никого вокруг себя, и скрылся из поля зрения за разросшейся жимолостью. Двалин, угрюмо поглядев ему вслед, однако остался на месте, и одним своим видом предостерег остальных от того, чтобы последовать за королем. — Ты в порядке, девочка? — услышала Рейневен участливый голос за спиной. С трудом оторвавшись от созерцания мертвого тела того, кто пришел в их земли издалека со злым умыслом и в ожидании легкой победы, девушка увидела перед собой седовласого Балина, почтенный и добродушный вид которого никак не вязался с окровавленным мечом в его руках. — Да, только немного устала, — кивнула она, натянуто улыбнувшись. Голова снова закружилась; Рейневен почувствовала, что земля уходит из-под ног. Кто-то тут же подхватил её под руки, предотвращая падение, и заботливо усадил на траву. Чьи-то перепачканные землей руки в плотных черных перчатках без пальцев сунули ей под нос бурдюк с водой, другая пара шершавых пальцев цепко обхватила голову и разворошила волосы на макушке, осторожно ощупывая гудящий затылок, а затем и шишку на лбу. За спиной двое переговаривались на кхуздуле. Рейневен не часто приходилось слышать этот язык, так так гномы предпочитали не говорить на нем при посторонних, но не догадаться было почти невозможно. Затем из-за спины вынырнул полуседой гном почтенного возраста с большим крючковатым носом и залихватски торчащей вверх из пышной шевелюры косицей. Он нагнулся к сидящей на земле девушке и, бесцеремонно взяв ее лицо в ладони, долго вглядывался в её зрачки. — Ничего опасного не вижу, ты просто ударилась головой. Попозже заварю тебе одну травку — и все пройдет. Еще раны есть, кроме этих? — он кивнул на ее окровавленные предплечья. «Оин. Его зовут Оин», — вспомнила Рейневен и отрицательно покачала головой.       Отрядный лекарь выудил из объемной торбы небольшую посудинку из серо-зеленого материала, подозрительно напоминающего камень, в которой находилась густая и жирная мазь бело-зеленого оттенка с резким пряным запахом. Нанесенная на раны, она одновременно и охлаждала и чуть жгла, но не настолько, чтобы доставить дискомфорт. Оин перемотал руки девушки чистыми узкими тряпицами и ушел оказывать помощь другим нуждающимся в ней, благо таковых было совсем немного.       Захватившие неприятельский лагерь гномы активно сновали по бывшей территории врага, оценивая нежданную прибыль, коей оказалось походное снаряжение, конская упряжь, несколько мешочков с золотом и пятнадцать добротных коней, стреноженных чуть поодаль. Оружие неудачливых работорговцев, за исключением вороненого клинка восточанина, было признанно гномами совершенно негодным ни для чего, кроме как переплавки, но бросать даже это гномы не собирались. Наскоро копались могилы для убитых, одновременно готовился легкий перекус для победителей. Нельзя было не заметить рациональность в каждом действии и намерении подгорных жителей.       Приближение молодых племянников Торина Рейневен заметила в последний момент. Принцы, оправившиеся настолько, чтобы принять самое активное участие в освободительной миссии, уже остановились на соответствующем ситуации расстоянии от девушки. — Фили и Кили. К вашим услугам, — хором представились братья, поклонившись низко, как того требовали правила придворного этикета, который им активно вдалбливался сызмальства всеми старшими родственниками. — Мы чрезвычайно признательны за все, что вы для нас сделали. «Я чуть вашего дядю в гроб не загнала, глупые мальчишки!» — подумала Рейневен и кивнула в ответ, принимая благодарность и со встречным интересом разглядывая обоих.       Оба молодых гнома разглядывали девушку-следопыта во все глаза, словно она была чем-то невиданным ими ранее. Впрочем, так и было, ведь женщин-воительниц и странниц не знали ни их времена, ни народы, пусть даже каждая гномка училась мастерству не только рукотворному, но и воинскому, применять его практически не приходилось. А уж среди людей такое и вовсе не случалось.       Серые лучистые глаза золотоволосого старшего брата имели такое выражение, как если бы он пытался заигрывать с девушкой, но никак не мог подобрать нужное для этого выражение лица, вдобавок сомневаясь, стоит ли это вообще делать. От улыбки на его щеках появились глубокие ямочки, а серебряные бусинки на кончиках усов, заплетенных в косички, покачивались в такт каждому движению головы. Пышную шевелюру Фили украшали несколько аккуратных косичек, да и в целом молодой гном выглядел весьма щеголевато. Младший же, Кили, был его полной противоположностью — и не только в том, что касалось цвета глаз и волос. Одежда и амуниция были так же дороги и нарядны, как и у старшего брата. Тяжелый кожаный кафтан с широкими, чуть ниже локтя, рукавами, перевязь, широкий пояс — всё было украшено замысловатым узором из прямых линий и их переплетений, но, по всей видимости, молодой гном не придавал серьёзного значения тому, как выглядит, о чем говорила и неприбранная в приличествующую любому гному прическу грива темных, почти черных волос, и едва отпущенная щетина вместо бородки, имеющейся даже у совсем молодых гномов. Кили белозубо и широко улыбался своей спасительнице, а глаза его, огромные, карие и блестящие, выражали поистине детское восхищение на грани с обожанием. Рейневен могла бы побиться об заклад, что он так же смотрит на Торина и, наверное, на Двалина, но сравнивать себя с этими прославленными воинами подгорного народа ей было как-то не с руки. Оба юноши теперь казались Рейневен еще моложе, чем когда Торин и Двалин вынесли их в бессознательном состоянии из пещеры. Насколько ей было известно, свою молодежь до определенного возраста гномы оберегают от общения с остальным миром, пусть и менее строго, чем своих женщин, поэтому не удивляться их присутствию в походе Рейневен не могла. — Фили, Кили, — голос Дубощита прозвучал совершенно неожиданно, и молодые гномы одновременно обернулись к нему. — Оставьте нас.       Юноши удалились с почтительным поклоном, а Торин сделал еще пару шагов, чтобы остановиться рядом с перебравшейся на поваленное деревце девушкой-следопытом. Рейневен захотелось встать, чтобы быть вровень с ним, но в голове всё еще шумело, да и в ногах возникла предательская дрожь, так что она осталась сидеть, решив, что лучше посмотрит на Торина снизу вверх, чем в очередной раз упадет на него. Сомневаться в том, что он сможет поймать и удержать ее, не приходилось, но все же гном выглядел действительно утомленным, и даже удовлетворение от победы не могло до конца скрыть чуть более медленные, чем обычно, движения и усталый прищур голубых глаз. Небольшая рана на голове была перевязана чистой тряпицей, кровь с лица почти стерта, еще пара повязок, чуть пропитавшихся кровью, украшала мощные предплечья гнома. — Как я вижу, ты не получила серьезных ранений, — произнес он, как ей показалось, с нотками удовлетворения в голосе, стоя с широко расставленными ногами и сложив руки на груди. — Царапины. Сущие пустяки, — согласилась Рейневен и подняла перебинтованные руки повыше, добавляя не без доли сарказма: — Всем сразу понятно, что мы в одной переделке побывали.       Она успела заметить легкую тень улыбки, скользнувшую по тонким губам мужчины и спрятавшуюся в усах, но его усталые синие глаза смотрели так серьезно и пронзительно, проникая в самую душу и переворачивая там все вверх дном, что она поспешно отвернулась, делая вид, что заинтересовалась каблуками сапог.       Возможно, в другой момент Торин бы и задумался о таком совпадении, но сейчас он был занят только тем, что откровенно пялился на затылок девушки, разглядывал видные ему оттуда, где он стоял, часть щеки и подбородка, приоткрытый расстегнутым воротом куртки плавный изгиб длинной шеи, маленькое ухо, темные прядки волос, прилипшие к вспотевшей коже. Её коса — спутавшаяся, растрепанная, с набившимися в нее листками и сосновыми иголками, представляла собой плачевное зрелище, и Торин ненароком вспомнил, как в детстве мать выговаривала им с братом за неопрятный внешний вид, называла подобное состояние волос вороньим гнездом и каждый раз подчеркивала особым, непередаваемо нравоучительным тоном, как неприлично наследным принцам появляться в обществе в столь неприглядном виде.       Рейневен обернулась, неожиданно поймав направленный на нее взгляд. Обессиленная физически после событий последних суток, Рейневен не хотела, чтобы Торин заметил, что и морально она находится в крайне нестабильном состоянии, причин которого и сама пока не понимала. Гном стоял слишком близко, как-то странно смотрел на нее и молчал, словно хотел сказать ещё что-то, но не говорил. Как ни странно, она понимала его. Там, на поляне перед боем, она так и не поблагодарила Торина за оказанное ей доверие. Наверное, стоило бы сказать, как ей важно то, что он признал её другом, а не врагом, подчеркнуть, что заслужить доверие гнома является для нее лучшей наградой и похвалой. В голове вертелось множество напыщенных и красивых фраз, но на самом деле они были лишь бессмысленной оболочкой к тому, что на самом деле творилось в её душе. Но это истинное чувство облечь в слова никак не получалось, да и сомневалась девушка в том, что стоит их произносить вслух. Затянувшуюся неловкую паузу прервало появление Двалина. Неодобрительно поглядывая на девушку, гном приблизился и отозвал Торина в сторону.       Нерешительно потоптавшись в отдалении, к Рейневен подсел Бильбо. Он до сих пор был бледен и выглядел напуганным даже несмотря на благополучный исход боя. Сражаться самому ему не пришлось, да и вряд ли он смог бы серьезно поучаствовать в сражении, если только ему не поручили бы метать во врага камни из укрытия, но, на счастье Бильбо, гномы справились без него. Мирному жителю Хоббитании хватило того, что он натерпелся, пока шагал вместе с гномами через лес в составе освободительной миссии. Трудно было понять, что двигало теми, кто решил взять его с собой, а не оставить сторожить лагерь вместе с Бомбуром и Ори, но пока хоббит пытался впитать боевой дух гномов, который ну никак не хотел ложиться на мирную душу, он переживал все происходящее так сильно, словно его уже вытолкали на передовую. О сражениях и дальних походах он читал в детстве, но перестал мечтать о них на излете юности, а приключение вдруг пришло к нему в зрелом возрасте, точнее — свалилось на голову как снег, и чем дальше отряд отдалялся от его родины, тем больше сознавал свою нелепую никчемность хоббит, не привыкший ни к тяготам походной жизни, ни тем более к сражениям. Благо все относились к нему добродушно, не лишая, однако, себя удовольствия порой подшутить над изнеженным владельцем Бэг-Энда. И почти с самого начала похода, в душе сравнивая себя с бесстрашными бравыми гномами, хоббит втайне надеялся, что его вот-вот вернут домой за ненадобностью. — Ты очень храбрая. И сильная, — сказал Бильбо и протянул Рейневен яблоко. — Я никогда не встречал девушек, которые по-настоящему владеют оружием. Все мои знакомые хоббитянки домашним хозяйством занимаются. Умеют ткать, вышивать и вкусно готовить, растят чудесные цветы, рожают кучу кудрявых детишек, но вряд ли смогут даже кабана прогнать обратно в лес, не то что драться взаправду.       Рейневен задумчиво посмотрела на Бильбо и улыбнулась ему, принимая угощение. После слов хоббита она подумала о женщинах, бравших в руки ухваты, вилы и косы, чтобы защитить от нападений орков свои дома и детей. Простые женщины в людских поселениях, также никогда не бравшие в руки настоящего оружия и уж тем более не обучавшиеся воинскому делу, но когда пришла беда, они наравне с мужчинами вступали в неравный бой. И по большей части погибали. — Думаю, что твои знакомые девушки вполне способны по-настоящему драться, — произнесла она негромко. — Ты уверена? — брови Бильбо взлетели на лоб. — Более чем. Но я очень надеюсь, что им такого шанса не представится, если ты понимаешь, о чем я, — Рейневен постаралась выразить взглядом то, о чем она только что думала и очень надеялась, что Бильбо поймет её. Хоббит отвел глаза и опустил голову на грудь. — Вот кто бесстрашен, так это гномы. Мне до них далеко, — вздохнула девушка, отбросив в сторону огрызок. — Неужели тебе было страшно? — нерешительно поинтересовался Бильбо, всматриваясь в лицо девушки. — Мой отец говорил, что страх делает воина уязвимым. Неважно, против кого ты сражаешься, кто стоит рядом с тобой и бьется плечом к плечу, но стоит тебе пустить в сердце страх, как тело предаст тебя и рука твоя дрогнет. Нет, мне не было страшно, Бильбо. Не было страшно в бою. Мне страшно сейчас, и я не понимаю почему. — Рейневен опустила голову и закрыла лицо руками, пытаясь собрать мысли и чувства воедино. — А я не понимаю, почему все-таки отправился в этот поход, — грустно вздохнул Бильбо. — Пока что мне приходится об этом только жалеть. Я вообще поражаюсь тому, что дал себя уговорить. Я чужой для гномов и мешаю им, а Торин, так кажется и вовсе с радостью бы отправил меня обратно. Я его раздражаю. — Раз ты все бросил и пошел за гномами, значит, твое предназначение еще впереди. Подожди жалеть. Может, все еще изменится. — Ты говоришь так, потому что привыкла скитаться, — чуть более резко, чем следовало бы, высказался Бильбо и осекся. — Возможно. Я не знала, не помню другой жизни, — Рейневен пожала плечами, но слова Бильбо навели девушку на мрачные мысли. Нетактичность хоббита была ею почти не замечена, и Бильбо, поняв это, с облегчением выдохнул. После переживаний и испытанного страха ему было трудно оставаться вежливым, но в душе хоббит никого не собирался обижать, и уж тем более эту странную девушку, занимающуюся совсем не женским ремеслом.       Рядом снова появились молодые принцы. Найдя среди вещей работорговцев то, что им явно не принадлежало, они отправились на поиски настоящих хозяев. И если принадлежность кожаного плаща с богатым меховым воротом, дорогих наручей, перевязи, секиры и меча была понятна, то и определить владельца двух парных сабель в наспинных ножнах гномьей работы и трех разнокалиберных кинжалов, как ни странно, Фили и Кили смогли весьма быстро.       Они шли к девушке, на ходу рассматривая оружие. Почти каждый гном рожден на свет кузнецом, и каждый без исключения – воин, даже если никогда не участвовал в настоящей битве, поэтому незнакомое оружие не могло не привлечь внимания. Легко поигрывая саблями в воздухе, Кили практически как ребенок любовался игрой солнечных бликов на голубоватой стали незнакомой ему ковки, и пусть оружие было выковано людьми, претензий к его качеству почти не возникло. Ну, разве только одна. — Они слишком легкие! — воскликнул Кили, остановившись возле Рейневен. — Как ты ими вообще можешь сражаться? Глоин, правда, сказал, что ты лихо управляешься, но мне как-то не верится, что ими вообще можно кого-то убить! — А мне вот не верится, что гном может быть лучником, — не удержалась от добродушной колкости Рейневен, возвращая оружие в ножны. Кили фыркнул, а его брат хохотнул, хлопнув младшего по плечу.       Через пару часов, завершив похороны, подкрепившись и отпустив троих пленных на все четыре стороны, перед этим раздев донага, чтобы хоть как-то проучить, гномы взяли под уздцы лошадей, которых было решено продать при первой возможности. Обратная дорога прошла без приключений, но затянулась ввиду того, что из-за лошадей приходилось выбирать другой маршрут. К концу дня Рейневен чувствовала себя полностью обессиленной и еле передвигала ноги, вдобавок разболелась голова и лишь гордость, да нет-нет, да посматривающие на нее с любопытством гномы, не позволяли ей окончательно пасть духом.       Рейневен ужинала в стороне от отряда. Гномы, наслышанные о проявленной ею храбрости, неоднократно за вечер приглашали девушку занять место у костра рядом с ними, но она вежливо отказалась, сославшись на нездоровье. Её поняли и перестали настаивать, однако Оин, не забывший про обещанный отвар, принес ей оный с уверением в том, что вскоре она найдет в себе силы не только ужинать в их компании, но сможет даже и послушать несколько песен.       Между собой гномы решили, что ей нелегко после того, как пришлось убить несколько сородичей, но о настоящей причине никто и не догадывался. Рейневен попросту не хотела сближаться с ними еще больше. На рассвете она отправится назад, к своей прежней жизни, и вряд ли когда еще встретит эту теплую компанию, похожую на семью, которой у неё давно не было. Поэтому, чем меньше воспоминаний о проведенном вместе времени у нее останется, тем проще будет забыть.       Борясь со сном и размышляя, вправе ли она взять себе одну из лошадей, Рейневен методично перекладывала в котомке свои вещи и заворачивала в дорогу немного еды, оставшейся с ужина. Пройдя через располагающийся на ночлег лагерь, Торин остановился за её спиной, ничего не предпринимая и молча наблюдая за сборами. Рейневен заметила его приближение сразу, но не торопилась обернуться. Сердце предательски ускорило свой ход, девушка закусила губу и стала еще более сосредоточенно рыться в котомке. Пальцы ткнулись в маленький холодный предмет на самом дне, и девушка недоуменно подцепила его, чтобы вытащить. На ладони лежал серебряный зажим для волос, принадлежавший тому, кто сейчас стоял за ее спиной. Рейневен поспешно сжала кулак, чтобы гном ничего не увидел.       Усталый, с тупо саднящей раной на голове, Торин не хотел ложиться, не поговорив с Рейневен. За последние сутки у него не было возможности подумать о том, что произойдет после освобождения, приходилось все время спасать свою или чью-то еще шкуру, но на обратном пути в лагерь до него дошло, что завтра утром он её уже не увидит. В первый раз ему почти удалось вычеркнуть знакомство с Рейневен из своей памяти; Торин и не рассчитывал, что встретит ее вновь, но случилось иначе. Судьба снова свела их. Они разделили опасность и заточение на двоих, пролили кровь в одном бою, вместе вкусили победу и свободу. После такого забыть будет невозможно никому. — Собираешься уходить? — наконец спросил он, первым нарушив напряженную тишину. — Завтра на рассвете, — Рейневен нехотя, мельком взглянула на темный силуэт гнома и снова занялась своими вещами, но её спина осталась слишком напряженной и неестественно прямой. — И что будешь делать? — Наверное, отдохну пару дней, а потом найду какую-то работу. Или работа найдет меня. Все как всегда, и никаких неожиданностей, — Рейневен произнесла это вслух и ощутила внезапную пустоту. Привычная жизнь, сложившийся уклад которой её прежде полностью устраивал, теперь показался ей тусклым и неинтересным, наполненным обыденностью по самый край, таким серым и безрадостным, словно из неё вырвали солнце. Будет очень трудно вернуть себя в привычную колею. Если вообще получится. Если вообще захочется. — Тебя дома кто-то ждет? — У меня нет дома и ждать меня некому, — она закусила губу. Стало еще более тошно. Почему она раньше никогда не думала о том, как на самом деле одинока и безрадостна ее жизнь? Ведь Рейневен встречались счастливые дружные семьи, и не одна такая семья с радостью принимала девушку в своем доме в любое время, но почему-то именно после знакомства с гномами она остро ощутила своё одиночество. — Тогда зачем тебе возвращаться? — тихо спросил гном.       Рейневен резко вскинула голову и уставилась широко раскрытыми глазами на бледное в свете растущей луны лицо мужчины. Синие глаза Подгорного Короля так же неотрывно смотрели на нее, как всегда грустные, как всегда пронизывающие насквозь. Догадывался ли он, что она весь вечер задавала себе тот же самый вопрос? — А разве у меня есть выбор? — пожала она плечами, стараясь говорить как можно более равнодушно. — У тебя свой путь в жизни, Торин Дубощит, а у меня свой. Как-то ты мне уже об этом сказал. — Пути могут быть разными. А вот направление одно, — сердце Торина ухнуло вниз, как камень в пропасть, а затем пустилось в отчаянную скачку в грудной клетке. С каждой минутой он все больше понимал, что никогда не простит себе, если позволит ей завтра уйти. И неважно, чем это для него закончится. — Ты... — Рейневен вопросительно посмотрела на гнома, не решаясь произнести вслух свою догадку. — Да, — Торин абсолютно не сомневался, что оба они сейчас думают об одном и том же, поэтому не стал говорить ничего вслух. Рейневен смогла только кивнуть, слишком изумлённая словами Торина, чтобы что-то отвечать. Да и что бы она ответила, если одно его слово моментально выбило у неё почву из-под ног? Благо сейчас темно, и он не может видеть её лица, уж больно дурацкое выражение на нём сейчас застыло. Гном тем временем отвернулся от нее и смотрел куда-то вдаль, борясь с самим с собой, чтобы не переиграть все обратно. Странное волнение улеглось, в душе стало спокойно и мирно, как не было уже давно. Будто бы всё встало на свои места, сердце успокоилось, но вот голос разума отчаянно вопил и пытался достучаться до него. Взяв себя в руки, решительно отметая сомнения, Торин обернулся и ровным, даже равнодушным, голосом произнес, прежде чем уйти к месту своей ночевки: — Ложись спать. Подъем будет ранним. Мы и так слишком много времени потеряли здесь.